Ведарь

Глава 15

До вечера я пытался пронзить твердые слои, горки песка осыпали кадушку. Подушечки онемели, то и дело приходилось растирать пальцы, края ногтей посинели от прилившей крови до цвета спелых слив. Хотелось бросить всё и растянуться на скамейке, но лишь взгляд падал на стоящие чучела, как я вновь начинал взрыхлять песок.

Травяной настой ополовинен, жутко хотелось в туалет, но не в угол же идти, потом самому же придется нюхать. Наконец дверь скользнула в сторону. На этот раз я услышал легкий стук — сиденье в глухом помещении обострило чувства.

— Ну что, Монте-Кристо, выходи на свободу. К окнам не подходи! — тетино лицо опять превратилось в сморщенное яблочко.

— Пусти в туалет, злая надзирательница! Даже у Монте-Кристо были такие удобства! — ответил в той же манере.

— Шуруй, страдалец! Про туалет-то я и забыла, зато потренировал терпение, — донеслось вслед.

Длинный коридор казался бесконечным, пока я летел на выход. Луч фонаря мотался по земляным стенам, деревянным стуком отзывались лежащие доски.

Осенняя ночь встретила прохладой и слабым мерцанием звезд. В городе не замечаешь огромного пространства над головой, зато в деревне очень хорошо видно раскинувшийся черный купол с поблескивающими вкраплениями белых точек и крадущимся серебряным диском. Тётя Маша встретила меня в дверях. Накинутый серый плащ, резиновые сапоги, к спине прижался холщовый рюкзак — она явно приготовилась к походу.

— Быстренько одевайся и пошли. Надень куртку с капюшоном, для всех ты ещё в бегах, и так сегодня приезжала милиция. Помыкались-поспрашивали, да и уехали ни с чем, но кто-то днем ощущался возле села. Непонятный какой-то, злой. Не смогла почуять, если перевертыш — то очень сильный. Хотя последнего оборотня такой силы уничтожил твой отец, — тетя говорила задумчиво, словно беседовала сама с собой.

Я накинул куртку, по ноздрям ударило чем-то резким, пряным, чихнул и попытался вытереться рукавом.

— Не смей! Твой запах не должен оставаться на одежде! — одернула за руку тетя.

— Ладно-ладно. А что за оборотни «такой силы»? — спросил я, пока натягивал кроссовки.

— Первые из оборотней, они обучали и руководили своими стаями. После уничтожения самого главного, — на этом месте тетка вновь споткнулась, — твой отец отошел от охоты. Оборотни на время притихли, пока год назад не появился кто-то ещё. Тогда и начали пропадать ведари, кого-то находили разорванным, другие исчезали без следа. Ну, оделся? Пойдем.

— Куда же смотрят власти, если такое творится у них под носом?

— А с чего ты взял, что у власти нет перевертней? Или не ты недавно попал «случайно» в камеру с перевертнем? Замалчивают и всё.

— Тетя, а что за круг мы идем замыкать? — спросил я возле калитки.

Тетя развязывала хитрый узел на веревке с мешочками. Веревка опоясывала забор по кругу, как меловой круг в гоголевском «Вие».

— Круг защиты. Пока ты не научился защищаться, он куполом закроет нас от проникновения оборотней. Недавно почуяла твой запах, вместе с запахом берендея, но увидела лишь, как проехала разбитая в хлам машина. За рулем сидел берулька, подопечный Иваныча, позже видела как он отправился обратно. Через полчаса пролетели перевертни. Тогда я поняла, что на тебя началась охота. Я приехала в Медвежье, но там меня встретил заспанный шофер разбитой машины, Федор-берендей. Как раз появился Иваныч с другим учеником, пообещали тебя доставить, я им и назвала этот адрес. На Южу я не смогла бы сделать круг, поэтому и решила отправиться сюда, в это село, — тетя распутала узел.

— Федор больничный халат утопил с моим запахом. Помогли тогда ребята здорово! — мы вышли в черноту улицы.

— Я давно договорилась с Иванычем о подобной «помощи» и, если бы меня не оказалось рядом, то тебя доставили бы сюда. Так и получилось. Взамен я задолжала ему услугу, а это очень плохо — быть должником у оборотня. Никогда не делай этого, — тетя закрыла калитку и завязала веревку.

— Почему?

— В этом случае оборотень может потребовать у ведаря простить ему убийство, и ведарь не откажет. Вот почему никогда нельзя так делать. Мы с Иванычем давно знакомы и наши одолжения исключают одно другое. То я ему помогу, то он мне поможет. Про тебя оговорено давно, когда ещё в школу пошел, — открывала мне глаза тетя.

Так на меня договор составлен между оборотнем и охотником? Вот это да.

В некоторых домах всполохами телевизора отсвечивали окна. В селе ловило всего три канала, однако люди собирались перед вечерними новостями, чтобы утром можно было обсудить мировые вести. Деревянные дома с небольшими огородами утопали в яблоневых, сливовых или вишневых деревьях, которые почти потеряли рыжую листву. В воздухе витал дымок от топящихся печей, ночи становились холоднее.

У приземистого клуба, под качающимся фонарем, скопилась местная молодежь. Слышались аккорды гитары, взвизги девчонок, смех парней — эх, мне бы сейчас туда. Мы обошли компанию по широкой дуге, стараясь не показываться на глаза редким прохожим. Негромко переговариваясь, мы вышли далеко за край села.

— Вот тут и остановимся, — тетя сдернула с плеча рюкзак.

— Что делать нужно? Командуй! — я всем видом показывал готовность помогать. Да и пальцы немного отпустило от боли.

— Буду заговаривать Защитный круг, ты же вбивай иглы в дорогу, — тетя протянула пучок блеснувших в лунном свете длинных тонких стержней.

Я повертел иглы в руках — заостренные с одной стороны, с другой же образовывали небольшие утолщения. Больше похожи на гвозди, но иглы так иглы. На протянутом молотке привлекла внимание необычная вязь на рукоятке — древнеславянские руны вырезаны умелой рукой, никогда раньше не видел подобного рисунка.

— Как только кивну, сразу же вбей иглу в дорожку. Поглядывай по сторонам, пока я заговариваю — могу и пропустить что-либо, — тетя рассыпала поперек дороги темный порошок из газетного кулька.

Шум деревьев, покачивающиеся кроны, закрывающие луну тучи — вот что составляло компанию двум путникам. Какое-то знакомое ощущение царило в воздухе. Чей-то ненавидящий взгляд скреб кожу, хотя я периодически оглядывался и никого не видел, свербение не пропадало. Словно я вновь оказался у черного джипа, и сквозь затемненные окна в меня целился зрачок пистолета.

Запах сырой листвы, будоражащие скрипы сухостоин, далекое брехание собак сопровождали наши действия. Далеко просматривалась пустынная дорога, укатанная грейдером полоса земли, кусты по краям, высокие деревья и облачное небо.

Тетя начала речитативом нашептывать какие-то малопонятные слова, я же остановился у небольшой лужи, слегка утопив острие иглы в землю. Рукоять молотка удобно расположилась в руке.

На последнем слоге, тетя кивнула и с одного удара игла ушла в землю, едва успел отдернуть пальцы. Легко взвилось облачко просыпанного порошка. Рядом тут же поставил другую иглу.

Кивок — удар, кивок — удар, кивок — удар. С неба посыпал небольшой осенний дождик.

Далеко впереди показался одинокий пешеход с фонариком. Мужчина шел, слегка пошатываясь, похоже, что возвращался с гулянки из соседней деревни.

— Теть Маш, глянь, кто-то идет! — я застыл с поднятым молотком.

— Быстро в кусты, и не высовывайся, чтобы не произошло! — тихо проговорила тетя и сунула руку в карман.

— Я тебя одну не оставлю!

— Быстро! Я справлюсь сама, не вылезай!

Я боком спустился в придорожную канаву, холодная вода тут же залила кроссовки. Почти услышал, как раздался скрип, когда я пошевелил пальцами в мокром носке. Я затаился, стараясь не дышать, фигура невысокого худощавого мужчины медленно приближалась. Порывы ветра толкали его в спину, отчего мужчина иногда подергивался.

— Зачем ты сюда пришел? Его здесь нет, ваши проверяли! Кто тебя послал? — громко спросила тетя, не вынимая руки из кармана.

— Не противься, ведарша! Меня послали следить за твоим домом, чтобы сообщить, когда он вернется! — прохрипел мужчина.

Он озирался по сторонам, слабый луч фонарика скользил по облетевшим кустам. Я вжался в землю, ощущая на губах песок, по щеке елозила мокрая трава. В ладонь впился осколок бутылочного стекла, но я боялся пошевелиться, чтобы не выдать себя.

— Его здесь нет. Так и передай тому, кто послал! Иначе я сама тебя сейчас пошлю.

— Ты обманываешь, ведарша! Не мешай и проживешь ещё немного!

— Ступай прочь, создание зла! Ты слишком слаб, чтобы тягаться со мной!

— За мной придут другие! Я ощущаю запах ведаря здесь!

Нога соскользнула в небольшую ямку, и всплеск воды громыхнул выстрелом. Я чертыхнулся про себя, но поздно, голова мужчины повернулась в сторону звука, и уголки губ поползли вверх, обнажая острые зубы.

Лицо вытянулось вперед, в свете упавшего фонаря на бледной коже заблестели крупные капли пота, заострились волосатые уши. Мужчина вскинул руки вверх, затрещала рвущаяся куртка. Поползли прорехи, показывая ватную подкладку. Руки утолщались в размерах, кожа темнела, на глазах вырастала густая шерсть. Трескающиеся губы разъехались в жутком оскале, заострились зубы, превращаясь в клыки. Судорогой мужчину согнуло пополам, и лопнувшая куртка выставила крупные выпирающие позвонки, обтянутые темнеющей кожей.

Штаны разъехались по швам, из сапог вырвались острые когти. Несколько мгновений спустя над тетей возвышался огромный получеловек-полуволк. С мощного тела сползали обрывки одежды. Тетя взирала на превращение спокойно, как на продавщицу, что отсчитывает в магазине сдачу за покупку.

— Ещё не поздно уйти! Сгинь, нечисть! — повысила голос тетя, поднимая над головой блеснувший в лунном свете кругляшок.

Оборотень огрызнулся на нее и прыгнул в мою сторону. Я инстинктивно зажмурился, почти физически ощутив, как шею пронзают клыки.

Уползай, малыш, уползай!

Раздались два шлепка и следом жалобный скулеж. Я несмело открыл глаза, подумал, что скрываться нет смысла, и слегка приподнял голову над канавой.

Между мной и оборотнем находилась пригнувшаяся тетя. Впервые увидел такую странную стойку. Втянутая в плечи голова, слегка расставленные ноги, левая рука у подбородка, в откинутой правой покачивалась на цепочке восьмиугольная звезда. Звездочка походила на те, что с ребятами делали в юношестве, насмотревшись фильмов про ниндзя. Оборотень сидел на задних лапах в трех шагах от тети, широкий язык зализывал глубокую рану на предплечье. Ненавидящие глаза светились в темноте ярко-красными прожекторами.

— Последний раз прошу — уйди и останешься жив!

— Нет! Он должен умеррреть! — прорычало существо и молнией метнулось к тете.

Тетя Маша, всегда такая добрая и понимающая, дождалась приближения летящего зверя, и на мгновение её фигура вновь смазалась. Лапы оборотня хватнули воздух, если можно на морде собаки заметить недоумение, то именно такое выражение застыло у перевертня.

Неожиданно время замедлило ход, медленно падали капли, разбивались в круглые кляксы, маленькие прозрачные дробинки слегка приподнимались над поверхностью лужи и растворялись в мириадах себе подобных. Тетя присела под пролетавшим шерстистым телом. Рука со звездочкой ласково провела по поджарому телу, и танцевальным пируэтом пожилая ведарша ушла из-под медленно двигающегося оборотня. Даже в замедленном времени, она двигалась очень быстро.

Вдох и время вернулось к обычному течению. Дождь зарядил сильнее. Приземлившись на четыре лапы, всего в полуметре от меня, оборотень радостно ощерился. Мускулистая лапа взметнулась для удара, я опять инстинктивно зажмурился, но преодолел себя и открыл глаза, застыдившись собственной слабости.

Огорчение и какая-то обида отразились на лохматой морде. Когтистые лапы подогнулись, и оборотень тяжело рухнул. Ощутимо вздрогнула земля, принимая в свои объятия увесистую тушу, взлетели вверх брызги небольшой лужи.

Я видел два красных огонька перед собой. Горящие ненавистью глаза медленно затухали, поднятая лапа бессильно упала, в последний раз скребанули грязь заточенные когти. От черных ноздрей шла рябь по луже — оборотень ещё жив. От лохматого подбородка до паха протянулась ровная линия разреза, из неё вырывались струйки дурно пахнущей крови, виднелись белеющие кости, выползали дымящиеся мотки кишок.

— Саша, теперь выходи, и впредь постарайся вести себя потише! — приглушенно проговорила тетя.

Стряхнув кровь с краев звезды, женщина нажала на центр и острия втянулись в круглую сердцевину. Теперь на цепочке висел обычный медальон. Интересно, у меня такой же?

Аккуратно огибая тело оборотня, я заметил, что оно начало съеживаться, уменьшаться в объемах. Втягивались когти, лицо приобретало вполне человеческие черты. Вскоре на сырой земле, в луже черной крови, лежал обычный мужчина. Словно уснул летом на нудистском пляже, но сейчас далеко не лето, пляжем тут не пахнет, и ужасная рана говорит только о вечном сне.

— Вбей ему иглы в сердце, в лоб и по одной в каждую глазницу. Не кривись, чистюля! Так надо, иначе он восстановится, — тетя протянула обороненный молоток.

Предательски дрожали руки, когда подносил иглы к бледной коже человека. Грудная клетка чуть-чуть приподнималась, казалось, что мужчина загулял и уснул на дороге, если бы не вывалившиеся на землю внутренности. Меня замутило, выпитый ранее настой подскочил к горлу.

— Бей! Иначе он это сделает! — глядя на колебания, скомандовала тетя.

Ненавижу! Уничтожить!

Под иглой просела натянутая кожа, я отвернулся и ударил. Тело оборотня пронзило мелкой дрожью, человеческие глаза умоляюще смотрели на меня, окровавленные губы что-то шептали. Прислонил следующую иглу к морщинке на испачканной землей коже лба. Спутанные волосы слиплись в грязный вихор…

— Тетя, Слава с Федей говорили, что есть какой-то настой от укусов. Может, получится вылечить этого бедолагу? — я с надеждой взглянул на тетю.

— Нет, Саша, тебя обманули. Они сами оборотни, какой им ещё настой нужен? От укусов нет спасения. Бей! Он бы тебя не пощадил! — тетин голос сорвался на крик.

Игла легко пронзила лобную кость, как до этого входила в дорогу. Бледное тело выгнулось дугой и рухнуло обратно, под рукой мелко задрожало. Я не мог смотреть в молящие глаза, на ощупь приставил иглы и ударил. Молоток по рукоять ушел в мягкую плоть, на блестящей поверхности осталась комковатая слизь. Ещё одна игла — ещё один удар.

Я отбросил молоток в сторону и рвотные массы хлынули в канаву, смешиваясь с грязью, стекающей кровью, дождевой водой.

— Теперь ты понял, почему я раньше не рассказывала об оборотнях? Грязная, но нужная работа, где если не ты, то тебя… Отволоки его с дороги, чтобы никто из проезжающих не увидел, — тетя дождалась конца моего извержения.

— Жесть. Я даже не догадывался о таком, — вымученно прошептал я, тело ещё содрогалось от рвотных позывов. Рукой вытер губы, на ладони осталась желтая слизь.

— Тебе многому предстоит научиться, прежде чем сможешь выйти на бой с оборотнями. Оттащи в овраг, и быстрее возвращайся, что-то незнакомое и опасное витает в воздухе! — тетя пару раз оглянулась.

Подхватив неудавшегося убийцу за холодные запястья, я протащил тело в недавно бывшую укрытием канаву. Мокрая кожа скользила, вырываясь из рук, пар поднимался над распоротым животом. Мертвый оборотень кулем скатился в ледяную воду. Вода раздалась в стороны и бледное тело наполовину скрылось под черной грязью.

— Продолжаем круг, следи за кивками! — тетя вернулась к речитативу.

Вытерев молоток пучком прелой травы, я приготовился загонять иглы в дорогу. Дождик усилился, на луже всплывали большие пузыри. Видимость почти нулевая, помогал фонарик оборотня.

Вся работа заняла полчаса. Тетя удовлетворенно выпрямилась над последней кучкой порошка, и одобряюще подмигнула.

— Ну что, Саша, круг замкнули пойдем теперь оборотня хоронить, не след ему в канаве прохлаждаться. Найдут ребятишки, потом успокаивай их, да и милиции опять наедет куча — ни к чему это нам. Пока ночь темная нас никто не увидит! — тетя посветила фонарем в сторону канавы.

Мокрые волосы на моей голове сами собой зашевелились — в канаве не оказалось трупа. Оглянулся на тетю, та, вечно спокойная и уверенная, испуганно озиралась по сторонам. Спокойно стоявшая перед оборотнем, сейчас тётя Маша была похожа школьницу, что идет по темному парку.

— Никто так тихо не может… Немедленно уходим! Молчи и старайся ступать тише, держись за плечо, — тетя выключила фонарик и тьма спрятала нас под черным покрывалом.

Я держался за мокрую ткань плаща, спотыкался, почти ничего не видя перед собой. Спину прожигал знакомый враждебный взгляд. Как не силился, так и не смог определить — откуда он исходил. Тетино плечо вздрагивало, когда раздавался собачий лай, или трещала ветка под ногами. Я обратил внимание, что морщинистые руки подрагивали и при завязывании веревки на заборе, и при открытии двери.

— Саша, я не услышала, кто забрал тело! — прошептала тетя, снимая в сенцах сапоги.

— Может шум дождя, или мое буханье отвлекли внимание? — я тоже разулся.

— Нет, тут другое. Я ещё не встречала такого человека или оборотня, который мог бесшумно пройти мимо меня в пяти шагах. Мы столкнулись с крайне опасным противником, тебе нужно как можно быстрее обучиться. На ближайшую зиму подвальная комната будет твоим местом обитания. И не возражай! — тетя подняла суховатую ладонь, видя, что я набрал в грудь воздуха для выговора.

— Хорошо, но можно тогда с собой хотя бы горшок взять? А то я до весны вряд ли вытерплю, — хотелось как-то приободрить испуганную старушку.

— Это можно, — грустно улыбнулась она. — Выходить будешь по ночам. Я постараюсь пока быть на виду, чтобы отвести подозрения. Для всех ты в бегах, а я изображу безутешную тетушку, которая воспитала такого разгильдяя.

Люк в подвал распахнулся, тетя сунула в руки ночной горшок с крышкой. Стук захлопнувшейся дверцы возвестил о начале новой веселой жизни.

Сырой и холодный коридор, тишина и лишь мое дыхание, до самой двери думал — встретит меня кто-нибудь или дойду спокойно? Всё обошлось и я вновь очутился в комнате под землей.

Вот и знакомая кадушка с песком. Глядя на чучело оборотня, методично втыкал пальцы в спрессовавшиеся слои. Не обращая внимания на боль, смотрел в красные глаза. Фаланги входили глубже, то ли разрыхлил почву, то ли в задумчивости отстранился и забыл, что передо мной песок. Гудящая тишина перебивалась хеканьем и стуком о поверхность песка. Я думал…

Мертвый оборотень непонятно как испарился, всегда уверенная в себе тетя не на шутку перепугалась. Мда, делишки.

Все же правду гласит старая загадка «Что мягче всего на свете?» и ответ — «Рука», подложил под голову правую руку и забылся тревожной дремотой. Выныривая и проваливаясь в сон, находясь на грани сознания, я слушал — не шевельнется ли что в коридоре, не откроется ли дверь.

Беспокойный сон сменил дремоту, снился кидающийся перевертень. И отчаянное чувство бессилия, когда ты хочешь, но не можешь убежать, ноги как приклеенные. Ты знаешь, что можешь увернуться, отпрыгнуть, но тело не слушается. Остается беспомощно смотреть, как приближается враг, а в душу заползает липкий ужас. И в последний миг ты просыпаешься в холодном поту, несколько минут пытаешься унять бешено бьющееся сердце, ошарашено озираешься по сторонам.

Я проснулся от прикосновения холодной ладошки. Вскочил на ноги, готовый биться или удирать, ещё находясь в плену кошмара. На меня смотрела тетя, одетая в свободные зеленые штаны, серую рубашку опоясывал широкий пояс, из-за бляхи выглядывали медные головки.

— Чу-чу-чу, спокойней, Саша! Понимаю, что много пережил. Привыкнешь, хотя от снов никуда не денешься, — тетя виновато улыбалась. — Во снах приходят воспоминания других людей, проживаются целые жизни, может, и мы кому-нибудь снимся.

— Теть Маш, мне последнее время снятся какие-то странные сны. То родители, то в танке бьемся, или Давыдов недавно показался. И везде присутствовали перевертни, нигде не видел берендея. Может люди меньше сталкивались с ними? — я слегка расслабился, остатки сна уходили прочь.

— То память людей, которые справились с оборотнями, придет время, и берендеев увидишь. Запоминай то, что снится — когда-нибудь может пригодиться. Мне поначалу тоже разные кошмары снились, пока не научилась с ними справляться, — тетя потянулась руками вверх, разминая мышцы. — Покажи, как поладил с кадушкой? Или весь день провалялся на скамье?

— Да как ты могла такое подумать? На секунду прикрыл глаза, а ты уже по лбу постучала! Смотри, если не веришь! — и с размаху воткнул саднящие пальцы в надоевший песок.

Песок нехотя раздался и скрыл покрасневшие холки. Пальцы полностью ушли в твердые слои, я радостно улыбнулся.

— Что ж, прогресс есть, а попробуй выдернуть! Учти, песок не должен высыпаться, иначе упражнение не будет полностью законченным, — тетя удовлетворенно поцокала языком.

Целая пригоршня выметнулась вслед за отдернувшейся ладонью. Кучки песка покрывали дно кадушки с внешней стороны.

— Да, с этим пока проблемы. Но тебе нужно обучаться как можно быстрее. Поднимайся, будем отрабатывать удар, — тетя встала в свою странную стойку, — Представляй, что по твоему телу прокатываются шары. Круглые упругие мячи, и каждый шар свободно катается, но при ударе он должен оказаться в точке выхода силы. Пока трудно понять, но повторяй за мной, если что поправлю.

Я встал в стойку, сжав саднящие пальцы в кулаки. Сухонькая тетя плавно обозначила удар, остановив руку у моей груди — так сбрасывает снег разгибающаяся ивовая ветвь. Расслабленная кисть за миллисекунду до остановки сжалась в жилистый кулачок. Двинувшийся воздух пощекотал кожу груди.

Я инстинктивно свел руки вместе, пытаясь заблокировать удар, но предплечья наткнулись на толстый арматурный прут, а не человеческую руку.

— Говорила же, что ты зря используешь жесткую блокировку, калечишь свои руки, пускаешь по телу разрушающую вибрацию. Делать нужно мягко, уходя с линии атаки и проваливая противника. Оборотни заведомо сильнее, так зачем же тягаться с ними на равных, тем более, достаточно такого расстояния, чтобы тебя уничтожить, — тетя кивнула на свой кулачок, тот незыблемо висел в двух сантиметрах от моей груди.

— Да ладно, что можно сделать на таком маленьком расстоянии? Ни размахнуться, ни ударить как следует, — я не поверил и напрасно.

Тетя подняла уголки губ, и тут же последовал сильный удар, словно в грудь прилетела ракетная боеголовка. Меня отшвырнуло на пару метров, воздух просвистел в ушах. Локоть остро пробило разрядом тока, когда ударился о стену. Я выпрямился, потирая раскрасневшееся место на груди.

Тетя не сдвинулась с места, рука держалась на прежнем уровне, лишь выпрямились основные фаланги. Кулак перешел в состояние лапы, с прижатыми, как у паралитика, морщинистыми пальцами, удлинившись на пять сантиметров.

От этого меня отбросило?

— Теть Маш, ты Брюсу Ли удары не ставила? А то похожее в каком-то фильме видел, — грудь полыхала огнем, словно на мышцы положили горящую головню.

— Нет, он с другими ведарями занимался. Отведи плечи назад, левой рукой тянись вверх, а правой вниз, так быстрее пройдет. Сможешь повторить удар, или ещё раз показать? — тетя провела ладонью по серой поверхности самой крупной груши.

Я оттолкнулся от холодной стены, чучела насмешливо пялились на мою стойку.

— Помни, что шар поднимается от ноги и подкатывается к кулаку в последнюю секунду. Ноги поставь чуть шире, для большей устойчивости, руку ближе к подбородку. Старайся завершать бой одним ударом, сильным, хлестким, резким. Чуть повыше. Пробуй ещё! Ещё! Сделай медленнее, кисть прямая. Вот так закрепи и тренируй этот удар сегодня, — тетя собралась уходить.

— Теть Маш, а что у тебя за звездочка такая при оборотне появилась? — медленно провел удар, обозначив по груше.

— Так у тебя такой же медальон на шее висит, неужели не знал? Постарайся не пораниться, если найдешь, как открыть, — тетя нажала на свой медальон и с легким шелестом выскользнули желто-бордовые лучи.

Затем так же скользнули обратно.

— Здорово! А я и не знал о таком, — я повертел в руках ставший привычным медный кругляш с арбалетиком.

— Ладно, занимайся. Принесла свежий настой. Вон в углу. Так, груши здесь, на чучелах можешь потренировать уколы по уязвимым точкам. Учти, что у оборотней точки находятся за огромным мышечным корсетом, и удары должны проходить сквозь него, чтобы достигать цели. Я пойду, а то заладил ко мне участковый лазить, — под тетиной ногой скрипнула песчинка на выходе.

— Теть Маш, а чего мы прячемся? Если ты так спокойно накостыляла оборотню, то может нечего и скрываться? Наберем побольше игл, да и устроим большую охоту! Отомстим за родителей! — я шлепнул чучело перевертня по носу медальоном.

— Саш, тренируйся! Тот оборотень всего лишь недавно укушенный, поэтому так легко удалось его уничтожить. Вот лет через десять с ним гораздо тяжелее было бы справиться. Опытного оборотня так просто не возьмешь — ещё набегаешься как за ним, так и от него. А у этого мужичка даже укус не зарос, видел свежие шрамы на шее? Но куда же он потом делся? — тетя в задумчивости пощипала кончик носа. — Занимайся, Саш, хотя кровь тебе поможет, но без тренировок никак нельзя.

— Отца ты тоже по крови вычислила? — так не хотелось опять оставаться в обществе молчаливых чучел.

— Да, его и Александра. Но все, я ушла! Кто-то приближается к калитке. До вечера.

Тетя легко унеслась прочь, лишь перекатились песчинки, и вновь я остался один. Повертел в руках медальон, нажимал и так, и сяк. Проводил то в одной, то в другой последовательности, но острые края так и не выскочили наружу. Со вздохом надел обратно, приятный холодок лег на грудь.

Потянулись выматывающие дни тренировок. Пробуждение происходило так — в меня летел какой-нибудь тяжелый предмет, тетя не выбирала что именно. И если поначалу ходил с синяками и шишками, то теперь научился слышать, как при открывающейся двери меняется звук гудения электрического тока. Ловил на лету или банку с соленьями, или табуретку с утюгом. До этого встречал предметы головой или грудью под веселые смешки тети.

Один раз высказался по поводу её издевательств, накипело. Тогда тетя Маша вызвала на спарринг и так отметелила, что пропало все желание острить в ответ.

— Уважение к старшим, Саша, это основополагающее направление для развития любого общества. Передавая свой опыт, старшие продлевают себя в молодежи. А юнцы должны слушать и внимать, чтобы совершить меньше ошибок и передать больше опыта последующим поколениям. Знаешь поговорку «Бьет, значит любит»? Она выдает отношение опытных воинов к новичкам. Если воин колотит на тренировке, то отрок должен запомнить удары, и найти уходы от них, чтобы не погибнуть в первой же битве. На никчемышей не обращали внимания, и те уходили служить на кухню или в конюшни. Так что поправляйся, на сегодня урок закончен, — втолковывала тетя негромким голосом, когда я еле дополз до лавки.

Хорошо, что синяки и ссадины уходили на другой день, после крепкого сна. Я нырял в объятия Морфея, едва коснувшись лавки, а просыпался, подхватывая на лету громоздкий предмет.

Постоянно засыпал, видя перед собой дорогие карие глаза. Думая о Юле, о ней одной. На второй план уходили мысли об оборотнях и ужасах смерти. Видел, как она улыбалась мне каждую ночь.

Последнее время количество света уменьшалось, тетя меняла лампы на более тусклые. Глаза понемногу привыкали, даже ночные выходы не казались такими уж темными. Тетя Маша объясняла это тем, что нужно наращивать ночное зрение, так как оборотни чаще всего охотятся ночью.

По ночам я гулял по поднятым над землей бревнам, с каждым разом жерди становились тоньше. Падал, поднимался и снова шел, учился на ошибках.

Комнатка под землей обогревалась за счет проложенных труб. Газовый нагреватель горел у тети в избе. За провинности или недостаточно быстрое выполнение указаний — напор газа уменьшался, и я просыпался от стука зубов.

— Мы же не в Африке живем, теть Маш! Зачем тепло убираешь? Вот явишься как-нибудь, а тут на тебя четыре манекена пялятся. Вот тогда поймешь, вот тогда заплачешь, а уже поздно будет! — без особой надежды на жалость выговорил я после очередного холодного наказания.

— Ничего страшного, Саш. Вон мамонты как сохранились в мерзлоте, и ты останешься вечно молодым и красивым. А спустя тысячу лет по тебе будут изучать историю нашего края, всё же польза! — отшучивалась жестокосердная женщина.

Научился двигаться по осиновому бревну, когда тонкая кора слетала со скользкого ствола, а тетя коварно помахивала палкой. Нужно подпрыгнуть, чтобы палка пронеслась подо мной, иначе неминуема встреча пятой точки с землей.

Так развлекался и чувствовал свою крутость, пока однажды ночью тетя не предложила прогуляться по заборам. Я согласился, кошки же лазят, а я чем хуже? Пару раз сверзился с подгнивших балок, пришлось улепетывать от соседского Тузика, но, в конце концов, научился ходить неслышно.

Выпал первый снег.

Я смог пройти над будкой и вытащить кость из-под носа спящего пса. Хотел оставить её на память, как медаль, но вид худого шибздика, который не знает, каким жестоким может быть пробуждение, заставил вернуться и положить кость обратно.

Тетя радовалась моим успехам, но виду не подавала, нагружая все больше физически и морально. Тётка уговорила соседа пустить по забору колючую проволоку, а мне сказать об этом «забыла». Вот когда я подумал о ней много «хорошего» — мой взгляд пылал красноречивее тысячи слов, а изрезанные руки и лодыжки подтверждали непроизнесенное.

Однако косточку Тузика принес, бросил к ногам мучительницы и собирался горделиво удалиться в собственную келью, чтобы повыть и пострадать вволю, но вместо этого получил смачный пендель и указание отнести кость собаке обратно. В душе погрозив тете Маше кулаком, проделал и это, хотя руки и ноги дрожали от напряжения.

Собака не проснулась, пока тихо клал мозговую косточку в миску, но тут же подняла визг и лай, когда я рухнул с забора, поскользнувшись на мандариновой корке. Только что прошел по черно-белой балке и никакой кожуры не наблюдалось. Откуда шкурка там взялась?

Я лежал и смотрел в черные зрачки надрывающегося пса. Изрезанные руки горели огнем, ледяными иголочками остужал мягкий снег.

«Замолчи! Враг близко!» — я постарался передать ему свои мысли. Сам не знаю — почему такая мысль пришла в голову.

— Гав! — неуверенно ответил Тузик и замолчал.

«Тихо, волки рядом!» — песик даже жалобно заскулил.

Животные не выдерживают человеческого взгляда, но дворняга не отрывала от меня глаз. Улыбнулся псу — он едва слышно зарычал, и я тут же спрятал зубы. Тузик наклонял голову то влево, то вправо, то одно ухо поднимал, то другое. Пёс явно находился в недоумении.

«Я тебе не враг! Я смогу тебя защитить от волков!» — я смотрел ему в глаза и протянул руку между досками забора.

Сперва негромко порычал, но потом пес обнюхал руку и ткнулся влажным носом в ладонь. Мои пальцы прошлись по мокрой шерсти, Тузик тихо рычал, ощущались напрягшиеся мышцы.

Хотел ещё раз погладить и закрепить дружеский контакт, когда Тузику в нос прилетела ярко-желтая мандариновая корка. Пса моментально подменили, я еле успел отдернуть руку от укуса. Звонкий лай подхватили другие сельские собаки.

— Вот теперь урок закончен, можно и домой пойти, — тетя кинула в рот ломтик мандарина.

Половинка сочного плода полетела в мою сторону.

— Ох, тетя Маша, коварная же ты женщина! — я вздохнул как можно тяжелее и горше.

— Кстати, у меня ещё осталась «колючка», завтра будем прыжки изучать. После баланса, конечно! Но ты молодец, смог слегка повлиять на животное. Делаешь успехи, я-то думала по весне заняться одурманиванием и гипнозом. Шуруй в дом, да скидывай вещи, пусть сохнут! — тетя одобряюще пошлепала по спине.

Тренировки, сон, тренировки, сон. Перемежались едой и туалетом. Через каждые три дня жаркая баня. И снова тренировки, сон, тренировки, сон. В сильный ветер, в лютый мороз, в обильный снегопад — наши тренировки продолжались, несмотря на погоду.

К тете периодически заглядывал участковый, но ничего не находил. Сидели, чаевничали, болтали о том, о сем. Приезжали милиционеры, она сама ездила в Южу, когда вызывали на допрос.

Я находился в круге Защиты. Иногда, забывшись, натыкался на невидимую преграду. Люди и тетя Маша спокойно проходили сквозь эту стену, а я находился в добровольном заточении-убежище.

— Как так? Тетя Маша, или на тебя не влияет заговор? Почему ты спокойно можешь пройти, а я бьюсь лбом? — в очередной раз ударился о невидимую стену и посмотрел, как тетя пролетает дальше.

— Я не только от оборотней сделала заговор, но и на тебя поставила ограду. Зная тебя, непоседу, можно было бы ещё и наручи наговорить, чтобы ноги и руки сковать — но тогда не сможешь тренироваться. Пока не научишься обороняться от оборотней, будешь сидеть как в детском вольере! — тетя улыбнулась своей шутке.

Я огорченно вздохнул, окончательно рухнула надежда на тихий побег. Хорошо ещё, что приехал Евгений.