Лежа в постели, я рассказал Белинде о Роуз и Джейн, и Бел, склонив голову мне на плечо, пробормотала:
— Хорошо, что объяснил, хотя мог бы это сделать еще на прошлой неделе.
Она толкнула меня в бок голой ногой.
— Всего лишь одно из множества дел, — сказал я, слегка покривив душой. — Тем более в субботу мы были у тебя с Гарри. Не стал при нем вдаваться в подробности. Да и мешать не хотелось — вы так упивались цитатами из Шекспира…
Пропустив колкость мимо ушей, Бел оперлась на локоть.
— Наверное, в вашем разговоре с Гаверлингом было здравое зерно. Помнишь, в какой позе оставлял трупы «Волк»? Каждая из убитых женщин лежала с заведенными за голову руками.
Я недовольно заворчал.
— А вот скажи: волосы нынешних жертв были распущены или забраны?
— У Роуз была примерно такая же укладка, как ты сама делаешь: волосы перекинуты через плечо, локоны завиты. У Джейн — распущены.
— Обе лежали на спине?
Странный тон Белинды заставил меня перекатиться на кровати и глянуть ей в лицо.
— Что тебе пришло в голову, Бел?
— Вспомнилась «Волшебница Шалот».
Заметив мое недоумение, она добавила:
— Я как-то читала тебе эту балладу. Написал ее Теннисон. Главная героиня — заточенная в башне знатная леди. На Шалот наложено проклятие, так что она может видеть мир лишь в волшебное зеркало, да ткать гобелены. За пределы башни ей выйти не суждено. Потом появляется Ланселот. Узница бросает на него взгляд, и зеркало разбивается. Шалот понимает, что теперь смерти ей не избежать, и забирается в лодку, устелив ее днище цветами. Она направляется вниз по реке, в Камелот. А Ланселот понимает, кого встретил, поскольку до его ушей доходили рассказы о прекрасной пленнице. Неужели не помнишь?
— Ты никогда не читала мне эту поэму, — покачал головой я.
Белинда снова игриво пихнула меня в бок и надела шелковый пеньюар.
— Нет, читала! Почему ты никогда не слушаешь стихи?
— Когда ты одета, как сейчас, мне просто не до поэзии.
Бел хихикнула и, подхватив подсвечник, оставила меня в темноте. Я накинул халат, купленный ею специально для меня, и последовал за любимой в библиотеку. Белинда, встав у книжной полки со свечой в руке, провела пальцем по корешкам.
— Ага, вот и она!
Полистав страницы, она протянула мне книгу.
— «Волшебница Шалот», издана в тысяча восемьсот тридцать третьем, — прочел я и поднял взгляд на Белинду. — Это ведь баллада о даме, погубившей мужчину?
— Скорее о желании женщины попасть в реальный мир, — покачала головой Бел. — Ей хотелось стать чем-то бо́льшим, не просто изустной легендой.
— То есть ты считаешь, что преступник, убивший Роуз и Джейн, вообразил себе нечто подобное?
— Я считаю, что тебе следует прочесть эту поэму, — твердо сказала Белинда. — Пойдем к камину.
Устроившись на диване подле любимой, я молча прочел первую строфу при свете свечи.
— Читай вслух. Люблю это произведение, хотя оно довольно печальное.
Я продекламировал первые строки, неловко спотыкаясь на рифмах:
«По обе стороны реки цвели поля, росли сады,
Вздымая ввысь свои цветы;
А чрез поля дорога шла,
Что в крепость Камелот вела».
Закончив чтение, я заметил, что у Белинды на глаза навернулись слезы.
— Бел, это всего лишь стихи!
— Только представь себе: несчастная женщина провела всю жизнь взаперти, потом влюбилась в человека, который даже не знал, что она существует. — Бел сморгнула слезу и усмехнулась: — «Волшебница Шалот» каждый раз заставляет меня плакать…
— Не понимаю, какая тут связь с убийствами, — буркнул я, закрыв книгу. — Впрочем, если преступник знаком с поэмой Теннисона, стало быть, он — человек образованный. Уже что-то.
Белинда фыркнула, промокнув глаза рукавом:
— Несколько лет назад одна художница создала картину по мотивам поэмы. Француженка, Софи-Жанжамбр Андерсон.
— Это известная работа?
— Во всяком случае — уважаемая. Одна из первых картин в ливерпульском собрании. По версии Андерсон, леди Шалот плыла в лодке, прикрывшись сотканным ею гобеленом. Эта интерпретация не слишком напоминает твое дело. Тем не менее, женщина в лодке прекрасно одета; у нее длинные волосы, и дно лодки покрыто цветами. — Белинда нахмурилась. — Впрочем, на ее холсте в лодке присутствует еще и мужчина. Судя по картине, низкого происхождения.
— Ну, я не думаю, что преступник убивает именно из-за этой поэмы.
— Не из-за поэмы! — Белинда шлепнула меня по руке. — На самом деле, убийца мог и не слышать о Теннисоне, однако тело женщины в лодке для него явно что-то значит.
Допустим…
— С Джеймсом говорил? — задумчиво спросила Бел. — Он вполне может обнаружить связь между способом убийства и причиной, которая заставляет преступника лишать женщин жизни.
Я медленно кивнул, продолжая сомневаться.
— Могу поговорить с моим издателем, — у него наверняка есть репродукции картины, — предложила Белинда.
Я едва не ответил отказом, и все же… Бел не шутила. Ее любовь ко мне была столь же бескорыстна, как и чувства погибших девушек.
— Наверное, так будет проще — не придется ехать в Ливерпуль, — признал я.
Похоже, мне удалось слегка удивить любимую; впрочем, на ее лице тут же заиграла шаловливая улыбка. Меня погладили по руке.
— Не буду ему писать, пока ты не вернешься в постель!