Вниз по темной реке

ГЛАВА 34

На следующее утро, надвинув шляпу поглубже, я вновь занял свою наблюдательную позицию со стороны черного хода.

Так прошло три часа. В дом Форсайтов то и дело что-то доставляли. Удивительно, сколько нужно всякой всячины, чтобы вести домашнее хозяйство. Молоко, бакалея, пакеты, завернутые в коричневую бумагу, телеграммы… Я раз за разом поглядывал на окна. Невидимые пальцы слегка отодвинули занавеску и снова ее задернули. Кто стоял за тем окном? Интересно, где находится комната миссис Манро?

В конце концов ожидание меня утомило, и я решился постучать в заднюю дверь. С утра я стал уже шестым посетителем, подошедшим к черному ходу. Запыхавшись и утирая пот со лба, дверь отворила низенькая розовощекая девушка.

— Ой! Думала, пришел мальчик от мясника — что-то он задерживается, — выдохнула она. — Что вы хотите?

— Мне нужно поговорить с одной из служанок. Такая рыженькая, молодая.

— Вы даже имени не знаете? — негодующе произнесла девушка и начала закрывать дверь, но я подставил ногу.

— Скотланд-Ярд, — внушительно сказал я. — Не хотелось бы смущать вашу подружку перед хозяевами, да и смысла в этом нет.

Похоже, к солидарности служанки я воззвал не напрасно. Девушка неуверенно оглянулась и шепнула:

— Входите. Сейчас позову вам Мод, только не задерживайте ее надолго.

Через минуту-другую по каменным полам зашаркали торопливые шаги. Увидев меня, Мод округлила глаза и остановилась как вкопанная.

— Ой! Вам ведь нельзя сюда приходить!

— У меня всего пара вопросов. Ответите, и я уйду.

— Что вы хотели? — понизив голос, спросила девушка, взволнованно перебирая пальцами передник.

— Что произошло в доме в понедельник вечером, до того, как уехала миссис Манро?

Мод метнула взгляд в глубину дома и придвинулась ближе. Говорила она быстро и тихо:

— Молодая госпожа поссорилась с отцом. Слава богу, миссис Форсайт рядом не было — она бы ужасно расстроилась. — Девушка покачала головой. — Ссора случилась после ужина, хозяйка как раз что-то обсуждала с экономкой.

— Из-за чего они поругались? — спросил я, почувствовав, как по коже забегали мурашки.

— Доктор сказал: миссис Манро виновата в том, что хозяйка плохо себя чувствует. Сказал — это из-за того, что молодая госпожа редко заходит.

— Почему бы ей не навещать родителей чаще?

— С самого суда не приходила, — шепнула девушка, продолжая теребить передник.

— Когда состоялся суд?

— С полгода назад, наверное, — наморщила лоб она.

— Суд касался работы миссис Манро в доме призрения?

— Нет, по поводу какой-то служанки, но я всего не знаю.

— Доктор сам отвез миссис Манро домой?

— Хозяин слишком много выпил за ужином, — покачала головой Мод, — так что молодая госпожа не захотела…

— Мод… — раздался шепот из коридора, и первая служанка, вынырнув из-за угла, схватила девушку за руку. — Беги наверх, быстрее! Тебя разыскивает миссис Бил! — Повернувшись ко мне, служанка бросила: — Доктор видел, как вы слоняетесь вокруг дома. Нас тут всех поувольняют из-за ваших разговоров! — Она распахнула дверь и подтолкнула меня в спину. — Выметайтесь отсюда, живо!

Сделав три больших шага, я выскочил на крыльцо и заторопился вверх по улице. Пригнув голову, завернул за угол, и вдруг меня схватили сзади за локоть. Я обернулся, ожидая увидеть побагровевшего от гнева доктора Форсайта, и уткнулся взглядом во встревоженное лицо Стайлза.

— Что вы здесь делаете? — буркнул я, высвободившись из его захвата.

— Инспектор, быстрее! — Он снова сжал мою руку и потащил прочь от дома. — Доктор заметил вас на улице, заложил карету и уехал в Ярд.

— Значит, Винсент исходит от злости… — Я горько усмехнулся. — От нас скрывают миссис Манро, связывая нам руки, и нас же потом обвинят за неудачу!

— Вы же знаете, что я на вашей стороне, — искренне сказал Стайлз, — но этот человек едва не потерял родную дочь. Он сейчас не в своей тарелке. Поставьте себя на его место.

Улицу мы перешли в молчании. Я брел рассеянно, вспоминая разговор с Мод, и едва не вляпался в лошадиную лепешку. Полученные сведения следовало обдумать, пока слова служанки еще свежи в памяти.

— Стайлз, мне необходимо выяснить, когда доктор Форсайт принимал участие в судебном процессе, и в каком качестве — как одна из сторон или как свидетель?

— Зачем?

Пробираясь по забитому людьми тротуару, я пересказал молодому коллеге слова Белла и Мод, которая его рассказ подтвердила.

— Возможно, доктор выступал свидетелем против проститутки, — предположил Стайлз. — Наверняка миссис Манро расстроилась, потому и прекратила бывать у родителей.

— Все может быть. — Мы сошли на мостовую и двинулись дальше, идя нога в ногу. — Похоже, Форсайт лжесвидетельствовал. Во всяком случае, Белл говорил об этом уверенно. — Отстранив мальчишку с кипой газет, я продолжил: — Что вам удалось выяснить в доме миссис Манро?

— Был довольно странный разговор. Во-первых, ее служанка сообщила, что миссис Манро уже несколько месяцев не навещала родителей. Мать просила ее прийти как-нибудь на ужин. Можно сказать — умоляла. На прошлой неделе даже заехала к дочери специально — поговорить. В понедельник за миссис Манро приехал кэб, однако Шарлотта уже ушла пешком. Получается, что отец прислал его, не известив дочь?

— Не вижу тут никаких противоречий. Значит, ее пытались похитить в момент отъезда из дома, но Шарлотта спутала злоумышленнику все карты, — возразил я. — Стало быть, дальше он просто ждал ее у дома Форсайтов. И доктор лгал, заявляя, что проводил дочь до дома. Видимо, обратно она не добралась?

— Служанка точно не знает, — покачал головой Стайлз. — Ей сказали не ждать миссис Манро.

За разговором мы и не заметили, как добрались до Ярда. Перейдя улицу, Стайлз остановился, положив руку мне на предплечье.

— Инспектор, я никогда не видел Винсента в таком гневе, как сегодня утром… — Он помрачнел. — Форсайт орал во всю глотку, а когда ушел, меня вызвали к шефу.

Значит, Стайлзу пришлось принять на себя первый удар. Не завидую.

— Даже не знаю, кто еще, кроме вас, способен привести Винсента в чувство.

— Не сказал бы, что получаю от этого удовольствие, — моргнул молодой инспектор.

Прямо меня Стайлз не упрекал, и все же…

— Простите, — пробормотал я. — Что он говорил?

— Сказал, что отстраняет вас от этого дела, и намекнул, что вообще готов уволить.

— Уволить? — уставился я на коллегу.

— Это прозвучало только в нашем с ним разговоре, с глазу на глаз. По-моему, Винсент не вышвырнет вас на улицу, если вы извинитесь, объясните ему, почему это дело вас особенно тревожит. Он прислушается.

— «Особенно»? Что вы имеете в виду?

— Как же, Ле луп… — с некоторым удивлением отозвался Стайлз. — Я и сам знаю, что тот случай продолжает на вас давить. Он и меня до сих пор беспокоит. Дня не проходит, чтобы я не вспомнил.

— Винсенту-то какая разница?

— Ну, он поймет, почему вы действуете таким образом.

— И каким же?

— Слишком жестко, — помявшись, выдавил молодой инспектор.

— То есть вы полагаете, что извинения дадут мне шанс остаться на службе? — помолчав, спросил я.

— Надеюсь.

— Что ж, попробую. — Поразмыслив, я добавил: — Не рассказывайте ему, что я узнал у служанки. Винсент сочтет, что мы выдумываем оправдания повторному визиту в дом Форсайтов.

— Договорились, — неуверенно кивнул Стайлз.

Я не из тех, кто пытается уклониться от неминуемого столкновения, так что без лишней робости перешагнул порог кабинета начальника. Пришел с повинной головой. Однако Винсент хотел видеть нас вместе со Стайлзом.

— Назовите хотя бы одну причину, по которой мне не следует прекращать ваши полномочия, — без всякого выражения начал шеф.

Взглянув в его каменное лицо, я промолчал. Вряд ли Винсента устроили бы мои объяснения. Ни один ответ его не удовлетворил бы.

— Инспектор Корраван гораздо лучше владеет материалом, чем я, сэр, — отважился Стайлз.

Шеф задумался, поднял голову, и тут началось. Словно пробку вышибло из бутылки. Целых полчаса он склонял меня на все лады, и присутствие Стайлза в кабинете его нисколько не смущало. Голос Винсент не повышал, но я и без того понимал, что в Ярде теперь дуют совершенно иные ветра, и те несколько топорные, прямолинейные методы, которых я придерживался в Ламбете и в речной полиции, здесь более не котируются. Я терпеливо выслушал речь шефа о том, как меняется работа полиции. Понял, что количество газет в Лондоне возросло, увеличилась и их аудитория, что мы всегда, ежедневно, ежечасно на виду. Оказывается, еще до вступления в должность Винсент знал, что я вспыльчив и капризен, что от меня в Ярде прямо-таки стонут. С его слов, я всегда считал, что прислушиваться к мнениям коллег — признак слабости, что мое кредо — идти по трупам. Ничего не могу сказать: утонченности у меня и в самом деле как у дикого медведя, проламывающегося сквозь бурелом. Надо отдать шефу должное. Он ни разу не поставил мне в вину мое прошлое в Уайтчепеле; впрочем, в его речи сквозило предположение, что я до сих пор ощущаю себя боксером из подпольного клуба и тем горжусь.

— Инспектор Корраван, — продолжал шеф, — не единственный сотрудник Ярда, которому есть что доказывать. Инспектору Корравану следует учитывать, что за Ярдом следит не только наблюдательный комитет, но и широкая общественность.

Не помню, что он еще говорил.

Я сдерживался. Не сказал ни слова в свою защиту, хотя доводы Винсента были убийственны. Грустно молчал и виновато улыбался, пока шеф не иссяк и не выпроводил нас со Стайлзом из своего кабинета.

Смысл выступления Винсента был вполне очевиден. Меня бы давно отстранили от дела и выкинули из Скотланд-Ярда, однако за меня поручился Стайлз. Еще один проступок, и я окажусь на улице.

Спорить сложно. Ярд и вправду менялся. Менялся весь чертов мир. Другое дело, что я не мог переступить через себя.

Дверь паба я толкнул так, что та ударилась о стену и отскочила обратно, — даже пришлось ее придержать. Немногочисленные завсегдатаи испуганно оторвали взгляд от своих столов и снова уткнулись в кружки с элем, когда я пересек зал и выдвинул табурет из-под деревянной стойки бара. Круглолицый лысеющий бармен неторопливо приподнял могучую руку, решив поприветствовать нового посетителя, но, глянув мне в лицо, передумал.

— Чего желаете?

— Виски, — ответил я.

Бармен опрокинул горлышко бутылки в бокал, махнул тряпкой по жирной поверхности стойки и, избегая встречаться со мной взглядом, со стуком поставил передо мной янтарный напиток. Похоже, рассчитывал, что беспорядков я не устрою, а если вдруг — он всегда справится. Исполнив мой заказ, лысый повернулся к другому человеку, восседавшему за стойкой через два табурета от меня, — дородному мужчине, обхватившему обеими ладонями кружку эля.

— И что она сделала, когда обнаружила пропажу?

Не знаю, что со мной случилось, но невозмутимость бармена начала меня бесить. Виски я выпил двумя длинными глотками и громко стукнул бокалом о стойку, дав понять, что желаю еще. Лысый поймал мой требовательный взгляд и молча плеснул еще на дюйм виски. Почувствовав, что его собеседник внимательно меня изучает, я сердито зыркнул в его сторону и второй бокал выцедил, не торопясь.

Подошел еще человек, занял табурет справа. Я обернулся к нему, с удивлением ощутив, как его тяжелая рука похлопала меня по спине. Новый посетитель, увидев, как я тронул рукоятку дубинки, поднял руки.

— Это ни к чему, Корраван.

Ага, Джон Фишел из «Бикона».

— И что тебе нужно? — осведомился я, не снимая руку с дубинки.

Фишел, сняв шляпу, откинул назад копну темных седеющих волос и оперся локтями о стойку.

— А вы как думаете? — вкрадчиво улыбнулся он. — Хочу знать о нападении на миссис Манро.

Я напрягся. Фишел ни словом не обмолвился об убийстве. Неужели слышал, что жертва выжила?

— Черт возьми, ты ведь знаешь, что я ничего не расскажу. А потом, что бы я тебе ни сообщил, ты все равно напишешь то, что посчитаешь нужным.

— Ну, это неправда, дружище! — возразил репортер, махнув бармену. — Мне пинту, пожалуйста!

Лысый, коротко улыбнувшись, поставил перед ним кружку.

Фишел понизил голос и вкрадчиво заговорил:

— Мне кое-что известно об отце жертвы — этом медике. Почему бы мне с вами не поделиться? Только я должен что-то получить взамен.

— Что ты знаешь?

— Обмен должен быть равноценным, Корраван, — покачал он головой, сделав длинный глоток. — Знаете, как арестанты обмениваются в тюрьме необходимыми вещами.

Я хрипло усмехнулся, и Фишел положил ладонь мне на руку, словно старый друг. Другом он мне не был. Захотелось сбросить его грязную лапу.

— Ладно, не обижайтесь. Мы ведь тоже обучены не хуже полицейских — способны сложить два и два.

— Баскоу ушел лишь потому, что ты дал в печать его адрес, Фишел. Еще два человека погибли именно из-за тебя. Вот чему вас обучили!

Последняя моя реплика согнала легкомысленное выражение с лица репортера, и он скривился в ухмылке.

— Между прочим, это не я плел чушь собачью про убийства «Волка»…

— Убирайся отсюда, крысеныш, — зарычал я, поднявшись с табурета, и Фишел обжег меня взглядом, схватив шляпу.

— Ну и сиди со своим виски, ты, пьяный придурок! Посмотрим, чего добьешься!

— Знаешь, почему ты работаешь на «Бикон»? — крикнул я ему вдогонку. — Тебя выкинули из полиции за то, что ты трусливо сбежал от человека с ножом, вот почему! Трус чертов!

Похоже, мой залп достиг цели. Фишел обернулся, готовясь ответить, но тут в зале начали смеяться — сначала тихонько, а потом, видя, как покраснел газетчик, — в полный голос. Фишел отвернулся и направился к выходу. По несчастливой случайности под ноги ему бросилась собака, бежавшая к одному из столиков за объедками. Я видел краем глаза, как репортер жестоко пнул ее в бок, прямо под торчащие под кожей ребра. Животное тихо взвизгнуло, словно привыкло к ударам и знало, что шум поднимать бессмысленно.

Вскочив с табурета, я бросился к дверям, но мерзавец уже растворился в толпе. Я чертыхнулся, закрыл дверь и остановился, глядя на собаку. Милое создание — уже не щенок, подросток. Глазки коричневые, на мордочке длинный шрам, разноцветные уши… Собака бросилась прочь, не дав себя приласкать, и мне стало стыдно: пинок она получила отчасти по моей вине.

— Прости, девочка, — пробормотал я. — Не надо было мне его бесить.

Бармен плеснул мне еще виски. Может, даже два раза — не помню. Грустно было сознавать, что Фишел и вправду способен вычислить того, кто напал на миссис Манро, прежде чем это сделаем мы. По пути домой, несмотря на плывший в голове пьяный туман, я все силился сообразить: чем же зацепили меня слова Фишела? Что-то он сказал полезное… Но что именно, черт возьми? С трудом восстановив в памяти наш диалог, я наконец понял: репортер знал нечто интересное о докторе Форсайте и даже готов был к взаимовыгодному обмену.

— Этот медик, — сказал он…

Надо повидать Джеймса, тот наверняка что-то припомнит.

В госпитале было до невозможности жарко. Пришлось расстегнуть пальто и проветриться, помахав полами, так как рубашка липла к потному телу.

Джеймса в кабинете не оказалось, и я направился в женское отделение, а потом в мужское. Джеймс и Гарри стояли в дальнем конце палаты, склонившись над кроватью высокого мужчины. Джеймс задавал больному вопросы, а Гарри прилежно заносил ответы в карточку. Глянув на мальчика, я поздравил себя с несомненным успехом. Похоже, удалось найти для него самое подходящее место.

К кровати подошла санитарка с подносом, и доктор с помощником сделали шаг назад. Заметив меня, Джеймс кивнул; Гарри же, не отрывая глаз от своих записей, перешел к следующему пациенту.

— Добрый вечер, Корраван, — поздоровался приятель.

— Привет, — откликнулся я, мотнув головой в сторону палаты. — Что с ним?

— Начальная стадия паранойи.

Я бросил опасливый взгляд на Гарри, и Джеймс вздохнул:

— Считает, что люди над ним насмехаются из-за роста. Прошлой ночью даже сделал попытку отрезать себе ноги.

Мне с трудом удалось подавить смех — я-то решил, что приятель говорит о Гарри.

— Жутко неприятное расстройство, — рассказывал приятель по пути к кабинету. — Больной думает, что маленький рост сделает его менее заметным, а в то же время попытка отрезать себе ноги, напротив, привлекает к нему особое внимание.

— Бедолага, — искренне сказал я. — Вообще меня интересовал Гарри.

— Гарри? — вопросительно глянул на меня Джеймс.

— Почему он меня словно не замечает?

Добравшись до кабинета, мы уселись.

— Боюсь, Гарри чувствует себя несколько подавленным. — Приятель бросил на меня взгляд поверх очков. — Знаешь, Корраван, мальчик очень напоминает тебя.

— Белинда говорит то же самое.

Последнее слово я произнес невнятно и настороженно глянул на друга. Тот вроде бы не обратил внимания, и все же мне было доподлинно известно, что он скажет, узнав о нескольких порциях виски в пабе. Я сильно прикусил кончик языка. Боль взбадривает, и язык сразу перестает заплетаться.

— И она, как всегда, права, — заметил Джеймс. — Гарри — умный мальчик, который желает сделать что-то полезное для этого мира. Ощетинивается как ежик, стоит ему заподозрить, что его считают обузой, — совершенно твоя черта. Ты ведь с ним даже толком не познакомился, Корраван.

— Ну зачем я ему сдался, если ты от него без ума?

— Не корчи из себя идиота, — строго посмотрел на меня приятель.

— Закончу расследование — тогда и попробую узнать Гарри ближе, договорились? Сейчас совсем нет времени.

— Ему не требуется нянька, — возразил Джеймс. — Просто мальчик не должен просить сам, чтобы ему уделили хоть чуточку внимания.

— Господи ты боже мой! Не начинай, Джеймс! Хочешь, чтобы я чувствовал себя виноватым? Гарри ведь почти шестнадцать. Знаешь, чем занимался я в его возрасте? Выгружал тюки с чертовым товаром на пирс! Тебе ли не знать, как тяжело мне приходилось…

Джеймс протестующе поднял руки.

— Не вымещай на мне свое негодование! Ты спросил, почему Гарри тебя не замечает, — я ответил. Ну почему ты так вспыльчив?

Приятель почти в точности повторил слова Винсента, и я откинулся на стуле.

— Ладно, у меня хорошие новости: миссис Бэкфорд приходит в себя, — прервал паузу Джеймс. — Похоже, начала доверять Стайлзу и Гарри.

— Уже что-то! — воскликнул я и сразу кое-что вспомнил. — Кстати, Стайлз не говорил тебе, что Бэкфорды наняли частного детектива? Его зовут Тафт. Если этот фрукт появится здесь, имей в виду.

— Да, твой коллега специально приезжал, чтобы рассказать об этой истории. Тафт сюда не заглядывал, но если вдруг — его не пустят на порог. — Джеймс махнул рукой, словно отгоняя комара. — Вчера ночью миссис Бэкфорд снова говорила, и Гарри расслышал имя — Рейчел.

— Рейчел? — повторил я, однако язык меня снова подвел.

Получилось «Решел». Мне хватило сил осознать свой промах, тем более что Джеймс пристально глянул мне в глаза.

— Ты что же, выпил? — возмущенно произнес он.

— Нет, просто устал. — Постаравшись придать своим словам правдоподобия, я добавил: — Да и вообще не в своей тарелке. Куотермен нажаловался Винсенту, что я, дескать, нетактичен. К тому же шеф недоволен тем, как продвигается расследование, и заявил сегодня, что у меня манеры, словно у громилы из Уайтчепела. Отвесил еще парочку других комплиментов. Дело он передал Стайлзу, а меня отрядил ему в помощь.

Если я хотел внушить Джеймсу жалость, пожалуй, следовало найти иные слова.

— А, вот как… — Приятель развел руками, будто ничего иного и не ждал.

Я ощутил раздражение. И все же мне требовалась помощь друга, так что пришлось сменить тему.

— Знаешь доктора Форсайта?

— Имя слышал, а что? — испытующе глянул на меня Джеймс.

— Третья жертва — его дочь.

— Вот оно что, — поднял брови приятель. — И как она?

— Насколько я понимаю, поправляется. Но мы с ней еще не говорили. Собственно, отец не разрешает ей с нами встречаться. Запер дочь на втором этаже своего дома, словно узницу в башне. — Я согнулся, упершись локтями в колени. — Что-то в этой семье есть странное, Джеймс. Миссис Форсайт, похоже, до смерти боится мужа, а миссис Манро несколько месяцев подряд не появлялась в родительском доме.

— Манро? — переспросил приятель. — Значит, дочь Форсайта замужем?

— Да. Ее зовут Шарлотта Манро, и она пытается возвращать проституток к…

— Слыхал, слыхал, — неожиданно севшим голосом перебил меня Джеймс, и я примолк при виде его удивления. — Она прислала мне двух девушек, обе стали санитарками.

— Надо же, какое совпадение!

— Не сказал бы. Мать Луиза знает всех столичных врачей. В прошлом году она спросила меня, не хочу ли я дать шанс двум приличным, но доведенным до отчаяния девушкам. Привезла их сюда Шарлотта Манро. Не знал, что Форсайт — ее отец, — задумчиво добавил приятель.

— Нет ли у тебя возможности переговорить с ним, убедить его, что мы должны встретиться с Шарлоттой? Знаешь, как медик с медиком… Мои доводы на него не подействовали. Пришлось даже рассказать, что его дочь — не первая жертва, что убийца вполне может приняться и за других женщин. Бесполезно…

— Нет, Корраван. Видишь ли, вот эта часть мозга, — он приложил ладонь к правому виску, — сосредоточена на защите семьи. Это основной элемент нашего сознания, и если он начинает работать, — все остальное теряет свое значение.

— Ты что-нибудь о нем знаешь? Может, есть какая-то зацепка, которая мне поможет? — Джеймс удивленно уставился на меня, и я на секунду умолк, однако заставил себя продолжить: — До меня дошли слухи, что Форсайт скрывает какую-то позорную тайну, возможно, связанную с не так давно состоявшимся судом.

— Неужели ты опустишься до шантажа? — недоверчиво произнес приятель.

— Да нет, — отмахнулся я от его слов. — Мне нужен рычаг влияния.

— Господи, Корраван, — пробормотал Джеймс, откинувшись на спинку стула.

— Миссис Манро даже не знает, что случилось с другими девушками, — настаивал я, наклонившись через стол. — Не представляет, что произойдет еще с десятком женщин, если она не заговорит.

— Ну, зато она точно помнит, что произошло именно с ней. Вполне возможно, что и этого для нее достаточно. — Джеймс продолжил с нажимом: — Ты не сможешь заставить ее говорить, если она к этому не готова. В противном случае Шарлотту ждет судьба несчастной миссис Бэкфорд, которая вообще лишилась дара речи. Прояви терпение.

— Преступник убивает в ночь на вторник. Сегодня пятница, — парировал я. — Чертовски сложно хранить терпение, если пять минут разговора могут изменить ситуацию.

— Попытки взять семью Форсайтов измором вряд ли помогут, — бросил Джеймс. — Кто тебе сказал, что ты вправе командовать людьми? Просить можешь. Другое дело, что тебе следует уважительно относиться к их решениям.

— Никем я не командую!

— Нет, командуешь! И мной когда-то пытался командовать. — Приятель хлопнул по столу. — Я знаю тебя уже десять лет. Ты все равно что собака, вцепившаяся в кость, и больше для тебя ничего не существует. Только сейчас эта кость в руках у женщины, которая едва не погибла. Опомнись, Корраван!

— Бог ты мой, ты сейчас говоришь, как Винсент…

— Кто знает — может, он и прав? Никогда об этом не задумывался? — ответил ударом на удар приятель, потом глянул мне в лицо и сбавил тон, вяло махнув рукой. — Нет в нашем разговоре никакого смысла. Я сегодня просто не в силах бороться с твоим напором.

Джеймс замолчал. Похоже, в нем говорила не только усталость. В его глазах я отчетливо видел отчаяние, смешанное с виной и отвращением. Точно так же приятель выглядел в тот вечер, когда пришел ко мне в страхе за жизнь своего племянника Мориса. Я тогда прислушался к предположениям одного из друзей пропавшего мальчика, прочесал частым гребнем полдюжины самых отвратительных борделей Лондона и в итоге в одном из них обнаружил Мориса — нагого, окровавленного и все-таки живого.

Как ни странно, воспоминания о том случае смягчили меня более, чем память о множестве услуг, которые Джеймс оказал мне впоследствии, и я спросил уже совершенно другим тоном:

— Что случилось, Джеймс?

Приятель машинально сгреб в аккуратную кучку разбросанные по столу скрепки и тщательно подровнял ее, словно раскладывал на лотке хирургические инструменты.

— Вчера вечером я потерял пациента. Считал, что у него наблюдается улучшение, но… Знаю, мне следовало проконсультироваться. Не могу себя не винить.

— Прости, Джеймс. Мне очень жаль.

Он глубоко вздохнул, так, что с халата едва не отскочила пара пуговиц. Часы на камине пробили половину. Джеймс встал и потянулся за пальто.

— Я домой, — сообщил он. — Корраван, не начинай снова пить, пожалуйста. Ни к чему хорошему это не приведет.

— Я не пью. Мне есть чем заняться.

Попытка говорить четко ничего не дала: Джеймс глянул на меня грустно и разочарованно.

Выйдя из госпиталя, я заскочил в ближайший паб и уселся на табурет перед баром — точь-в-точь, как пару часов назад. У Джеймса определенно были причины смотреть на меня с отвращением.

После третьей порции виски мне стало совершенно все равно.