ДЕНЬ ВТОРОЙ
На рассвете Патрика разбудил громкий щебет. Казалось, сотни пернатых уселись под окном и истошно кричали.
Разумеется, лес принадлежит птицам, и они вправе чирикать, когда захотят. Но как люди, живущие за городом, умудряются спать?
Патрик посмотрел на Клэр. Та мирно посапывала, прикрыв глаза рукой.
Патрик натянул спортивный костюм и вышел на пробежку. Он побежал к озеру, прямо сквозь стаю сидевших на траве птиц. Те разбегались и взлетали, крича и хлопая крыльями.
Пробегая мимо площадки для мини-гольфа, он увидел рекламный щит. На фотографии отец показывал дочке, как закатить мяч под крыло мельницы.
Сосредоточенный взгляд девочки вызвал у Патрика воспоминания: декабрьский день пять лет назад, когда он учил Эмбер одному карточному фокусу. Как внимательно она смотрела и слушала. Как она надулась от гордости, наконец «угадав» карту.
Он ни разу не играл в гольф с Эмбер и только сейчас это понял. Уже поздно? Захочет ли Эмбер, чтобы Патрик показал ей, как забивать мяч под мельницу, или кто-то другой уже научил ее этому?
Патрик хотел бы поехать с Эмбер и Джеком в местечко вроде этого. Но ведь они уже подростки. Неужели и эта возможность упущена?
Патрик ускорил бег по извилистой дорожке, ведущей на спортплощадку.
Как только он вернется в город, поищет подходящее поле для мини-гольфа и сводит детей поиграть. Или даже поведет их на настоящий гольф.
Он пробежал мимо пещеры Санта-Клауса. Мимо замаскированной беседки, где стояли коротышки в костюмах эльфов, окутанные клубами сигаретного дыма.
Он подумал о Николь. Она буквально в двух шагах от него, сейчас, после стольких лет.
Он поступил очень глупо. Конечно, Клэр ничего не подозревала. А Николь даже не знала, что он здесь. Ничего плохого не случилось. Почему же тогда где-то глубоко внутри он чувствовал себя виноватым?
Он может просто избегать Николь и ее детей все оставшиеся дни. И никто ничего не узнает.
Да, так он и поступит.
Патрик добежал до площадки для стрельбы из лука и перешел на трусцу. Он окинул взглядом поле и круглые мишени, выстроенные в разноцветную шеренгу.
Потом развернулся и побежал в сторону «Мишкиной тропы».
Странно было прошлым вечером видеть, что Мэтт и Клэр общаются так непринужденно. Когда Патрик впервые встретил Клэр, ее, казалось, просто воротило от Мэтта.
Что же изменилось?
Патрик познакомился с Клэр на официальном ужине в четырехзвездочном отеле неподалеку от аэропорта Ист-Мидландс — три года тому назад, за год до того, как они стали встречаться.
Патрик не ждал многого от этого ужина. Он приехал туда исключительно по поручению Фрэнка, главы адвокатской конторы.
За несколько дней до этого Фрэнк созвал совещание.
— Знаю, о деньгах говорить у нас не принято, — сказал Фрэнк. — Но грядущие годы — решающие для юридической отрасли. Мы больше не можем сокращать накладные расходы, так что пора нам обсудить маржу.
Маржа. Это было что-то новенькое — адвокаты, заговорившие на языке экономики. В последние годы люди его профессии пытались стать более прагматичными. Респектабельность и интеллект выходили из моды и уже не привлекали клиентов, нужно было искать другие способы продавать себя: подписывать соглашения с преференциальными поставщиками, работать по фиксированным коммерческим ставкам и делать другие вещи, которые Патрик считал вульгарной мелочностью, если речь шла о Законе.
— Мы должны стать более гибкими, — заключил Фрэнк, — иначе так и не научимся бежать в ногу с волками.
Пытаясь «бежать в ногу с волками», что бы это ни значило, Патрик и прилетел на встречу корпоративных адвокатов, жертвуя выходными, лишь бы найти новых клиентов. Патрик знал, чего ждать от этого вечера: он будет пить шампанское, говорить о пустяках с людьми, с которыми у него нет ничего общего и которые, уж конечно, не умеют соблюдать дистанцию в общении.
Но именно тем вечером, когда Патрик вошел в ничем не примечательный вестибюль отеля, он впервые увидел Клэр. Точнее, ее зад.
Клэр стояла, опершись на стойку регистрации, рядом с замысловатой вазой, из которой торчали выкрашенные черным спреем цветы. Она стояла выпятив бедро, и молния на юбке была натянута; ткань облегала точеные икроножные мышцы.
«Ого, она занимается бегом, — подумал Патрик. Он пригляделся к ее ногам повнимательнее. — Должно быть, спринтер. Не марафонец». (Как позже выяснилось, он ошибался: последний раз Клэр занималась физкультурой еще в школе.)
— Главное, не забывай, — говорила Клэр девушке за стойкой, — что он просто тупой самец. Держи голову повыше и пропускай его слова мимо ушей. Просто повторяй про себя: «Плевала я на тебя, урод».
Клэр, стоя на одной ноге, сняла туфлю. Крохотный камешек выкатился оттуда и запрыгал по начищенному полу. Она поднесла туфельку к глазам и заглянула внутрь. Потом заметила взгляд Патрика и вежливо ему улыбнулась — это была равнодушная, ничего не значащая улыбка для случайного прохожего — и снова надела туфлю.
Патрик почувствовал, что краснеет, хотя причин для этого не было.
— Извините, — сказал он.
— Извинить? — Клэр повернулась к нему, в ее голосе слышался смех.
— Я просто хотел узнать у вашей подруги, — ему показалось грубым сказать «у администраторши», — как пройти на ужин для юристов.
— Это в номере Черчилля, — девушка кивнула на большой указатель прямо перед стойкой.
— Я тоже туда направляюсь, — Клэр взглянула на часы. — Надо поторапливаться, — она снова посмотрела на девушку-администратора. — Удачи, — сказала она с улыбкой. — И помни, не позволяй ему смешивать тебя с грязью. Ты заслуживаешь гораздо большего.
Она догнала Патрика, и они, шагая в ногу, направились в указанном направлении.
«Ну же, не молчи», — сказал Патрик сам себе.
— Как дела у вашей подруги?
— У девушки за стойкой? Я впервые ее вижу, — Клэр просияла улыбкой. — Уверена, с ней все будет хорошо.
Пока они шли, Патрик краем глаза разглядывал ее — женщину, которая могла меньше чем за минуту вызвать незнакомца на разговор по душам. Подтянутая, со светлыми, чуть бледными волосами и чересчур маленьким носом. У нее была уверенная, целенаправленная походка. Патрик сразу почувствовал, что она из тех, кто немедленно выделяется в толпе.
И она была невероятно очаровательна.
В конференц-зале Клэр села за стол, и Патрик, затаив дыхание, опустился на соседний стул. Она улыбнулась ему, подняла салфетку и элегантно положила на колени.
Клэр взяла в руки меню, и Патрик последовал ее примеру. Он пытался сосредоточиться: адреналин бурлил у него в крови.
Им пока не о чем было говорить, но, когда она обращалась к другим, Патрик буквально купался в ее голосе. Он с наслаждением слушал ее, даже когда она делала заказ у официанта.
— Никаких закусок, — сказала Клэр. — Лосось на второе.
Патрик одобрительно улыбнулся. Она разборчива в еде. Раньше он гордился тем, что Линдсей — стройная от природы, но позже понял, что этого не достаточно. Ведь у Линдсей отсутствовал стимул питаться здоровой пищей.
Они с Клэр сидели рядом уже минут пятнадцать, но так ни о чем не побеседовали, разве что назвали свои имена и сказали, где работают. Клэр больше говорила с Ангусом, краснощеким пузатым адвокатом, который сидел справа от нее. Смех ее звенел столь очаровательно и ритмично, что Патрик чувствовал себя подавленным, ведь этот смех был адресован не ему.
Он опустил взгляд на салфетку и выровнял столовые приборы.
Патрик знал, что он не из тех, кто может увлечь кого угодно светской болтовней. Но зато у него лицо серьезного человека: на нем написаны глубокие мысли.
Глубина. Глубина — вот его конек.
Патрик погрузил ложку глубоко в суп и размешал масло с базиликом. Внезапно он услышал низкое гудение из сумочки Клэр.
— Извините, — Клэр достала телефон и отошла на пару шагов от стола — достаточно далеко, чтобы соблюсти приличия, но не настолько, чтобы ее не было слышно.
Она приложила трубку к уху:
— Все хорошо? Что со Скарлетт?
Патрик зачерпнул немного супа. Тот был слишком горячий и обжигал губы.
— Конечно, ты можешь звонить просто так, — Клэр говорила негромко, но голос ее был ясно слышен. — Все в порядке? Она заснула?
Пауза.
— А Уолши-то что там делает?
Пауза.
— Что-что? — Клэр нахмурилась. — Кулинарная горелка?
Патрик тоже нахмурился.
— А мне откуда знать? В шкафчике под лестницей смотрели?
Пауза.
— И зачем она вам понадобилась? Что, хотите сделать крем-брюле вечерком в четверг?
Клэр слушала нахмурив брови.
— «Раскаленные ножи»? Но ведь…
Клэр оперлась на спинку стула, чтобы обрести равновесие.
Патрик осторожно зачерпнул еще супа, стараясь не касаться обожженного места на верхней губе.
— Я не понимаю, почему ты считаешь, что это хороший повод, — Клэр подняла руку с такой твердостью, будто переводила группу школьников через дорогу. — Да, конечно, для тебя это может казаться поводом. Но ты, в конце концов, приглядываешь за Скарлетт, так что будь осторожен. И не слишком увлекайся, иначе как ты вообще собираешься за ней следить?
Клэр повесила трубку и села. Она оглядела зал и разгладила салфетку у себя на коленях, пытаясь успокоиться. «О чем загрустила?» — так и подмывало Патрика спросить. Но он знал, что глубокие люди о таком не спрашивают.
Патрик заметил фотографию на экране ее телефона: на земле сидят Клэр и расплывшийся в улыбке мужчина, рядом — девочка с хвостиками. У девочки — плюшевая игрушка, настолько большая и уродливая, что ее, по всей видимости, выиграли на ярмарке.
— Это ваша семья? — спросил Патрик.
— Да, это Мэтт, а это Скарлетт.
Патрик присмотрелся повнимательнее:
— У вашего мужа прямо-таки копна волос.
Патрик незаметно для себя провел рукой по собственному черепу.
Клэр засмеялась:
— Он слишком ими гордится. Это плохо на нем сказывается. Не могу дождаться, когда он уже облысеет.
Патрик улыбнулся.
— А у вас есть семья? — спросила Клэр.
Патрик ответил не сразу.
— Два ребенка, Эмбер и Джек, — он лизнул обожженную губу. — Жену зовут Линдсей.
Он почувствовал, что заливается краской, и сделал глубокий вдох. В конце концов, это была не такая уж ложь. Да, они с Линдсей живут раздельно, но формально до сих пор не разведены.
Патрик откашлялся:
— У вашей дочери проблемы со сном?
Но Клэр как будто не слышала. Она уставилась в пространство, разглаживая салфетку. Затем стремительно приподнялась, развернулась на девяносто градусов и снова упала на стул. Теперь она смотрела Патрику прямо в глаза.
— Сколько тебе лет, Патрик?
— Сорок, — ответил Патрик, немного ошеломленный.
— А если бы тебе было тридцать пять и ты бы в четверг вечером в одиночку присматривал за ребенком четырех лет, пока твоя жена в одной из редких командировок, в этот самый вечер ты бы пригласил друга в гости на «раскаленные ножи»?
Патрик с трудом сглотнул.
— То есть, даже без детей, ты бы стал заниматься такими вещами в тридцать пять?
— Я…
Патрик запнулся и закашлялся.
— Должно быть, это неловкий вопрос? Извини. Знаю, мы даже не знакомы. Я просто пытаюсь разобраться в этом для себя. Пытаюсь понять.
Патрик залился краской от смущения.
— Я просто не знаю, что такое «раскаленные ножи», — Патрик представил циркача, жонглирующего накаленными докрасна лезвиями.
Клэр вздохнула.
— Вот именно, — она легонько похлопала Патрика по руке. — Как раз это я и имела в виду.
Патрик не понимал, о чем идет речь, хотя — судя по голосу Клэр — все было неплохо.
— Я тоже не знала, что такое «раскаленные ножи», пока не повстречала Мэтта с его придурковатыми дружками, — Клэр сделала большой глоток вина.
Жар сошел с лица Патрика, но сердце по-прежнему колотилось:
— Мне нужно знать, что это? Расскажешь?
— Нет, это совершенно не важно. Мэтт прихвастнул, что раздобыл немного черной, — сказала она, и Патрик окончательно потерял нить разговора, — а сейчас, очевидно, это большая редкость, так что они решили устроить себе праздник и делают «раскаленные ножи», — Клэр почесала подбородок. — Да, детки, наркотики — это зло. Особенно когда их принимают отцы, которым далеко за тридцать. Это не круто, это жалко.
— Наркотики? Ах, точно, — Патрик наконец расслабил плечи и слегка улыбнулся. — Я в этом не разбираюсь. Даже в студенческие годы я слишком заботился о своем здоровье и оценках, — он чуть приглушил голос. — Ну и это незаконно, конечно.
Клэр засмеялась:
— Даже в студенческие годы?
Патрик положил ложку в тарелку с супом:
— Извини.
В то время Патрик еще не побывал на семинаре «Новый ты!» и по-прежнему извинялся, если приходил в смущение.
— Незачем извиняться.
Патрик еле сдержался, чтобы не извиниться снова.
— Я был в спортивной команде. И всегда следил за собой, даже в то время. — Он сделал паузу. — Впрочем, моя жена пробовала кокаин в университете.
Патрик слишком поздно понял, что сболтнул лишнее. Линдсей была адвокатом, на ужине наверняка присутствовали и ее коллеги тоже. Рассказывать такие вещи точно не следовало.
Он огляделся и убедился, что никто не подслушивал. Хотя, признался он себе, создать Линдсей неприятности на работе — это заманчивая идея.
Клэр покачала головой:
— Я тоже всяким занималась, но я же это переросла. Все люди вырастают из этого. У меня ведь ребенок.
— Мне стало намного легче, когда Линдсей это переросла. Мне не нравилось, что она принимает наркотики на вечеринках. Я чувствовал, что обязан делать то же самое. Чтобы не выпадать из общества.
— Это совершенно лишнее чувство. Заммо бы в гробу перевернулся.
— Что?
— Разве ты не смотрел «Грэндж Хилл» в детстве? — Клэр поймала его недоуменный взгляд.
— Я слышал об этом сериале.
— Слышал? — Клэр недоверчиво засмеялась.
— Я почти не смотрел телевизор. Только образовательные викторины вроде «Обратного отсчета».
Клэр снова недоверчиво засмеялась.
Патрик мог бы воспринять ее смех как критику. Можно подумать, Клэр высмеивала его. Но нечто в выражении ее лица говорило, что все в порядке: в этот вечер любая критика, словно в Зазеркалье, превращается в комплимент.
Патрик никогда прежде не чувствовал себя таким беззащитным, общаясь с людьми: ведь он даже не мог ухватить нить разговора.
Он подумал, не рассказать ли Клэр, что подростком он дважды принимал участие в «Обратном отсчете»? О чайнике, который он выиграл и который до сих пор хранится у родителей дома на чердаке? Нет. Наверное, не стоит.
Патрик улыбнулся официанту; тот забрал суп, к которому Патрик едва притронулся. Патрик перевел взгляд на Клэр.
Та внимательно его изучала:
— Знаешь, а ты интересный человек.
Патрик почувствовал, как тепло из груди ползет вверх по горлу. У него закружилась голова от ее взгляда. Она сказала, что он ей интересен!
Клэр задумалась:
— Хотела бы я, чтобы моя дочь встречалась с таким человеком, когда повзрослеет.
Патрик почувствовал себя просто замечательно и даже не обращал внимания на то, что краснеет, как помидор. Может быть, это даже и к лучшему, что краснеет, ведь сегодня — ужин в Зазеркалье.
Клэр очаровательно рассмеялась:
— Ты покраснел.
— Я был бы счастлив с кем-нибудь встречаться. Не со Скарлетт, конечно, — добавил он торопливо. — Я сказал, что женат, но это не так. Я в разводе. Пора бы уже привыкнуть и с самого начала говорить, что я разведен.
— Мне жаль, — Клэр протянула руку и сжала его ладонь. — Я понимаю, должно быть, трудно поначалу рассказывать об этом. Но тебе нечего стесняться.
Кожа в уголках ее глаз собралась в морщинки. Это были самые выразительные глаза из всех, что Патрику доводилось видеть. Будто под ее бровями есть какие-то дополнительные мышцы. Она снова сжала его руку:
— Уверена, ты не останешься в одиночестве надолго. Любая женщина будет счастлива тебя отхватить.
Патрик нежно, одним мизинцем, погладил тонкую кожу между ее пальцами, и от такой близости у него перехватило дыхание. Он сжал ее ладонь, чтобы выразить благодарность, потом с сожалением отпустил.
Клэр выпрямилась на стуле и отпила еще чуть-чуть вина:
— Спасибо, что выслушал этот мой бред.
— Не за что.
Клэр заговорила с адвокатом, что сидел рядом с ней. В тот вечер она больше не критиковала Мэтта, хотя Патрик старался подбрасывать ей для этого поводы.
Но все же это был волшебный вечер, и, когда Патрик вернулся домой, его грудь разрывалась от чувств, о которых слагают стихи. Взяв ноутбук, он сел за кухонный стол. Нажал на иконку браузера и ввел в строку поиска: «раскаленные ножи».
Он открыл страницу сайта и наклонился к экрану.
Раскаленные ножи.
Метод курения марихуаны, при котором два ножа накаляются докрасна на горелке или газовой плите, после чего марихуана зажимается между ними. Образующийся дым собирают в пластиковую бутылку (с удаленным дном) и вдыхают.
Патрик с удовлетворением захлопнул крышку ноутбука.
Горелка. Наркотики. Разрезание бутылок. В тридцать пять лет. И даже не скрывает от своей великолепной жены.
Он засунул ноутбук обратно в защитный чехол. Ее муж, очевидно, просто идиот.