Вирус Бога

Творение

Утром Профессор, вопреки своему обыкновению, не ворвался, а спокойно вошел в палатку группы испытуемых, которых про себя иногда называл «чужими», хотя за это ему ­почему-то было немного стыдно.

«П­рошивка-то у нас у всех одна, – думал он, – что у рабочего, что у профессора, общая культурная среда, формируемая непонятно кем и непонятно, по чьему заказу. Живешь, думаешь, по работе встречаешься с таким, что ни одному сценаристу и в страшном сне не приснится, а вот все равно в голове поднимаются к поверхности сознания зловонные пузырьки голливудских штампов».

Он вдруг обнаружил себя стоящим посреди палатки в задумчивости даже не заметив, как вошел в нее. Члены группы сидели на койках и молча смотрели на него.

– Вы уже позавтракали, готовы? – спросил он их.

– Еда нам не нужна, – группа ответила хором, Профессора снова невольно передернуло.

– Ну, хорошо. Когда начнем?

– Мы готовы, – ответила группа.

– Снаружи ждет машина, она доставит вас в палатку.

– Машина не нужна, мы доберемся сами.

– Тут километра три идти.

– Это нас не пугает.

– Ладно, я жду снаружи, – Профессор пожал плечами и вышел.

Выйдя из палатки, Пятигорский глубоко вздохнул и посмотрел в небо. Чистое, голубое, с редкими облаками. Солнце приятно грело. Профессор вдруг осознал, что сегодня первый за много месяцев день, когда его ничего не беспокоит, не надо никуда бежать, спасать, думать и опасаться. Все уже свершилось. Вот эта группа людей в палатке может, потенциально, уничтожить всю охрану и его самого, и пойти своим путем, возможно, их уже вообще никто не планете не в силах остановить.

И осознание этого факта по ­какой-то причине успокаивало. Терять уже нечего, позади ничего нет, кроме этих ванн с «чужими» и творящегося повсеместно безумия. Бесконечно «чужих» консервировать не получится, рано или поздно придется сдаться, если не срастется ничего здесь, остается только план «Б».

Новости из Испании поступали обнадеживающие, но Профессор понимал, что, когда полковник привезет окончательное решение вопроса «чужих», начнется тотальное уничтожение. «А стоит его начать – не факт, что те «чужие», которых мы не знаем и не видим, не вмешаются в процесс и не уничтожат нас самих», – размышлял Пятигорский.

Вышедшая из палатки группа отвлекла его от этих непростых мыслей. Все были налегке, одеты в спортивные костюмы из комплекта, что был им выдан на базе перед отлетом.

Сергей подошел к Профессору.

– Мы знаем, что вам спокойнее и удобнее общаться с ­кем-то одним, и, хоть у нас нет лидера, пусть я буду нашим представителем. Вы закончили укрепления и усилили защиту?

– Да, военные все собрали за ночь. Нечто сверхсовременное и настолько же прочное. Надеюсь, выстоит.

– Мы тоже надеемся. Если увидим, что дела плохи, постараемся вмешаться, но лучше не отвлекаться, нам необходимо полностью погрузиться в процесс, и без того много сил уйдет на соблюдение границ периметра. Мы бы предложили вам покинуть полигон, но вряд ли в вашей структуре такое поймут и примут.

– К сожалению, да.

– Тогда пожелаем друг другу удачи, – сказал Сергей и протянул руку.

– Удачи, – кивнул Профессор.

– Удачи, – ответил Сергей и исчез.

Процессор ошеломленно стоял с протянутой рукой, которая все еще сохраняла ощущение тепла руки Сергея. Он огляделся – остальные члены группы тоже исчезли. Один из военных уже ­что-то говорил в рацию. Профессор подошел к нему.

– Что там? – осведомился он.

– Они на месте, с дрона по тепловым сигнатурам видно, что они все внутри палатки. Перемещения техника не заметила, среагировала только на их появление в палатке. Интересная технология, нам бы такое освоить.

– Вам дать живой водицы испить? – неожиданно для самого себя ехидно спросил Пятигорский.

– Нет уж, вы лучше попробуйте сделать так, чтобы без превращения в эту дрянь получить такую возможность.

– А почему вы считаете, что они – дрянь? – сердито поинтересовался Профессор.

Ответом ему послужило недоуменное молчание и пронзительные взгляды четырех вооруженных бультерьеров в военной форме. Профессора вдруг накрыла волна невыносимого омерзения. Он годами работал с такими, как они, боролся, уничтожая или ограничивая все необычное, новое и странное. А зачем? Чтобы горстка людей осталась при делах? Чтобы массы верили, что про этот мир все известно и понятно, и у ученых нет загадок, а у матросов нет вопросов? Он собрал волю в кулак и с трудом отогнал подальше эти мысли.

– Ладно, простите, перетрудился, – пробормотал он и пошел к воротам лагеря.

– Бывает, – медленно ответил военный ему вслед, – они сигнал нам подадут, когда уходить в защищенную территорию?

– Лучше уже сейчас, сигнал может вам не понравиться, – ответил Профессор, не оборачиваясь. – Давайте на всякий случай перестрахуемся. Все это происходит в первый раз, и мы не знаем, за какими показателями необходимо следить, и какие пороги являются критическими.

– Персоналу занять свои места, охране – позиции согласно штатному расписанию, боевая готовность, когда мы вой­дем, закрыть периметр, – буркнул военный в рацию и быстро зашагал в сторону ворот лагеря, догоняя Профессора, остальные потянулись за ним следом.

За ночь вокруг лагеря возвели укрепления, появились вышки с автоматическими турелями, в небе добавили беспилотников и дронов.

Профессор, не ускоряя шага, задумчиво шел к воротам лагеря. Без него их не закроют. О­ткуда-то пришла также уверенность, что, пока он не будет в безопасности, группа не начнет свою работу.

«Становлюсь телепатом? – подумал он. – Подхватил, что ли, эту заразу? Надо будет провериться. Хотя, скорее всего, они создают вокруг себя настолько мощное поле, что оно так или иначе меняет тех, кто рядом, а я с ними очень много времени провел. Наверняка это сказалось».

Он заложил руки за спину и снова посмотрел в небо. Профессор улыбался, он был совершенно спокоен, в который раз за день удивляясь этому состоянию. Он прошел через ворота сразу за военными, которые обогнали его. Вокруг суетились солдаты, звучали команды по рации, группы вооруженных людей в тяжелой защите перемещались по лагерю.

«А ведь всех нас может снести в одну секунду неизвестная сила, раз – и нет, и весь этот тяжеловооруженный пафос распылит на атомы», – Профессор усмехнулся и оглядел лагерь в поисках наиболее удобного места. Оно нашлось на крыше одного из высоких квадратных ангаров, куда вела лестница. У командирской палатки он увидел удобные раскладные кресла, больше похожие на шезлонги. Остановив пробегавшего мимо солдата, Профессор попросил его поднять одно кресло на крышу ангара. В ответ на удивленный взгляд пояснил, что ему требуется удобное место для наблюдения. Солдат понес кресло, а Пятигорский направился в свою палатку, где взял рюкзак и большую бутылку воды.

Поднявшись на крышу, он уселся в кресло, откинувшись на спинку и подставив лицо солнцу. Затем открыл глаза, потянулся, размял шею и, наклонившись к рюкзаку, достал из него бутылку коньяка, коробку сигар и походный металлический снифтер. Открыв бутылку, Пятигорский некоторое время наслаждался доносившимся из нее ароматом, идеально сочетавшимся со свежим сибирским воздухом, запахом нагретых солнцем трав и хвои. Профессор налил коньяк в бокал, покрутил, продолжая наслаждаться ароматом, потом пригубил и довольно прищурился. Он удовлетворенно наблюдал за суетой внизу, его удивляло, что военные никак не могут найти себе место, причем они даже не представляли себе ни типа угрозы, ни ее масштаба, но при этом с деловым видом передвигались вооруженными группами по лагерю, проверяли оружие, водили стволами тяжелых пулеметов на вышках. Может быть, суета позволяла им отвлечься от страха? Через некоторое время они, наконец, успокоились и слаженно навели все стволы на палатку с «чужими», видимо, сойдясь во мнении, что источник угрозы может быть только там.

Место Профессор подобрал отличное: вид на палатку, где укрылась группа, открывался замечательный, все видно, все слышно, никто не мешает.

«Ну, что ж, – подумал Профессор, – осталось подождать, и совсем недолго». Он был уверен, что процесс уже начался, он его чувствовал, но, в то же самое время, не ощущал никакой угрозы, страха, только спокойное любопытство.

Внизу показался полковник, проходя мимо, он посмотрел наверх и застыл, как вкопанный.

– Ты что там делаешь? – с удивлением спросил он Профессора.

– Мне показалось, что лучше места не найти, – ответил Профессор, – бери кресло, присоединяйся. У меня отличный коньяк, – он поднял и показал полковнику бутылку, – и недурные сигары. Что может быть лучше в такой замечательный судьбоносный день?

– Ты сошел с ума, хотя о чем это я? Мы все уже давно здесь того, – полковник покрутил пальцем у виска, – в первую очередь, потому, что вообще позволили тебе это организовать. Слезай и пойдем в укрытие, тут полно камер, дроны опять же, все отлично будет видно на экранах.

– Зачем?

– Как зачем? Для безопасности, черт возьми!

– Последние дни я много времени провел с этими людьми, поверь, на этой планете нет места, где мы будем в безопасности от них, – он кивнул на стоящую посреди полигона палатку, – успокойся, давай лучше коньяку выпьем.

– Ну, как знаешь, удачи тебе с твоим коньяком, – полковник махнул рукой и скрылся в соседнем ангаре.

«Безопасность, – Профессор ухмыльнулся, – если бы он знал, отдал бы, наверное, сейчас же под суд. Или просто пристрелил на месте? А ведь правда, не натворил ли я дел? В конце концов, его молодцы, вроде, нашли средство против «чужих», можно всех перебить, через СМИ отработать правильную пропаганду – и тех, кто скроется, отловят и добьют сограждане. Будем жить себе дальше, как жили. Хотя уже вряд ли, слишком все разошлось. Да и надо ли? Плохо мне сейчас? Я просто был рядом с ними, но их воздействие меня изменило, и, следует признать, к лучшему. А что будет, если испить водицы? В силу наличия у меня определенных знаний – при первом же подозрении буду не то, что с дыркой в голове, сразу без головы, снесут из дробовика, дуплетом».

От этих мыслей Профессора отвлек странный звук. Услышав его, Пятигорский выпрямился и с удивлением огляделся по сторонам. Кругом был густой серовато-­белый туман, который появился, пока Профессор пребывал в задумчивости, и заполнил полигон. Звук, похожий на пересыпание крупы, исходил от него. Туман на глазах менял консистенцию, в нем начали проявляться цветные прожилки. Что интересно, туман клубился вокруг их лагеря, но не попадал в его периметр и не выходил за пределы полигона – вдали была видна четкая граница между туманом и лесом.

«Видимо, у них пока получается все контролировать, – подумал Профессор, – это хорошо, может быть, и оружие не понадобится. Хотя контролировать процесс творения – не значит контролировать сотворенное, особенно, когда дело дойдет до ­чего-то большого и разумного. Они пока просто пробуют, играют и привыкают к своей силе, к ее возможностям».

Мир вокруг стал похож на картину безумного художника: вихри и протуберанцы красок, всполохи и молнии сменяли друг друга с нарастающей скоростью, шум, издаваемый туманом, усилился. Через некоторое время скорость возросла настолько, что глаз перестал различать в этом хаосе хоть ­что-то, все смешалось в один серый коктейль со всполохами цвета. Профессор сделал глоток коньяка и глубоко вздохнул.

Наконец туман начал редеть, из него стали появляться объекты. Профессор с удивлением увидел, как из дымки появляется настоящий лес!

«Вот и началось, – улыбнувшись и сделав глоток, подумал Профессор. –Видеть воочию творение мира – дорогого стоит. А они там сидят, – размышлял он о военных, – в своем «безопасном» бункере. Разве можно на такое смотреть с дронов и камер?»

Мир тем временем все больше и больше проявлялся, деревья уже шелестели листвой, в воздухе появились птицы, суетливые тени мелькали на земле, туман практически рассеялся, открыв изумленному Профессору новый мир. Происходящее напоминало сюрреалистичный прилив, пришла огромная шумная волна красок, закрутила, завертела и, схлынув, оставила после себя новый, свежий мир, который на глазах сформировался из этой приливной волны и ее пены. Другой цвет листвы, другой окрас птиц, другие голоса и звуки. Сначала Профессор не понимал, что его смущает, но потом осенило: этот мир получился хоть и живым, но как будто нарисованным, отсюда неестественность цветов и некоторая мультяшность звуков – это были фантазия, сон, воплощенные в реальность. Кино, которое снимали в реальном времени сидящие в палатке «чужие».

Цвета менялись, менялись формы, происходящее напоминало пластилиновые мультфильмы из безоблачного советского детства. Оттенки становились все более естественными, крики живых существ – менее искусственными, из теней они превратились в четвероногих, двуногих и пернатых. К забору лагеря они не приближались. Профессор пожалел, что не взял с собой бинокль. Он почувствовал, что внутри него ­что-то отозвалось на эту потребность. Отозвалось уверенностью, как будто щелкнул внутренний выключатель – и птицы полетели над лагерем, впрочем, там были не только птицы, но и небольшие драконы, которые жутко напрягали военных на вышках – каждого пролетающего те брали на прицел. Они не понимали, что им делать: с одной стороны – существа странные, с другой – никакой агрессии. Даже, когда один из них сел на крышу вышки, чтобы покрасоваться перед Профессором, никто не осмелился выстрелить. Четвероногие вышли из леса и затеяли игру на поляне рядом со стеной лагеря. Профессору захотелось выйти, пройтись по лесу, посмотреть на новую жизнь вокруг. Он чувствовал себя первопроходцем на другой планете, где новую жизнь творили инопланетные боги. А ведь он сейчас был свидетелем процесса, возможно, очень похожего на тот, что происходил на Земле миллионы лет назад, когда «Чужак» адаптировался к новым условиям и создавал свой первый зоопарк.

Пятигорский встал, намереваясь спуститься и выйти из лагеря, но некая сила мощным рывком вернула его в кресло, вместе с потрясением от произошедшего пришло понимание, что все только начинается и выходить сейчас ни в коем случае не стоит.

Процесс действительно ускорялся, и группа котообразных существ размером с медведей, игравшая у стен лагеря, распалась в пыль буквально на глазах. Пыль закрутило в небольшой вихрь, в который вовлекло других существ и затянуло пернатых. Опять зашелестел серый туман с цветными всполохами – и снова волна отступила, оставив после себя фантастический, мультяшный мир, который опять начал лепиться сам из себя. Скорость изменений нарастала, через некоторое время из тумана соткались существа, похожие на динозавров. Обмениваясь друг с другом пронзительными звуками, они двинулись прямо к лагерю. В этот раз военные не медлили – как только существа приблизились, в них начали стрелять. Динозавры превратились в розовый туман.

«Ну да, мы ж не в кино, – подумал Профессор, – мясо есть мясо, какой бы панцирь не был толстый, он не будет толще и крепче танковой брони, а это оружие выжигает танки, как консервные банки. Не «Годзилла», – он улыбнулся и отхлебнул из бокала. В нем разгорался азарт, интерес к жизни, и это был не только коньяк, но и давно забытая бодрость духа и свежесть души. Хотелось быть не здесь, а там, в палатке, быть частью процесса, творить вместе с ними.

«Интересно, какая музыка сейчас звучит в них. Они, помнится, еще в старой лаборатории, говорили о музыке», – сам он хотел бы сейчас послушать старый добрый рок, например, Kiss очень бы подошел, или Black Sabbath, происходящее снаружи идеально гармонировало с Paranoid. Профессор наклонился к рюкзаку, достал из коробки сигару, каттер и зажигалку. Откинувшись на спинку кресла, поднес сигару к носу, с наслаждением втянул аромат кубинского табака. Его просто распирало от энергии и счастья, воздух был кристально свеж, происходящее вокруг напоминало старый добрый кислотный трип, вызывая воспоминания о бесшабашной юности.

«Может, мне от этого так хорошо? Счастливые годы студенчества, ЛСД, мескалин, Хаксли, Лири и другие титаны кислотного духа – по сути, самые счастливые годы жизни, когда были открыты все дороги, а мы росли синхронно с любимой наукой. Ведь именно под кислотой я написал, будучи студентом, ту статью, которая привела меня, в итоге, сюда, обратил на себя внимание, так сказать, ответственных работников».

Статью Профессор написал вроде как несерьезно, просто под инсайтом во время кислотного трипа, как записывают сны. Проснувшись, он изложил на бумаге свои идеи о древнерусском фольклоре, которым в то время сильно, но по-дилетантски увлекался. Чувствуя, что вдруг все понял про эту жизнь и про сокровенные тайны предков, будущий Профессор изложил свое видение на бумаге. И, как оказалось, ­откровение-таки было – сложенный им паззл из странных слов и имен: Явь, Навь, Чудь, Калинов Мост с речкой Смородиной, дополненный фактами, которые были взяты буквально из воздуха, окрашенного в такие же яркие цвета, как те, что крутились сейчас вокруг лагеря, получился очень крутым. Отойдя от кислоты и прочтя свое творение, он чуть не получил новый приход от написанного, поэтому, не раздумывая, отправил текст в редакцию одного из околонаучных журналов.

Статью, как ни странно, опубликовали, последовали отзывы, которые серьезно удивили. Он ожидал разноса, а тут вдруг всплыли странные люди, имен которых Пятигорский никогда не слышал, и завели в сетевых просторах бурно растущего Рунета обсуждение его статьи, да такими словами, что он и половины не понял. Понял только, что мыслью своей кислотной дотянулся ну очень далеко, потому считают его эти люди сейчас чуть ли не гуру отечественного эпоса, имеющим доступы к потерянным первоисточникам, среди которых только одно название – «Книга Велеса» – ему о ­чем-то говорило. В те времена Рунет, да и Интернет в целом, еще не могли похвастаться обилием ресурсов. Чтобы поднять свой собственный сайт, нужно было либо заплатить – и немало для рядового гражданина, либо самому быть айтишником. Социальных сетей еще не было, появлялись только некие прототипы будущих фейсбуков. По сравнению с настоящим моментом контента было ну очень мало.

Поэтому любая интересная статья была событием, а статья у Пятигорского получилась более чем интересная, и страница с ее электронной версией могла похвастаться шестизначной цифрой на счетчике посещений, по тем временам – рекорд.

Приглашения на разные встречи и конференции студент отклонил – сослался на занятость, тем более что на носу был диплом, поэтому погружаться в бурную деятельность совсем не хотелось

Но одно приглашение отклонить не удалось. Оно постучалось в дверь, материализовавшись в виде двух подтянутых мужчин в штатском. Просто и без церемоний его попросили одеться, не отягощая себя лишними вещами, и проследовать с ними. Это были не бандиты, что, конечно, не могло полностью успокоить, но все же вселяло некоторую надежду на возвращение. Пятигорский проследовал, и там ему все объяснили. Статья понравилась, тема интересная, как оказалось, он расставил много точек над «и», поэтому присутствующий на встрече-­допросе научный сотрудник поинтересовался относительно первоисточников. Врать не хотелось совсем, так что Пятигорский молча открыл кошелек, подошел к человеку в белом халате, достал из кошелька марочку ЛСД с веселым солнышком и положил перед ним. Тот ее взял, покрутил перед носом, даже очки снял, внимательно рассмотрел с расстояния вытянутой руки и недоуменно посмотрел на будущего профессора.

– Что это? К­акой-то пропуск, пароль? – спросил научный сотрудник. Присутствующие на допросе люди в штатском засмеялись.

– Это пропуск, да. Почему нет? Пропуск к первоисточнику, но вам я рекомендую начать с половинки, – ответил будущий профессор с улыбкой, – а то занесет и не вернетесь.

– Это что, наркотик? – рот «белого халата» скривился. – Наркотик?!!!

– Это ЛСД, сейчас считается наркотиком, все верно, – ответил Пятигорский.

– Какая гадость, – «белый халат» бросил марочку на стол. Будущий профессор подошел, поднял и положил аккуратно обратно в кошелек.

– Ну, раз не надо, так не надо, – он повернулся к людям в штатском, – я могу идти?

– Подождите пока, – ответил единственный человек в военной форме, присутствовавший в комнате, – вы правда думаете, что тот факт, что вы получили доступ к этой информации, – он постучал пальцем по журналу, где была опубликована статья, лежащему перед ним на столе, – под кислотой ­как-то умаляет вашу работу в наших глазах, или делает эту информацию ничтожной?

В этот момент будущий профессор понял, что попал. Перед его мысленным взором пронеслась череда картинок, где он, привязанный к креслу, с капельницами с кислотой в обеих руках, непрерывно галлюцинируя, выдает откровения на камеру, а рядом стоят люди в белых халатах с блокнотами в руках, задают вопросы, фиксируют ответы и кивают головой.

– Все будет немного не так, – как будто прочитав его мысли, ответил военный. – Вы будете на нас работать, мы дадим вам доступ к массе интересных источников, ну и, конечно, в кислоте ограничений не будет, по доброй воле и ради добрых дел, – он улыбнулся, – но насильно кормить не будем, не переживайте.

– Я и не переживаю, – стушевавшись, ответил Пятигорский.

– Я тоже кино смотрю и журналы со страшилками читаю, так что представить себе ваши фантазии могу без особенного труда и кислоты.

– Будете с нами работать? Скучно не будет, поверьте. А что вас ждет там? – военный кивнул в неопределенном направлении. – У нас, между прочим, даже черти есть, наяву увидите, без делирия. То, что вы статью свою под кислотой написали, способностей ваших никоим образом не умаляет, они в вас есть, мы поможем их развить. И без кислоты будете многое видеть и понимать. База у вас хорошая, мозг работает правильно, остальное приложится. Институт вы в этом году заканчиваете, подумать о будущей работе самое время, а такие предложения, простите за банальность, на дороге не валяются. Люди вашего профиля сейчас не очень нужны, страна продолжает меняться, и как вы, наверное, заметили еще очень даже бурно, ей нужны юристы, экономисты, бандиты и менеджеры. А вы кто?

– Биолог

– Ну вот я же говорю – оживился военный – даже не химик, так бы хоть наркотики свои эти могли бы делать – он показал пальцем на кошелек, который Пятигорский все еще держал в руках, тот смутился и убрал его в карман.

– Научную карьеру обеспечим – продолжал военный есть масса всего, что можно вынести за пределы этих стен и опубликовать, и прятаться не придется, можно будет смело звездить, в разумных пределах, конечно. Так как всех мы сюда трудоустроить не можем, а полезных людей вокруг довольно много, поездки на различные научные мероприятия и публикации мы только приветствуем, по согласованию, конечно. Для установления правильных контактов и связей, возможно, обмена опытом. Первый шаг вы сделали отличный, авторитет заработали, все ваши следующие появления будут не менее эффектны, поверьте. Ну, так как?

– А если не сложится, я отсюда выйти смогу, или как в романе «Аквариум» Суворова будет? – при упоминании этой фамилии сидящие за столом поморщились.

– На первый раз простим, по незнанию ляпнули, но на будущее параллелей таких следует избегать. Обидно же, а не у всех наших нервы, знаете ли, крепкие, служба непростая. Поэтому предателей Родины лучше из лексикона вычеркнуть, и их творчество позабыть. Если хотите, мы можем помочь.

– Помочь?

– Ага, память от говна почистить. В жопу вот клизму можно вставить, а мозг, думаете, сильно отличается? У нас и для него клизма есть, и отлично работает. Если у самого не получится, поможем.

– Понял, я лучше сам попробую, тем более, я дальше первой ­главы-то и не прочитал, – ­как-то совсем замялся студент.

Вот так и началась служба, дорога, которая привела его на эту крышу, а полковника, который и был тем военным, – в подвал с коллегами по работе. Профессор улыбнулся, отрезал кончик сигары и принялся ее раскуривать. Вдруг он дернулся от выстрелов – с вышек открыли огонь из крупнокалиберных пулеметов. Профессор с удивлением осмотрелся, вернувшись в реальных мир из своих воспоминаний. Военные, наконец, занялись любимым делом – палили почем зря в существ, которые, по их мнению, пересекли некую воображаемую линию, чего допускать было никак нельзя. Профессор покачал головой, затем, отхлебнув из бокала, вернулся к созерцанию происходящего вокруг.

Мир продолжал стремительно меняться: все мелкое к лагерю не подходило, а вот большое, бодрое и злое лезло на пушки. Формы и виды сменяли друг друга, настал момент, когда полигон был буквально переполнен жизнью. Все это больше напоминало странную групповуху а не процесс творения: жизнь вокруг охала, кряхтела и шипела, лес пропал, было очень тесно, так что некоторые существа сливались друг с другом, проникали друг в друга, образовывая такие сюрреалистические сочетания, которым мог позавидовать сам Дали.

Одни существа умирали, мертвые становились пищей для остальных, съевшие ее росли, сливались с соседями и, в свою очередь, распадались в жижу, которую с чавканьем слизывали те, что поменьше, становясь больше и больше, лопаясь, распадаясь на части – и так по кругу.

«Пластилиновое море», – подумал Профессор.

Время летело, смотреть на происходящее было увлекательно, оно затягивало так, что Профессор и не заметил, как наступил вечер. Скорость процесса достигла своего пика, море жизни вокруг разгладилось, потом оно почернело, забурлило, стало прозрачным и ушло в землю. Все остановилось. Профессор понял, что на сегодня все. Он также понял, что группа «чужих» останется в своей палатке, и что им ничего не нужно. Пятигорский мысленно попросил их сообщить это военным самостоятельно, так как ставить коллег в известность о возможности коммуникации с «чужими» посредством передачи мыслей на расстояние он не планировал.

Просьба была услышана и воплощена крайне неожиданным образом. Когда военные вылезли из своего погреба, в небе появилась голова Сергея, он посмотрел вниз, на лагерь, и сообщил:

– У нас все хорошо, нам ничего не нужно, на сегодня мы закончили. Завтра оборона уже не понадобится, мы со всем разобрались, угрозы не будет. Все будет довольно скучно для вас, потому что скорость будет очень высокая. Спасибо, и спокойной ночи!

– Каково, а? – обратился полковник к Профессору, кивая на небо, и пошел быстрым шагом в сторону выхода из лагеря, не дожидаясь ответа.

В следующие два дня было действительно скучно. Картинк за пределами лагеря сменялись с огромной скоростью, уже без пауз, поэтому рассмотреть ­что-либо не представлялось возможным. Даже на записи, замедленной в 1000 раз, ничего достойного внимания не увидели. Участники эксперимента скучали, Профессор иногда забирался на крышу – покурить и выпить коньяка. На четвертый день, вечером, когда вихри опять улеглись, они увидели пустыню, местами залитую водой. Говорящей головы в небе не возникло. Вместо этого на территории лагеря появилась группа молодых людей. Появились они так же неожиданно, как и исчезли перед началом эксперимента. Профессор спустился со своей крыши, зажав в зубах сигару.

– Я так понимаю, эксперимент вы закончили – произнес он, подойдя к группе.

– Да, мы сделали все, что хотели. Теперь у нас есть полное понимание относительно своих способностей и возможностей, которые они нам дают, – ответил Сергей.

– Да, и вы поделитесь с нами?

– Конечно, никакого секрета тут нет, есть только сложность в подборе слов, чем дальше, тем сложнее нам пользоваться языком, – Сергей внимательно посмотрел в глаза Профессора. Тот, медленно и четко произнося в голове слова, передал ему:

– Никто не должен заподозрить наличие новой формы коммуникации между нами.

Сергей повернулся к полковнику и достал из кармана пробирку, с герметичной пробкой:

– Возьмите, пожалуйста.

– Что это? – удивился полковник.

– То, за чем ваши коллеги отправились в Испанию. Будьте, пожалуйста, предельно осторожны с этим, особенно рядом с нами.

– Не могли бы вы ­все-таки рассказать, что это такое? – встревоженно вмешался Профессор. Упоминание о группе, отправленной полковником, его насторожило. Он прекрасно помнил, что эту операцию полковник называл «последним шансом человечества», что на языке военных обычно означает, как минимум, вторую Хиросиму.

– Как ни удивительно, это – венец творения, – пояснил Сергей. – Мы проверяли четыре раза, результат всегда один и тот же. Это та вода, что вы видите снаружи, за пределами лагеря. Для вас «мертвая вода» безопасна, не переживайте.

– Так что же это такое? – не унимался Профессор.

– Это смерть, венцом творения в нашем случае является смерть творца. Наверное, в противном случае процесс творения будет неостановим. Мы полагали, что тот, кого вы называете «Чужаком», всемогущ, и у нас нет предела для реализации своего потенциала, что мы можем создавать новые миры, планеты и звезды. Но оказалось, что это не так, и результатом нашей деятельности является наша же собственная смерть. Абсолютный антипод «Чужака». Зато теперь понятно, почему он решил так извернуться, чтобы покинуть тела живых существ. Первый опыт на этой планете закончился точно так же.

– А как же вы, точнее, он остался в живых? – спросил Профессор. – Раз уж он создал свою же смерть?

– Уцелели очаги, из них жизнь распространилась заново, антипод ушел, но также сохранился во множестве скрытых мест. Он выполнил свою роль, сбалансировав процесс творения. Преподнес урок, из которого «Чужак» сделал выводы, создав «жизнь 2.0», если можно это так назвать.

– Могут существовать носители этого, как вы его называете, «антипода»? – спросил полковник.

– Нет, его природа такова, что носителей быть не может, он – это смерть, у нее не может быть носителей.

– Позвольте задать вам прямой вопрос, – полковник подошел к Сергею и, глядя ему в глаза, спросил:

– Если я сейчас соберу эту вот воду, – он кивнул на пустыню с водой за пределами лагеря, – заряжу ею сельскохозяйственную авиацию, и мы оросим некую территорию, что будет?

– Носители «Чужака» моментально скончаются в страшных мучениях.

– То есть вы дали нам оружие против вас? Несмотря на то, что не могли не понимать, что мы его можем тут же применить? – полковник недоверчиво посмотрел на Сергея. – Так?

– Мы не давали вам оружия, и у нас не было планов его создавать. Мы провели эксперимент, рассказали вам о результатах. Как вы ими воспользуетесь – ваше дело.

– Вот так спокойно?

– А вы чего ожидали?

– У любого живого существа есть инстинкт самосохранения. Вы же, в некотором роде, совершаете самоубийство.

– Нейронные связи в базальных ядрах мозга у нас серьезно изменены, вы это должны были заметить по результатам МРТ еще на тех студентах, наше поведение больше не регулируется инстинктами.

– А чем же оно регулируется, позвольте полюбопытствовать?

– Объяснить это словами невозможно. Давайте остановимся просто на фактах. У вас есть ваш план «Б», вы можете его использовать. Но может возникнуть эффект, подобный тушению пожара бензином.

– Это еще почему?

– Тысячелетиями множество неизвестных человеку форм жизни живет рядом с ним и ничем ему не мешает. Многие из них так или иначе зависимы от «Чужака», вы, кстати, тоже, просто не так, как мы. Сейчас та утечка спор в озеро создала ситуацию, которую довольно сложно контролировать, был нарушен баланс.

– Мы можем ее исправить без применения этого? – Профессор кивнул на пробирку.

– Да, конечно, можем.

– И как же?

– К сожалению, прямо сейчас нам необходимо провести двое суток в стазисе, чтобы вернуться в нормальное состояние и отдохнуть. Не беспокойтесь, мы решим все проблемы, – заверил Сергей, и группа ушла из лагеря в их палатку – уже обычным человеческим способом, без телепортаций.

Полковник проводил их взглядом.

– Что думаешь? – спросил он, повернувшись к Профессору.

– А что тут думать? Проспятся, отдохнут и все расскажут. Пока можно проверить, как именно действует их смерть, мы же привезли с собой ванны, как они просили, несколько десятков особей.

– Сейчас и проверим, – полковник передал пробирку стоявшему рядом сотруднику в белом халате, – подготовьте все, пожалуйста, – тот кивнул и удалился. – Напомни, пожалуйста, зачем мы сюда приволокли, помимо этих экспериментаторов, еще и тех, что в ванных? – спросил он Профессора. – Столько возни было, чтобы подготовить для них помещение со всем необходимым.

– Там выборка «чужих» из разных социальных слоев, «экспериментаторы», как ты их назвал, полагают, что смогут привести к своему уровню развития эту группу. Они уже проделали подобное с Натальей несколько дней назад.

– И что это нам дает?

– Контроль. Весь геморрой связан с неконтролируемым проявлением способностей, которые обретают «чужие» в определенный момент своего развития, они зачастую даже не понимают, что являются причиной происходящего, сами пугаются, создают еще больший бардак – и так по кругу. Как кошка, которая в ужасе бежит от привязанной к хвосту консервной банки. Наши «экспериментаторы» могут подключить зараженных в сеть, всем им очень быстро прояснить ситуацию, выровнять ее и прекратить растущий хаос.

– Примерно понятно, но требует серьезного доверия к этим существам. Откуда у тебя оно? – полковник пристально посмотрел на Профессора.

– У меня его нет – это просто эксперимент, один из вариантов, нет ни доверия, ни недоверия.

– Просто эксперимент? А если они планету разнесут?

– Знаешь, я думаю, они ее и так разнесут, если захотят. Их же, как оказалось, полным-­полно вокруг.

– Ты в это веришь? Почему?

– Слушай, только в нашей лаборатории с десяток различных видов сидит под землей в «зоопарке», у партнеров не меньше, насколько мы знаем. Потому и верю, точнее, знаю, что они правы.

– Ну, и что нам с этим всем теперь делать? Твое мнение?

– Собрать всю «мертвую воду» снаружи и влить в источник в Затонах, чтобы убрать споры и остановить заражение. Это мы можем сделать прямо сейчас, и это однозначно необходимо. Там все законсервировали, но в почве спор полно.

– Годится! – полковник хлопнул Профессора по плечу. – Когда эта смерть разойдется по грунтовым водам и дойдет до «святых» источников, что, по-твоему, будет? – поинтересовался он, глядя в землю.

– Смерть и будет, какая – ты скоро увидишь в лаборатории. Но что делать? Надо прекратить это заражение – для начала, потом будем разгребать ситуацию с зараженными.

– Ты пойдешь в лабораторию? – осведомился полковник.

– Да, – сказал Профессор и вздохнул, – пойдем, посмотрим, какова она, кощеева смерть.