Викинги

Глава 5. О великом празднике Крещения и о том, как были крещены первые смаландцы

В декабре 1833 года в одном из лондонских журналов

Когда зароились пчелы и было скошено первое сено, Орм справил свой большой праздник Крещения. Как он и намеревался, продлился он три дня и был во всех отношениях непохожим на другие праздники, не в последнюю очередь потому, что с начала и до конца ни один меч не был обагрен кровью, несмотря на тот факт, что каждый день гости были пьяны настолько, насколько только может желать человек на празднике у большого господина. Единственная неприятность случилась в первый же вечер, когда опьяненные пер­вым пивом два молодых человека отправились поиг­рать с собаками в их конуру. Один из них сумел быстро выбежать оттуда, отделавшись несколькими ссадинами и порванной в клочья одеждой, но второй попытался противостоять их нападению, и только после долгих криков две женщины, которых собаки знали, вбежали туда и спасли его, но руки и ноги у него были покусаны и недоставало одного уха. Когда весть об этом достигла участников празднования, это вызвало большое веселье, а собак похвалили как делающих честь округе. Но попыток поиграть с ними больше не предпринималось.

Аза и Йива с трудом нашли достаточно мест для размещения гостей на ночлег, поскольку их приехало больше, чем было приглашено, а некоторые также взяли с собой сыновей и дочерей, и хотя многие из более старших гостей с удовольствием каждый вечер ложились спать на тех же скамьях, на которых сидели днем, или на пол под ними, оставаясь там всю ночь, таким образом спасая хозяев от многих хлопот, все равно мест не хватало. Молодые люди устроились достаточно удобно, поскольку девушки разместились в одном из амбаров, а юноши — в другом, на хорошем мягком сене. И хотя на удивление многие с трудом находили свой амбар, а когда находили, то недолго в нем оставались, все равно жалоб на этот счет не было. По утрам девушки, краснея, сообщали своим матерям о заблудившихся прошлой ночью и о том, как трудно в темноте отличить одну копну сена от другой, а матери предупреждали их, чтобы внимательно следи­ли за тем, чтобы другой мужчина не залез к ним на следующую ночь, поскольку общение с двумя разными мужчинами в течение двух ночей может повредить репутации девушки. После этого следовали затяжные дружеские споры среди родителей, так что к тому времени, когда закончился праздник, семь или восемь браков были почти что заключены. Эти новости радо­вали Азу и Йиву, поскольку это свидетельствовало о том, что их гости, как молодые, так и пожилые, на­слаждаются праздником. И только отец Виллибальд мрачно ворчал что-то про себя, не делая, однако, никаких замечаний относительно того, как проходил праздник.

В других отношениях отец Виллибальд, однако, имел много, что сказать на этом празднике. Уже в первый же день, когда все гости были рассажены по местам в церкви, и все получили по кружке привет­ственного напитка, он зажег перед алтарем, на кото­ром был установлен крест, три красивые восковые свечи, приготовленные им и Азой, и обратился к со­бравшимся со словами о том священном месте, где они сейчас находились.

— Бог, который правит в этом доме,— сказал он,— это — единственно истинный бог и превосходит всех по мудрости, силе, способности приносить удачу. Его дом, в который вам разрешено войти, это дом мира. Потому что он живет в мире и радуется ему и отдает его тому, кто приходит к нему с миром. Вы пришли в этот дом из страны тьмы и ереси, чтобы отдохнуть немного в его присутствии, и в тьму и ересь вернетесь вы, когда покинете этот дом, чтобы вновь погрязнуть в грехе до конца своих дней, когда вы займете места среди легионов проклятых. Но Христос предлагает свою смиренную дружбу даже вам, хотя вы ежеднев­но позорите его имя и учение, поэтому вам и позво­лено войти в этот дом. Ведь он хочет, чтобы все были счастливы. Вот почему, когда он сам бродил по земле, он обращал воду в вино, чтобы радовать своих дру­зей. Но почти уже пришло время, когда он переста­нет быть милостив с теми, кто отказывается от его дружбы. И когда они почувствуют силу его гнева, страдания их будут действительно ужасны, больше, чем страдания того вождя, о котором говорится в песне и который погиб в клубке змей. Поэтому я считаю, что все вы согласитесь с тем, что плохо быть его врагами. Но пока еще его предложение в силе, чтобы любой желающий мог стать его слугой и полу­чить его покровительство просто за то, что крести­тесь. Однако те, кто этого не сделает, будут защи­щаться сами, как могут.

Гости с интересом слушали отца Виллибальда и шептали друг другу, что в его словах есть мудрость, хотя кое-что из сказанного им трудно воспринимать всерьез. Было заметно, что старики слушают более внимательно, чем молодежь, поскольку последние — и юноши, и девушки — не могли отвести глаз от Йивы. Она, несомненно, была достойна того, чтобы ею любо­ваться, поскольку сейчас она была в полном расцвете своей красоты, в мире со всем миром и полная добро­желательности ко всем. На ней были новые наряды, сшитые из самых дорогих материй, которые были найдены в мешках Остена, расшитые шелком и сереб­ром, а вокруг ее шеи висела цепь Аль-Мансура. Было ясно по тому, как гости смотрели на нее, что такая женщина и такое украшение — это зрелище, которое можно увидеть не часто, и Орм был счастлив, что они были оценены по достоинству.

Когда священник закончил свою речь, Орм попы­тался уговорить одного-двоих наиболее мудрых среди гостей согласиться с тем, что разумный человек не может не блюсти своих собственных интересов и не стать христианином. Но он добился только того, что эти двое согласились, что вопрос, конечно, заслужива­ет рассмотрения. И даже спустя несколько часов, когда они были уже довольно пьяны, они отказались брать на себя дальнейшие обязательства.

На следующий день было воскресенье, и отец Вил­либальд рассказал гостям, как Бог создал мир за шесть дней, а на седьмой отдыхал, и они сочли этот рассказ отличным. Рассказал он им и о том, как в тот же самый день, много лет спустя, Христос восстал из мертвых, чему они могли поверить лишь с трудом. Затем в церковь привели Харальда Ормссона, чтобы крестить. Аза поднесла его к ванне, и отец Виллибальд провел церемонию с максимальной торжественностью, распе­вая латинские молитвы столь громко, что за ними не было слышно плача малыша, а собравшиеся тряслись на своих скамьях. Когда церемония была окончена, стали пить за удачу младенца и в память о трех великих героях, Харальде Синезубом, Свене Крыси­ном Носе и Иваре Широкоплечем, чья кровь текла в его жилах.

После этого все гости вышли из церкви, чтобы посмотреть, как смаландцев будут крестить в реке. Остена и двоих его людей вели от бани к реке и заставили зайти в воду. Они стояли в воде в один ряд, с непокрытыми головами, а отец Виллибальд стоял перед ними на мостках с Раппом, державшим пару копий на случай, если они вздумают оказать непови­новение. Отец Виллибальд прочел над ними молитвы, при этом голос его дрожал от возбуждения и радости, поскольку для него это был великий день. После этого он велел им наклонить головы и полил их одного за другим из ковша. Сделав это, он благословил каждого из них по порядку, кладя руки на голову каждому. Затем он наклонился и поцеловал каждого в лоб.

Они вынесли все это без всякого выражения на лицах, как будто они не замечали присутствия отца Виллибальда и того, что он делает, а зрители на берегу для них будто не существовали вовсе.

Когда они вновь вышли на берег, Орм сказал им, что они свободны и могут идти, куда хотят.

— Но прежде чем вы уйдете от меня,— сказал он,— я хочу показать вам еще один пример христи­анского поведения. Заповедь гласит, что, последова­тель Христа должен быть благороден по отношению к своим врагам, даже к тем из них, кто покушался на его жизнь. А я не хочу показать себя в этом отношении менее религиозным, чем кто-либо.

После этого он приказал, чтобы каждому из троих выдали продуктов на дорогу, тех же самых, которыми наслаждались гости в церкви в предыдущий день. В дополнение к этому, он подарил каждому из них по лошади из числа тех, что были приведены ими с караваном

— А сейчас езжайте с миром,— сказал он,— и не забудьте, что принадлежите Христу.

Остен посмотрел на него, и впервые за этот день слова сошли с его губ.

— Я человек с долгой памятью,— сказал он мед­ленно и так, как будто очень устал.

Он ничего больше не сказал, а влез на лошадь, выехал через ворота и, вместе с двумя своими това­рищами, скрылся в лесу.

После этого все вернулись в церковь, и праздник продолжался с таким весельем и шумом, что когда отец Виллибальд попытался рассказать им еще о хрис­тианской религии, его было с трудом слышно. Они предпочитают, сказали гости, послушать о приключе­ниях Орма в заморских землях и о его вражде с королем Свеном. Орм исполнил просьбу. Обитатели этих мест не слишком любили короля Свена, посколь­ку особенностью местных жителей было то, что они всегда щедро хвалили умерших королей, но редко могли сказать что-то хорошее о живых. Когда Орм рассказал им, как отец Виллибальд бросил камень в короля Свена и попал ему в рот, так что выступила кровь и вылетели зубы, все зааплодировали и обрадо­вались, затем поспешили наполнить кружки, чтобы выпить в честь маленького священника. Многие из них раскачивались взад и вперед на скамьях, из их глаз текли слезы, рты были широко открыты, а другие не могли даже глотать пиво из-за смеха и выплевывали его на стол перед собой. Все радостно кричали, что никогда не слышали, чтобы такой маленький челове­чек совершил такой подвиг.

— Дух Божий снизошел на меня,— смиренно ска­зал отец Виллибальд.— Король Свен — враг Божий, и моя слабая рука повергла его наземь.

— Мы слышали,— сказал один известный человек по имени Ивар Кузнец, сидевший рядом с Ормом,— что король Свен ненавидит всех христиан и особенно их священников, поэтому убивает всех, кто попадает к нему в руки. Нетрудно угадать причину его ненавис­ти, если он получил такой удар от руки одного из них. Потому что мало таких унижений, которые были бы для короля хуже этого и которые ему было бы тяже­лее забыть.

— Особенно, если он потерял пару зубов,— сказал другой крепкий крестьянин, сидевший далее вдоль стола, которого звали Черный Грим с Горы,— потому что каждый раз, когда он кусает корку хлеба ему вспоминается это происшествие.

— Это правда,— сказал третий, по имени Уффе Деревянная Нога.— Так было и со мной, когда я потерял ногу в драке с моим соседом Торвальдом из Лангаледа. В середине схватки он нанес мне удар по ноге, а я слишком поздно подпрыгнул. Спустя долгое время пос­ле того, как культя зажила, и я научился ходить на деревянной ноге, я все еще чувствовал себя усталым и слабым, не только когда ходил, но и когда сидел, и даже в постели, как может засвидетельствовать моя женщи­на, поскольку долгое время ей было не лучше, чем вдове. Но когда наконец удача вернулась ко мне, так что я увидел Торвальда, лежавшего передо мной на своем пороге с моей стрелой в горле, я высоко подпрыгнул над ним и чуть не сломал здоровую ногу, столь полон энергии я стал. И с тех пор я все так же энергичен.

— Мой брат убивает христиан не из-за отца Вил­либальда,— сказала Йива.— Он всегда их ненавидел, особенно после того, как отец встал на их сторону и позволил себя крестить. Он не мог смотреть даже на блаженного епископа Поппо, милейшего человека, без того, чтобы не ворчать на него злобно. Хотя больше ничего он не осмеливался делать, пока был в силе отец. Но сейчас, если слухи верны, он убивает епис­копов и священников всех рангов, когда бы они ни попали к нему в руки, и было бы хорошо, если бы он не прожил долго.

— Жизнь злых людей часто длинна,— сказал отец Виллибальд,— но не так длинна, как рука Божья. От его мести они не уйдут.

У конца одного из столов, где сидела молодежь и где было веселее всего, начали сочинять стихи. И здесь за столом был сочинен один памфлет, который потом еще долго распевали вдоль границы и который назывался «Баллада о короле Свене». Начал его моло­дой человек по имени Гисле, сын Черного Грима. Это был хорошо сложенный юноша, с темными волосами и белой кожей, и хотя голова у него была в порядке, он был известен своей застенчивостью с девушками, хотя часто можно было видеть, как он бросал далеко не враждебные взгляды то на одну, то на другую. Все его семейство расценивало это как странность и причину для беспокойства, от чего даже мудрейшие из них не знали лекарства. До этого момента он молча сидел на месте, посвящая свое внимание только еде и питью, хотя всем было известно, что язык у него был подве­шен не хуже, чем у всех остальных. Напротив него сидела девушка по имени Раннви, хорошенькая де­вушка со вздернутым носиком и ямочкой на подбород­ке, такая женщина может легко заставить молодого человека прекратить болтовню. Время от времени, с самого начала праздника, он бросал робкие взгляды на нее, но не осмеливался обратиться к ней и стекленел от ужаса, когда случалось так, что глаза их встреча­лись. Раза два она заходила так далеко, что подтру­нивала над ним из-за его молчаливости, но безответно. Теперь, однако, хорошее пиво прибавило ему мужес­тва, а история об унижении короля Свена от руки отца Виллибальда заставила его громко рассмеяться. Нео­жиданно он стал раскачиваться взад-вперед на скамье, широко открыл рот и прокричал:

— Это что-то новое! — закричали сидевшие ближе всех к нему.— Гисле оказался поэтом. Сочиняет бал­ладу о короле Свене. Но это — только половина стихотворения. Давайте послушаем остальное.

Многие из сидящих стали делать предположения относительно того, как он закончит стихотворение, но нелегко было найти слова подходящего размера и рифмы, но в конце концов сам Гисле нашел ответ и закончил стихотворение, так что его можно было петь на мотив старой, всем знакомой мелодии:

«Он — поэт!», «Он написал целую поэму!»,— кри­чали сидевшие вокруг него, и громче всех кричала Раннви.

— Послушайте молодежь,— говорили старики, сидевшие на другом конце стола.— Среди них есть поэт. Сын Черного Грима написал балладу о короле Свене. Кто бы подумал, что такое возможно? Это он от тебя унаследовал такой талант, Грим? Если не от тебя, то от кого же, скажи?

— Давайте послушаем стихотворение,— сказал Орм. Гисле попросили прочесть стихотворение вслух

перед всеми. Вначале его голос немного дрожал, но когда он увидел, что присутствующим нравится и что сам Орм кивал головой и улыбался, страх покинул его. И теперь он уже мог смотреть в глаза Раннви, не отводя взгляда.

— Я могу сочинить еще стихотворения, лучше этого,— сказал он ей гордо, когда сел на место.

Черный Грим, отец Гисле, светился от гордости и удовлетворения. Он сказал, что часто чувствовал в себе талант к стихосложению в молодые годы, но всегда случалось что-то такое, что мешало ему вопло­тить свое вдохновение в слова.

— Все равно,— сказал он,— странно, что у него талант, потому что он стесняется людей, особенно когда рядом с ним девушки, хотя он с удовольствием и вел бы себя по-другому.

— Поверь мне, Грим,— сказала Йива,— ему боль­ше не надо будет их стесняться. Поверь моему слову. Теперь, когда он показал себя поэтом, многие из них станут вешаться ему на шею, насколько на ней хватит места. Мой отец, полный мудрости по всем предметам, часто говорил, что так же, как мухи вьются над пищей любого рода, но отлетают, как только почуют более вкусный запах меда, так же и молодые женщины, когда почувствуют присутствие поэта.

Орм сидел, уставившись в свою кружку с выраже­нием беспокойства на лице, не слушая то, о чем они говорили. Аза спросила, что случилось, но он только что-то отвлеченно пробормотал себе под нос и не ответил.

— Если я не ошибаюсь, он сочиняет стихотворе­ние,— сказала Йива,— он всегда сидит с таким оза­боченным видом, когда на него находит настроение сочинять. Для поэтов характерно, что если их в ком­нате двое, и один из них сочиняет стихотворение, то другой не успокоится, пока не сочинит свое, которое он считает лучшим.

Орм сидел, скрестив руки на коленях, раскачива­ясь взад и вперед на скамье, глубоко дыша и что-то бормоча. Наконец, он нашел слова, которые хотел, дважды кивнул головой с облегчением, стукнул кула­ком по столу, призывая к тишине, и сказал:

Эти стихи были восприняты с восхищением теми из гостей, кто еще был в состоянии оценить их. Орм сделал глубокий глоток из кружки, и видно было, что он снова в отличном настроении.

— Мы хорошо потрудились сегодня вечером,— сказал он,— поскольку сочинили стихотворение, до­ставившее удовольствие всем нам, и которое, несо­мненно, не понравится королю Свену. Замечательное совпадение, что два поэта оказались на одном праз­днике, поскольку в этих местах их, кажется, не так уж много. И даже если качество наших стихов не слишком высокое, все равно ты показал себя молодцом, Гисле, и я пью за тебя.

Но когда Орм посмотрел на тот конец стола сквозь дым факелов, то нигде не увидел Гисле, не было его и среди тех, кто спал под столом. Но поскольку место Раннви тоже пустовало, их родители подумали, что их обоих потянуло ко сну, и они, как воспитанные дети, пошли отдыхать, не тревожа старших.

В этот вечер отец Виллибальд, отчасти благодаря трудам Азы и Йивы, получил обещания от четверых присутствовавших женщин, что вскоре он сможет окрестить их младенцев при условии, что сделает это в том же сосуде, что был использован для крещения Харальда Ормссона, и с такой же церемонией. Но все еще никто из гостей не хотел креститься сам, несмот­ря на хорошее настроение, в котором все пребывали, благодаря хорошей еде и вкусным напиткам. Поэтому отец Виллибальд вынужден был довольствоваться и этим, хотя он ожидал и более впечатляющих резуль­татов.

На следующий день, в последний день праздника, пьянство достигло высшей точки. У Орма все еще было много копченой баранины и большая часть све­жего быка, а также два бочонка пива и бочонок креп­кого меда, и он считал, что если что-то из этого останется не съеденным и не выпитым, то это не сделает чести ему и его гостям. Все гости стремились к тому, чтобы его и их честь не пострадала таким образом. Они обещали приложить все усилия и, как только проснулись, охотно начали. В их намерения входило, как они признались, чтобы хозяин и его священник оказались бы под столом до того, как все будет допито до последней капли.

Орм отвел священника в сторону, чтобы спросить его мнения по одному важному вопросу. Он хотел знать, сочтет ли Бог незаконным, если окрестить языч­ников в то время, как они находятся без сознания от выпитого.

— Потому что, если это законно,— сказал он,— то мне кажется, что сегодня вечером можно будет хоро­шо поработать, учитывая, как начался день.

Отец Виллибальд ответил, что Орм поднял слож­ный вопрос, о котором много спорят святые люди, посвятившие всю свою жизнь изучению искусства обращения.

— Некоторые ученые,— сказал он,— считают это законным в условиях, когда Дьявол показывает себя особенно не желающим сдаваться. Они подкрепляют свое мнение, приводя в пример великого императора Карла, который, когда захотел окрестить каких-то диких саксонцев, которые крепко держались своих древних идолов, оглушил некоторых, наиболее упря­мых из них, дубиной и окрестил. Нельзя отрицать, что такое отношение должно было вызвать у Дьявола сильное раздражение, и я не вижу большой разницы между оглушением язычников дубиной и спаиванием их пивом. С другой стороны, блаженный епископ Зальцбургский Пилигрим, живший во времена старого императора Отто, придерживался противоположных взглядов, которые выразил в пастырском послании величайшей мудрости. Мой добрый господин, епископ Поппо, всегда говорил, что епископ Пилигрим прав, поскольку, говорил он, хотя и верно, что Дьявол может испытывать горечь при виде того, как крестят его сторонников, находящихся в бессознательном состоя­нии, но такая горечь может быть только временной, поскольку, когда они очнутся и узнают, что их крес­тили, они потеряют все чувства почтения и любви Божией, которые придало им таинство. Они вновь примут Дьявола в свои души, открыв их еще шире прежнего, и будут гневаться на Христа и Его слуг, так что никаких положительных результатов от церемо­нии не будет. По этой причине святые люди, которых я тебе назвал, и многие другие, не рекомендуют крес­тить человека, который находится в таком состоянии. Орм вздохнул:

— Может, и так,— сказал он,— если ты слышал это из уст епископа Поппо, ведь он понимает пути Господни лучше других. Но очень жаль, что он так думает.

— На то воля Божья,— ответил отец Виллибальд, кивая печально.— Наша задача была бы слишком проста, если бы мы пользовались помощью пива в деле обращения язычников. Требуется больше, чем пиво: красноречие, добрые дела, великое терпение, причем последнее — самая трудная из всех доброде­телей, ее трудно приобрести, а приобретя, трудно сохранить.

— Я хочу служить Богу, как могу,— сказал Орм.— Но как мы можем продвигать Его дело среди этих добрых соседей — этого я не знаю.

На этом они оставили этот вопрос, и пьянство продолжалось весело и раздольно. Позднее, когда большинство гостей еще более или менее прямо сидело на скамейках, замужние женщины отправились к сыну Йивы, чтобы подарить ему подарки и передать пожелания удачи, по древнему обычаю. Тем временем мужчины, чувствуя, что надо освежиться, вышли на траву и начали играть и меряться силой под возгласы одобрения и смех. Много было хороших кувырков, в то время как самые смелые среди них испытывали свои руки в трудном виде спорта, известного под названием «завязывание узла», однако, на счастье, все обошлось и никто не переоценил своих сил, не сломал конечностей и не свернул шею.

Когда проходили эти состязания, в Гренинг прибы­ли четверо странных нищих.