Влюбленный лжец

Глава 4

Элла

Mr. Perfectly Fine — Taylor Swift

Крис, как джентльмен, протягивает моей матери руку, которую она охотно берет. Он помогает ей сесть на один из диванов в комнате. Красные антикварные диваны в стиле Людовика XV с резными когтистыми ножками ручной работы, расставленные вокруг камина с головой льва над ним, создают впечатление, что мы живем в XVIII веке. И эти дурацкие неудобные диваны стоят около тридцати тысяч каждый.

Мне кажется, что мое сердце не билось уже несколько минут. Мое тело пылает, мысли крутятся в голове.

Он лучший друг Люка. Вот почему он здесь.

Вот почему он здесь.

Вот. Почему. Он. Здесь.

Помогая маме сесть, Крис присоединяется к брату у камина, а я стою и смотрю, как тени от огня ползут по их лицам.

Люк — точная копия меня. Или я его, наверное. У нас фирменные белокурые волосы Бейкеров, голубые глаза, настолько бледные, что кажутся нарисованными акварелью, и мягкие черты лица, которые делают меня определением женственности, а его, когда он был подростком, делали чуть менее мужественным. Теперь он вырос. Двадцать пять лет, сейчас работает главным операционным директором кафе Бейкеров в Лос-Анджелесе, чтобы заменить моего отца, когда…

Мой отец умер.

Мой взгляд падает на маму, и ее неловкие звуки в носовой платок заставляют меня осознать кое-что еще. Она больше не плачет.

В комнате царит полная тишина. Никто не плачет, никто не бормочет «о боже мой», никто не причитает о том, как им будет не хватать Джеральда Бейкера. Мы все его ненавидели. Моя мать беспокоится о себе, с ужасом думая о том, что ждет ее в будущем в Круге молчания, когда ее муж мертв. Какова ее роль? Кому она принадлежит? В конце концов, она всего лишь женщина.

Как и я.

Мое сердце падает в желудок, грудь сжимается, когда тишина в комнате приобретает совершенно новый смысл.

— Ты уже здесь, — говорю я Люку.

— Я успел на самолет, как только мама позвонила.

— Что случилось? Почему мне никто ничего не сказал?

Я изо всех сил стараюсь показать, что чувствую предательство, но мои эмоции застревают в горле, и я знаю, что они выходят слабыми. Как будто мне все это безразлично. Мое лицо привыкло к программированию того, что я ему говорю, а не к настоящим эмоциям.

Маму сотрясают рыдания, но вопрос был адресован не ей.

Люк — не плохой человек. Он не такой, как мой отец, и не такой, как жадные корпоративные ублюдки, которые на него работают. Он хороший парень. Он мой брат, и мы всегда ладили.

Но он что-то скрывает от меня. Я могу сказать, когда он замыкается в себе.

— Люк, — настаиваю я, когда его глаза переходят на Криса. — Что с ним случилось?

Его челюсть напрягается, и он переминается на ногах, прежде чем снова успокоиться.

— Сегодня утром копы появились в офисе в Нью-Йорке, потом в Лос-Анджелесе. В последний раз они обыскали его домашний офис здесь, но не арестовали его. Когда я приехал днем, он был мертв. Он… — Он тяжело сглатывает, опустив взгляд. Возможно, это единственная печаль, которую я увижу на его лице в связи со смертью нашего отца. — Он повесился.

Представление о хромом теле отца, висящем в его кабинете, заставляет меня содрогнуться.

Что он использовал?

Даже не думай об этом.

Я киваю, смаргивая слезы, которые, я уверена, никто не заметит. Боже, я ненавидела этого человека. Почему это вообще меня задевает?

— Давай не будем ходить вокруг да около, — говорю я, прижимая руку к груди. — Мы все знаем о Круге. Мы все знаем о папиных вечеринках. Смерть человека, который организовывал секс-вечеринки для «Круга молчания» и которого собирались арестовать, не говорит о самоубийстве.

— Элла, — задыхается мама.

Я перевожу взгляд на Криса, потому что он единственный, в ком я не уверена, что он много знает об этом. А он вполне может. Его отец — часть Круга, но я не знаю, делился ли он этим с сыном.

Когда его лицо остается бесстрастным, а глаза смотрят на мою маму, я понимаю, что все это для него не новость.

Мои пальцы ползут по правой верхней части бедра, царапая кожу под юбкой. Любые внешние раздражители помогут мне не потеряться в собственных мыслях. Я не хочу паниковать.

— Я знаю это уже много лет, мама. То, что ты игнорируешь это, — твоя проблема, а не моя. — Я впиваюсь взглядом в Люка. — Папа не убивал себя, и ты это знаешь.

— Папа мертв, и это единственный факт, который имеет значение.

Его строгие слова заставляют меня сделать шаг назад. Мой брат не бессердечный человек. Что с ним происходит?

— Люк…

— У нас есть проблемы поважнее, чем то, как он умер. Ты хочешь поговорить о Круге, Элс? Как насчет того, что мы не только не являемся его частью теперь, когда отца нет, но и что мы должны им столько денег, что поездка в Эль-Дорадо даже не покроет эту сумму.

— Что значит «не покроет»? Мы и есть гребаное Эль-Дорадо, Люк. Заплати им и избавься от них.

— Полиция обыскала все, что принадлежит Джеральду Бейкеру. Компания, личные активы, банковские счета. Все, что у нас осталось, — это дом, потому что он каким-то образом записал его на мамино имя.

Он сделал это не ради нее. Скорее всего, он защищал себя.

Я едва успеваю уловить смысл его слов, как мама снова разражается слезами. Так вот почему она так много плачет.

— Ты плачешь, потому что у нас нет денег? — спрашиваю я со всем отвращением, на которое способна.

— Мы не разорены, Элла, — шипит она, поднимая глаза. — Мы в долгу перед Кругом! Твой отец просил слишком много одолжений.

Никогда не проси Тень об одолжении. Так мне однажды сказал Люк. Потому что, когда ты им что-то должен, они всегда приходят за этим, и цена, которую приходится платить, никогда не стоит оказанной услуги.

— Я не понимаю. Ты можешь просить Круг о любой услуге, если ты в нем состоишь. Отец был членом совета. Он…

— Больше не является. Долги Джеральда Бейкера перед Кругом переходят к его семье, но не к его… — он замешкался, подыскивая подходящее слово. — …членству.

Люк всегда ненавидел Круг. Он никогда не делал никаких шагов к тому, чтобы стать его частью, несмотря на то что мой отец настаивал на этом.

Чтобы стать полноправным членом, ты должен привести с собой женщину. Ту, на которой ты собираешься жениться и которая будет принята членами совета, посвящена и обещана как твоя. Потому что это означает наследников, а наследники означают доверенных людей, которые смогут присоединиться к Кругу в будущем.

Возможно, у Люка и были какие-то связи в Круге через моего отца, но он всегда следил за тем, чтобы никогда не знакомить своих подружек ни с ними, ни с моей семьей. Как бы глупо это для них ни звучало, мой брат верит в любовь, а не просто приводит женщину в тайное общество в качестве доказательства своей приверженности.

— Если бы ты сделал то, что тебе сказали. — Обвиняющий тон моей мамы даже не похож на ее. — Если бы ты вступил, когда твой отец попросил тебя.

Люк проводит рукой по лицу. — Если бы ты рассказала о размере его долга, я бы, возможно, так и сделал. Но ты этого не сделала.

Сердце бьется сильнее, я снова подхожу к маме. — Сколько?

Отвечает Люк.

— Многие мужчины из Круга были инвесторами в кафе «Бейкер». Дела у компании шли неважно, но в данный момент она разоряется. Отец выкачивал деньги из этих людей годами. — Он покачал головой. — Я даже не думаю, что на данный момент существует конкретная цифра. Мы говорим…

— Мы должны выдать Эллу замуж.

Голос моей матери покрывает комнату ледяным покрывалом.

Моя единственная реакция — тупое фырканье.

Потому что она шутит.

Она ведь шутит, верно?

— Я не собираюсь выдавать Эллу замуж в Круг, чтобы расплатиться за долги моего идиота-отца, — отвечает Люк. Низкая угроза в его тоне должна меня успокоить, но меня поражает только одно.

— Я не корова, выставленная на аукцион.

Нынешнее волнение — мой злейший враг. Оно заставляет мой голос звучать спокойно, даже когда внутри я паникую.

— Это решение не зависит ни от кого из вас.

— У нас нет выбора! — отчаянно кричит моя мать. — Они…

— Селин, если можно. — Ровный голос Криса, вклинившийся в разговор, словно снял напряжение с плеч моей матери. Он был таким молчаливым, что я забыла о его присутствии. — Разговор о Круге и долге Джеральда может быть тем, что ты захочешь обсудить наедине.

Вот засранец.

Он отгораживается от меня.

Я качаю головой в недоумении, подхожу к нему и оцениваю его. Он не двигается, даже почти не дышит. Я так близко, что мне приходится отклонять шею назад, чтобы посмотреть ему в глаза. Рост Криса больше шести четырех, а я едва дотягиваю до пяти трех. Обычно мой взгляд направлен на его грудь, но будь я проклята, если позволю своему бывшему засранцу выкинуть меня из этого разговора под предлогом помощи моей семье.

Поэтому я встречаю его взгляд, когда говорю, — Что ты вообще здесь делаешь? Это семейное дело.

В стрессе и растерянности от всей этой ситуации я забываю, что должна притворяться, будто у меня нет с ним никаких проблем в присутствии брата. Люк не знает, что мы встречались, потому что у Криса никогда не хватало смелости рассказать ему об этом. Он не знает, что его лучший друг разбил мне сердце. Он будет думать, что у меня нет причин ненавидеть его.

— Элла, — хмыкает мой брат. — Не будь грубой. Крис сейчас делает нам одолжение. Он — единственная Тень, которую мы знаем лично. Наш единственный союзник в Круге.

У моего бывшего челюсть отвисла, когда брат обрушил на меня эту бомбу правды, словно не хотел, чтобы я узнала об этом таким образом. Быть Тенью не соответствует образу Криса — милого и уважительного мистера. Ему нравится эта иллюзия, которую он выставляет на всеобщее обозрение. Ему нравится, что женщины, которые его охмуряют, и мужчины, которые хотят быть частью его круга, считают его отличным парнем.

Я не питаю иллюзий, когда речь заходит о нем. Я знаю, кто он на самом деле. Я знаю, что под его джентльменским поведением скрывается эгоистичный, манипулирующий и контролирующий себя засранец. Но Тень? Я и не подозревала, насколько все плохо.

— Кто бы мог подумать, — пробормотала я, едва сдерживая разочарование, скрутившее мой желудок.

Если Крис — Тень, то он подарил им будущую жену. Я знала, что он с кем-то встречается, но никогда не думала… Я сглатываю слезы, глядя на него. Хуже всего то, что по его лицу я вижу, что он переживает за меня. Его рот держится в прямой линии, а брови слегка поджаты.

Он знает, что это снова и снова разбивает мне сердце. Я ненавижу его за фальшивую жалость и, чтобы сделать вид, что меня это не трогает, натягиваю на лицо маску безразличия. Он может присоединиться к группе людей, которые никогда не узнают, что я чувствую на самом деле.

— Крис прав. Иди в свою комнату.

Я делаю шаг назад, стряхивая боль. — Иди к моему… Сколько мне? Пять? Не выгоняй меня отсюда. Я такая же взрослая, как и ты.

— Нет. Не взрослая. Ты студентка колледжа, чьим самым большим беспокойством до сегодняшнего утра было быть популярной в колледже и то, что мы заставили ее бросить танцы. Иди в свою комнату и позволь нам разобраться с этим.

— Мы сейчас говорим о том, чтобы жениться на мне, — огрызаюсь я. — Не поступай так со мной, Люк.

— Мы не выдадим тебя замуж, — огрызается он, теряя терпение. — Я не для того так усердно тебя защищал, чтобы просто так отдать тебя. Иди в свою комнату, Элла. Сейчас же.

Задыхаясь, он сердито указывает на дверь.

— Молодец. — Я сглатываю и с трудом сдерживаю слезы. — Отец умер всего несколько часов назад, а ты уже успел заменить его.

То, как я захлопываю дверь, могло бы ее сломать. Я ненавижу их всех.

Я тебя люблю

Ты — моя первая мысль, когда я открываю глаза, последняя, когда я засыпаю, и главный герой всех моих снов.