Великое посольство

15

— Да… с чего бы только? — озабоченно повторил великий посол и внимательно оглядел ряды посольских людей. — Тимошка! — окликнул он стрельца, скакавшего в походе рядом с покойным десятником. — Не замечал ли чего за Васяткой? Может, жаловался или что?

Тимошка молчал, свесив голову, грудь его тяжко и надсадно дышала.

— Слышь, Тимошка! Да езжай ты сюда! Сюда, сюда вот! Башку-то вздень, гляди на меня! Ничего, говорю, не замечал за Васяткой?

— Как не приметить… жалобился… выламывало его, а потом уж и вовсе сник…

— Чего ж он смолчал?

— Государево дело, говорил, сполнять надобно… Ой батюшки-светы!.. — И Тимошка, опустив бердыш, скользнувший на землю, как-то странно выгнулся телом и вылетел бы из седла, если бы дьяк не схватил его за пояс и не удержал на месте.

По указанию дьяка двое стрельцов сняли Тимошку с коня и уложили на кошму в стороне от дороги, на зеленой траве.

Сперва он бился в их руках, потом затих, словно немочь отпустила его, и лицо медленно покрылось тем же цветом куриной слепоты.

— Ай полегчало? — спросил один из стрельцов.

Тимошка не ответил, только тяжко, со свистом, вздохнул и чуть заметно повел головой.

По ту сторону дороги челядинцы стали копать могилу, чтобы навек схоронить тело Васятки, сына Жижина, стрелецкого десятника.

Никифор махал кадилом над мертвым телом, причетники пели положенные молитвы, и в их грубые, сильные голоса вплетался тонкий девичий голос послушника Ильи; плотники быстро ладили из нетесаных досок гроб.

Отстояв несколько молитв, великий посол неприметно поманил к себе толмача Свиридова и отошел с ним к михмандру. Тот, пригорюнившись, стоял у своего коня.

— Ну чего тебе, сказывай! — сердито спросил дьяк. — Зачем звал?

— Говорю тебе, — словно бы проснувшись ото сна, начал михмандр, — то огненная немочь, болотная горячка! Мне ли того не знать? Этот мор навел на людей туман, тогда, на ночном привале. А потом они искупались в холодной реке, и немочь распустилась в их теле, как ядовитый цветок! Твои люди умрут от огненной немочи, а мне держать за них ответ пред шахиншахом, солнцем вселенной. А шах и без того гневен на моего господина! И не сносить мне бедной моей головы! Ах, зачем ты не послушал меня…

Великий посол важно положил руку на плечо михмандра.

— Не страшись шах-Аббасова гнева, пристав, — сказал он. — Я скажу шахиншаху, что твоей вины нет в смерти моего человека.

— О, смерть не пощадит и других твоих людей!

— … в смерти нескольких моих людей, если господь то допустит. Но за что же гневен шахиншах на твоего господина?

Михмандр зло насупился и отступил на шаг:

— А зачем тебе знать об этом, царский посланец?

— Разве ж я неволю тебя? Не желаешь говорить — и не надобно. — Дьяк повернулся к михмандру спиной и пошел прочь.

Афанасий, переведя слова дьяка, поспешил за ним.

Но михмандр обогнал их и загородил путь:

— Поклянись, царский посланец, что не употребишь во зло…

— Что тебе в моей клятве? — равнодушно сказал дьяк. — Ты в аллаховой вере крещен, а я в православной, христианской. Да и стоит ли такая безделица клятвы? Я-то в простоте думал, что долг платежом красен…

Михмандр помедлил, затем доверительно склонился к толмачу и тихо сказал:

— Шахиншах, солнце вселенной… хотел похитить любимую жену из сераля моего господина…

Дьяк сердито посмотрел на михмандра.

— Скажи ему, Афанасий, не по еловы шишки ехал я за море, а по делам государским!

— Как знаешь… как знаешь… — смущенно забормотал михмандр. — А только клянусь аллахом… — Он помолчал, опустив глаза. — Ладно, я скажу тебе правду, всю правду скажу. Шахиншах прослышал, будто господин мой… замыслил отложиться от персидской державы, заключить союз с турецким султаном…

— Ну, далее, далее…

— Клянусь аллахом, я сказал тебе все, царский посланец!

— Ой ли? — Великий посол покачал головой и погрозил михмандру пальцем. — А сколь верен сей слух, достигший ушей шах-Аббасова величества?

— Это другие ханы из зависти оговорили пред шахиншахом моего господина!

— Что ж, — усмехнулся великий посол, — хвала тебе, если тебе хан дороже твоей головы. Раз так — пусть он и защищает верного своего холопа. А меня, будь добр, от этого уволь! И без тебя не оберешься хлопот…

— Но ты же обещал, царский посланец!

— Да и ты, помнится, обещал всю правду сказать, а заместо правды слушок пересказал. Слухом-то земля полнится…

— Чего же ты хочешь от меня? Я последний раб у моего хана, я сказал тебе все, что слышали мои уши!

— Сам должен знать, чего хочу. А коли ты последний раб у хана своего, так тебе и в ответе за хановы козни не быть. А уж за моих людей на тебе, на приставе, весь ответ! Вот и рассуди свою выгоду.

— Выгоду… — горько пробормотал михмандр и поник головой. — Направо смерть, и налево смерть…

— Твое дело, выбирай.

— А если не умрут твои люди, если обойдет их огненная немочь? Ведь и такое бывает…

— Дай-то господь!

— Дай-то аллах! Нет, я пока ничего не скажу тебе более, царский посланец. Ступай и хорони своего мертвого!