Вот говорят:
в минуту смерти
мелькает жизнь перед тобой,
как кадры в старой киноленте……
А нынче утром……
Боже мой!
Душе ничто не угрожало……
Я сладко нежилась,
спала
под тёплым, лёгким одеялом…
И вдруг……
увидела себя
двухлетней, маленькой девчушкой…
Кричала,
топала ногой —
просила мне купить игрушку……
Потом стоп-кадр…
короткий сбой……
И вот уже я вижу стены
больницы старенькой (Ангарск),
а медсестра не может в вену
четвертый раз никак попасть……
Попала…
Небо… Солнце… Горы…
Вершины снежные вдали……
Ташкент —
родной, волшебный город,
столица дружбы и любви…………
Мне десять лет…
Я улыбаюсь…
В коротком платьице бегу
по полю маковому
в мае……
Гроза…
И флаги на ветру……
смеюсь… кричу… а жизнь прекрасна……
Опять стоп-кадр……
Я вижу дверь……………
Вход в реа-нима—а-ааци… аци……
Как сложно выговорить ей —
студентке, что лежит недвижно
с кровавой пеною у рта…
— Анюта… Анечка…… ты слышишь?
Очнись…… пожалуйста……
Стоп-кадр…
Я снова…
Снова вижу горы……
Но каждый шаг невыносим……
Иду к вершине…
Скоро… скоро
последний камень, а за ним……
И вот — открылась(!)
распахнулась
навстречу неба синева……
И в тот же миг душа взметнулась,
и закружилась голова……
Хочу обнять весь мир руками,
кричать…
Но эхо унесло
капризно-вздыбленную память
в одно узбекское село……
Осенний день……
Работа в поле……
Дехканин добрый… молодой
даёт мне чашку с вкусным пловом…
— Катта рахмат, хороший мой…
Сидим устало под чинарой,
вода искрится в арычке………
О, боже мой, как я устала……
Лежу на старой курпаче……
А рядом хлопковое поле —
пушистой, ласковой рекой
течёт…… течёт…
и я с любовью
касаюсь трепетной рукой
волшебных хлопковых соцветий,
чей белый, невесомый пух
мне греет сердце……
В киноленте…
разрыв…
стоп-кадр……
короткий звук…
И вновь:
Мне двадцать…
Свадьба…
Дети……
И дней сплошная череда —
где быт настолько беспросветен,
что даже память не всегда
могла фиксировать в сознанье
полёт не месяцев, а лет……
Как вдруг… толчок…
Я просыпаюсь…
а напоследок вижу свет…
И чей-то голос в подсознанье
мне шепчет:
«Стой! Ты у черты!
Пора сбываться предсказаньям,
и выходить из темноты……»
Умолк……
Но вновь добавил строго:
«Щедрот своих не умаляй,
лишь предназначенное Богу,
ты кесарю не отдавай……»