Второе пришествие инженера Гарина

*** 118 ***

Неловкая, крадущаяся фигура благополучно миновала открытое пространство вблизи костра; подсела к огню, на корточках, утопая в длинном и широком домотканном хитоне. Лицо незнакомца было почти скрыто капюшоном, но ни лени, ни грации, так присущей арабам, не замечалось в нем.

Человек достал грязный кисет. Белыми, сильными пальцами набил трубку. Затянулся сладким дымком. Тотчас двое других – немолодых арабов – дружно закивали, поглядывая друг на друга, и немало на пришельца. Один из арабов обугленной палкой расшевелил очаг. Над костром черно-красно пучился бараний бок. Не было пока произнесено ни слова. Безответное молчание пустыни, поглотившее само велеречие человека. И все же красноречие, – с которым мог бы извергнуться неожиданный каскад откровений; как за поворотом вялотекущей реки – водопад.

Пришелец, в который раз, особенно благостно затянулся… ткнул трубкой через плечо себя, где за его спиной смутно угадывались довлеющие над местностью чертоги новых фараонов.

– Кто там может быть? – с безразличием в голосе спросил он.

Сидящие на корточках арабы не повели и бровью.

Вопрошающий (самую судьбу свою, – так опасны здесь были подобные разговоры) упрямо качнул головой:

– Это сколько надо иметь жизней, чтобы чувствовать себя живым в этом саркофаге, – произнес он в той же отрешенной манере.

– Тот, кто всему здесь дает жизнь – тот должен, – произнес один из арабов, оценивая мудро-бессодержательную речь чужестранца.

Другой кивком подтвердил общее мнение, придавая беседе особо мистический характер.

– Возвести себе такие кручи, ого! Люди это или демоны? Да это целая усыпальница Хеопса. Н-нет, не то… – не договорил странник, глаза которого, несмотря на блажь гашиша в них, выдали осмотрительную твердь зрачков.

Арабы подозрительно вслушались в незнакомое им слово, но судя по выговору – велеречивое.

– Если то, о чем ты сказал, так же равновелико и осияно… мы должны были бы это знать, – резонно высказался один из знатоков пустыни. Другой – часто, часто закивал, из какого-то своего полусна, где не было места ни реальной истории, ни времени.

– Оно конечно. Всего не упомнишь; всего не увидишь, – важно подтвердил согласие сторон незнакомец. Он, казалось, не решался на что-то большее.

– Я только как второго дня здесь, – продолжил он после двух затяжек зелья. – Мой караван привез для правоверных шелка, муслин, тесьму, толедские ножи, – и гость перечислил среди всего прочего предметы религии и быта мусульман, особо интимно им известные. Этим он еще больше расположил к себе арабов. Они дружелюбно закивали ему.

– Дивная и господин наш Лорд защитник, даруют нам кров, еду; все, что мы не попросим. Одаривают милостью каждого, кто вверяется им. Дивной и господину нашему – известно все и каждый…

Проговоривший это араб оттяпал кинжалом ароматный кусок из поджариваемого бока, попробовал на вкус.

Мимо них, в метрах семи, прошлись воин ислама с длинным ружьем наперевес и карабинер из внутренней охраны форта. Незнакомец затвердел стальной пружиной, готовый выскользнуть из капюшона – всего своего непривычного одеяния гремучей змеей; но – обошлось: караульный, покосившись на них, продолжил свой обход.

Общение у костра продлилось. Были поделены жареное седло барана, каравай хлеба и кисет гостя. Сам он уже отметили следы незаконченных фортификационных работ, расположение блокпостов и вновь, полуобморочно, словно падая навзничь, прошелся взглядом по всему этому режуще-светлому зданию-монументу. Что тогда мог привнести туда день?