Вниз по темной реке

ГЛАВА 25

Дверной молоток на двери дома Дорстоунов скрывал мрачный траурный венок, так что я постучал кулаком.

Слуга, открывший дверь, проводил меня в библиотеку, где, сидя в кресле, ждал глава семейства. Рядом с ним на столе стоял поднос с тостом и чашкой чая, но ни к тому, ни к другому отец девушки даже не притронулся.

Приблизившись, я обратил внимание на его покрасневшие опухшие глаза и мятую одежду, словно Дорстоун спал, не раздеваясь. Его смятение можно было понять: фактически потерять сына из-за расстройства рассудка, а потом еще и дочь, павшую от руки убийцы… Настоящий ад.

Не дождавшись приглашения, я придвинул к себе стул, уселся и обратился к хозяину дома:

— Мистер Дорстоун, мне очень жаль, однако есть несколько вопросов. Впрочем, ничего сложного.

Он безнадежно глянул мне в глаза.

— Нет ли вероятности тайной помолвки между вашей дочерью и мистером Эддингтоном?

Если да, сходство с Роуз приняло бы четкие очертания.

— На прошлой неделе, — едва заметно покачал головой Дорстоун, — Джейн по секрету поведала мне, что Эддингтон ее беспокоит: вроде бы он уже не проявляет столь же искренних чувств, как раньше. Я сказал, что это полная ерунда. Надо быть глупцом, чтобы потерять такую девушку.

— Не связаны ли вы или члены вашей семьи с компанией «Желтая звезда», с Террингтоном или Престоном?

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— Тогда, может быть, с «Болдуин»? Или с министром внутренних дел?

Он с недоумевающим видом откинулся в кресле.

— Кто вам такого наговорил?

— Нет-нет, никто.

— Тогда к чему подобные вопросы? — вспыхнул Дорстоун и тут же, разрыдавшись, спрятал лицо в ладонях.

Я замолчал. Через несколько минут собеседник успокоился, достал платок и вытер нос.

— Прошу вас, не надо… — попросил он. — Прекратите эти глупые, бессмысленные расспросы.

— Мистер Дорстоун, я вам сочувствую. И все же… У нас есть основания полагать, что Джейн собиралась навестить вашего сына…

— Она ездила к нему почти каждый месяц, — сказал Дорстоун, облизав сухие губы. — Сидни больше никого не хотел видеть.

— Прошу у вас разрешения его посетить.

— Конечно, я могу написать сыну письмо, — нерешительно пробормотал он. — В любом случае, нет ни малейшего шанса, что Сидни имеет отношение к…

— Тем не менее, я был бы вам очень признателен.

Он медленно поднялся и, переместившись за стол, достал лист бумаги и обмакнул ручку в чернильницу. Несколько минут в комнате раздавался лишь скрип пера, и вдруг Дорстоун в панике оторвал взгляд от письма, словно выйдя из ступора.

— Вы не должны рассказывать ему о Джейн. Доктор сказал, что любое потрясение может убить Сидни! Его нервы слишком расшатаны.

— Он не знает о смерти сестры? — изумился я.

— Не знает. Поклянитесь, что будете молчать! В противном случае письмо я вам не отдам.

Он схватил бумагу, будто собираясь тотчас ее разорвать.

Я подавил стон разочарования. Каким же, черт возьми, образом должен я в таком случае выяснить хоть что-то об убийстве Джейн?

Так или иначе, слово дать пришлось, и Дорстоун, поставив подпись, слабым движением, словно лишившись последних сил, подтолкнул ко мне законченное письмо.

— Пожалуйста. Вы получили то, что хотели, а уж будет ли с того толк…

Он уперся локтями в стол и снова закрыл лицо.

— Благодарю вас, — тихо сказал я и вышел из комнаты.

Добравшись до Чаринг-Кросс, я сел на поезд до Суррея и принялся размышлять: как расспросить Сидни о сестре, не перейдя черту. Были вещи, которые я сказать мог, была и запретная тема.

Поезд, скрипя тормозами, подошел к станции. При выходе из вагона мой взгляд сразу упал на указатель к здравнице. Итак, мне налево. «Седдон-холл» — в четверти мили от вокзала.

Ворота для пешеходов были открыты, и я прошел извилистой дорожкой к внушительному корпусу из светлого камня, строгие линии которого смягчали высаженные через правильные интервалы деревья.

Я открыл дверь в квадратное фойе, украшенное изображениями медиков, заботливо обследующих прикованных к постели пациентов. Все картины были написаны маслом, и на каждой присутствовал маленький столик со сверкающей бутылью. Подозрительно прищурившись, я разглядел этикетки с надписью «Седдон»[6] и невольно фыркнул.

— Добрый день! — раздался за моей спиной мужской голос.

Обернувшись, я вынужден был приноровиться к росту подошедшего ко мне человека, едва достигавшему пяти футов.

— Здравствуйте. Я — инспектор Корраван из Скотланд-Ярда. Хотел бы увидеть одного из ваших пациентов, — сказал я, вытащив письмо.

— Меня зовут Харпер, я здешний администратор.

Открыв письмо, Харпер внимательно ознакомился с содержанием, и его лицо застыло непроницаемой маской.

— Хм. Мистер Дорстоун… — Сложив бумагу, администратор вернул ее мне и сообщил: — Боюсь, посещение этого пациента ограничено.

— Мне требуется всего лишь несколько минут, если уж все так строго. У меня срочный вопрос по линии одного расследования. Его отец…

— Его отец не имеет полномочий предоставления допуска к нашим больным, — выпрямился во весь рост коротышка.

— Надеюсь, мистер Дорстоун находится в здравнице? — сдерживая гнев, осведомился я.

— Разумеется. — Харпер заложил руку за лацкан жилета. — Однако пациенту не следует разговаривать с посетителями, которые могли бы его расстроить. Это касается и полиции.

— Знаете, кто такой Том Флинн? — понизив голос, поинтересовался я.

— Да, — прикусив губу, ответил администратор.

В марте прошлого года Том Флинн опубликовал серию статей о злоупотреблениях, царивших в лечебнице «Кортвелл». Тамошние доктора ставили эксперименты над больными, проводя лечение магнитотерапией и инъекциями железа, вследствие чего несколько пациентов скончались. Разразился громкий скандал; в итоге лечебнице пришлось сменить почти весь штат.

— Так вот, Том Флинн — мой большой друг.

Я довольно сильно преувеличил, однако взгляд коротышки выдержал твердо.

Поджав губы, Харпер сделал жест, означающий, что он умывает руки.

— Ну что ж… Обязан вас уведомить, что данный пациент в прошлом причинял себе увечья. Если подобное произойдет после вашего визита, мы возложим всю вину на вас!

— Приложу все силы, чтобы не расстроить мистера Дорстоуна. Скажите, покидал ли он за последние несколько месяцев пределы здравницы?

Бросив на меня кислый взгляд, коротышка исчез в кабинете, и я расслышал отдаленный звук колокольчика. Наконец Харпер вышел с папкой в руках, а из-за угла появилась медицинская сестра — приятная женщина лет тридцати пяти.

— Да, мистер Харпер?

— Миссис Ньюком, прошу вас найти в карточке все, что заинтересует инспектора. Затем проводите его в палату пациента. Визит будет кратким.

Последнюю фразу коротышка произнес с особым нажимом.

Сестра, открыв папку, поинтересовалась:

— Что вы желаете знать?

— Когда мистер Дорстоун последний раз выезжал из вашего заведения?

— Он находится здесь под другой фамилией, — поколебавшись, сказала сестра. — Думаю, вы понимаете. Родственники просили называть его мистером Дрю.

Стало быть, псевдоним. Оно и неудивительно.

— Итак?

— Полтора месяца назад, — сообщила миссис Ньюком, проведя пальцем по странице. — Четырнадцатого числа.

Если записи в карточке достоверны — ни первого, ни второго убийства Дорстоун совершить не мог.

— Уверены?

— О, разумеется, — серьезно отозвалась сестра. — Разрешение на выезд давали мистер Харпер и еще одна сестра — миссис Уинн. Таковы правила.

Интересно, а если им хорошенько заплатить… Мог ли персонал сделать вид, что не заметил ухода пациента? Если уж здесь изменили фамилию Сидни, кто мешает подтасовать иные факты?

— Не было ли у него посетителей последнее время? Может быть, сестра или тетка?

Миссис Ньюком сверилась с записями.

— Сестра приезжала три недели назад, а с тех пор — никого.

— Ведет ли пациент переписку? Кто-нибудь в курсе его корреспонденции?

— Конечно, — подтвердила сестра. — Мистер Дрю получает письма от Джейн и сам ей пишет. Больше он ни с кем не переписывается.

— Что он за человек? — спросил я.

— Замечательный молодой джентльмен, — сразу смягчившись, улыбнулась сестра. — К сожалению, с ним приключилась беда. — Закрыв папку, она повернулась к лестнице. — Да вы сами все увидите.

Поднявшись на второй этаж, мы прошли по застывшему в угрюмой тишине коридору. Сестра постучалась в дверь палаты. Ответа не последовало, и миссис Ньюком отперла замок своим ключом.

У окна сидел мужчина в кресле-каталке. Повернувшись к нам с радостным нетерпением, он тут же помрачнел, и миссис Ньюком приветливо сказала:

— Мистер Дрю, к вам посетитель.

Мы молча изучили друг друга. Дорстоун оказался худощавым, даже несколько изможденным человеком. Из-под тщательно отглаженных брюк выпирали острые колени. Отросшие темные волосы спадали ему на плечи, однако Сидни был гладко выбрит.

— Вернусь через пятнадцать минут, — сообщила сестра. — Четверть часа — это все, чем вы располагаете.

Прикрыв за собой дверь, она щелкнула замком.

— Я видел вас в окно, на дорожке у корпуса, — резко бросил Сидни. — Вы всегда так торопитесь?

— Боюсь, что да, — усмехнулся я.

— Что вы от меня хотите? — спросил он, указав мне на кресло.

Я уселся, еще раз провел в уме красную линию и медленно заговорил:

— Меня зовут. Майкл Корраван, и я пытаюсь выяснить происхождение письма, которое на днях получила ваша сестра Джейн.

— Письмо? От кого же? — встревожился молодой человек.

— Вот в этом нам и предстоит разобраться. — Я достал записную книжку (хотелось чем-нибудь занять руки) и начал нащупывать тропинку между ложью и правдой: — Когда вы последний раз писали Джейн?

— Мне запрещено переписываться с сестрой, — желчно сказал Сидни. — Матушка не разрешает.

— Знаю, что мисс Ливеринг служит вашим курьером, — заметил я, покосившись на него, — но не собираюсь об этом распространяться. Ваша мать не в курсе моего визита.

— Две недели назад, — опустив глаза, тихо сказал молодой человек. — Во вторник. Отправил Джейн стихи — надеялся, что ей понравятся.

— В прошлый понедельник не писали?

— Нет, — ответил он, бросив на меня любопытный взгляд. — А что случилось?

— В понедельник вечером Джейн поступило письмо. Они с мисс Ливеринг как раз были в театре. В записке было сказано, что вы хотите немедленно видеть сестру.

— Вы имеете в виду, что мой почерк кто-то подделал? — обеспокоенно встрепенулся Сидни. — Что там конкретно говорилось?

— Точно не знаю. К сожалению, письмо утеряно.

— Видимо, матушка, увидев, что письмо от меня, отправила его прямиком в мусорную корзину, — хмыкнул молодой человек.

— Кто, кроме ваших родителей и Джейн, знает, что вы здесь? — поинтересовался я, пропустив его реплику мимо ушей.

— Разумеется, прислуга. Дядя, тетка — она живет неподалеку. Изабелла и ее семья. Больше никто. — Он презрительно скривил губы. — Вряд ли матушка желает, чтобы об этом говорили.

— Письма вы обычно пишете в палате?

— Иногда. Бывает, что и в фойе, на переносном столике.

— Позволите взглянуть на ваше бюро?

Сидни, покачнувшись, поднялся из кресла и отомкнул бюро.

— Прошу.

Я вытащил один лист из пачки, лежавшей в столе. Тонкая белая бумага хорошего качества.

— Могу я взять образец?

— Разумеется.

— Мисс Ливеринг — единственный ваш курьер?

Он кивнул, наморщив лоб.

— Однако… Как странно! Кто же мог писать от моего имени? С Джейн все в порядке?

— Все прекрасно. — Сложив лист, я убрал его в карман. — Просто письмо действительно показалось ей странным.

— Она же поняла, что рука не моя — как иначе? У меня ужасный почерк, и Джейн об этом не раз говорила.

Конечно, Сидни был прав. И все же убийца мог создать видимость, что письмо писал мистер Харпер или один из здешних докторов.

— Можете закрыть бюро, — сказал я. — Не знаете ли вы молодую женщину по имени Роуз Альберт?

— Нет, а что? — ответил он, качнув головой.

— По всей видимости, — продолжил я плести паутину лжи, — она в понедельник появлялась в доме ваших родителей, распространяла буклеты о правах женщин. — Я пожал плечами. — Впрочем, не думаю, что тут есть какая-то связь.

— Если и разносила, — фыркнул Сидни, — матушка отправила ее буклет вслед за моим письмом.

— Миссис Дорстоун не любит подобные воззвания?

— Нет, а вот Джейн как раз увлекается.

По его губам пробежала нежная улыбка.

— Вы очень любите сестру, не так ли?

— Конечно. Она — мой единственный верный друг.

Мне на секунду стало нехорошо. Смерть Джейн станет для Сидни тяжелым ударом. У меня неожиданно вырвалось:

— Разрешите спросить, почему вы здесь?

Покраснев от стыда, Сидни наклонил голову. Впрочем, ответил он невозмутимо:

— Слабость, инспектор. Умственная и телесная.

— Так считают медики?

— Да, — тускло подтвердил он.

— Мистер Дорстоун, — произнес я, поднимаясь, — всегда найдутся люди, желающие вам что-то внушить. Мне, например, когда-то говорили, что я до жути глуп, и мой удел — таскать мешки с зерном да махать кулаками на боксерском ринге.

Молодой человек с интересом поднял голову, приоткрыв рот.

— Не собираюсь вас обманывать. — Я и вправду говорил искренне. — Мне показалось, что вы — наблюдательный и умный человек. Мисс Ливеринг очень хорошо о вас отзывается и, похоже, считает себя вашим другом.

Лицо Сидни разгладилось.

— Я — не доктор, но если уж вы провели здесь какое-то время, не пора ли вам кое-что пересмотреть в своей жизни? Возьмите себя в руки. Предпримите что-нибудь. Сколько вам лет?

— Двадцать пять.

— Вас не могут удерживать здесь против воли. Всего-то и нужно, что найти доктора, который подпишет нужную бумагу. — Вытащив записную книжку, я вырвал из нее листок и записал на нем два имени: свое и Джеймса. Добавил адрес госпиталя. — Вы можете написать этому человеку. Он — мой друг, занимается душевными расстройствами.

Молодой человек взял листок, не отрывая от меня удивленного взгляда.

Я взял шляпу, попрощался и покинул здравницу, не встретив по пути ни Харпера, ни миссис Ньюком.

Одно можно сказать точно: Сидни не убивал свою сестру. Стоило лишь увидеть выражение лица молодого человека, когда он говорил о Джейн… Кто же подделал письмо? Откуда этому человеку было известно, как именно его составить, чтобы убедить девушку поздно вечером запрыгнуть в экипаж без всякого сопровождения?

И что будет с Сидни, когда он услышит о смерти сестры?

Мне снова стало не по себе.

Я продолжал изучать имеющиеся зацепки, хотя с каждым днем все больше убеждался, что Роуз Альберт и Джейн Дорстоун, похоже, ничего не объединяет. Говорил с их друзьями, семьями, клерками и духовниками. Кто-то плакал, другие ужасались, третьи были вежливы и предупредительны. Я пришел к выводу, что Роуз и Джейн не были знакомы. Ни общих друзей, ни наставников; их семьи посещали разные церкви. Выяснилось, что судья продал большую часть акций «Болдуин», так что ни о каком контрольном пакете и речи быть не могло. Ни Альберт, ни Дорстоун не знали никого в кабинете министра внутренних дел. Поклонники девушек — Тергуд, Гордон и Эддингтон — принадлежали к разным профессиональным сообществам и посещали разные клубы, причем Гордон вообще членом какого-либо клуба не являлся. Никаких связей с чайной или текстильной компанией либо с «Болдуин» выявить не удалось. Судья Альберт состоял в клубе «Адваллер», созданном для лиц юридических специальностей, а уже третье поколение мужчин, носящих фамилию Дорстоун, посещало «Клавеллс». Никто из Дорстоунов не знал Ливину Болдуин.

Я осмотрел лодку, в которой нашли Джейн, однако, как и предупреждал Блэр, никаких опознавательных знаков в ней не обнаружил. Все мои действия походили на попытку удержать воду в сите.

В глубине души я ждал следующего вторника и третьего трупа.