Викинги

Глава 10. О том, как Орм потерял свою цепь.

Бой за цепь шумно обсуждался по всему дворцу — в зале, на кухне, в женских комнатах. Все, кто был свидетелем поединка, старались отложить в памяти все, что делалось и говорилось, чтобы потом иметь возможность в течение многих лет рассказывать об этом другим. Особенное восхищение вызывало то, как Орм проткнул щит противника, и на следующий день исландец Стирбьорна читал стихи в стиле «льода-хаттр» о том, как опасно терять голову от пива. Все были согласны с тем, что не в каждый святочный праздник насладишься подобным зрелищем, даже при дворе короля Харальда.

Орм и Токе, однако, были прикованы к постели из-за ран, и в течение следующих нескольких дней мало от чего могли получать удовольствие, хотя брат Виллибальд лечил их раны своими самими лучшими лекарствами. Рана Токе нагноилась, он был в горячке и так метался, что четверо мужчин вынуждены были держать его, когда брат Виллибальд делал перевяз­ки. Орм, у которого было сломано два ребра и кото­рый потерял много крови, был также очень плох и слаб, у него пропал его обычно хороший аппетит. Это последнее он счел плохим признаком, который может помешать его выздоровлению, поэтому он сильно опе­чалился.

Король Харальд приказал приготовить для них одну из своих лучших спален, со стенным камином для обогрева и с сеном вместо соломы в матрасах. Многие из людей короля, и Стирбьорн тоже, пришли проведать их на следующий день после боя, чтобы поговорить о событиях прошедшего вечера и посме­яться над поражением короля Свена. Из-за них в комнате было очень тесно и шумно, и брату Виллибальду пришлось делать им замечания и в конце концов выгнать, так что Орм и Токе не были уверены, что хуже — быть в компании или остаться в одино­честве. Вскоре после этого они лишились общества своих товарищей, которые торопились вернуться домой теперь, когда рождественские праздники за­кончились. Точнее говоря, торопились все, кроме Одноглазого Раппа, который был вне закона в Листе­ре, и поэтому предпочел остаться в Йелинге. Через несколько дней задул штормовой ветер и рассеял льды. Король Свен мрачно отправился в плавание, сказав несколько слов на прощание. Стирбьорн также покинул короля Харальда, торопясь начать собирать людей для своей весенней экспедиции, и людям Орма было разрешено проделать часть пути вместе с ними, в качестве платы за поезд подменяя гребцов на вес­лах. Стирбьорну хотелось бы, чтобы Орм и Токе присоединились к его компании. Он лично пришел навестить их- в комнате и сказал, что они внесли хороший вклад в празднество и что было бы жалко, если теперь они вынуждены будут проваляться неде­лю в постели из-за нескольких царапин.

— Приезжайте ко мне в Борнхольм, когда аисты начнут расправлять крылья,— сказал он.— Для таких людей у меня найдется место на носу моего собствен­ного корабля.

Он покинул их, не дожидаясь ответа, голова его полна была неотложных дел, так что это была вся их беседа со Стирбьорном. Некоторое время они лежали молча, потом Токе сказал:

Но Орм, подумав немного, печально отвечал:

Когда большинство гостей уехало, и на кухнях стало меньше суматохи, брат Виллибальд приказал, чтобы для обоих раненых викингов был приготовлен мясной бульон и подавался им дважды в день, чтобы подкрепить их силы. Несколько женщин короля вы­звались носить бульон из кухни в комнату раненых, желая рассмотреть их поближе. Это они могли делать без помех, поскольку теперь, когда праздник закон­чился, король Харальд слег в постель, и братья Виллибальд и Маттиас, не говоря уже об епископе, были полностью заняты тем, что молились над ним и делали ему кровопускания, чтобы очистить его кровь и внут­ренности.

Первой женщиной, заглянувшей, к ним, была мо­лодая арабка, с которой они разговаривали в первый день своего визита, когда пришли к королю Харальду с колоколом. Токе вскрикнул от удовольствия, узнав ее, и сразу же попросил ее подойти поближе. Она робко вошла, неся кастрюлю и ложку, села на край его постели и стала кормить его. Вслед за ней вошла другая девушка, села рядом с Ормом и стала кормить его тоже. Она была молодая и высокая, с хорошей фигурой и белой кожей, у нее были серые глаза и крупный, красивый рот. Волосы у нее были черные, охваченные янтарным обручем. Орм ее раньше не видел, но она не была похожа на служанку.

Орму, однако, трудно было глотать бульон, потому что его раны мешали ему сидеть. После нескольких глотков кусок мяса попал ему в дыхательное горло, и он сильно закашлялся. От этого разболелась рана, что испортило ему настроение и заставило стонать от боли. Уголки губ девушки приподнялись в улыбке, а он печально смотрел на нее.

Когда приступ прошел, он сказал мрачно:

— Меня сюда положили не для того, чтобы надо мной смеялись. И вообще, кто ты такая?

— Зовут меня Йива,— отвечала она,— и до сего момента я не знала, что ты такой человек, над которым можно засмеяться. Как можешь ты, убивший лучшего воина моего брата Свена, хныкать от ложки горячего бульона?

— Меня волнует не бульон,— сказал Орм.— Рана, подобная моей, неизбежно иногда болит. Думаю, что даже женщина могла бы догадаться об этом. Но если ты — сестра короля Свена, может быть, бульон, кото­рый ты мне принесла, плохой. В самом деле, теперь, когда я подумал об этом, мне кажется, у него был неприятный запах. Ты что, пришла отомстить за ущерб, нанесенный мною твоему брату?

Девушка вскочила на ноги и бросила кастрюлю и ложку в камин, так что бульон расплескался по всей комнате. Ее глаза яростно смотрели на Орма, затем неожиданно она успокоилась, засмеялась и села опять на край кровати.

— Ты не боишься показать, что ты боишься,— сказала она.— Этого во всяком случае у тебя не отнимешь. Хотя, кто из нас двоих ведет себя более разумно — это еще вопрос. Но я видела, как ты дрался с Зигтриггом, это был хороший бой. И будь уверен, что я ни одного человека не считаю своим врагом только за то, что он нанес ущерб моему брату Свену. Давно пора было проучить этого Зигтригга. У него был ужас­ный запах изо рта, и они разговаривали с моим братом Свеном о том, чтобы я стала его женой. Если бы это произошло, он не долго наслаждался бы брачными ночами, потому что мне не доставит удовольствия любой случайный психопат, чьи фантазии я раздраз­нила. Так что, по крайней мере, я в долгу перед тобой за то, что ты спас меня от этой крайности.

— Ты — дерзкая и наглая девка,— сказал Орм,— и к тому же, несомненно, большая стерва, но так всегда бывает с королевскими дочерьми. Однако, я не могу отрицать, что ты слишком хороша для такого человека, каким был Зигтригг. Но сам я вышел из этого поединка тяжело раненным, и еще не знаю, чем это все для меня закончится.

Йива прикусила себе кончик языка, кивнула и смотрела задумчиво.

— Может быть, есть и другие люди, кроме тебя, Зигтригга и Свена, которые понесли потери в резуль­тате поединка,— сказала она.— Я слышала о твоей цепи, которой позавидовал Зигтригг. Говорят, что ты получил ее от южного короля, и что это — самое прекрасное сокровище, какое только может быть. Я очень хочу увидеть ее, и можешь не бояться, что я украду ее, хотя, если бы Зигтригг убил тебя, она могла бы стать моей.

— Трудно обладать предметом, который все хотят потрогать,— печально сказал Орм.

— Если ты так думаешь, то почему не позволил Зигтриггу получить его? — спросила Йива.— Тогда ты был бы избавлен от хлопот, которые оно тебе достав­ляет.

— Одно я знаю точно, хотя и знаком с тобой совсем недолго,— сказал Орм.— Кто бы на тебе ни женился, ему не часто будет удаваться оставить последнее сло­во за собой.

— Не думаю, чтобы у тебя была когда-нибудь возможность убедиться в правоте твоих слов,— сказа­ла Йива.— Учитывая твой нынешний вид, я бы не легла с тобой в одну постель, даже если бы ты пред­ложил мне пять цепей. Почему ты не попросишь кого-нибудь помыть тебе голову и бороду? Ты выглядишь хуже смаландца. Но скажи мне прямо, покажешь цепь, или нет?

— Хорошо же ты разговариваешь с больным,— сказал Орм,— сравниваешь его со смаландцем. Я до­лжен тебе сказать, что имею благородное происхож­дение как со стороны отца, так и со стороны матери. Сводный брат бабушки моей матери был Свен Крыси­ный Нос из Гоинга, а он, как, может быть, тебе извес­тно, был прямым потомком, по матери Ивара Широ­коплечего. Только потому что я болен, я терплю твои грубости, а то бы я давно уже выгнал тебя из комнаты. Признаюсь, однако, что мне хотелось бы помыться, хотя я еще и не в слишком хорошем состоянии, и если бы ты согласилась сослужить мне такую службу, я смог бы посмотреть, может быть, ты более искусна в других вещах, чем в умении подавать суп. Хотя, мо­жет быть, королевские дочери не умеют делать таких полезных вещей.

— Ты предлагаешь, чтобы я вела себя, как твоя рабыня,— сказала Йива,— чего раньше никто не ос­меливался мне предлагать. Тебе повезло, что в твоих жилах течет кровь Широкого Борова. Но признаюсь, что мне хотелось бы посмотреть, как ты будешь вы­глядеть после того, как тебя помоют, поэтому я приду завтра рано утром, и ты увидишь, что я могу делать это не хуже других.

— Меня надо будет и причесать,— сказал Орм.— Потом, когда ты все это сделаешь, и я останусь дово­лен, я, может быть, покажу тебе цепь.

Тем временем на половине комнаты, где лежал Токе, стало довольно шумно. Бульон и присутствие женщины значительно подняли его дух. Он смог сесть на кровати, и они разговаривали на ее языке. Ему это удавалось, но с трудом. Но руками он пользовался ловко, пытаясь придвинуть ее поближе к себе. Она сопротивлялась, ударяя его ложкой по пальцам, но не Делала больших усилий, чтобы сохранять дистанцию, и как будто ей доставляло удовольствие, когда Токе расхваливал ее красоту, насколько это ему удавалось, и проклинал свою ногу, связывавшую его движения.

Орм и Йива повернулись в их сторону, когда их борьба стала еще более шумной. Йива улыбнулась их проделкам, но Орм сердито крикнул, чтобы Токе вел себя прилично и оставил девушку в покое.

— Что, как ты думаешь, скажет король Харальд,— спросил он,— когда узнает, что гладил одну из его женщин выше колена?

— Возможно, он скажет, как ты, что крайне не­удобно обладать чем-то, что любой хочет потрогать,— сказала Йива.— Но от меня он ничего не узнает, потому что у него более чем достаточно женщин для человека его возраста. А ей, бедной девушке, мало радости здесь, среди нас, она часто плачет, а утешить ее трудно, потому что она почти ничего не понимает из того, что мы говорим. Поэтому пусть тебя не бес­покоит, что она немного поиграет с человеком, чьи комплименты она понимает, и который, кроме этого, еще и храбрый парень.

Орм, однако, настаивал, чтобы Токе контролировал себя, пока они пользуются гостеприимством короля Харальда.

Токе тем временем несколько успокоился и сейчас только держал девушку за одну из кос. Он уверил Орма, что причин для беспокойства нет.

— Потому что никто ни в чем не может меня обвинить,— сказал он,— пока моя нога в ее нынеш­нем состоянии. Кроме того, ты сам слышал, что король Харальд приказал маленькому монаху сде­лать все необходимое, чтобы нам было удобно, за тот укорот, что мы сделали королю Свену. Ну, а как всем известно, я такой человек, которому для удоб­ства необходимы женщины, а эта женщина кажется мне восхитительной представительницей своего пола. Я не знаю ничего, что сильнее помогло бы моему выздоровлению. В самом деле, я уже чувствую себя лучше. Я сказал ей приходить сюда как можно чаще, ради моего здоровья. И я не думаю, что она меня боится, хотя я и несколько смело поухаживал за ней.

Орм поворчал в сомнении, но в конце концов обе женщины согласились прийти завтра утром и помыть им головы и бороды. Затем пришел брат Виллибальд, чтобы перевязать их раны, и когда он увидел проли­тый бульон, то закричал яростно и прогнал женщин из комнаты. Даже Йива не осмелилась ему противоре­чить, потому что все боялись человека, имевшего власть над жизнью и смертью.

Когда Орм и Токе остались одни, то лежали в кроватях молча, ведь им было о чем подумать. Нако­нец Токе сказал:

— Удача опять вернулась к нам теперь, когда женщинам удалось проложить к нам путь. Дела ста­новятся повеселее.

Но Орм сказал:

— У нас будет большая неудача, если ты не будешь сдерживать себя, и мне было бы спокойнее на душе, если бы я был уверен, что сможешь.

Токе ответил, что надеется на то, что сможет, если постарается всерьез.

— Хотя я сомневаюсь, что она устояла бы передо мной, если бы я был здоров и более настойчив. По­тому что старый король не может быть хорошей компанией для девушки ее темперамента, а за ней строго следят с тех самых пор, как она сюда приеха­ла. Ее зовут Мираб, она из города под названием Ронда, из хорошей семьи. Она была захвачена викин­гами, высадившимися ночью, они продали ее королю Коркскому. Он, в свою очередь, подарил ее королю Харальду в знак дружбы, из-за ее красоты. Но она говорит, что она оценила бы такую честь еще больше, если бы он подарил ее кому-нибудь помоложе, с кем она могла бы разговаривать. Мне редко доводилось видеть таких прекрасных девушек, с такой хорошей фигурой и гладкой кожей, хотя девушка, которая сидела у тебя на кровати, тоже красива, хотя, может быть, слегка тоща и менее фигуриста. И кажется, она хорошо к тебе относится. Даже в таком месте, как это, наши достоинства очевидны, поскольку мы заво­евываем расположение женщин, даже лежа на кро­вати.

Но Орм ответил, что у него сейчас нет желания думать о любви, так как чувствует он себя больным и слабым и сомневается, много ли ему осталось.

На следующее утро, как только рассвело, женщи­ны пришли к ним, как и обещали, принеся с собой теплый щелок, воду и полотенца. Они тщательно помыли Орму и Токе волосы и бороды. Йиве было довольно трудно с Ормом, потому что он не мог сидеть, но она поддерживала его рукой и мыла тща­тельно и в конце концов хорошо справилась со своей задачей, так как ему в глаза не попало щелока, не попало также и в рот, и тем не менее, он стал чистым и красивым. Затем она уселась в изголовье кровати, положила его голову себе на колени и стала расчесы­вать его. Она спросила, удобно ли ему, и Орм вынуж­ден был признать, что удобно. Ей было трудно рас­чесывать его волосы, потому что они были густые и жесткие и очень спутались в результате мытья. Но она терпеливо справлялась со своей задачей, так что °н даже подумал, что никогда в жизни его не расче­сывали лучше. Она фамильярно разговаривала с ним, как будто они были друзьями много лет. Орму было приятно, что она рядом.

— Вам еще помоют головы перед тем, как вы встанете с постелей,— сказала она,— потому что епис­коп и его люди любят крестить, когда человек болен и лежит на спине, мне даже странно, что они до сих пор с вами об этом не говорили. Они крестили моего отца, когда он тяжело болел, и у него было не много шансов на выздоровление. Многие считают, что пос­тель больного — это самое лучшее место для креще­ния зимой, потому что, когда человек болен, священ­нослужители просто обрызгивают ему голову, в то время как, если бы он был здоров, ему бы пришлось целиком окунаться в море, что не многим нравится, учитывая, что вода обжигающая от льда. Это непри­ятно и для священников, поскольку они вынуждены стоять в воде по колено, лица их синеют от холода, а зубы стучат, так что они едва могут произнести бла­гословение. По этой причине зимой они предпочитают крестить тех, кто не может встать с кровати. Меня епископ крестил в Иванов день, который они называ­ют День Крещения, и это не было неприятным. Мы сели на корточки вокруг него в белых рубашках, мои сестры и я, а он читал над нами молитвы, затем он поднял руку, и мы, зажав носы, окунулись в воду. Я оставалась под водой дольше всех, так что мое креще­ние считается самым, лучшим. Затем нам всем выдали освященную одежду и маленькие крестики, чтобы носить на шее. Никакого вреда от этого никому из нас не было.

Орм ответил, что он все знает об этом странном обычае, поскольку жил на юге, где никому не разре­шается есть свинину, и с монахами в Ирландии, кото­рые пытались уговорить его креститься.

— Но пройдет еще немало времени,— сказал он,— прежде чем кто-нибудь сумеет убедить меня, что соблюдение таких обычаев может принести человеку пользу или может всерьез умилостивить какого-либо бога. Хотелось бы мне посмотреть на епископа или монаха, который сумеет меня уговорить сидеть по уши в холодной воде, зимой ли, летом ли. Не имею я желания и чтобы мою голову обрызгали водой, и чтобы надо мной читали молитвы. Потому что я считаю, что человеку следует опасаться любых форм колдовства и ворожбы.

Йива сказала, что несколько людей короля Харальда жаловались на боль в спине после крещения и просили епископа заплатить им деньги за эту боль, но помимо этого, им не стало хуже. А многие люди вообще считают крещение полезным для здоровья. Священники не возражают против того, чтобы люди ели свинину, как, несомненно, заметил Орм во время празднования Святок, и вообще, они не делают ника­ких ограничений относительно диеты, разве только, когда им предлагают конское мясо, они плюются и крестятся, а также поначалу люди иногда слышали, как они, что-то бормотали насчет того, что нельзя есть мясо по пятницам. Ее отец, однако, выразил свое нежелание разговаривать на эту тему. Сама она не может сказать, что находит новую религию в каком-либо отношении неудобной. Есть, однако, и такие, кто твердит, что сейчас урожаи стали меньше, и коровы доятся хуже, и что это происходит потому, что люди забыли старых богов.

Она провела медленно гребнем по волосам Орма, только что расчесанным ею, затем подняла гребень против света и тщательно рассматривала его.

— Не понимаю, как это возможно,— сказала она,— но, кажется, у тебя в волосах нет ни одной вши.

— Это невозможно,— сказал Орм,— наверное, гребень плохой.

Она ответила, что гребень хороший, и поскребла го голову с такой силой, что ему стало больно, но не обнаружила ни одной вши.

— Если это правда, значит я действительно бо­лен,— сказал Орм,— и дела обстоят даже хуже, чем я опасался. Это может означать только то, что моя кровь отравлена.

Йива высказала мнение, что, может быть, все не гак плохо, как он думает, но Орм был очень расстроен ее открытием. Он лежал молча, пока она заканчивала причесывание, отвечал на ее дальнейшие замечания печальным бормотанием. Тем не менее, в это же самое время Токе и Мираб находили все больше общих тем для разговора и все больше нравились друг другу.

Наконец борода и волосы Орма были готовы, и Йива с удовлетворением осмотрела свою работу.

— Сейчас ты меньше похож на пугало,— сказала она,— и больше — на вождя. Теперь немногие жен­щины не захотят посмотреть на тебя. Можешь побла­годарить меня за это.

Она подняла его щит, протерла его рукавом в той части, где он был меньше поцарапан, и поставила его перед лицом Орма. Орм посмотрел на свое отражение в нем и кивнул.

— Ты хорошо причесала меня,— признал он,— лучше, чем по моему мнению способна королевская дочь. Может быть, ты несколько превосходишь их. Ты заработала, чтобы посмотреть на мою цепь.

Сказав так, он ослабил воротник рубахи, вынул цепь и подал ей. Йива вскрикнула, когда ее руки коснулись ее. Она взвешивала ее в руках и восхища­лась ее красотой, а Мираб оставила Токе и подбежала, чтобы посмотреть на нее, она при этом тоже что-то восхищенно бормотала. Орм сказал Йиве:

— Повесь себе на шею,— и она так и сделала.

Цепь была длинной и спускалась до ее груди. Она поспешно установила щит на скамье, чтобы посмот­реть, как цепь смотрится на ней.

— Она достаточно длинная, чтобы дважды обвить мою шею,— сказала она, не имея сил оторвать глаз от нее.— Как ее носить?

— Аль-Мансур прятал его на груди,— сказал Орм,— где ее никто не видел. Когда она стала моей, я носил ее под рубашкой, пока она не стала раздражать кожу, и никогда никому ее не показывал, вплоть до этого Рождества, когда она сразу же принесла мне боль. Никто, мне кажется, не сможет отрицать, что сейчас у нее более подходящее место, поэтому, Йива, считай ее своей и носи как тебе больше нравится.

Она схватила цепь обеими руками и уставилась на него огромными глазами.

— Ты с ума сошел? — вскрикнула она.— Что я такого сделала, что ты даришь мне такой королевский подарок? Благороднейшая из принцесс согласилась бы переспать с мужланом за меньшее сокровище.

— Ты хорошо причесала меня,— ответил Орм и улыбнулся ей.— Мы, потомки Широкоплечего, или дарим хорошие подарки, или вообще никаких.

Мираб тоже хотела примерить цепь, но Токе при­казал ей вернуться к нему и не заниматься ерундой. Он уже имел над нею такую власть, что она покорно послушалась.

Йива сказала:

— Может быть, мне лучше спрятать ее под одеж­дой, потому что мои сестры и все женщины во дворце мне глаза выцарапают, чтобы заполучить его. Но по­чему ты отдал ее мне — это выше моего понимания, сколько бы крови Широкоплечего не текло в твоих жилах.

Орм, вздохнул и ответил:

— Какая мне польза от нее, если над моими кос­тями вырастет трава? Теперь я знаю, что непременно умру, потому что ты нашла, что даже вши не хотят жить на моем теле. Хотя, конечно, я и сам уже о многом догадывался. Может быть, она все равно стала бы твоей, даже если бы я не был отмечен печатью смерти, хотя в этом случае я бы кое-чего попросил у тебя взамен. Ты кажешься мне вполне достойной этой драгоценности, и у меня такое чувство, что ты вполне способна защитить ее, если кто-нибудь вызовет тебя на поединок на когтях. Но что касается меня, я бы лучше остался жив и посмотрел бы, как она блестит у тебя на груди.