В подвале было душно и стояла жуткая вонь. Франциск с Карлосом с удивлением увидели настоящую тюрьму с множеством камер.
– У графа тут тюрьма, как вы уже могли заметить. Владения большие, граф спуску не дает никому. Тут, как правило, сидят мелкие воришки, пойманные на его полях или в охотничьих угодьях. Он – человек не бедный, но, как вы понимаете, дело принципа, – пояснил отец Иоанн.
– Они все умрут? – спросил ошеломленный Франциск. – И ему ничего не будет за это?
– Ну, почему все, – ответил Иоанн, – многих он отпускает, правда, не целиком, чтобы они служили живой демонстрацией последствий прогулок по графским землям. А что ему должно быть, по-вашему?
– Ну, он же убивает людей…
– Не всегда.
– Пусть не всегда, но это же люди!
– Это воришки. Вы, конечно, помните заповеди, по которым мы живем? – осведомился Иоанн, подойдя вплотную к Франциску, и вытаращил на него глаза, глядя снизу вверх. В неверном свете факелов Иоанн выглядел страшно – лысый, горбоносый, с выпученными глазами, в которых играли отблески факелов. Франциск невольно попятился.
– Да, конечно, помню, – прошептал он.
– Граф, помимо всего прочего, еще и истинный католик. Он чтит заповеди Господа нашего и не терпит, когда их нарушают, особенно в отношении его собственности. Да, он карает преступников, и не будем его за это судить, наоборот, скажем спасибо за заботу о нравственности простого люда.
– Аминь! – произнес Карлос с улыбкой и положил руку на плечо Иоанна.
– Вы же не против просвещения простых людей, брат мой, – не унимался Иоанн, и нервно дернул плечом, сбрасывая руку Карлоса.
Хавьер тем временем оказался очень близко к Франциску и также с осуждением посмотрел ему в глаза, нависнув над монахом своим страшным лицом. От него несло могилой, каким-то странным, нездешним холодом, от его близости у Франциска снова сперло дыхание в этом и так слишком узком коридоре с чадящими факелами, вонью и стонами из темниц. У Франциска закружилась голова, в глазах потемнело, и, не подхвати его Карлос, он бы упал на каменный пол. Когда он отдышался, то ощутил себя лежащим на полу коридора. Над ним стоял брат Иоанн с добродушной улыбкой на лице. Перемена, произошедшая с ним, была разительной. Франциск несколько раз закрыл и открыл глаза. Хавьер стоял неподалеку, ожидая своего хозяина.
– Вот так это и работает. Действенно, не правда ли? – спросил Иоанн.
– Что работает? – удивился Франциск.
– Правильный диалог, брат мой, правильно построенная беседа. Ваша чудодейственная вода – это, конечно, хорошо, но нельзя отбрасывать и простые методы дознания. Вставайте, мы уже пришли, – он подал Франциску руку. Тот принял помощь, поднялся с пола, отряхнулся и пошел за Иоанном.
Там, где стоял Хавьер, были камеры с ведьмами. Они вошли в первую. В ней, прикованная к кольцу в стене, сидела на грязном полу среди соломы молодая ведьма. Она отрешенно посмотрела на вошедших. В камере ярко горел огонь в камине, также в нем лежали какие-то металлические инструменты, при взгляде на которые у Хавьера мелко затряслась челюсть и потекли слюни. Из соседнего помещения в камеру вошли двое священников, они с удивлением взглянули на гостей.
– Ваше Высокопреосвященство, брат Иоанн, чем обязаны такой честью? – поинтересовался один из них.
– Я вижу, вы планируете провести предварительную беседу с этой нечестивой? – спросил Карлос.
– Да, мы планировали подготовить ее к допросу и привести в подобающий вид. Ее красота может дурно повлиять на молодых вельмож, уже начавших пир наверху. Это иногда бывает опасно. Один раз был случай – даже схватились за оружие. Зло коварно и многолико, а такое личико кроет в себе страшную бездну проблем.
– Полностью одобряю ваши намерения, брат мой, – сказал Иоанн, – и даже хочу посодействовать в вашем благом начинании.
И Иоанн кратко изложил суть вопроса вошедшим священникам. Выслушав, они немного оторопели, но согласились помочь.
– Пожалуйста, принесите нам кувшин воды и семь чаш, – попросил их Карлос.
Один из священников удалился. Пока его ждали, осмотрели ведьму. Франциск наклонился к ней и заглянул в глаза. Он не ошибся – в глазах ведьмы был тот самый характерный блеск. Монах отметил, что в нем начало зарождаться чувство жалости к этому юному, красивому существу, которое в полной покорности сидело на полу у его ног и несчастным взглядом смотрело на него снизу вверх. Он встрепенулся, поняв, насколько правы были святые отцы в утверждении о многоликости Зла и в своем желании изуродовать ведьму. Франциск отшатнулся от нее и отвернулся, ведьма засмеялась звонким чистым смехом. В ответ Хавьер издал нечленораздельный, животный звук. Он было дернулся к ней, но удержал себя в руках, звякнув инструментами в свертке, который все еще прижимал к своей груди. Ведьма наблюдала за этой сценой, и подергивалась от смеха.
Вернулся брат с чашами и кувшином воды. Франциск снял с пояса кожаную флягу, положил на стол. Он повернулся к ведьме и осмотрел ее.
– Мне кажется, нужно отрезать ей руку, – сказал он, – ее проще будет разделить на семь частей. Кроме того, при отделении от тела будет удобнее прижечь рану, чтобы она не истекла кровью до костра. Что думаете? – осведомился он, повернувшись к Хавьеру. Это действие стоило ему серьезных усилий.
– У-у? – промычал тот, выпучив глаза.
– Он немой, я забыл предупредить, это еще одно его достоинство, в нашей работе крайне полезное, – пояснил Иоанн, – да, друг мой, можете приступать, – повелел он Хавьеру. – Возьмите, пожалуйста, ее левую руку, правая нам еще пригодится для подписи протокола.
Все отошли и встали вдоль стен. Ведьма разом утратила все веселье и побледнела, как полотно. Хавьер положил сверток, который он держал у груди, на стол. Он развернул его и достал оттуда небольшую пилу с острыми зубьями. Взяв ее, повернулся и пошел к ведьме. Та отползала от него в угол, мелко перебирая ногами, отталкиваясь ими от пола. Она ничего не говорила, прикусив нижнюю губу, лишь отрицательно мотала головой, пока не уперлась спиной в стену, вздрогнув от неожиданности. Девушка убрала руки за спину, пряча их от приближающегося Хавьера, и расплакалась, до крови прокусив себе губу. Тоненькая струйка крови потекла ей на подбородок.
Хавьер дошел до нее и присел на корточки рядом. Его огромная фигура нависла над девушкой. Франциск снова почувствовал острый приступ жалости к этому юному прекрасному существу, попавшему в столь печальные обстоятельства. Но он строго одернул себя, напоминая, что перед ним отродье Сатаны, и собрался с духом.
Хавьер положил пилу на пол и протянул руку к ведьме. Та с визгом набросилась на него и вцепилась в руку зубами, так сильно, что ее скулы побелели от напряжения. У Хавьера на лице не дрогнул ни один мускул. Он тяжело дышал, но явно не от боли, и с неким инфернальным наслаждением смотрел на то, как ведьма вонзает зубы в его руку. Наконец она устала, выдохлась и, утратив силы, откинулась к стене. Рот ее был в крови, она провела по нему рукой, размазав кровь по щеке. Потом сплюнула, но сил осталось так мало, что розовый плевок потек по подбородку. Вдруг девушка разрыдалась, как ребенок, навзрыд, в полном отчаянии, и уткнулась лицом в колени.
Эта сцена была неожиданно прервана резким ударом. Ведьму отбросило к стене, ее голова дернулась и повисла, подбородок уперся в ключицу, и она затихла. Хавьер взял пилу, повернулся к стоящим сзади и знаками показал, чтобы ему принесли одну из железок, раскаленных в камине. Священник принес ее и хотел ему вручить, но тот снова знаками показал, чтобы он встал рядом и ждал. Хавьер взял левую руку ведьмы, оторвал рукав ее простенького платья. Все увидели тонкую изящную руку удивительной белизны. Хавьер громко сглотнул. Схватив руку девушки чуть выше локтя, он отвел ее в сторону и начал пилить. Хавьер обладал нечеловеческой силой, поэтому справился почти моментально. Бросив руку и пилу на пол, он резко повернулся к священнику и, взяв у того раскаленную железку, прижал ее к ране, из которой хлестала кровь. Камера наполнилась дымом и вонью горящей плоти. Франциск с изумлением отметил, что запах жареной плоти ведьмы напомнил ему о еде, желудок издал громкий звук. Хавьер оглянулся, посмотрел на него снизу вверх и усмехнулся.
Он поднял с пола отпиленную руку ведьмы и протянул ему, явно предлагая откушать. С того края руки, которым Хавьер тыкал в сторону Франциска, все еще капала кровь. Желудок начинающего инквизитора свела судорога, он согнулся и еле сдержал рвоту. Хавьер встал, издавая мерзкие хлюпающие звуки, которые, видимо, заменяли ему смех. Он подошел к столу, положил на него отпиленную руку и повернулся к Иоану.
– Разрежь ее на семь частей, – приказал Иоанн и поморщился, – он же не умеет считать. – Иоанн взял нож и провел по руке семь красных линий. – Разрежь по этим линиям и положи куски на столе.
В этот момент ведьма с громким стоном очнулась. Ее красивое лицо исказила гримаса боли, она закричала и попыталась схватить себя за руку, но наткнулась на собственные ребра. Девушка посмотрела на то место, где была левая рука, увидела обугленную культю и закричала с новой силой. Потом она заметила Хавьера, разделывающего ее руку на части своей кошмарной пилой, и заорала еще громче, ее крик становился все выше и выше, и в какой то момент перешел просто в сиплый звук. Дыхание ее пресеклось, она очень громко и глубоко вздохнула и потеряла сознание, опорожнившись с громким звуком.
Все присутствующие судорожно выдохнули. Сцена была не для слабонервных, святые отцы вытирали пот рукавами ряс, камеру наполнила вонь испражнений. Карлос открыл дверь, чтобы впустить свежего воздуха.
Франциск подошел к столу. На нем лежала расчлененная на семь частей рука девушки, последней лежала ее изящная кисть, стол был залит кровью, которая уже начала сворачиваться и застывать, она сильно пахла. От сочетания с жаром, идущим от камина, вонью испражнений и крови, воротило даже Хавьера. Он выглядел расстроенным и недовольно косился в сторону девушки, издавая нечленораздельные звуки.
– Он этого не любит, – пояснил Иоанн, видимо, имея в виду неожиданное испражнение ведьмы, – к сожалению, такое часто встречается, от страха или переживаний, поэтому мы и проводим допросы после нескольких дней поста. Но эту, – он кивнул на лежавшую в углу без чувств ведьму, – взяли только сегодня, в доме зажиточного фермера, куда она нанялась служанкой и свела с ума все мужское население. М-да. Но давайте продолжим, – обратился он к Франциску, – приступайте, пожалуйста, нас уже наверняка заждались наверху.
Франциск все это время задумчиво смотрел на разложенные по столу части руки ведьмы. Теперь же он растерянно повернулся к Иоанну.
– Простите меня, святой отец, для меня участие в подобном еще непривычно, – Франциск аккуратно разбавил «Слезы Христовы» в разной пропорции в семи чашах. Затем взял первую часть руки ведьмы и положил в чашу, где была неразбавленная вода.
Все приблизились к столу и стали смотреть. Кровь, идущая из куска плоти, сразу превратилась в мелкие пузырьки, потом они становились все крупнее, вода забурлила, над ней образовалось что-то вроде розового тумана. Когда все прекратилось, в кубке остался только кусочек кости, который через несколько секунд наспался на части и также растворился.
– Святой Боже! – простонал один из священников. – Греховная плоть исчезла без следа!
– Давайте продолжим, – сказал Франциск и полил водой из второй чаши другой кусок руки. Плоть практически сразу начала искажаться, спадать клочьями. Он полил еще один кусок из третьей чаши. На нем кожа пошла пузырями и отвалилась частями с мяса, потом и мясо распалось на волокна, превратилось в черные хлопья.
– Вы помните, в каком соотношении вы развели здесь «Слезы Христовы» с водой? – осведомился у него Карлос.
– Конечно, один к трем, святой отец.
– Отлично, просто отлично! – воскликнул Карлос. – Сегодня вечером на площади народ увидит доселе невиданное, о чем они еще долго будут говорить. Предчувствую ваш звездный час, брат мой, – Карлос похлопал Франциска по плечу.
Остальные растворы ожидаемо дали меньший эффект. Последний просто оставил рисунок на кисти руки. Увидев это, Карлос обрадовался.
– Это тоже очень полезно. Итак, у нас есть чистые «Слезы Христа», есть разведенные один к трем и более слабые концентрации. Все они дают каждая свой эффект, который может применяться нами в различных обстоятельствах.
– Нам пора, думаю, наверху гости уже умирают от нетерпения, – произнес Карлос, обращаясь к тем двум священникам, что планировали провести предварительный допрос ведьмы, – у вас, кажется, остались еще с этой ведьмой нерешенные вопросы? Или уже сделано достаточно?
– Хавьер все закончит, – заверил Иоанн, – нельзя оставлять ее такой, чтобы не возбуждать в подвыпивших вельможах ненужных нам с вами чувств, – он повернулся к Хавьеру. – Хавьер, мальчик мой, доверши начатое, пожалуйста, лицо этой твари не должно вызывать никаких эмоций, кроме омерзения.
Хавьер взял из камина раскаленный прут и пошел к ведьме, по-прежнему лежащей без чувств в углу камеры. Он присел на корточки, откинул ей волосы со лба и, немного наклонив голову, посмотрел в лицо. Движение, которым он убрал с ее лба волосы, было столь нежным, что присутствующие изумились и испугались, казалось, даже больше, чем при процедуре отнятия руки. Немой положил свою огромную лапу на здоровое плечо девушки, сильно прижав ее к стене, и принялся медленно водить по ее лицу раскаленным прутом. Камера снова наполнилась вонью паленых волос и кожи, ведьма от боли очнулась и попыталась отшатнуться, но позади была стена, к которой ее намертво прижал Хавьер. Девушка затрясла головой, уворачиваясь от прута, но нечаянно сама напоролась на него глазом.
Она затряслась и захрипела так, что начала кашлять кровью. При этом девушка мотала головой, подносила оставшуюся руку к лицу – и тут же ее отдергивала, так как почти все ее лицо представляло собой кашу из волдырей, текущей крови и ошметков сожженной кожи. Правый глаз вытек, и его остатки болтались из стороны в сторону при каждом движении ее головы. Она опять потеряла сознание – к всеобщему облегчению.
В камере повисла тишина, нарушаемая только треском дров в камине и странными звуками, что издавал Хавьер. Он стоял на коленях рядом с ведьмой, внимательно глядя на ее страдания, раскачиваясь из стороны в сторону, сотрясаясь в судорогах, при этом зажав обе руки у себя в промежности. Когда ведьма затихла, он сделал несколько порывистых качаний туда-сюда, потом резко согнулся вперед, затрясся всем телом и выдохнул. Выдох был долгим и сопровождался легким стоном. Хавьер на несколько секунд затих, затем выпрямился и откинулся назад, глубоко вздохнул, задержал дыхание и снова выдохнул. Он открыл глаза и, оглядев смотрящих на него с удивлением священников каким-то новым, ясным и светлым взором, встал. Отряхнув солому со штанов, не издав больше ни звука, Хавьер подошел к столу и начал собирать свои инструменты.
– Такие приступы у него случаются, не обращайте внимания, – сказал Иоанн, – он вкладывает душу в то, что делает, поэтому иногда вот не справляется с эмоциями.
Священники переглянулись, их лица выражали смешанные чувства. Качая головами, они пошли на выход, бросая взгляды на Хавьера, который спокойно собирал железки в сверток, мыча что-то себе под нос. Один из священников позвал охрану из коридора и попросил принести ведьму наверх. Стражники осклабились и бодрым шагом отправились в камеру.
– Поторопитесь, пожалуйста, – спокойно сказал им Карлос, проходя мимо, – мы и так задержали начало процесса, неправильно будет заставлять ждать вашего господина. Не так ли?
Упоминание о хозяине замка подействовало, охранники зашли в камеру и через некоторое время вышли оттуда, неся за ноги и за оставшуюся руку ведьму, которая все еще была без сознания.
Из-за отсутствия второй руки нести ее было неудобно, но взять по-другому не получалось, уж очень сильный смрад исходил от того, что еще недавно было прекрасной молодой девушкой.
Поднявшись из подвала, священники вошли в большой зал. Там стояло восемь стульев, семь из которых были заняты. На них сидели мужчина, подозреваемый в колдовстве, и шесть женщин. Судя по их виду, предварительная беседа была проведена со всеми. Франциск понял, что сегодня основным развлечением является не сам «допрос», а последующее сожжение на площади. Поэтому священники перед процедурой дознания привели ведьм и колдуна в состояние полной готовности утвердительно ответить на все вопросы, и сам процесс должен был стать просто приятным развлечением господ на время трапезы.
Для Карлоса и Франциска подготовили почетные места за общим столом. Отдельная группа священников отвечала за проведение процедуры допроса. Их небольшой стол был накрыт недалеко от допрашиваемых. Они периодически подходили к нему, наливали и закусывали в ожидании последней ведьмы.
– Вы задержались, святые отцы, – приветствовал вошедших в зал хозяин замка. – Ведьма была так упорна, что не хотела признавать свою дружбу с Дьяволом? – он завершил свою речь громким смехом, которые поддержали другие вельможи, сидящие за столом.
– Это дела святой инквизиции, – ответил спокойно Карлос, – хочу напомнить вам, господа, что сейчас пред нами вершится суд божий, поэтому прошу вести себя соответственно.
В этот момент двое солдат внесли в зал ведьму, которая приходила в себя и издавала нечленораздельные звуки. Солдаты устали, под конец они ее почти волокли. Добравшись до стула, им все же пришлось взять ведьму под правую руку и за остаток левой, чтобы усадить на стул. Солдаты еле сдержали рвоту и, как только у них получилось усадить ее, чтобы она не падала, и закрепить веревкой, рванули в дальний угол зала, откуда послышались характерные звуки. Во время процедуры усаживания ведьмы на стуле спины солдат загораживали ее от сидящих за столом, но когда они закончили и унеслись в другой конец зала, ведьма стала видна сидящим за столом. По залу пронесся гул изумления, потом послышались громкие ругательства.
В этот момент всех удивил сын хозяина замка. Он, увидев, во что превращена ведьма, вскочил, издал приглушенный вопль, замахал руками, показывая на ведьму, из глаз его потекли слезы, он безумным взором оглядел изумленно взирающих на него людей и вдруг сорвался с места и убежал из зала. Выбежав за дверь, он уже не смог себя сдерживать, и все услышали его удаляющиеся рыдания.
– Видимо, опасения святых отцов были не беспочвенны, – тихо проговорил Карлос, взглянув на отца юноши. Тот сидел в задумчивости не более минуты, потирая подбородок, потом громко сказал:
– Очень впечатлительный юноша. А все эти искусства да науки, и каков результат? Мы учились в бою, и выросли, как видите. А новое поколение – что с них взять? Хотя должен отметить, вы чертовски хорошо с ней поговорили, святые отцы, – продолжил он уже бодрым и веселым голосом, – уверен, она этого заслужила.
– Мы очень рады, что вы поддерживаете решения святой инквизиции, сеньор Альфонсо. Позволите ли вы нам начать процесс? – спросил его Иоанн.
– Простите меня великодушно, святой отец. Конечно, прошу вас, – Альфонсо приложил руку к груди и смиренно опустил голову.
– Благодарю вас, сеньор. Прежде всего, за оказанное гостеприимство, и за то, что любезно предоставили дом свой для проведения суда божьего над отродьем Сатаны.
– Не стоит благодарности, – ответил Альфонсо, – для меня большая часть принимать вас, и церковь должна знать, что дом мой есть дом церкви. Я всего лишь смиренный католик, который всеми силами старается вести жизнь праведную и склонять к праведности падших, до которых судьба позволит мне дотянуться
– Церковь высоко ценит вас и вашу праведность, равно как и ваш вклад в общее дело, – торжественно произнес Иоанн и обратился к священникам, проводящим допрос:
– Начинайте, пожалуйста.
Процесс проходил по стандартному сценарию: священники оглашали списки обвинений, подсудимые признавались и ставили подписи под обвинительным актом, некоторые пытались отрицать, но под пытками, которым тут же подвергались, все равно признавали свою вину. Знать с аппетитом ужинала, кидаясь объедками в обвиняемых и подбадривая священников. Когда очередь дошла до молодой ведьмы, у которой отняли руку, то, с учетом ее невменяемого состояния, священник сам взял правую руку девушки и приложил указательный палец к обвинительному заключению, таким образом ее же кровью закрепив обвинение. Процесс был завершен, и ведьм увели во двор. Колдун умер во время допроса, но так как для него уже было приготовлен костер, решили выдать его за потерявшего сознание и все равно сжечь.
Через некоторое время, заметив, что солнце уже клонится к закату, участники пира начали собираться в город, где на площади заждались подготовленные костры.
– Брат мой, – обратился Карлос к Франциску, подойдя к нему после ужина, – сейчас мы поедем на площадь, где вы должны будете провести публичное мероприятие, применив раствор «Слез Христовых».
– Я, а не вы? – удивился Франциск.
– Да, именно. У вас отлично получается, вы справитесь, я уверен. Или у вас есть сомнения?
– Конечно, нет, это мой долг. Хотя должен признаться, что это иногда нелегко, зло так коварно, принимает такие разные формы.
– Вы про ту несчастную девушку?
– Да, внешне она была подобна ангелу, и какая же дрянь внутри, сколько добрых, но слабых духом христиан совратила эта нечисть, скольким отравила жизнь.
– Но она уже начала свой последний путь, и скоро нашими стараниями предстанет перед Господом, который и решит ее дальнейшую судьбу.
– Аминь, брат мой.
– Пойдемте, нас ждет карета. Вы не забыли воду?
– Нет, все со мной, – сказал Франциск и показал кувшин, в котором смешал «Слезы Христа» и простую воду в пропорциях один к трем.
На удивление быстро он освоился в новой для него роли, однако сейчас безмерно волновался и, пока они ехали в карете, мысленно репетировал свою речь.