Вниз по темной реке

ГЛАВА 17

Проснувшись в субботу утром, я обнаружил, что кровать Гарри заправлена, вчерашняя его рубашка свисает с крючка на стене, а сам Гарри уже ушел в госпиталь. Позавтракав бутербродом и кофе, я двинулся к Темзе.

Склады Террингтона были процветающим предприятием: стены из добротного красного кирпича, множество окон. Спросив бригадира о букве «Т» на днище плашкоута, я получил ответ, что лодки в их компании помечаются иначе. Он показал мне маленькие латунные бирки, прикрученные к левому борту. Ни бирки, ни отверстий от шурупов я на нашем вещественном доказательстве не обнаружил, да и лодки у Террингтона были в гораздо лучшем состоянии.

Плашкоуты Престона оказались чуть больше; банок в них было пять, а не четыре, как в нашем случае.

На всякий пожарный я посетил верфь «Желтой звезды», но и там лодки клеймили совсем иначе — цифрами, вырезанными на носу. Если убийство Роуз и было связано с одной из этих компаний, то лодка эту гипотезу не подтверждала.

Я провел еще несколько часов на берегу, проверив пару соседних доков, однако пользы из прогулки не извлек. По всей видимости, плашкоут принадлежал частному лодочнику, работающему на сдельной оплате, и версия с колье снова начала представляться мне самой очевидной. Тем не менее, придется на днях пройтись и по противоположному берегу, чтобы окончательно прояснить вопрос.

В четвертом часу мне захотелось поесть и почитать газету. Найдя ближайший паб, я перекусил и полмили до госпиталя прошел уже в темноте.

Джеймса не было, а в его кресле восседал Гарри, углубившийся в толстенный том. Пришлось напомнить ему, что ужинаем мы у Белинды и опаздывать негоже.

Парнишка недовольно поднялся и накинул пальто.

— Зачем мне туда идти? Только вам помешаю. Лучше бы я остался здесь и…

— Белинда хочет с тобой познакомиться, — перебил я.

— С чего бы это?

— Такой она человек. Не переживай. Бел тебе понравится куда больше, чем я. И хватит причитать. Тебе нужно поесть, и, скорее всего, от ужина ты будешь в восторге. Буду очень обязан, если ты проявишь вежливость — Белинда старалась.

Гарри, закатив глаза, выразительно промолчал. Всю дорогу до Белгравии он мрачно тащился у меня в кильватере.

Белинда сама впустила нас в дом. Приветствие Гарри пробурчал сквозь зубы, но Бел не обиделась. Напротив, похоже, сочла его очаровательным парнем, и уже через пару минут он начал потихоньку оттаивать. К тому времени, когда мы сели за стол, мой подопечный вел себя вполне пристойно.

Наряд любимой привел бы в восхищение любого мужчину — что уж говорить о пятнадцатилетием подростке. Шелка оливкового оттенка придавали ее лицу нежное тепло, подчеркивая глубокую зелень глаз. Белинда расспрашивала Гарри, понравился ли ему Лондон, успел ли он посетить хотя бы один музей, нравится ли ему работа в госпитале… Интерес Белинды был неподдельным — все-таки писательница, — и мальчик вскоре поддался ее чарам. Наконец она решила узнать, что Гарри сейчас читает.

— В основном те книги, что нахожу в кабинете доктора Эверетта, — тут же оживился парнишка. — Только что начал замечательный трактат одного врача — Карпентера.

— Ты об Уильяме Карпентере, физиологе?

Я едва ли не злорадно наблюдал, как Гарри уронил вилку. Он тут же подхватил прибор и, покраснев, бросил на меня подозрительный взгляд. Я развел руками.

— Мы с ним дружим, — продолжила Белинда, словно не заметив разыгранной нами сценки. — Наверное, ты захочешь познакомиться с Уильямом?

— О… — пробормотал Гарри. — Я, конечно… но мне сначала нужно дочитать его книгу. Она ведь довольно сложная.

— Ну, он и сам человек непростой. — У Белинды на щеках образовались ямочки. — А что тебе еще нравится кроме научных трудов?

— Люблю романы! — воскликнул мальчик и поспешно добавил извиняющимся тоном: — Только, боюсь, ваших пока не читал.

— Ничего страшного, Гарри. А каких авторов ты предпочитаешь?

— Уилки Коллинза, например. «Лунный камень» — одна из моих любимых книг.

Белинда улыбнулась, и глаза Гарри расширились от удивления.

— Вы и его знаете?

— Нас познакомил художник Генри Чарльз Брэндлинг — друг моего отца. Генри в свое время сопровождал мистера Коллинза в путешествии по Корнуоллу.

Гарри откинулся в кресле с отвалившейся челюстью. Поражение его было неоспоримым.

— После ужина покажу тебе мою библиотеку. Можешь взять все, что понравится, правда, есть несколько исключений.

— О, благодарю вас, — немного скованно произнес Гарри и попытался переключиться на рыбу, двигавшуюся под его вилкой, словно живая.

— А ты где был сегодня? — спросила меня Белинда.

— Так, бегал туда-сюда.

Мой уклончивый ответ заставил ее нахмуриться, и она снова повернулась к Гарри.

— Темзу уже видел?

— Да, в четверг. — Он бросил попытки прикончить рыбу и отложил приборы. — По-моему, неприятное зрелище. Кстати, я задумался о названии. Было такое средневековое словечко — «темиз». Означает — «темный». А кельты называли реку «Тамезас». — Гарри метнул на меня слегка строптивый взгляд и снова перевел глаза на Белинду. — Слова — интересная штука. Любопытно, как они переходят из одного языка в другой.

— Между прочим, «тамас» на санскрите означало «тьма», — поддержала его Белинда, положив приборы на тарелку. — Иногда это слово переводят как «безразличие», и это значение представляется мне более подходящим. Мне Темза всегда казалась холодной и безразличной к людским страданиям.

— Темза — река, а не человек, — возразил я.

— А я воспринимаю ее как человека, — сказала Белинда. — Темза — такая же обитательница города, как и мы с вами.

— А что такое город? — добавил Гарри. — Город — это его жители.

— Он с нами сердцем говорит… — улыбнулась Белинда.

— …и сердце речь его родит, — закончил Гарри.

— Это из «Кариолана» Уильяма Шекспира, — пояснила Белинда.

— Конечно, конечно, — проворчал я.

Закончив пустопорожнюю беседу, Белинда поднялась из-за стола, и мы перешли в библиотеку. Она включила люстру, и Гарри, пробежав взглядом по полкам, ахнул:

— Ого! Это все ваше?

— Многие книги принадлежали еще моему отцу, — объяснила Белинда, коснувшись плеча мальчика. — Посмотри, может, и правда что-нибудь возьмешь почитать.

Он тихо поблагодарил, не отрывая взгляда от книг, а мы, выйдя в гостиную, уселись на наше обычное место у камина. Белинда сняла домашние туфли и подложила ногу под себя, устроившись грациозно, словно кошка.

— Очень интересный молодой человек, — сказала она.

— Наверное. — Я скорчил недовольную гримасу. — Со мной-то он не особо разговаривает, зато с Джеймсом трещит без умолку. И к тебе, похоже, теперь неровно дышит.

— Вы с ним не слишком ладите, потому что похожи друг на друга, — заметила Белинда, и я хмыкнул.

— Что смешного?

— Белинда, он много лет учился, — недоверчиво уставился я на нее. — Я вот по-французски ни бум-бум и в конкурсах по латыни отродясь не выигрывал. Читать не люблю — разве только газеты, — а Гарри от книг за уши не оттащишь. Он хочет стать доктором, а я бы занялся чем угодно, кроме медицины. Гарри же нечего делать ни на боксерском ринге, ни в порту.

— Объяснить? — подняла брови Белинда.

— Попробуй.

— Я сегодня увидела мальчика — умного, гордого, упрямого. Его родители умерли, и Гарри сбежал из Уайтчепела почти с пустыми руками.

Назидательный тон Белинды мне не понравился, и я немного напрягся.

— По-моему, Мэри Дойл решила, что ты — единственный человек, который способен понять ее племянника.

— Я знаю кучу людей, которые ушли из Уайтчепела без гроша в кармане.

— Ради бога, Майкл… — Она раздраженно фыркнула. — Тебе никогда не приходило в голову, что Мэри делает это не только для Гарри? Вдруг она переживает, что ты одинок?

— Мне компаньоны не требуются.

— Может, и так, однако…

— И на Гарри у меня времени просто нет.

Мой резкий ответ заставил Белинду слегка сбавить напор. Она окинула меня изучающим взглядом и все-таки продолжила:

— Признавайся, был сегодня на Темзе?

Порой ее интуиция меня несколько пугает.

— Был, мимоходом.

— Майкл, почему я должна вытягивать из тебя по словечку? Ты уже второй раз за эту неделю ходишь на реку, а ведь я знаю — ты этого не любишь. Что случилось? — Она намотала на палец каштановый локон. — Новое расследование?

— Одно из сотни других. — Я вытащил из-за спины жесткую подушку с кисточками и отложил ее в сторону. — Расскажи лучше, что там случилось дальше с этой гувернанткой и девчонкой-француженкой.

— Майкл, не надо! — возмутилась Белинда.

— Чего «не надо»?

— Не надо обращаться со мной как с девочкой. Думаешь, меня можно отвлечь, просто спросив о новом романе? Почему ты не говоришь о том, что тебя беспокоит?

— Твои истории куда интереснее, — пробормотал я, рассчитывая, что Белинда рассмеется и на этом все закончится.

Негодующе нахмурившись, она уставилась на огонь, и я ощутил приступ раздражения. Да, я был неспокоен, но ссориться перед уходом не хотелось — а нам с Гарри не следовало слишком засиживаться.

— Ничего такого у меня не случилось. Просто на столе скопилась куча дел, и мне это не очень нравится.

Белинда отвернулась и положила голову на руки.

— Куча дел у тебя каждый божий день. У Дойлов все в порядке? Как Элси, как Колин?

— Вот что я нашел! — послышался от дверей восторженный голос Гарри.

Мы одновременно обернулись. Парнишка стоял на пороге с горящими глазами, прижимая к груди томик.

— Всю жизнь хотел ее почитать! — Он повернул книгу корешком. — Дарвин, «Происхождение видов». Я действительно могу на время ее забрать?

— Разумеется, — улыбнулась Белинда.

Гарри перевел взгляд с нее на меня, и его лицо потухло. Понял, что у нас случилась размолвка. Не дожидаясь, пока молчание станет совсем уж неловким, я вскочил с дивана и склонился над Белиндой, коснувшись губами ее щеки.

— Нам пора. Не провожай, у дверей холодно. Спокойной ночи, Бел.

— Спокойной ночи, — сказала она словно в пустоту, слегка дернув подбородком, и я знал, что означает этот жест. — До свидания, Гарри, — уже более тепло произнесла Белинда, — надеюсь, мы скоро увидимся.

После натопленной гостиной в коридоре и правда оказалось не жарко — меня даже пробила дрожь, пока мы с Гарри спускались по лестнице. Мальчик молча шел за мной. Вечера, которые я проводил в компании Белинды, были лучшей частью каждой недели, и все же, запирая за собой дверь черного хода, я ощутил некоторое облегчение. Разумеется, я любил Бел, однако не особенно одобрял ее склонность к препарированию людских мыслей и чувств. Мне, например, неприятно, когда их вытаскивают на свет божий. Пусть остаются в темных закоулках мозга.