Взрослые

28

Патрик разглядывал мертвого фазана. Тот казался крохотным и беззащитным.

Патрик сбил птицу, а потом стоял, просто стоял и смотрел, как Алекс добивает ее.

— Что нам делать с телом? — спросил Мэтт.

У Патрика в ушах все еще звенел крик Скарлетт: «Убийца!»

— Не называй это телом.

Его единственным утешением было то, что не он сам свернул шею фазану на глазах у Скарлетт. Иначе следующие несколько недель превратились бы в сплошной кошмар.

Слишком поздно. Прошлое уже не изменить. Случившееся заставило его мужское самолюбие пошатнуться, как если бы его превзошли в чем-то. Как если бы он теперь тоже должен был сломать шею какой-нибудь птице, чтобы мир пришел в равновесие.

И вот Николь Гарсия — великолепная Николь Гарсия — направлялась к нему; засунув руки в карманы джинсов, с выражением вежливого сочувствия на лице.

Нет, не так он надеялся встретиться с ней снова. Не то чтобы он планировал конкретную встречу, но он хотел бы показать себя с лучшей стороны. И уж точно Николь не должна была видеть, как он калечит птицу, а потом стоит в растерянности и смотрит, как женщина ее добивает.

— Все в порядке? — Николь перевела взгляд с Патрика на Мэтта. — Я хотела сказать, что стояла у окна и все видела. Фазан вынырнул прямо перед машиной, — она снова посмотрела на Патрика. — Вы бы просто не успели затормозить.

— Фазаны… — улыбнулся Мэтт. — У них вообще нет мозгов, это просто овощи с крыльями, — он посмотрел на Патрика. — Как думаешь? Возьмем его на суп? Клэр знает, как его ощипать, на ферме этим занималась.

— Не стоит, — Патрик подумал о Скарлетт. Он посмотрел на Николь, пытаясь придумать, что бы такое сказать.

Он держал руки в карманах, повторяя позу Николь, словно зеркало. И раскачивался с пятки на носок.

В голову ничего не приходило.

Поверх джинсов Николь носила нечто вроде длинного пушистого жилета, который спускался почти до колен. Он полнил ее; в этой одежде она напоминала дородную фермершу. «Забавно, — подумал Патрик, — если бы я не знал, что она — самая прекрасная женщина из всех, что ступали по земле, то, глядя на нее, я бы в жизни об этом не догадался».

— Я Мэтт, — сказал Мэтт. — Надеюсь, ваши-то дети не перепугались?

Николь улыбнулась:

— Николь. Они в полном порядке, но это-то меня и тревожит. Бог знает, что они видят в школе, их ничем не проймешь.

— Я и сам мог убить фазана, — сказал Патрик, — но Алекс меня опередила.

Он помолчал. Сначала он пожалел, что снял домик рядом с ней, но теперь она была здесь, рядом с ним и…

— Я Патрик. Патрик Эшер.

Ну вот. Он наконец это сделал.

Николь приветливо улыбнулась.

Патрик посмотрел на свои ботинки и пошаркал ими немного.

Потом поднял взгляд на Мэтта. Он не хотел, чтобы Мэтт присутствовал при этом, но знал, что лучшей возможности ему не выпадет.

Патрик сделал круглые глаза и попытался изобразить удивление:

— Николь… Николь Гарсия, не так ли?

Николь склонила головку набок и внимательно посмотрела на него. Патрик боялся увидеть неприязнь на ее лице, но нет — она по-прежнему была дружелюбна:

— Извините, но…

— Я Патрик Эшер. — Главное — не дать ей сказать, что она его не помнит. — Школа Святого Свитина. Театральный кружок.

Николь подняла бровь, потом ее лицо просветлело.

— Ух ты! — она искренне засмеялась. — Как ты меня узнал?! Я теперь Николь Тревор, много лет уже никто не звал меня Гарсия.

— Ты совсем не изменилась.

Она игриво толкнула его в плечо кулачком:

— Это неправда.

— Это правда, — сказал Патрик и повернулся к Мэтту: — Хотя в школе мы редко видели Николь. Ее вечно выгоняли с уроков из-за юбки.

— Юбки? Слишком короткой или слишком длинной? — спросил Мэтт, осклабившись.

Николь улыбнулась в ответ.

— Когда как. Вечно сражалась с системой. Вся власть — женщинам! — она с улыбкой покачала головой. — Но теперь я мать, конечно.

— Я тоже, — сказал Патрик.

Мэтт засмеялся.

— Ну, ты меня поняла, — добавил Патрик.

— Школа Святого Свитина. Надо же… — Голос у Николь был ниже, чем в школе, чуть погрубевший от сигарет и времени. Зато в ее смехе звенела радость, которой в пятнадцать лет не было. — Да, время летит. Моих дочерей вы уже видели, их зовут София и Эмили. Одиннадцать и девять лет.

— У меня девочка и мальчик, четырнадцать и тринадцать лет. Эмбер и Джек. Но они не с нами, остались с матерью. Я здесь со своей парой, — он покосился на Мэтта. — Нет-нет, не с ним. С девушкой.

Николь покачала головой.

— Даже не могу сосчитать, сколько лет прошло со школы. — Она отступила на пару шагов, как если бы хотела получше рассмотреть Патрика, и тот немного приосанился. — Как я рада тебя видеть! Есть что-то чудное в том, чтобы встретить старого друга, правда?

Патрик расплылся в улыбке. Друга.

— Да, мир тесен, — протянул Мэтт, и Патрик вспомнил, что тот еще здесь.

Николь повернулась к Мэтту:

— Ты знаешь, что он играл главную роль в «Гамлете»?

Патрик по-детски улыбнулся. Николь кое-что о нем помнила. (Хотя надо признать, что помнила она не так уж много: на самом деле Патрик играл придворного, у которого даже слов не было. Но она помнила, что он выступал на сцене, и только это имело значение.)

— А волосы-то у него росли? — спросил Мэтт у Николь. — Или так и ходил луковкой?

Николь улыбнулась:

— Росли. И довольно густые.

Мэтт кивнул:

— Заходи к нам в гости с детьми, Николь. Расскажешь пару баек о вашем детстве. Думаю, Патрик выкроит свободную клеточку в своем графике, если ты заглянешь к нам завтра вечерком.

Патрик напрягся. Сколько поводов для беспокойства!

Николь кивнула:

— Было бы замечательно.

Мэтт улыбнулся во весь рот:

— Класс. Приготовим эгг-ног или что-нибудь в этом роде. Расскажешь, каким ботаником был Патрик в школе. Готов поспорить, заворачивал учебники в бумагу и домашку сдавал вовремя.

Николь рассмеялась.

На лице Патрика застыла улыбка.

Мэтт кивнул в сторону фазана.

— Думаю, надо его убрать, — он посмотрел на Николь. — Хотя, может быть, ты его заберешь? Помыть, ощипать — и будет вкуснотища.

— Нет, фазан нам ни к чему. Но спасибо.

— Не трогай фазана, Мэтт. Я сам разберусь, — резко сказал Патрик.

Николь помахала на прощанье. Патрик увидел знакомые морщинки на носу, когда она улыбнулась. Она возвращалась обратно в свой домик.

Патрик поглядел ей вслед.

— Николь Гарсия, прямо по соседству с нами! — сказал он и повернулся к Мэтту: — Она была очень популярна в школе. Одна из самых классных девочек. Носила огромные серьги-кольца.

Мэтт ухмыльнулся:

— Классное воспоминаньице, можно петушка потискать.

Патрик что-то проворчал в ответ.

— Что-что?

— Не надо пошлостей.

— Пат, — Мэтт положил ему руку на плечо, — я же просто дурака валяю.

— Мы давно не дети, моей дочери уже четырнадцать лет, Мэтт.

Мэтт развел руками:

— Я же сказал: извини. Не имел в виду ничего дурного, тебе показалось.

Патрик наклонился и поднял фазана.

Вместе они дошли до мусорных контейнеров, что стояли сбоку от домика. Мэтт поднял крышку серого бака:

— Давай, бросай.

— Не тот бак. Открой зеленый.

— Фазаны отправляются в переработку?

— Они же съедобны, — ответил Патрик. — Считаются за садовые отходы.

Мэтт склонил голову набок.

— Утилизация фазанов. Кто бы мог подумать?

Он поднял зеленую крышку, и Патрик засунул мертвую птицу внутрь.

Когда Патрику было четырнадцать, он наблюдал за Николь молча и со стороны. (Патрик с удивлением подумал, что за последние тридцать лет он так и не изобрел ничего нового в отношениях с женщинами.)

Патрик обращал внимание не только на Николь. Он приглядывался сразу ко всем девочкам, которые носили сережки, а это было нетрудно, ведь они всегда ходили вместе: весьма угрожающе толпились на спортплощадке или в столовой.

Но Николь привлекала его больше других. Она была не такая высокая, как остальные, и низкий центр тяжести позволял ей ходить уверенным и пружинистым шагом. Ее губы все время были ярко-алыми от леденцов — она сосала их на каждой перемене.

Вот почему Патрик записался в театральный кружок: чтобы познакомиться с такими девочками, как она. Впрочем, тактика оказалась неэффективной. «Всем разбиться на пары», — говорила миссис Хантер в начале каждого урока. И как Патрик ни старался протолкнуться к одной из девочек с сережками, каким-то странным образом он все равно оказывался в паре с худым мальчиком-готом, который что-то мурлыкал себе под нос.

Патрик говорил с Николь лишь однажды, на вечеринке у Стивена Эндрюса.

Стивен Эндрюс перевелся в школу Святого Свитина всего месяц тому назад. Его исключили из какой-то другой школы (за что — неизвестно, но об этом ходили слухи), и это придавало ему некоторую ауру.

Однажды на уроке географии Стивен сел рядом с Патриком, и Патрик одолжил ему ручку. Если быть точным, в тот день Патрик одолжил ему три ручки — по одной в начале каждого урока. Патрик не возражал, у него всегда имелись письменные принадлежности про запас.

В тот день, когда они уже складывали тетрадки, Стивен сказал Патрику:

— У меня в воскресенье дома будет тусовка. Хочешь — приходи. И друзей прихвати. Шнурки уехали на дачу.

Патрик не знал, что такое «шнурки», но какое это имело значение?

Патрик надеялся, что Стивен не понял, с каким волнением забилось его сердце. Это была первая вечеринка, на которую его пригласили, — если не учитывать праздника в компьютерном клубе. А даже Патрик понимал, что компьютерный клуб не считается.

Перед вечеринкой Патрик надел свою лучшую футболку — с группой Iron Maiden — и отправился к Стивену, покачивая упаковкой с четырьмя банками сидра, которую папа безо всякой просьбы сунул ему в руки. Теперь, спустя годы, Патрик понимал, что его отец, вероятно, был счастлив, что сын идет на настоящую, не компьютерную, вечеринку.

Подойдя к дому Стивена, Патрик спрятал пару банок с сидром в гараже, в барабане стиральной машины. Две другие взял с собой в дом.

Он пил сидр, с нарочитой беспечностью облокотившись на пианино, и наблюдал за всеобщей болтовней и весельем. Блуждал взглядом по комнате и прислушивался к разговорам.

— Вы не знаете, куда подевалась Пола?

— Они с Шейки потопали наверх.

— Давайте подождем минут пять, а потом вместе ввалимся туда, как только он вытащит свою штукенцию.

Наглядевшись и наслушавшись, Патрик отправился обратно в гараж. Из стиральной машины он достал две оставшиеся банки с сидром.

Когда он осторожно пробирался к выходу по сваленным в кучу велосипедам, Николь Гарсия открыла дверь.

— Привет, — Николь непринужденно улыбнулась и вошла в гараж.

Патрик кашлянул.

— Привет, — ответил он.

Губы Николь были красными, но не как обычно. Это был глубокий красный цвет — не от леденцов, от помады.

— Веселишься в одиночку?

Патрик улыбнулся.

— Решила поискать еще алкоголя. Кажется, здесь его все прячут? — Николь захлопнула за собой дверь.

Помявшись секунду, Патрик поднял руку с банками.

— Вот что я нашел.

— Неплохо.

Патрик вытащил банку из целлофановой петельки и протянул ее Николь.

— Уверен, тут еще много чего можно найти.

— Здорово! — Николь улыбнулась и взяла банку. — Спасибо. Ого! Холодная! Все как положено!

Патрик зарделся. Он догадался заранее подержать банки в морозилке, пока те не промерзли как следует. Интуиция подсказала ему, что найти холодильник или лед на вечеринке будет трудно, но он даже и мечтать не мог, что удивит этим девочку вроде Николь.

Николь поднесла банку к губам. Она сделала глубокий глоток и вытерла рот запястьем. Когда она пила сидр, ее щеки слегка надувались и казались ангельски пухленькими.

Патрик покрутил в руках пластиковую упаковку: четыре кольца, которые раньше связывали банки вместе. Он стал растягивать одно из колец, пока то не порвалось. Потом взялся за другое кольцо.

— Что ты делаешь? — в голосе Николь звенело веселье.

— Так нужно. Иначе могут запутаться птицы.

— Это очень мило с твоей стороны.

— Ты не хочешь как-нибудь сходить со мной в кино, Николь? — Слова вырвались изо рта быстрее, чем он успел подумать.

Николь захлопала глазами.

— Извини, — пробормотал Патрик.

Николь улыбнулась ему, и ее улыбка была слишком доброжелательной.

— Я встречаюсь с Адамом Кэмберуэллом.

Патрика пробрала дрожь.

— Адам — самый крутой парень в старших классах, — Николь тронула Патрика за плечо.

Патрик покраснел. Он не знал, как люди получают титул «самого крутого парня»: его назначают на каком-то общем собрании? Он остается за человеком, когда тот оканчивает школу? В любом случае это была недосягаемая высота, и Патрик знал это.

— В сентябре он уже получит водительские права, — продолжала Николь.

— Извини. — Патрик решил, что больше никогда не будет пить сидр. — Пожалуйста, не рассказывай Адаму. Я не хотел показаться непочтительным.

— Непочтительным?! — засмеялась Николь.

— Он здесь, на вечеринке? Намылит мне голову теперь?

Николь с жалостью улыбнулась.

— Он бы не стал приходить на вечеринку у младших. Я встречаюсь с ним в парке сегодня, чуть позже, — она тронула Патрика за руку и наклонила голову. — Не переживай, я не скажу ему. Твоя голова в безопасности, — она потрясла банкой с сидром. — А вот за это спасибо; буду тебе должна.

И вышла из гаража, потягивая сидр.

Патрик поглядел на мертвую птицу в мусорном баке. Он слишком сильно заткнул ее в контейнер, и тело согнулось пополам. Патрик просунул руку и расправил фазана, чтобы лежал ровно. Потом осторожно закрыл бак и последовал за Мэттом в дом.

Патрик представил Николь в ее фермерском жилете. Она была по-прежнему красивой, конечно же. И в то же время — более досягаемой. За последние двадцать пять лет расклад поменялся: мальчики вроде Адама Кэмберуэлла оказались в тюрьме (скорее всего), и девочки вроде Николь смотрели на таких мужчин, как Патрик, иначе.

Хотя, подумав, Патрик вспомнил, что читал об Адаме Кэмберуэлле в местной газете. О благотворительной организации, которую тот открыл на доходы от своей бизнес-империи на Канарских островах. Но исключение только подтверждает правило. Патрик взялся за ручку входной двери. И замер.

Он даже не сказал Николь, что он барристер.

И даже не упомянул участие в «Айронмене».

Это подняло ему настроение.

В следующий раз. Он расскажет все в следующий раз.