Великое посольство

40

Выехав прохладным ясным утром из Казвина на бескрайную гладкую равнину, окружающую город, Кузьма и его спутники ощутили острую радость, что все испытания остались позади. Правда, еще неизвестно, что ожидает их в Испагане.

Лишь порой мучила мысль: не согрешили ли они в чем в посольском деле, не причинили ли какого ущерба крепкой дружбе Москвы и Персиды? Впрочем, не пришло еще время судить о том…

Первый большой город, вставший на пути посольских людей, был Ком, прославленный гончарным и сабельным делом: комские клинки режут ткань на лету, а в глиняных комских кружках вода в жаркую пору сама холодеет. Заночевали в караван-сарае, и на первой заре снова отправились в путь. Чем дальше, тем все больше торопил Кузьма: чуть отойдя душой, он вновь был охвачен тревогой за посольское дело, за судьбу товарищей, оставшихся в Казвине. Лишь в многолюдном и богато отстроенном Кашане-городе задержались на день и на ночь.

Зато уж после Кашана-города не давал посольским людям Кузьма отдыха, пока в один из утренних дней среди гор, в обводе земляных стен, не стал перед ними стольный шахов город Испаган с тысячей дворцов, мечетей и башен.

— Велик ли город? — спросил Кузьма у вожа.

— Если захочешь объехать его за день кругом, то по сторонам не зевай!

— А много ли живет в нем народу?

— Считают — шесть раз по сто тысяч.

Вож провел посольских людей через узкие улочки, где в глиняных лачугах, похожих на печи, жила нищета.

— Отчего так? — обратился Ивашка к вожу. — Земля у вас благословенная, люди трудятся в поте лица, а живут в тесноте да в голоде?..

— Оттого, — хмуро ответил вож, — что на нашем горбу целый век живоглоты сидят…

— Это кто же такие?

— Такие уж… А за ними и всякий норовит себе долю урвать!

Кузьма оборвал Ивашку:

— Чего выспрашиваешь? Будто на Руси не так ведется…

Выехали на широкую улицу с высокими домами из обожженного кирпича, вместо стекол в окнах деревянные решетки.

Посольским людям открылось неожиданное зрелище: неподалеку от них дрались несколько десятков людей: на земле валялись убитые и раненые.

— Подождите здесь, — сказал вож, — а я сбегаю узнаю, кто с кем не поладил.

Оказалось, поссорились люди английского и голландского послов.

Вож привел посольских людей на небольшое подворье, а сам отправился в шахов дворец с вестью о прибытии московских людей.

Не прошло и часу, как явился на подворье шахов человек с десятком слуг и сказал, что шахиншах ожидает посольских людей сегодня, в три часа пополудни.

Между тем слуги разостлали на полу покоя тканую скатерть и уставили на ней всевозможные яства.

— Добрый знак, — сказал Ивашка, когда шахов человек вместе со слугами удалился с подворья.

— Кто знает, — отозвался Кузьма. — Может, оно так положено в Испагане…

Плотно подкрепившись, посольские люди в сопровождении вожа отправились в город. Тут они подивились на длинный каменный мост, переброшенный через реку Зандеруд; на ручьи-арыки, текущие по всему городу; на огромные караван-сараи — пристанища иноземных купцов и их товаров; на Девлет-Хане — шахов дворец, обведенный высокой стеной; на богатые дома именитых купцов и вельмож. Но более всего удивил посольских людей испаганский майдан, разбросавшийся на множество крытых улиц. Тут, на майдане, вели торг купцы со всего света: хорезмцы, бухарцы, китайцы, индийцы, турки, армяне, грузины, англичане, голландцы, испанцы, немцы, веницейцы. И каких только товаров не было тут — все, что только родит земля и что создают руки человеческие! Да и людей продавали на этом базаре…

В особом ряду, растянувшемся на целую улицу, торговали черными людьми из Африки, бухарскими и юргенскими пленными, персиянами, по бедности своей продавшимися в рабство, европейцами, захваченными морскими разбойниками и вывезенными на испаганский базар. От зари до заката шел тут оживленный торг.

— Глянь-ка, Кузьма, жалость какая! — сказал Ивашка, остановись перед молодой женщиной с завязанными за спиной руками. У ног ее лежали двое малышей, лет девяти — десяти мальчик и девочка.

— Чего смотришь? — обратился к нему купец. — Бери, дешево продам, последний товар остался…

И вдруг случилось такое, от чего у Ивашки шевельнулись волосы на голове.

— Братец… — услышал он тихий голос, полный страстной мольбы. — Ро́дный…

— Куземка! — крикнул Ивашка. — Это же наша, русская жёнка! Да как тебя угораздило, голубка?

— Умыкнули нас татары с Рязанщины, годов тому пять…

Купец сердито крикнул что-то женщине на своем языке, привстал и хлестнул ее толстой веревкой.

— Ну, ты! — заорал на него Ивашка, взмахнув кулаком.

Кузьма перехватил Ивашкину руку.

— Брось, Ивашка, беду наживем, — сказал он сурово. — Думаешь, мне не тяжко на такое глядеть?

Ивашка и сам теперь знал, как надо вести себя посольскому человеку, да что было делать, если не мог сдержаться от гнева и жалости. Он еще раз оглянулся на несчастную жёнку, кивнул ей приветливо и, склонив кудрявую голову, пошел прочь из этого проклятого ряда.

— Сколько я такого горя повидал! — вздохнул Серега. — Особенно на Туретчине и по ту сторону моря. Да и на Персиде немало живет пленников русских.