О, как давно со мною было это!
Но в проблесках кошмарно-вещих снов
я в образе Якопо Тинторетто[3]
опять стою на Площади Цветов.
И совесть задыхается от жара,
от близости ужасного костра……
— Целуй распятье…
Покорись, Джордано!
Но нет… Он отвернулся от креста.
Разверзлось небо… Распахнулись двери……
Вознесся вверх не усмирённый Дух,
А я рисую «Тайную вечерю» —
Где с овцами прощается Пастух
и говорит, как будто, между прочим,
что завтра будет снова чья-то казнь:
— Скажи, Иуда, ты, возможно, хочешь
в Историю всемирную попасть?
— Хочу ли я? Учитель… Что ж ответить?
Все сделаю, как скажешь… Но позволь,
Когда-нибудь пройдут тысячелетья —
я добрую сыграть мечтаю роль………
— Договорились……
(Вихрь перерождений
слепые души кружит день и ночь…)
По прихоти Небесных озарений
Я — чей-то сын, а завтра — чья-то дочь……
Прошли века……
Дуэль у Черной речки……
И выстрел оборвал последний стих…
Ушел Поэт… Шагнул в седую Вечность…
Рыдают ивы… Я — одна из них.
К воде склонилась с тихою печалью:
«Ах, где же ты, мой златокудрый Лель?»
Брел пастушок по лесу гулкой ранью —
Из нежной Ивы вырезал свирель.
И заиграла, засмеялась Лира,
окрасив Душу в теплые тона —
Таинственная, сладостная сила
была Творцом Свирели той дана.
Но вот опять горят у гроба свечи:
строг приговор и суд Небесных сфер,
Я стала Ветром,
и в ненастный вечер
случайно заглянула в «Англетер».
Предсмертный взгляд Поэта полон муки.
Тугой петлей стянула шею ночь —
НКВД заламывало руки……
А я… Я не могла Певцу помочь!!!!
Металась сквозняком, срывая шторы,
кружилась ветром… плакала… звала……
Но странный человек в цилиндре черном
уже успел завесить зеркала……
И тишина……
Пугливая Эпоха
в молчанье погрузилась, как во тьму…
Вдруг шепоток: доносчик с полу-вздоха
мне выдает билет на Колыму…
Идет этап…
Накатана дорога —
Родная колея — из века в век……
Но в этот раз, не призывая Бога,
несет свой крест советский человек.
Днем — валит лес, а ночью спит на нарах.
Я отвлеклась…
Ведь стих мой не о том…
Вы слышите? Как будто бы гитара
звучит негромко где-то за окном.
Все чище и отчетливее звуки,
а в голосе какой-то странный хрип.
О, как же мне знакомы эти руки,
так бережно сжимающие гриф!
С каким безумным, жадным упоеньем
Я слушаю «Охоту на волков»…
И презираю всем на удивленье
смешной барьер раскрашенных флажков…
А Он летит
над пропастью, по краю,
И заклинает бешено Судьбу:
«Еще чуть-чуть…… Немножко…… Прропада-ааю…
Повремени-ии! Я песню…… допою……»
О, мой Седок,
о, мой наездник певчий,
пройдет еще совсем немного дней —
я стану самой ветреной из женщин
и самой верной спутницей твоей.
Пусть отдохнут, воды напьются кони —
им дальний путь начерчен в этот раз…
Губами теплыми берет с моей ладони
пучок травы измученный Пегас.
Ну что ж пора…
И мне приспело время…
Счастливый путь! «Володя, подсади…
Пошли-ии родимые!!!» — покрепче ногу в стремя…
А сердце рвется…… рвется из груди……