Выбор сердца

Глава 33

Утро следующего дня началось для Ирины с громкого стука в дверь. Не раскрывая сонных глаз, привычно протянула руку в поисках одеяла, чтобы накинуть его на Эль, всегда раскрывающуюся во сне, и не ощутила под рукой ничего кроме прохладной гладкой простыни. Раздражение от резкого пробуждения мгновенно сменилось тревогой, сбросив остатки сна. Девушка быстро подскочила с кровати, и рванула к двери, от которой вновь раздался громкий настойчивый стук. Каково же было ее удивление увидеть стоящего на пороге ребенка. Девочка, уже полностью одетая и с заплетенными косичками, сердито поджав пухлые губки, исподлобья глянула на нее:

— Доброе утро, Ирина-ханум, — и присела в реверансе. — Разрешите войти?

Ирина, на миг оторопев от подобного почтительного обращения, кивнула, а закрывая дверь в спальню, услышала удаляющиеся шаги и скрип ступеней лестницы под тяжелыми мужскими шагами.

— Вот я уже и не мама, а снова Ирина-ханум. Как же элементарно меня поставили на место, — закусив губу, чтобы сдержать подступившие слезы, прошептала Ирина. Уже несколько минут она беспорядочно двигалась по комнате, машинально перекладывая вещи с места на место. Растерянность и замешательство первых секунд, вызванные необычным поведением ребенка, сменились горечью.

Когда она, наконец, оделась, обратила внимание на Эль, все это время сидящую на деревянной скамеечке у окна, молча и настороженно наблюдающую за метаниями девушки. В детских глазах Ирина увидела отражение своих собственных переживаний, из-за которых забыла, как всегда точно малышка улавливает ее настроение. И, предположительно, настроение родного отца тоже. Сделать ребенка заложником их с Яном разборок непростительно, поэтому свою обиду и разочарование нужно выкинуть из головы и сердца.

— В конце концов, Ян не виноват, что я так прикипела к его дочери, и уж тем более, не его вина, что у меня никогда не будет собственной, — Ирина глубоко вздохнула, пытаясь обуздать нахлынувшие эмоции. Убедить себя в том, что Ян поступил правильно, было непросто.

Девушка присела на корточки перед ребенком:

— У тебя сегодня очень красивая прическа, золотце мое, — искренне сказала она.

— Вам нравится? — на нежном личике Эль расплылась улыбка. Скованность, с которой она появилась в комнате, исчезла, и вот уже перед Ириной вновь счастливый ребенок. — Папа заплел, — пояснила с довольным видом, покрутив для наглядности очаровательной головкой с аккуратно заплетенными косичками.

— И у него это здорово получилось, — вынужденная похвала если и не вызвала симпатию к Яну, то помогла вернуть душевное равновесие, а здравый смысл напомнил: папа, заплетающий дочери косы — экземпляр редкий и малоизученный.

— Мне нравится, когда он это делает. Зорина-ханум всегда злилась, что волосы запутаны и больно дергала. Вы тоже хорошо заплетаете, Ирина-ханум, — простодушные детские слова, словно капельки бальзама на сердце, вызвали ответную улыбку.

— Ну что ж, пойдем завтракать? — спросила Ирина и тут же почувствовала теплую ладошку в своей руке.

— Доброе утро, всем! — деланно бодрым тоном провозгласила девушка, скользнув взглядом по Яну, склонившемуся над газетой, и тут же перевела его на Милена, возившегося у печи с растопкой.

— Доброе, — буркнули оба в ответ.

Более неловкого совместного завтрака Ирине еще не приходилось переживать. Едва она закончила с готовкой и села за стол, Эль забралась к ней на колени, как будто в пику отцу и, буравила его обиженным взглядом, не давая Ирине нормально кушать. Милен, не понимая, что происходит, но чувствуя общее напряжение, сосредоточился на еде, и едва закончив, сбежал к роялю.

Ирина испытывала скованность от затянувшейся тишины и, бросая на сидящего напротив мужчину короткие взгляды, заметила, что он избегает зрительного контакта. Однако отсутствие смущения, которое она ожидала увидеть или почувствовать в нем, дало ей понять, что он не тот человек, который будет размениваться на подобные сантименты. — Я в который раз наступаю на старые грабли, приписывая людям свои собственные чувства, — рассердилась на себя девушка. — Чурбан бесчувственный! — в ней опять всколыхнулась неприязнь. — Спокойно, Ирина Оскаровна, он в своем праве, — уговаривала она себя. — Возмущает не то, что он запретил Эль называть меня мамой, а то, что у него нет ни капли сожаления по этому поводу и сочувствия ко мне или ребенку! И почему я так часто испытываю разочарование в людях? Потому что их поступки идут в разрез с моими нравственными и моральными принципами, с моим взглядом на жизнь, с моим мироощущением? Ну а почему, собственно, они должны совпадать? Это ведь только моя точка зрения, мои принципы, сложившиеся в результате моего жизненного опыта.

Неизвестно, сколько бы еще Ирина кормила своих бесов, как говаривала Слава, но Эль, завозившись, сползла с колен, и заявила, что идет к Милену. Ирине пришлось опять напомнить себе, что мужчина прав и в интересах ребенка, она должна обуздать свою обиду. Ян, коротко поблагодарив за завтрак, встал из-за стола вслед за дочерью, и Ирина испытала истинное облегчение, оставшись, наконец, в кухне одна.