Ведарь

Глава 5

— Эй, тут ещё один! — резкий голос и жесткие пощечины грубо вырвали из темноты забвения.

Яркий луч фонаря бил по глазам, ослеплял даже через сомкнутые веки. Чтобы заслониться от густого света, попытался поднять руку. Не смог. Еле-еле удалось разодрать слипшиеся ресницы.

— Очухался? — фонарь переместился в сторону.

Я кивнул в ответ и тут же пожалел о неосторожном поступке — черепная коробка загудела, словно рядом ударили в огромный колокол. Сырая земля закружилась, деревья устроили жаркий хоровод, звездное небо ринулось вниз. Темная ткань с россыпью серебристых точек поглощала в себя, в бездонную глубину, в сырую прохладу. Опять туда, в чужое тело…

— Э-э-э! Завязывай бухаться в обморок, чай, не кисейная барышня! — снова хлесткие удары по щекам, и в ноздри ворвался едкий запах нашатыря.

Тошнотворный дух слегка развеял марево, немного прояснил голову, и я попытался приподняться. Снова на берегу Тезы. Как же всё болит!

— Куда ты? Лежи! Пока не проверим — даже не дергайся! — рука, пахнущая нашатырем и ещё какими-то лекарствами, мягко прижала к земле.

Прошло ослепление фонарем, и глаза привыкли к темноте. Я осторожно огляделся, стараясь излишне не шевелить головой. Рядом глинистый обрыв, покачивались пожухлые пучки рыжей травы, вылезали белесые корешки растений. Слева текли спокойные воды Тезы, где блики фонарей гонялись за широким блюдом луны.

Возле меня суетились два врача, осматривали, ощупывали. Через разбитые губы вырывались стоны, когда болезненно задевали ребра. Помогал со светом высокий милиционер, на кожаном поясе беспрестанно бубнила рация, перекликались озабоченные голоса. Между деревьев мелькали яркие лучи ручных прожекторов. Откуда столько народа?

— Как там Женька? — разбитые губы еле поднимались, распухший язык казался сучковатым поленом в узкой печной топке.

— С ним все в порядке, синяки, ушибы да сломанный нос. Сейчас показания дает, — ответил молодой врач, чьи стильные очки блеснули в свете фонаря, — Ты-то как — встать сможешь?

— Попробую, если немного поможете.

Четыре руки бережно подхватили с двух сторон и попытались приподнять, но судорога разрядом тока хлестнула по груди, и тело выгнулось дугой, вырвалось из поддерживающих рук. Вдобавок я приложился головой о твердую глину — происходящее отпрыгнуло в зияющую пропасть темноты.

Снова нашатырь и трубный крик:

— Носилки сюда! Здесь «тяжелый»!

— Держись, дружище! А то нашатыря не напасемся! — обдал запахом лука пожилой врач.

Куда подевался охотник с арбалетом, старик с землянкой? Неужели всё привиделось, пока я лежал без сознания?

Легко спрыгнув, к нам присоединился худощавый мужчина. Серый плащ колыхнулся от приземления. Колючий взгляд мельком скользнул по мне, фонарь в руках обшаривал прибрежную бровку. Краем глаза я заметил, как тип снял с раскидистой вербы небольшой комок и быстро убрал в нагрудный карман.

Сверху спустили носилки, в шесть рук меня аккуратно положили на пахнущую формалином ткань. Закрепили широкими ремнями, чтобы не упал при переноске, или чтобы не сбежал.

— Ох, и здоровый же ты! — пропыхтел молодой врач.

— Это я ещё не жрамши, — я с трудом раздвинул губы в улыбке и почувствовал, как что-то теплое поползло по подбородку.

Уничтожить! — в голове всё ещё гремели мысли неизвестного охотника.

— Если шуткуешь, то, значит, жить будешь. В отличие от твоих друзей, — пропыхтел врач, забираясь на обрыв.

— Отставить разговоры! — скомандовал «серый плащ».

— Каких друзей? — я повернул голову.

Череп откликнулся ноющей болью, но открывшееся зрелище заставило о ней забыть.

В мельтешении фонарных лучей виднелись прямоугольники простыней, под ними угадывались очертания человеческих тел, застывших в разных позах. На белых полотнах расплывались красные кляксы. В скудном освещении четыре простынки казались заплатками на грязной поляне. По территории сновали люди в милицейской форме, мелькали белые халаты.

Две немецких овчарки, как по команде, повернули головы в сторону моих носилок, из распахнутых пастей полился оглушающий лай. Присутствующие разом повернулись к предмету переполоха, несколько милиционеров схватились за кобуры. Собаки бросались к носилкам, и кинологам с трудом удавалось удерживать разбушевавшихся зверей. Резь жестко ударила по нервным окончаниям, вызвав судорогу. Ремни затрещали, но удержали на месте, пока тело пыталось закрутиться узлом.

— Чего это с ними?! — прокричал кинолог.

— Не знаю, одурели от крови, наверное! Фу, Граф! Место! — скомандовал другой, оттаскивая мускулистого пса.

Врачи аккуратно пронесли носилки поверх кустов. На выходе из рощицы подлетел озадаченный Евгений, на чьем носу белел толстый пластырь:

— Слышь, Санек, ты как? Ну и поломали же, черти! А тут та-а-акое было!

Евгения оттеснил в сторону сумрачный тип в сером плаще:

— Тихо-тихо, не надо разговаривать! С другом увидитесь позже. Эй, лейтенант, почему отпустили гражданина? В машину, быстро! Показания от и до!

Подскочивший милиционер взял Евгения за локоть, к кокарде лихо взлетела рука, и они удалились к бело-голубому «УАЗику». На дороге сверкали проблесковыми маячками пять милицейских автомобилей и несколько машин «Скорой помощи». Стартовала одна из белых карет, противно взревела сирена. Сырой осенний воздух состоял из блеска разноцветных мигалок, света фонарей и лая собак.

Высыпавшие из «Ш.П.» студенты оживленно обменивались догадками о происшедшем. За плотной толпой я смог-таки разглядеть Юлю с подружками и ободряюще подмигнул. Девчонки смотрели на меня, ошеломленно округлив глаза. Юля прижимала к губам платочек. Да уж, лежащий на носилках, перетянутый ремнями, грязный, в изорванной одежде — я представлял жалкое зрелище.

— Ваша знакомая? Она тоже присутствовала здесь? — бросил человек в сером плаще.

Худощавый постоянно находился рядом с носилками и увидел, куда я смотрю.

— Нет, на дискотеке познакомились. А что тут произошло? Неужели мы с Женькой всех уделали? — спросил я, когда остановились у кареты «Скорой помощи».

— Это ещё предстоит выяснить! — процедил «серый плащ», и резко мотнул головой по направлению моста.

Теперь я проследил за взглядом стальных глаз и с удивлением увидел потупившуюся Юлю, что начала пробираться сквозь толпу, почти волоча за собой подружек.

Носилки погрузили в машину. «Серый плащ» залез следом и уселся на скамейку у стены, из кармана показался коричневый блокнот и дешевая авторучка. Я уставился в белый потолок, кругом висели шланги капельниц, пахло формалином.

— Степан, два кубика лидокаина, и приготовь дипроспан, — кинул пожилой врач другому, что уже находился внутри «Скорой».

— Рассказывай, что случилось! — донесся холодный голос.

— Да подождите вы допрашивать! — проворчал пожилой врач, набирая в шприц какую-то жидкость. — Сейчас сделаю блокаду, а то по нашим дорогам рискуем не довезти до больницы.

«Серый плащ» недовольно замолчал, я же почувствовал, как в ногу вошло острие иглы. Двигатель машины заурчал громче и «Скорая» тронулась с места.

Два врача в возрасте утерли пот со лба. Негромкий разговор заглушал шум мотора и ревущая сирена. До ушей доносились обрывки слов «укусы», «порванное горло», «нож».

«Серый плащ» внимательно смотрел на меня. Ручка нервно черкала по листкам блокнота. Боль понемногу отступала, не дергала неожиданно, а переходила в терпимое состояние, как несильное зубное нытье, с которым постепенно свыкаешься. Да ещё и лед приложили, холод приятно остужал разгоряченную кожу.

Откуда же на земле простынки с алыми пятнами?

— Что случилось на поляне? Вы можете рассказать? — я взглянул на человека с блокнотом.

— Давай сперва познакомимся — Владимир Александрович Голубев, следователь по особо важным делам. Ты видел, что на вашей разборке погибли четыре человека, ещё трое находятся в реанимации. Так что рассказывай с самого начала! — скомандовал следователь вместо пояснения.

Я превратился в один ноющий кусок страдания. Даже блокада отступила после услышанной новости. Глаза скользили по салону «Скорой», останавливались на колючем взгляде следователя. Скуластое лицо с немного вздернутым носом напряглось в ожидании ответа.

— Александр Владимирович Алешин, студент Шуйского индустриального техникума, — я с трудом выдавил из себя, пока в голове гремела мысль о четырех убитых.

«Уничтожить! Ненавижу!» — возникли мысли охотника.

Это сделал я?

— Хорошо, Александр, расскажи, что ты помнишь! — скомандовал следователь.

От моста до больницы пять минут пути, так что я успел вкратце рассказать о драке и даже ответить на некоторые уточняющие вопросы. Врачи прислушивались к нашему разговору.

По-разбойничьи свистнули тормозные колодки, легко открылась дверь в промозглую тьму. Подлетевшие санитары вытащили носилки, больничная каталка скрипнула колесиками, когда дерматиновая поверхность приняла отстегнутое тело. После теплой машины морозец пробежался по коже.

— Давай, аккуратнее, вот так вот! Ага. Эх, и здоровый же парень, такому на завод идти, а не пьяными драками заниматься — пробурчал один санитар другому.

— Закончу техникум и после армии устроюсь, — пообещал я мужчине. Тот лишь скептически хмыкнул, мол, знаем мы вас — юристов и экономистов.

Серое здание больницы смотрело в небо глазницами окон, в половине горел свет. Словно дверь в рай распахнулась белая дверь, и на пороге возникла женщина внушительных размеров:

— Ещё один? Как состояние?

— Лучше, чем у предыдущих, но нужно полное обследование. Ребра и потери сознания, — отрапортовал один из врачей, когда меня заносили внутрь.

Следом скользнул и Голубев. Худощавая фигура двигалась с грацией балерины, но от этой «балерины» тянуло опасностью.

За дверью протянулся желтый коридор с множеством дверей. У стен прикорнули покрытые потрепанным кожзаменителем коричневые стулья. Несколько ламп дневного света периодически мигали, заставляя вспоминать эпизоды из фильмов ужасов. Длинный полутемный коридор и мигающие лампы. В воздухе царил густой запах — букет немощи, мучений и страха смерти. Дух болезни щедро сдобрен смрадом хлорки.

— Вы кто? — осведомилась врачиха у следователя.

Тот, не глядя, вынул корочки и раскрыл перед носом врачихи. Женщина кинула взгляд на удостоверение, более пристально посмотрела в глаза следователю. Командирским тоном, не допускающим возражения, заявила:

— Подождите пока в коридоре, когда закончим — вас позовут.

— Я должен быть с ним! — следователь угрожающе шагнул вперед.

Худое лицо перекосила недовольная гримаса.

— Я велела подождать в коридоре! Или буду вынуждена позвонить вашему начальству и сообщить о том, что вы препятствуете оказанию первой медицинской помощи!

Похоже, что у врачихи накопился изрядный опыт общения со служителями закона. Санитары восхищенно переглянулись, они-то опустили головы после возникновения красной книжечки.

Неразборчиво пробурчав под нос, следователь отошел в сторону и водрузил седалище на коричневое сиденье. За каталкой проследовал немигающий взгляд, от которого по коже побежали мурашки.

— Несите в смотровую, я сейчас подойду, — врачиха устремилась по коридору.

Каталку завезли в комнату, разделенную пополам голубоватой шторкой, санитары переложили меня на кушетку.

— Слушай, парень, а что у вас там произошло? Чего так много мертвых? — спросил санитар, что жаловался на пьяные драки.

— Не знаю, я не помню ничего.

— Ну ладно, отдыхай, завтра расскажешь, — санитар похлопал меня по плечу, и я остался один.

Четверо убитых, трое раненых, и у Евгения нашлепка на носу, ещё и сон не выходит из головы. В черепной коробке путались, толкались и налезали одна на другую разные мысли. Чтобы отвлечься от них я решил открыть шкафчик рядом с кушеткой. Стеклянные дверцы изнутри занавешены белой тканью, и что же там находится?

Но едва протянул руку, как от двери раздалось:

— Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Не боишься повторить её участь?

В дверях улыбалась знакомая врачиха, полная рука по-хозяйски уперлась в бок.

— Извините, — пробормотал я, — ни разу не лежал в больнице, палаты видел лишь по телевизору. Вот и захотелось самому убедиться — правду там показывают или выдумку сценаристов.

— Ни разу? Интересно, — задумчиво сказала врач. — Ну ладно, давай посмотрим, что там у тебя поломалось.

Далее пошло обследование: рентгенография, вопросы и ответы, постукивание и пальпация, свечение в глаза фонариком и другие прелести больничного обихода, с которыми в той или иной мере каждый знаком. К осмотру присоединились два пожилых врача.

В результате обрадовали, что сломаны два ребра, на четырех обнаружены трещины, повреждение грудного позвонка, и апофеозом — сотрясение мозга третьей степени. Синяки, ссадины и ушибы не принимались во внимание.

Потом гипс, закрепили шею, чтобы излишне не тряс головой. Очередная порция обезболивающего. В принципе можно и не колоть, так как боли почти не ощущал, но плотная врачиха настояла.

В ходе процедур я узнал, что на наше побоище слетелась толпа бродячих собак. Почуяв запах крови, дворняги впали в бешенство, поскольку и у погибших и у тех, кто в реанимации, на теле обнаружены следы огромных зубов. Оставшийся невредимым парнишка (понял, что говорили о Евгении) успел залезть на дерево и слегка спятил от увиденного. Так решили, потому что молодой человек упорно твердил о каком-то большом черном звере, выпрыгнувшем из кустов и сотворившем кровавую резню. Как же много пропустил, валяясь без сознания! Хотя я и увидел что-то другое, непонятное.

Взамен грязной и порванной одежды выдали синий выцветший халат, пахнущий лекарствами, и свистнули санитара. Молодой, словоохотливый парнишка быстро установил, что я ничего не знаю, проследовал разочарованный вздох и рекой полились анекдоты.

Так мы и поднялись на четвертый этаж, санитар трепался, а я лежал на каталке и перебирал догадки о происшедшем, рассеянно улыбался, когда наступала пауза, возвещающая о конце анекдота.

— А ты что знаешь о случившемся? — поинтересовался я у парня в очередную паузу.

— Да об этом вся больница гудит, докторов из постели вытащили — пытаются оставшихся троих откачать. Не говори только, что ту кодлу с другом отхреначили. Этак лихо порвать — никакой силы не хватит. Ой, ладно! Вон тебя дожидаются. Не люблю я этих людей, почему-то, — парнишка кивнул на сидевшего следователя.

Рядом с Голубевым маячили два здоровенных милиционера. Вызвали для подкрепления? Для охраны?

Я вновь услышал мысли загадочного охотника: ненавижу! Уничтожить!

Жесткая каталка прокатилась несколько метров, и санитар толкнул крайнюю дверь. От щелчка выключателя зажглась тусклая лампочка, я почти услышал, как она жаловалась на потревоженный покой.

Палата, похожая на детский деревянный пенал (или гроб?), радушно встретила четырьмя койками, прикроватными тумбочками и цветком в горшке, доживающем последние дни. На койке у окна спал черноволосый мужчина и, разбуженный вспыхнувшим светом, тут же поднял кудрявую голову.

— Что такое? Я просил никого не подселять! Серега! Вот оторву уши и сложу в биксу, тогда будешь знать, чем старших слушать! — пробасил мужчина густым и сочным голосом.

— Наталья Павловна велела! А я что? Я ничего, — санитар испуганно попятился, явно струхнув от угрозы. Как за живым щитом, студент спрятался за моей каталкой.

Мужчина махнул на него рукой, мол, завози, и весельчак помог мне перебраться на кровать, заскрипели просевшие пружины.

— Вы можете быть свободны, — отчеканил следователь, обращаясь к парню, и того как ветром сдуло.

— А вы кто такой? — спросил дядька, сев на кровати.

Ого, какой здоровый — под два метра ростом да ещё широченный в плечах, из-под майки выбивается густой шерстяной покров, волос пореже кудрявится на руках и ногах. Может зимой на снегу спать без одеяла, даже насморк не подхватит.

— Попрошу вас выйти на пятнадцать минут, сейчас запишу показания, и вы вернетесь к прерванному отдыху! — сказал следователь.

Перед носом мужчины распахнулись коралловые корочки. Мужчина пробежался по строчкам взглядом, сравнил фото с оригиналом и пробурчал:

— До утра нельзя подождать?

— Повторяю — прошу вас выйти на пятнадцать минут! — проговорил следователь сидящему мужчине, и кинул в сторону двери. — Прапорщик! Проводи мужчину!

— Ну ладно, раз дело важное — пойду, прогуляюсь, — дядька сунул волосатые ноги в тапки, халат затрещал на могучих плечах.

Мягко ступая, мужчина вышел из палаты. Мощный, здоровый, словно племенной бык, что встал на задние ноги, он повернулся боком, чтобы выйти из палаты. Двери явно не были рассчитаны на таких пациентов.

Голубев сел на кровать напротив, осмотрел больничную палату, в руках появился прежний блокнот:

— Никогда не любил больничку, от самого воздуха здесь можно заболеть. А уж если подумать, сколько на этой кровати умерло человек…

— А что вы ещё хотите узнать? Я вроде бы вам всё рассказал, — спросил я, обрывая ненужные философствования.

Глаза слипались, от пережитого накатила тяжелая усталость — хотелось лечь и заснуть, а наутро вспомнить происшедшее как кошмарный сон. И драку, и то, что увидел в забытье. Но, увы, рядом сидел любопытный мужчина и вряд ли от него легко удастся избавиться.

В ответ Голубев пожевал губами. Взгляд стальных глаз ещё раз обежал небольшое помещение, скользнул по закрытой двери и уперся в меня:

— Откуда ты знаешь Юлю? И как часто вы встречаетесь?

— Я же говорил — познакомились на дискотеке, раньше в техникуме видел. А какое она имеет отношение к происшедшему? — я удивился этим вопросам.

— В принципе никакого, вот только ты не должен с ней видеться, или разговаривать! Надеюсь, понятно объясняю? — следователь приблизил скуластое лицо.

— Да что тут такого? Мы познакомились, угостил минералкой и всё. Даже не успели поговорить толком, когда началась эта канитель. И почему мы не должны с ней встречаться?

Следователь отвернулся. Встал с кровати и подошел к окну. Похоже, что увядший цветок интересовал его больше, чем мои слова. Но я ошибся. За малую долю секунды Голубев преодолел расстояние от окна до кровати и завис тяжелой глыбой надо мной.

— Потому что я этого не хочу! И если увижу рядом — закопаю! Понял? — следовательское лицо наливалось красным.

Руки едва заметно дрожали, видно, что следователь с усилием сдерживал себя, чтобы не ударить лежащее тело. Ну здрасте, вот и познакомился с папашкой. Голубев по возрасту Юле в отцы годился, вряд ли они являются любовниками. Хотя, сейчас такое время, что удивляться не приходится.

— Владимир Александрович, может, увидимся завтра? Спать жутко хочется — устал! Да и поздно уже, а вы вопросы, не касающиеся дела, задаете. Закончим на сегодня, а? Вдруг завтра что-то новое всплывет? — лишь бы избавиться от Голубева, не хватало ещё и с ним поругаться.

Он резко дернулся, из поясной кобуры выскочил вороненый пистолет. Я невольно вжался в заскрипевшую кровать.

— Не слышал ответа на вопрос! Ты понял, что не должен приближаться к Юле? Или поиграешь в героя? Я могу сделать во лбу аккуратную дырочку, а в отчете напишу — застрелен при попытке бегства. Дружка разговорим, и он признается, КТО завалил тех отморозков. Тебе фиолетово будет, а другу вряд ли захочется зону топтать. Так что повторяю в последний раз — ты понял? — от оружия пахло порохом и машинным маслом.

Пистолет мелко дрожал, выдавая напряжение следователя. Из-под бровей полыхали горящие яростью зрачки. Я испуганно кивнул — всё что угодно, лишь бы ушел, унес свинцовых пчел.

— Ну, вот и хорошо, сейчас отдыхай. Увидимся позже, Сашок! — Голубев подмигнул и пистолет вернулся в привычное место обитания.

Блокнот нырнул во внутренний карман плаща. Голубев неторопливо отошел к двери и с ухмылкой произнес:

— Так говоришь, они первые напали?