Викинги

Глава 2. О духовном

В лагере наступило радостное оживление, когда все узнали о соглашении, достигнутом их вождями с послами короля Этельреда. Все хвалили вождей за то, что те заключили столь выгодную сделку, прославля­ли короля Этельреда как самого благородного по отно­шению к бедным морским бродягам с севера. За этим последовала большая пьянка и веселье, вырос спрос на жирных барашков и молодых женщин, а те, кто был среди них ученее других, сидели вокруг костров, на которых жарились бараны, и пытались сосчитать, сколько серебра придется на каждый корабль, и сколько достанется всей флотилии. Это было трудной задачей, возникали частые споры о том, чей подсчет вернее, но в одном .были согласны все: в том, что никто из них раньше не мог поверить, что такое количество серебра может существовать где-либо в мире, кроме, разве, императорского дворца в Миклагарде. Некоторых удивляло, что кормчие получат такую большую долю, учитывая, что работа у них легкая, и им не приходит­ся сидеть на веслах. Но сами кормчие считали, что любому здравомыслящему человеку ясно, что они должны получить больше, чем все другие члены фло­тилии.

Хотя пиво было хорошим и крепким, а возбужде­ние велико, тем не менее споры редко принимали серьезный оборот, поскольку все они считали себя теперь богатыми людьми и радовались жизни, а поэ­тому не были столь же, как всегда, готовы обнажать оружие.

Но Орм сидел в мрачном раздумье вместе с ма­леньким монахом, думая, что мало кто во всем мире может быть более несчастным, чем он.

Брату Виллибальду было чем занять себя, посколь­ку было много раненых, требовавших его внимания, и он обслуживал их охотно и умело. Он осмотрел также руку Торкеля и немало высказал по поводу епископ­ского врача и того, как он лечил ее, потому что он не желал, чтобы кто-нибудь кроме него обладал знания­ми и умением в медицине. Он сказал, что ему придет­ся уехать вместе с епископами, но Орм не хотел, чтобы он уезжал.

— Всегда хорошо иметь врача поблизости,— ска­зал он,— и может быть, как ты говоришь, ты и самый лучший из них. Правда, мне хотелось бы через тебя передать привет Йиве, дочери короля Харальда, но если я это сделаю, то никогда больше не увижу тебя из-за той ненависти, которую ты испытываешь к нам, норманнам. Так что в любом случае, ответа я не получу. Не могу решить, что для меня лучше, а эта неопределенность плохо сказывается на моем аппети­те и сне.

— Ты намереваешься удерживать меня здесь си­лой? — спросил брат Виллибальд с негодованием.— Я часто слышал, как вы, норманны, хвастали, что ваша верность слову соответствует вашей отваге в бою, а всем нам, кто был в башне, обещали, что сможем идти, куда хотим. Но, видимо, это стерлось в твоей памяти.

Орм мрачно уставился перед собой и ответил, что он редко что-либо забывает.

— Но мне трудно отпустить тебя,— добавил он,— потому что ты — хороший советчик для меня, хотя в этом деле ты и не можешь мне помочь. Ты — мудрый человек, маленький монах, так ответь мне на один вопрос: если бы ты был на моем месте и столкнулся бы с той же проблемой, что и я, как бы ты поступил?

Брат Виллибальд улыбнулся и дружески кивнул Орму. Потом покачал головой.

— Тебе, кажется, очень хочется жениться на этой женщине,— сказал он,— несмотря на ее плохой ха­рактер. Меня это удивляет, потому что вы, безбожные мужланы, обычно удовлетворяетесь любой женщиной, попавшейся вам на глаза, и редко стремитесь к какой-либо одной. Или это потому, что она — принцесса?

— Она не получит от отца никакого наследства,— сказал Орм,— учитывая, что с ним сталось. И будь уверен, что мне нужна она, а не ее богатство. Не является препятствием для нашего брака и то, что она благородных кровей, поскольку я сам аристократичес­кого происхождения.

— Наверное, она напоила тебя любовным зельем,— сказал брат Виллибальд,— и поэтому твои чувства к ней столь сильны.

— Один раз она давала мне пить,— сказал Орм, — но с тех пор — ни разу. Это было в первый день, когда я увидел ее, и этот напиток был мясным бульоном. А выпил я его совсем мало, потому что она рассердилась и бросила чашку с бульоном в камин. В любом случае ты сам приказал, чтобы мне приготовили бульон.

— Меня не было, когда его готовили,— задумчиво сказал брат Виллибальд, — не было меня и когда он;; несла его с кухни в комнату, а молодому человеку нужно всего несколько капель такого зелья, когда женщина молода и красива. Но даже если и правда, что она подмешала колдовское зелье в бульон, я ни­чего не могу поделать, потому что от любви нет лекар­ства, кроме самой любви. Таков приговор всех мудрых врачей, которые когда-либо практиковали с древнейших времен.

— Лекарство, о котором ты говоришь,— это и есть то лекарство, которого я хочу,— сказал Орм,— а спра­шиваю я, можешь ли ты достать мне его?

Брат Виллибальд назидательно указал на него пальцем и в отеческой манере сказал:

— Можно сделать только одно, когда человек не­спокоен и не может спастись сам. Но ты, несчастный , язычник, не сможешь последовать моему совету. Потому что единственное лекарство — это молитва Господу о помощи, а этого ты сделать не можешь.

— А он часто помогает тебе? — спросил Орм.

— Он помогает, когда к прошу о разумных вещах,— ответил брат Виллибальд с чувством,— а это j больше, чем твои боги делают для тебя. Он не слышит, когда и жалуюсь на мелкие обиды, Он считает, что я вполне могу перенести их и сам. Действительно, я сам, своими собственными глазами видел, как святой и блаженный епископ Поппо, когда мы плыли по морю, отчаянно взывал к Богу и святому Петру избавить его от морской болезни и остался неуслышанным. Но когда я был в башне вместе с этими добрыми людьми, и голод, жажда и мечи Антихриста угрожали нам, мы, молили Бога, и Он услышал нас и ответил на нашимолитвы, хотя среди нас и не было столь же святого в глазах Господа человека, как епископ Поппо. Потому что своевременно прибыли послы и освободили нас, и хотя они были, с одной стороны, послами короля Этельреда к вождям язычников, но они были также и послами Бога, посланными нам с небес, чтобы спасти нас в ответ на наши многочисленные и искренние молитвы.

Орм кивнул и признал, что в том, что говорит брат Виллибальд, что-то есть, поскольку он сам был свиде­телем всего этого.

— Теперь я начинаю понимать,— сказал он,— почему не удался мой план выкурить вас оттуда. Несомненно, Бог или кто бы ни был тот, к кому вы взывали, приказал подняться ветру и сдуть дым.

Брат Виллибальд ответил, что именно это и про­изошло. Господь разгадал их злобные планы и нару­шил их.

Орм сидел молча, в неопределенности подергивая себя за бороду.

— Моя мать в старости стала христианкой,— ска­зал он наконец,— она выучила две молитвы, которые часто повторяет, считая их наиболее действенными. Она говорит, что эти молитвы спасли меня от смерти и сделали так, что я приехал домой, пережив столько опасностей, хотя возможно, что Синий Язык и я тоже внесли свою лепту в преодоление их, и ты тоже, маленький монах. Теперь мне начинает казаться, что я тоже могу попросить Бога помочь мне, ведь он многим помогает. Но я не знаю, что он попросит у меня взамен, не знаю я и как к нему обратиться.

— Ты не можешь просить Бога помочь тебе,— ска­зал брат Виллибальд решительно,— до того, как ста­нешь христианином. А христианином ты не можешь стать, пока не крестишься. А креститься ты не можешь, пока не отвергнешь своих ложных богов и не станешь убежденно веровать в Отца, Сына и Святого Духа.

— Довольно много условий,— сказал Орм,— боль­ше, чем требуют от человека Аллах и его Пророк.

— Аллах и его Пророк? — воскликнул маленький монах с удивлением.— А что ты знаешь о них?

— Я больше тебя путешествовал по свету,— отве­чал Орм,— а когда я служил Аль-Мансуру в Андалузии, нам приходилось молиться Аллаху и Пророку его дважды в день, а иногда и трижды. Я и сейчас помню молитвы, если ты захочешь послушать их.

Брат Виллибальд в ужасе вскинул руки:

— Во имя Отца, Сына и Святого Духа! — закричал он.— Избави нас от происков Сатаны и козней отвра­тительного Аллаха! Ты в исключительно опасном пол­ожении, потому что поклоняться Аллаху — эта самая худшая ересь из всех. Ты и сейчас являешься после­дователем его?

— Я молился ему, когда был слугой Аль-Мансура,— сказал Орм,— потому что мой хозяин приказывал мне делать это, а он был такой человек, не послушаться которого было бы глупостью. После того, как я покинул его, я не молился ни одному богу. Может быть поэтому дела у меня в последнее время пошли хуже.

— Удивляюсь, что епископ Поппо не пришел послушать это, когда мы были при дворе короля Харальда,— сказал брат Виллибальд.— Если бы он знал, что ты обнимал черного мошенника, он бы сразу тебя крестил, настолько он ревностен и набожен, даже если бы для того, чтобы удержать тебя в воде, потребова­лось бы двенадцать воинов короля Харальда. Хорошее и богоугодное дело — спасти наивную душу от тьмы и слепоты, и может быть, даже души норманнов мож­но считать заслуживающими милосердия, хотя, при­знаюсь, я с трудом могу заставить себя поверить в это после всех страданий, которые я претерпел от их рук. Но все добрые люди согласны с тем, что в семь раз более почетно спасти душу человека, совращенного Мохаммедом. Потому что даже сам Сатана не принес столько бедствий, сколько этот человек.

Орм спросил, кто такой Сатана, и брат Виллибальд рассказал ему все о нем.

— Тогда, может быть,— сказал Орм,— я нечаянно рассердил Сатану тем, что прекратил поклоняться Аллаху и его Пророку, и от этого все мои несчастья?

— Именно так,— сказал, маленький священник,— и тебе повезло, что наконец-то ты понял свои ошиб­ки. Твое нынешнее положение настолько ужасно, на­сколько только может быть, поскольку ты навлек на себя гнев Сатаны, не имея защиты Бога. Пока ты поклонялся Мохаммеду, будь проклято его имя, Са­тана был твоим союзником, и поэтому, в некоторой степени, тебе везло.

— Этого я и боялся,— сказал Орм.— Не многие попадают в такое отчаянное положение, как я. Для любого человека слишком много — быть в плохих отношениях и с Богом, и с Сатаной.

Он некоторое время посидел в задумчивости. Наконец он сказал:

— Отведи меня к послам. Я хочу поговорить с людьми, пользующимися влиянием у Бога.

Епископы вернулись с поля битвы, где они благос­ловляли погибших, и намеревались на следующий день отправиться домой. Старший из них был утомлен ходьбой от трупа к трупу и пошел отдохнуть, но епископ Лондонский пригласил Гудмунда к себе и они сидели и пили. Епископ решил сделать последнюю попытку уговорить его разрешить обратить себя в христианство.

С того момента, как они прибыли в Мэлдон, епис­копы изо всех сил старались обратить вождей викин­гов в свою религию. Король Этельред и архиепископ приказали им сделать это, потому что, если бы они преуспели в этом, честь короля сильно возросла бы в глазах Бога и его подданных. Им не удалось продви­нуться в этом вопросе с Торкелем, поскольку он отве­тил, что ему и так везет в бою, во всяком случае, значительно больше, чем христианам. Соответственно, сказал он, нет смысла искать новых богов. Не повезло им и с Йостейном. Он молча слушал их доводы, сидя скрестив руки на рукоятке огромного боевого топора, который он всегда носил с собой и которого он называл Вдовья Печаль, и смотрел всегда на них, прищурив глаза, когда они объясняли ему таинства Христа и царствия Божьего. Затем он рассмеялся, бросил шля­пу на пол и спросил епископов, не считают ли они его дураком.

— Двадцать семь зим,— сказал он,— я служил жрецом великого Уппсальского жертвенника, и вы не оказываете мне чести, рассказывая такую ерунду, которая годится только для детей и простаков. Вот этим топором, который вы видите, я отрубил головы очень многим жертвам и повесил их тела на священ­ных деревьях возле храма, и среди них были и хрис­тиане, и даже священники; голые они стояли на коле­нях на снегу, рыдая. Скажите мне, какую пользу получили они от того, что поклонялись Христу, о котором вы говорите?

Епископы содрогнулись и перекрестились, поняв, что нет смысла уговаривать такого человека.

Но на Гудмунда они возлагали большие надежды, поскольку он был с ними любезен и добродушен, и, казалось, заинтересовался их рассказами. Иногда, когда он бывал сильно пьян, он даже тепло благодарил их за их красивые рассказы и заботу о его душевном благополучии. Однако пока он еще ничего не решил. Поэтому епископ Лондонский пригласил его теперь на большой обед с прекрасными блюдами и напитками в надежде, что ему удастся подтолкнуть его к положи­тельному решению.

Гудмунд жадно угощался всем, что было перед ним поставлено, и когда он наелся и напился, музыканты епископа заиграли для него настолько красиво, что в глазах его появились слезы. После этого епископ стал, его обрабатывать, используя свои самые убедительные интонации и осторожно выбирая слова. Гудмунд слушал и кивал головой и наконец признал, что в христианстве его многое привлекает.

— Ты — хороший парень,— сказал он епископу. — Ты открытый и мудрый, ты пьешь как воин, и речи твои приятно слушать, мне хотелось бы уступите твоей просьбе, но ты должен знать, что просишь уменя немало. Потому что плохо будет, если я вернусь домой посмешищем для домашних и соседей в связи с тем, что был обманут болтовней попов. Но все же, я считаю, что такой человек, как ты, несомненно, должен обладать значительной властью и знать много секретов, а у меня есть один предмет, который недавно нашел и насчет которого мне бы хотелось, чтобы ты помолился.

Он достал из-под рубахи серебряный нательный крест и передал его епископу.

— Я нашел это в доме одного богача, он стоил жизни двум людям, но ничего более красивого я ни­когда не видел. Я хочу отдать это моему маленькому сыну, когда вернусь домой. Его зовут Фолке, а женщины называют его Фильбитер. Это крепкий маленький разбойник, особенно ему нравятся серебро и золото, и если ему что-то попадает в руки, у него трудно отнять. Он еле сдержится, когда увидит крест. Было бы очень хорошо, если бы ты благословил его и сделал счастливым, поскольку я хочу, чтобы он стал богатым и могущественным, чтобы он мог сидеть дома и чтобы его почитали, чтобы он видел, как колосятся его поля и наливается жиром скот, чтобы ему не приходилось бороздить моря в поисках пропитания, страдая от чужеземцев и их оружия.

Епископ улыбнулся, взял крест и что-то пошептал над ним. Гудмунд, очень довольный, убрал его обратно в рубаху.

— Ты возвратишься домой богатым человеком,— сказал епископ,— благодаря открытости и смиренному миролюбию доброго короля Этельреда. Но ты должен поверить мне, что твоя удача будет еще сильнее, если ты перейдешь к Христу.

— Лишней удачи не бывает,— сказал Гудмунд, задумчиво подергивая себя за бороду.— Я уже решил, земли какого соседа я куплю, когда вернусь домой, и какой дом я построю на них. Это будет большой, многокомнатный дом, построенный из самого лучшего дуба. Чтобы построить такой дом, нужно много сереб­ра. Но если у меня останется много серебра после того, как я его построю, не думаю, что кто-то захочет смеяться надо мной, как бы я ни вел себя за границей. Так что пусть будет, как ты хочешь. Можешь крестить меня, и я буду верным последователем Христа до конца своей жизни, если ты увеличишь мою долю королевского серебра на сто марок.

— Такой образ мысли,— мягко отвечал епископ,— не подобает тому, кто желает быть принятым в братство Христово. Однако я не буду винить тебя слишком сильно, поскольку ты, несомненно, незнаком с текстом, в котором говорится: «Блаженны нищие», и боюсь, что потребуется некоторое время, чтобы объяснить тебе истинность этого. Но ты должен вспомнить, что и так уже получаешь много серебра от короля Этельреда, больше, чем любой другой человек может тебе пред­ложить. И все-таки, хотя он — великий и могущес­твенный король, даже его сундуки не бездонные. Не вего власти удовлетворить это твое требование, даже если бы он согласился сделать это. Я думаю, что могу обещать тебе крещенский подарок в двадцать марок, учитывая, что ты — вождь, но это — максимум, что я могу предложить, а он может счесть даже это чрез­мерным. А сейчас я прошу тебя попробовать напиток, который приготовлен специально для нас и который, я думаю, неизвестен в твоей стране. Он состоит из горячего вина, смешанного с медом и редкими специ­ями, привезенными с Востока, которые называются корица и кардамон. Люди, знающие толк в этом пред­мете, утверждают, что ни один из напитков не явля­ется столь приятным на вкус и столь эффективным в преодолении плохого настроения и мрачных мыслей. Гудмунд нашел напиток хорошим и полезным. Тем не менее, предложение епископа все еще казалось ему недостаточным. Он не готов, объяснил он, рисковать своим добрым именем дома, в Восточной Гутландии, за такую малую сумму.

— Однако ради нашей дружбы,— сказал он,— я сделаю это за шестьдесят марок. Я не могу предло­жить себя за более низкую цену.

— Я очень ценю дружбу с тобой,— ответил епис­коп,— и таково мое желание ввести тебя в братство Христово, чтобы ты смог принять участие в богатстве, предлагаемом небесами, что я даже залезу в свои собственные сундуки, чтобы удовлетворить твое тре­бование. Но я имею, увы, мало в смысле земных богатств, и могу предложить к своему первоначальному предложению прибавку только в десять марок.

Гудмунд при этих словах покачал головой и сонно закрыл глаза. На этой стадии торговли за дверь неожиданно послышался шум, и появился Орм с братом Виллибальдом, боровшимся у него под одной рукой, и двумя привратниками, висевшими, на его одежде и кричавшими, что епископ занят, и его нельзя беспокоить.

— Святой епископ! — сказал он.— Я — Орм, сын Тосте, из Мунда в Скании, капитан корабля во флотилии Торкеля Высокого. Я хочу креститься и сопровождать тебя в Лондон.

Епископ уставился на него в изумлении и с неко­торой тревогой. Но когда он увидел, что Орм не пьяный и не сошел с ума, он попросил объяснить смысл его просьбы, поскольку не привык, чтобы норманны вламывались к нему с просьбами подобного рода.

— Я хочу быть под защитой Бога,— сказал Орм, потому что мое положение хуже, чем у других. Этот священник сможет объяснить тебе все лучше, чем я.

После этого брат Виллибальд стал просить епископа простить его за участие в этом вторжении. Он объяснил, что пришёл сюда не по своей воле, но был вынужден сделать это под давлением грубой силы этого язычника, который протащил его мимо бдительных стражников, несмотря на его отчаянную борьбу и протесты, потому что он сам понимает, что епископ занят важным делом.

Епископ любезно отвечал, что он не должен больше думать об этом. Он указал пальцем на Гуд мунда, который при помощи еще одной кружки вина заснул в своем кресле.

— Я долго трудился, чтобы уговорить его стать христианином,— сказал он,— и все-таки мне это не удалось, потому что его душа заполнена земными помыслами. Но сейчас Бог посылает мне другого языч­ника вместо него, и более того, такого, который при­ходит по своей собственной воле. Добро пожаловать, неверующий! Полностью ли ты готов к тому, чтобы присоединиться к нашему братству?

— Да,— ответил Орм,— потому что я уже служил Пророку Мухаммеду и его Богу и понял, что ничего не может быть опаснее этого.

Глаза епископа округлились, он три раза постучал по кресту, висевшему у него на груди, и крикнул, чтобы принесли святой воды.

— Мохаммеду и его Богу? — спросил он брата Виллибальда.— Что это значит?

Орм и брат Виллибальд вместе объяснили еписко­пу, как обстоят дела. Епископ заявил, что в свое время он видел много греха и тьмы, но никогда раньше не видел он человека, действительно служившего Мохаммеду. Когда принесли святую воду, он взял небольшую ватку, окунул ее в воду и побрызгал на Орма, в то же время читая молитвы, чтобы изгнать злых духов из тела последнего. Орм побледнел, когда епис­коп делал это, и позже он говорил, что было очень трудно вынести такое обрызгивание, потому что от него все тело дрожало, как будто волосы у него на шее хотели встать дыбом. Епископ еще некоторое время продолжал энергично его поливать, но в конце концов сказал, что этого достаточно.

— Ты не катаешься в припадках,— сказал он Орму,— и я не вижу пены у тебя на губах, не могу также и различить неприятного запаха, который исходил бы от твоего тела. Все это свидетельствует о том, что злой дух покинул тебя. Благодари Бога за это!

После этого он немного побрызгал на Гудмунда, который тут же вскочил на ноги и прокричал, что надо убрать паруса, но затем снова упал на скамью и захрапел.

Орм вытер воду со своего лица и спросил, окажет ли это на него такое же действие, как и крещение.

Епископ ответил, что есть большое различие между крещением и этим обрядом, и что человеку не так легко пройти крещение, особенно тому, кто служил Мохаммеду.

— Прежде всего ты должен отречься от своих ложных богов,— сказал он,— и поверить в Отца, Сына и Святого Духа. В добавок к этому, ты должен изучить христианское учение.

— Мне не от кого отрекаться,— сказал Орм,— и я готов связать себя с Богом и с его Сыном и с их Духом. Что же касается изучения христианского учения, то я Уже давно этим занимаюсь, сначала меня обучали монахи в Ирландии, а потом при дворе короля Харальда, затем моя старушка-мать дома, насколько была способна. А сейчас я еще больше узнал о нем от этого маленького монаха, который является моим другом и научил меня многому относительно Сатаны. Так что я читаю, что столь же хорошо разбираюсь в этом, как большинство людей.

Епископ одобрительно покивал головой и сказал, что рад это слышать, что не часто можно встретить язычника, который пожелал бы слушать столь многочисленные объяснения священных вопросов. После этого он почесал нос и украдкой бросил задумчивый взгляд на Гудмунда, который крепко спал. Он вновь повернулся к Орму.

— Есть еще один момент,— сказал он медленно и с большой торжественностью.— Ты погряз в грехе глубже, чем большинство людей, с которыми я до сих пор сталкивался, поскольку служил ложному пророку, самому грязному из всех предводителей Сатаны. По­этому, коль скоро ты хочешь, после участия в столь отвратительном деле, встать под крыло живого Бога, ты должен принести с собой дар Ему и Его Церкви, чтобы показать, что раскаяние твое искреннее и что ты действительно отказался от своего страшного про­шлого.

Орм ответил, что, вполне естественно, он даст что-то, чтобы улучшить свою удачу и купить защиту Бога. Он спросил епископа, что будет считаться подходя­щим даром.

— Это зависит,— сказал епископ,— от происхож­дения и богатства человека и от тяжести его грехов. Однажды я крестил одного датского вождя, который приехал сюда претендовать на наследство. Он отдал пять быков, бочонок пива и двенадцать фунтов воска Церкви Божией. В древнем Писании мы читаем о людях благородного происхождения, которые давали по десять марок серебра и, даже по двенадцать, на строительство церкви. Но они привели с собой на крещение и всех своих домашних.

— Я не хочу давать меньше, чем другие,— сказал Орм,— потому что ты должен знать, что в моих жилах течет кровь Широкоплечего. Когда я приеду домой, то построю церковь, ты крестишь всю мою команду, и я дам пятнадцать марок серебра. Но взамен я надеюсь, что ты хорошо расскажешь обо мне Богу.

— Ты — настоящий вождь,— воскликнул епископ радостно,— и я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.

Оба они были довольны заключенной сделкой, но епископ сомневался, всерьез ли говорил Орм, что вместе с ним будут креститься и все члены его команды.

— Если я хочу быть вождем и христианином,— сказал Орм,— на моем корабле не может быть языч­ников. Что же подумает обо мне Бог, если я допущу это? Они сделают, как я, а когда я говорю своей команде, что надо сделать то-то и то-то, они мне не противоречат. У меня на борту есть несколько чело­век, которые однажды уже крестились, или даже по два раза, но еще раз и им не повредит.

Он попросил, чтобы епископы и вся их свита оказали ему честь и пришли завтра утром к нему на корабль, чтобы он смог провести их по реке до Лон­дона и Вестминстера, и там они все и примут креще­ние.

— У меня большой и хороший корабль,— сказал он,— будет немножко тесно со столькими гостями на юрту, но путь не займет много времени, а погода ясная и тихая.

Он очень настаивал на этом, но епископ сказал, что не может принять решение по столь важному вопросу, не обсудив его со своим братом по должности и с другими членами их отряда, так что Орму пришлось потерпеть до следующего дня. Он простился с еписко­пом, поблагодарив его, и пошел к своему жилищу вместе с братом Виллибальдом. Последний мало гово­рил в присутствии епископа, но как только они поки­нули дом, он весело захихикал.

— Чему ты смеешься? — спросил Орм.

— Я только подумал,— ответил маленький священник,— сколько хлопот ты доставляешь себе ради дочери короля Харальда. Но я думаю, что ведешь ты себя очень хорошо.

— Если все пойдет так, как надо,— сказал Орм,— ты не останешься без награды. Мне уже кажется, что дне стало больше везти с того момента, как я встретил тебя.

Епископ, оставшись один, посидел некоторое время, улыбаясь, затем приказал слугам разбудить Гудмунда. Наконец им это удалось, хотя он и ворчал, что его потревожили.

— Я все думаю над тем вопросом, о котором мы говорили,— сказал епископ,— и, с Божьей помощью, ярешил, что могу обещать тебе сорок марок, если ты позволишь себя крестить.

Услышав это, Гудмунд сразу проснулся, и после недолгой торговли они ударили по рукам, сойдясь на сорока пяти марках и фунте специй, которые епископ использовал для приготовления вина.

На следующий день в жилице Торкеля вожди обсуждали предложение Орма перевести епископов на корабле в Вестминстер. Узнав об этом плане, Гудмунд объявил, что тоже хотел бы присоединиться. Видя что послы пообещали им безопасность, и учитывая что с королем Этельредом заключен мир, он хотел бы, сказал он, присутствовать, когда король будет отвешивать серебро, чтобы проследить за тем, чтобы эта церемония была проведена должным образом.

Торкель счел это разумной просьбой и сказал, что и сам бы хотел поехать с ними, если бы его рука была чуть получше. Но Йостейн сказал, что будет вполне достаточно, если поедет один из трех вождей, в про­тивном случае у англичан может возникнуть соблазн напасть на них, и было бы глупо ослаблять силы основной армии в лагере до того как они получат серебро.

Погода была настолько хорошей, что епископы не смогли отказаться вернуться домой на корабле. Един­ственно, что их беспокоило, это — не наткнуться на пиратов, поэтому в конце концов было решено, что, Гудмунд возьмет свой корабль, и они поплывут до Вестминстера вместе. Там они должны будут просле­дить за взвешиванием серебра, чтобы это было про­делано без задержки, а в случае, если удастся встре­титься с самим королем, они должны будут поблаго­дарить его за дары и проинформировать его, что они вновь примутся за грабеж, в еще больших масштабах, чем раньше, если он будет тянуть с его передачей им.

Орм собрал свою команду и сказал им, что они поплывут в Вестминстер со щитом мира на мачте и со святыми послами короля Этельреда на борту.

Несколько членов команды выразили беспокойство по этому поводу. Они заявили, что всегда опасно иметь попа на борту, как знает любой моряк, а епископ может оказаться еще хуже.

Орм успокоил их и заверил, что все будет хорошо, потому что, как он объяснил, эти божьи люди настоль­ко святы, что им не может быть причинено никакого вреда, как бы морские силы ни старались. Он продол­жал:

— Когда мы достигнем Вестминстера, я собираюсь креститься. Я тщательно обсудил этот вопрос со свя­тыми людьми, и они убедили меня в том, что верить в Бога очень хорошо. Поэтому я намереваюсь начать делать это как можно скорее. И так как всегда хорошо, когда на корабле все думают одинаково и следуют одним обычаям я хочу, чтобы вместе со мной крести­лись и вы все. Это пойдет вам на пользу. В этом вы можете быть уверены, поскольку это говорю вам я, который знает. Если кто-то из вас не желает сделать этого, пусть скажет сразу. Но ему придется покинуть мой корабль и унести с собой свои вещи, и больше он не будет членом моего отряда.

Многие из команды в сомнении поглядывали друг на друга и чесали за ухом, но Рапп Одноглазый, который был кормчим на корабле и которого команда боялась больше всего, спокойно кивнул головой, пото­му что однажды уже слышал, как Орм так говорил.

Когда остальные увидели такое поведение Раппа, никто не стал возражать.

Орм продолжал:

— Я знаю, что среди вас есть такие, кто уже крестился дома, в Скании, возможно, получив рубаху и крестик для ношения. Иногда бывает, что такие люди рассказывают, что не получили никакой выгоды от крещения. Но это были дешевые крещения, пригод­ные только для женщин и детей. На этот раз мы будем креститься по-другому, нас будут крестить более свя­тые люди, мы получим защиту Бога и удачу до конца наших дней. Было бы неправильно, если бы мы полу­чили такие преимущества бесплатно. Я сам отдаю крупную сумму за защиту и удачу, которые ожидаю получить, а каждый из вас заплатит по пенни.

При этих словах возник ропот, и можно было услышать, что некоторые говорят, что это — что-то новое, чтобы человек платил за то, что его крестят, а пенни — деньги немалые.

— Я никого не заставляю делать это,— сказал Орм.— Каждый, кто считает такое предложение нера­зумным, может сэкономить свои деньги, встретившись со мной в бою сразу же после крещения. Если он побеждает, его никто не будет заставлять платить, если проиграет — все равно сэкономит свои деньги.

Многие сочли, что это было хорошо сказано, и некоторые заявили, что любой член команды, который собирается жадничать, должен объявиться. Но те, к кому были обращены эти слова, только слабо улыба­лись, думая, что им придется смириться.

Гудмунд и Орм взяли на свои корабли по епископу, старший епископ со своей свитой поехал на корабле Гудмунда, а епископ Лондонский — с Ормом, который взял с собой также и брата Виллибальда. Епископы благословили корабли, помолились за удачное путешествие и подняли свои штандарты. После этого ко­рабли отплыли от берега и сразу же поймали попут­ный ветер, что заставило всех еще с большим уважением относиться к епископам. Они вошли в реку Тем­зу при приливе, провели ночь в дельте и на следующее утро, при ясной заре, начали грести вверх по течению.

Люди стояли в дверях своих хижин среди деревь­ев, вытянувшихся вдоль берега реки, в страхе глядя на корабли, а рыбаки, сидевшие на берегу, готовились спасаться бегством. Их успокаивало, однако, зрелище епископских штандартов. Тут и там можно было ви­деть сожженные деревни, опустошенные после одного из набегов викингов. Затем, дальше вверх по реке, они; дошли до такого места, где река была перегорожена четырьмя рядами бревен, оставлен был только неболь­шой проход в середине. Там стояло три больших сторожевых корабля, полных вооруженных людей. Викинги были вынуждены прекратить грести, пос­кольку сторожевые суда стояли в середине канала, и все их воины приготовились к бою, блокируя дальней­шее движение.

— Вы что, ослепли? — прокричал Гудмунд,— или выжили из ума? Вы разве не видите, что мы идем со щитом мира на мачте, а на борту у нас святые епископы?

— Не пытайтесь нас одурачить,— ответил голос со сторожевиков,— нам тут пираты не нужны.

— У нас на борту послы вашего короля,— прокри­чал Гудмунд.

— Знаем мы вас,— последовал ответ,— вы полны хитрости и коварства.

— Мы едем креститься,— в нетерпении прокричал Орм.

При этих словах на сторожевиках послышался громкий хохот, и голос прокричал в ответ:

— Вам что, надоел ваш хозяин и господин, Дьявол?

— Да! — заорал Орм в гневе, и тут хохот на кораблях стал еще сильнее.

Казалось, что будет драка, потому что Орм был разъярен их смехом и приказал Раппу придвинуться ближе и сцепиться с ближайшим кораблем, на котором смеялись больше всего. Но к этому времени епис­копы спешно надели сутаны и просили обе стороны успокоиться. Орм не хотел подчиниться, Гудмунд тоже считал, что это будет слишком. Тогда епископы закри­чали своим соотечественникам, обращаясь к ним стро­го, так что те наконец-то поняли, что епископы — те, за кого себя выдают, а не пленники или переодетые пираты. Кораблям было дозволено пройти, и столкновения не произошло, если не считать обмена оскорбле­ниями между командами кораблей, когда викинги проплывали мимо.

Орм стоял с копьем в руке и смотрел на стороже­вые корабли, белый от гнева.

— Хотелось бы мне проучить их,— сказал он брату Виллибальду, стоявшему позади него и не выказывавшему ни малейшего страха, когда казалось, что вот-вот начнется бой.

— «Живущий мечом и погибнет от меча»,— ответилмаленький священник.— Так написано в Священном Писании, в котором сосредоточена вся мудрость. Как бы ты пришел к дочери короля Харальда, если бы подрался с кораблями короля Этельреда? Но ты — человек насилия, и всегда останешься им. И очень пострадаешь от этого.

Орм вздохнул и бросил на пол копье.

— Когда я получу ее,— сказал он,— я стану мир­ным человеком.

Но маленький священник печально покачал голо­вой.

— Может ли леопард сменить свои пятна? — ска­зал он.— Или негр поменять кожу? Об этом тоже написано в Священном Писании. Но слава Богу и благословенным епископам, которые помогли тебе сей­час.

Вскоре они повернули вдоль изгиба реки и увидели Лондон, лежавший перед ними на правом берегу. Это зрелище потрясло викингов, поскольку город был столь велик, что не видно было его конца, а священники сказали им, что по подсчетам в нем проживает более тридцати тысяч человек. Викингам трудно было по­нять, как может такое множество людей находить себе пропитание в таком многолюдном месте, без полей и скота. Но мудрые среди них сказали, что эти горожане — злая и хитрая раса, которые отлично знают, как добывать себе пропитание у честных крестьян, не прикасаясь самим ни к плугу, ни к цепу. Поэтому, сказали они, доблестные моряки хорошо делают, что изредка наведываются к ним и отнимают у них то, что они награбили у других. Все зачарованно смотрели на город, по мере того как медленно плыли против отлива, думая, что здесь, действительно, должны быть такие богатства, которые стоит взять.

Но Орм и Рапп Одноглазый сказали, что видели борода и побольше, и что этот город — просто деревня в сравнении с Кордовой.

Так они подплыли к большому мосту, построенному из толстых бревен, который был настолько высок, что даже самые крупные корабли могли проходить под ним, опустив мачты. Многие люди выбегали из домов, чтобы посмотреть на них, включая и вооруженных людей, кричавших изо всех сил о язычниках и дьяволах. Но они разразились радостными криками, когда услыша­ли, как их епископы крикнули им, что все хорошо и что с людьми моря заключен мир. По мере того как корабли приближались, люди сбегались на мост, чтобы увидеть их вблизи. Когда команды кораблей увидели нескольких красивых молодых женщин среди них, они закри­чали им, чтобы те быстренько спускались к ним, обещая, что на борту они найдут серебро, веселье и храб­рых мужчин, а также и множество священников, которые отпустят им грехи в лучшей христианской манере. Одна-две девушки захихикали и ответили, что они_: хотели бы поступить так, как их просят, но прыгать очень высоко, после чего их сразу же схватили за волосы разъяренные родственники, пообещавшие дать им розог за такую болтовню с язычниками.

Брат Виллибальд печально покачал головой и ска­зал, что молодежь сейчас совсем не та, даже в хрис­тианских общинах. А Рапп, тоже стоя у руля, покачал головой, когда они проплывали под мостом, и мрачно сказал, что женщины всегда полны праздной болтов­ни, где бы они ни были.

— Им надо было молчать,— сказал он,— и сразу прыгать, как только им сказали.

Теперь они приближались к Вестминстеру и могли видеть позади деревьев высокие шпили башен. Епис­копы вновь облачились в свои лучшие одежды, а сопровождавшие их священники стали петь древний гимн, который обычно пел Святой Колумбанус, когда крестил язычников.

Их голоса мелодично текли над водой в ясный вечерний час, и как только гребцы ухватили ритм гимна, они стали грести в такт ему и сочли его очень удобным для гребли.

Когда пение прекратилось, они подогнали корабль к пристани и привязали к одному из причалов под красными стенами Вестминстера.