Элла
Sectrets — Omido, Ordell, Rick Jansen
Слухи о странных вечеринках в моем доме ходили уже много лет. Но их раз за разом закрывали. Ничто никогда не было доказано. Это было больше похоже на то, во что пытались заставить всех поверить некоторые журналисты, чем на полицейское расследование.
Но правда должна была когда-нибудь всплыть.
Женщины и мужчины, которых использовали в сексуальных целях на этих вечеринках, были использованы в своих интересах. Большинство из них отчаянно нуждались в деньгах, а мой отец и его окружение могли предложить их в большом количестве. Некоторые из них, я уверена, даже не имели выбора, но я никогда не была в этом уверена.
Моя работа была проста. Я приветствовала их, направляла в комнату, где они могли подготовиться, и советовала им делать то, что им говорят.
Меня никогда не пускали в комнаты, где это происходило. Я никогда не видела этого своими глазами.
Но я участвовала.
Когда все началось, я не знала, в чем участвую. Отец просто попросил меня приветствовать людей в нашем доме и проводить их в комнату. Будь доброй, приятной и улыбайся. Вот и все.
Мой отец не из тех, кому можно сказать «нет». Этого слова нет в его лексиконе. Он никогда не был со мной физически жесток. Я видела, как он шлепал моего брата Люка, но не более того. Нет, насилие исходило из его души. Его слова часто были хуже, чем удар по лицу. Он подорвал нашу с братом самооценку, ежедневно напоминая нам, какие мы глупые. Ему удалось лишить нас всякого чувства доверия к собственному интеллекту. Дошло до того, что нам обоим пришлось пересдавать школьный курс. Я на год старше Пич и Алекс, потому что была слишком глупа, чтобы перейти восьмой класс с первого раза. Что, в свою очередь, не помогло дома, доказав правоту моего отца.
Порочный круг.
Все, на что я была способна, — это быть хорошенькой.
Поэтому, когда он сказал: — Все, о чем я прошу, — это открыть дверь и улыбнуться. Думаешь, ты на это способна?
Я не стала сомневаться. Я просто сделала это.
Пока однажды одна из приходящих девушек не спросила меня, может ли она уйти до шести утра и получит ли она в этом случае все деньги.
Мне потребовалось несколько недель, чтобы понять масштабы того, что он делал. А когда я заикнулась о том, чтобы обратиться в полицию, он отмахнулся.
Добро пожаловать в семейный бизнес.
Единственным семейным бизнесом, о котором я знала, была империя сети кофеен, которую он построил с нуля.
Обращайтесь в полицию, Элла. Я позабочусь о том, чтобы они знали всех, кто был замешан в этом деле. Включая тебя.
Он втянул меня в это дело и шантажом заставил остаться. Вот такой он человек.
Я не понимаю, как его поймали.
Главы влиятельных семей, живущих в Стоунвью, давным-давно объединились, создав Молчаливый круг.
Богачи сделали себя еще более неприкасаемыми, объединившись в одно целое, и они всегда защищают друг друга.
Возникает вопрос: кто достаточно влиятелен, чтобы сдать моего отца властям и заставить их что-то предпринять?
Перед моим домом никого нет, когда я прихожу туда. Я достаю телефон и снова смотрю на фотографию Гермеса. Она была сделана прямо у ворот, где, кажется, припарковано бесконечное количество машин ФБР, как будто моя семья — опасные преступники.
Так и есть.
Но в Стоунвью все семьи такие. Они опасны, но не склонны к открытому насилию. Они предпочитают оставлять кровавые дела бандам и мошенникам, которым они платят за грязные делишки.
Но что меня поражает, так это солнце в небе. Фотография была сделана днем, а когда ее разместили, был уже вечер, то есть полиция была у меня дома раньше. Мои родители ждали целый день, чтобы забрать меня, и до сих пор не сказали мне, что происходит.
Они что-то скрывают от меня.
Конечно, скрывают. Давайте оставим Эллу в стороне от всего до последней минуты, потому что мы знаем, что у нее будет какое-то свое мнение. Меня легче контролировать, когда они держат меня в неведении или шантажируют. В основном они не хотели, чтобы я была здесь, когда вокруг копы. Кто знает, что я могу проболтаться. Джеральд Бейкер не доверяет мне, а я не доверяю ему.
Что будет со мной, если моего отца арестуют? Ведь я предполагаю, что полиция не ушла из этого дома с пустыми руками. А если на чем-нибудь будет стоять мое имя? Меня тоже арестуют?
Как только я прохожу через парадную дверь, Карл, наш дворецкий, бежит в заднюю комнату, приказывая мне не двигаться. Он возвращается с моей матерью, у которой по лицу текут слезы, а платок прижат к щеке, как у вдовы из фильма 1920-х годов.
— Элла, — всхлипывает она, когда я подхожу к ней.
Бедная моя мама. В тот день, когда она вышла замуж за моего отца, она присоединилась к «Безмолвному кругу» в качестве жены. Это сделало ее кроткой, бесполезной, наивной. Она — мой худший кошмар, но я не виню ее за это. Она вышла замуж за то, что считала стабильностью. Потом она забеременела и осталась ради детей. Но в конечном итоге она ничто без Круга и моего отца. Я даже не хочу думать о том, что с ней будет, если Джеральд Бейкер уедет. У меня такое чувство, что Тени, люди из Круга молчания, не оставят ее в покое. Это не так-то просто.
Держа телефон в одной руке, я раскрываю руки, чтобы обнять ее, как будто я материнская фигура в наших отношениях.
— Все будет хорошо, — бормочу я, но прежде чем я успеваю обнять ее, она выхватывает у меня телефон и отдает его Карлу.
— Никаких телефонов, Элла. Ты не знаешь, кто подслушивает, — огрызается она, прежде чем ее лицо снова искажается от боли. — О, Элла.
Она хватает меня за руку и тянет дальше в наш особняк. Нас окружают бежевые и другие нейтральные цвета, а стены украшены различными картинами в стиле барокко и ренессанса. Здесь чувствуешь себя как в музее, а над прихожей возвышается наш семейный портрет.
— Все хорошо, мама, — тихо повторяю я.
Она качает головой, и я замечаю полицейскую ленту на двери папиного кабинета, когда мы проходим мимо. Должно быть, они изъяли все из той комнаты.
— Элла…
Она разражается слезами, из нее льется громкий плач.
Я беру ее на руки, как только мы оказываемся за пределами большой комнаты, которую мы используем в качестве гостиной. Она слишком потрясена, чтобы даже войти внутрь.
— Мама, с ним все будет хорошо. Он в полицейском участке? Он позвонил Гарсия-Диасу?
Статус моего отца сродни королевскому. Обычно он не попадает в неприятности, но если вдруг, то у него есть лучший адвокат в своем углу.
Она качает головой.
— Папа… — пытается она снова. Я смутно слышу, как за ней открывается дверь в комнату, но я слишком сосредоточена на ее состоянии, чтобы поднять глаза.
— Папа умер.
Я отвожу взгляд от плачущей матери и обращаюсь к брату Люку, который стоит прямо здесь, держась рукой за открытую дверь. Шок от услышанного, что мой отец мертв, едва успевает пройти, как мои расширенные глаза перескакивают на мужчину, стоящего рядом с Люком.
Руки в карманах темно-серых брюк, волнистые карамельные волосы падают на глаза, а красивые черты лица искажены в милом, нескрываемом извинении. Вот стоит мой бывший. Кристофер Мюррей.