ДЕНЬ ПЯТЫЙ
Медсестра отступила от кровати на пару шагов, чтобы полюбоваться на то, как профессионально она переложила Патрика на свежевзбитые подушки.
Патрик откинулся на кровати. Он натянул пижаму, пытаясь разгладить глубокие складки. Клэр купила ему пижаму в круглосуточном супермаркете, и она была по-прежнему в складках, к тому же слишком цветастая и короткая в щиколотках. Но на первое время и такая сойдет.
Патрик посмотрел на трубочку, которая шла из его груди.
— Чем-нибудь еще помочь?
— Нет, спасибо, — Патрик оторвал глаза от трубки, посмотрел на медсестру и улыбнулся. Ее энергия придавала ему сил.
Патрик оглядел палату. Посмотрел на орхидеи и пионы в вазах, на открытки на тумбе. На коробку с односолодовым виски.
Как они смогли раздобыть цветы и алкоголь в Рождество? Но им это удалось — видимо, за приличную сумму, подумал Патрик не без удовольствия.
Медсестра проследила за его взглядом:
— Должно быть, у вас много поклонников.
Патрик великодушно улыбнулся.
— Спасибо вам за все, — он указал на открытку на тумбе, там был изображен медведь с раненой лапой. — Не могли бы вы передать мне это, прежде чем уйдете?
Медсестра дала ему открытку и вышла из палаты.
Патрик сел, положив открытку на колени. Большим пальцем он провел по картинке.
Казалось бы, он должен чувствовать отчаяние из-за плеча; и он понимал это.
Когда доктор Уба вошла в палату после операции, Патрик заметил трубку в груди:
— Для чего это?
— Это дренаж легкого, — ответила доктор Уба. — У вас небольшой пневмоторакс — прокол легкого, — придется какое-то время за ним понаблюдать.
— Небольшой прокол легкого? — переспросил Патрик.
— Через неделю-другую сделаем еще один рентген. Должна предупредить вас, что плечевой сустав будет теперь ограничен в движениях.
— Но я же спортсмен, — упавшим голосом сказал Патрик.
Доктор Уба не отвечала.
— Я смогу плавать?
— Плавание ускорит выздоровление. Но всему свое время.
— Я имею в виду соревнования по плаванию. Через несколько месяцев у меня «Айронмен».
Врач покачала головой:
— Думаю, это придется отменить. Мне очень жаль. И должна сказать вам, приходили полицейские, хотят поговорить с вами. Думаю, они скоро будут здесь.
Патрик обнаружил, что разглядывает цветы. Рядом зазвонил телефон. Патрик поднял трубку.
— Папа?
— Привет, Эмбер, — Патрик устроился поудобнее на подушках, которые уже потеряли мягкость.
— Как твое плечо?
Патрик невольно повернулся, чтобы взглянуть на плечо, и почувствовал острую боль. Он осторожно вернул голову в прежнее положение.
— Не так уж и плохо.
— Я уговорила маму, она отвезет нас к тебе после обеда. Я забронировала отель на ее карточку. Мы из-за этого сильно кричали друг на друга, потому что я специально сделала бронь, которую нельзя отменить. Я ей сказала, что ты наш папа и что это нечестно — не разрешать нам с тобой видеться, когда ты при смерти.
Патрик расплылся в улыбке.
— То есть я не хотела сказать, что ты при смерти.
— Я тебя понимаю. Как твой день?
— Какой день?
— Рождество ведь. Получила подарки?
— Папа, да как я могла думать о Рождестве, ведь в тебя стреляли. Подарки я еще и не открывала. Даже и не хочется.
— Может быть, привезешь их сюда? Откроем их вместе.
— Но у меня нет подарка для тебя, папа, — тихо сказала Эмбер. — Я не знаю, что тебе подарить.
— Ты приедешь ко мне, хотя мама этого не хочет. Это будет лучший подарок.
— Прости меня, папа.
— За что?
Патрик услышал слабый всхлип.
— Любимая. Все хорошо. Я жду не дождусь, когда ты приедешь.
Положив трубку, Патрик снова повертел в руках открытку. Потом открыл ее и перечитал, что там написано.
Прости меня, Патрик. У меня не было выбора.
Пожалуйста, не говори никому ничего о происшествии, пока не поговоришь со мной. Мы рассказали всем нечто своеобразное. Сложная история. Но все это ради Скарлетт.
Мне очень жаль, что так вышло с твоим плечом. И я точно не вернусь к Мэтту. Я обещаю.
Желаю тебе всего самого лучшего в будущем. Я по-прежнему считаю тебя замечательным человеком.
Поправляйся. Я буду ждать возле палаты, когда ты проснешься.
Патрик сложил открытку и снова провел большим пальцем по картинке, где был изображен медведь с раненой лапой.
Он закрыл глаза и откинулся на подушки.
Разбор результатов допроса. Сай Индра, 32 года.
Констебль полиции, полицейская служба Северного Йоркшира.
Лицом к лицу. Полицейский участок.
Доброе утро, босс. Утро вечера, как вы сказали, мудренее, но я все равно ничего не понимаю.
Они все сговорились, все против одного. Бывшие супруги едут на выходные? И в конце концов в кого-то стреляют? Что бы это могло значить?
Я всегда был циником, еще до того, как стал работать здесь. Но пользы от этого нет, признаю.
Играете в адвоката дьявола? Что ж, давайте поиграем.
Во-первых, Алекс Маунт солгала, что они не ссорились. Они все солгали. Хотят, чтобы мы подумали, будто они славно поладили. Зачем лгать, если нечего скрывать? То же самое с алкоголем. Они хотят что-то скрыть от нас.
Они все замешаны, ясно как божий день.
Вы правы, не все. Не думаю, чтобы Скарлетт что-то знала. Хотя она не самый надежный свидетель, с этими ее двухметровыми фиолетовыми кроликами. Семья Тревор, думаю, тоже ни при чем.
Но если им нечего скрывать, почему Алекс в спорткомплексе соврала, будто она мать Скарлетт? И почему они пошли стрелять без ребенка, ведь они ради девочки и поехали в парк?
Про занятия по бурлеску даже не спрашивайте. Я согласен с ее подругой Руби. Алекс Маунт не стала бы тащить девочку на уроки бурлеска.
Не знаю я, как это объяснить, вот в чем проблема.
Дальше. Зачем здравомыслящему мужчине становиться возле мишени? И зачем здравомыслящей женщине направлять на него лук?
Думаю, мы просто вынуждены считать их здравомыслящими. Адвокат-барристер и научный работник, на учете не состоят, напичканы образованием по самое не могу. Кстати, почему Алекс отключила телефон, когда выехала скорая?
Знаю, такое случается. Прижимаешь телефон к уху, и включается беззвучный режим. Но если сложить все вместе, то слишком уж много совпадений. Готов об заклад побиться, Алекс сделала это специально, потому что не хотела отвечать на вопросы оператора.
Знаю, звучит неубедительно.
Ладно, а что там шрамы на лице? Никто до сих пор это не объяснил.
Знаю, знаю. Еще один несчастный случай. Будет трудно доказать, что у нас есть хоть какой-то повод для возбуждения дела, пока Патрик Эшер не выскажется. Я готов выехать в больницу хоть сейчас. Вы едете?