Следующее, что я помнила: мы с мамой несёмся в машине, я вжимаюсь в сиденье, понятия не имея, что теперь делать.
– Мама, куда мы едем? – взмолилась я.
Она ничего не ответила. Я была в совершенном ужасе. Ещё никогда я не попадала в такие ситуации.
Мама вела себя как сумасшедшая. Он едва не сбила двух курьеров на велосипедах и старушку, выгуливающую собаку. Наконец она припарковалась и сказала мне выходить. Она сжимала в руке мои рисунки. Я поняла, куда мы приехали, и ахнула.
– Что ты задумала?
Мама слетела с катушек. Мы приехали в «Маргаритку».
Она влетела в магазин и сразу пошла к прилавку – там был Девон.
– Что ты сделал с моей Мэй-Мэй?
Она с такой силой ткнула в него пальцем, будто хотела пронзить насквозь.
Девон отпрянул, совершенно не понимая, что происходит.
– Э... С кем?
Позади кто-то хрюкнул, а затем послышался знакомый противный хохот.
– Мэйлин Ли, вот она!
Я обернулась и увидела Тайлера Нгуен-Бейкера, помирающего со смеха. Я от души мечтала провалиться сквозь землю. Из всех людей на земле рядом оказался именно этот хорёк.
Мама бросалась обвинениями, как будто выступала в суде.
– Я сообщу о тебе в полицию! Тебе сколько лет? Тридцать? – Должна заметить, что Девону было семнадцать. – Она просто невинный ребёнок! Как у тебя наглости хватило так безжалостно ею воспользоваться? – А затем она продемонстрировала свои доказательства – выложила на стойку мои рисунки, чтобы все в мире могли их увидеть.
– Мама, нет!
Верхним из них оказался разворот с изображением Девона в виде русалки. Я готова была разрыдаться. В магазине были чуть ли не все мои одноклассники, и они подбирались ближе, чтобы слышать всё до последнего слова. Я отвернулась и закрыла глаза. Все шептались и хихикали.
Мама посмотрела Девону прямо в глаза.
– «Маргаритка» потеряла сегодня постоянного покупателя! – прошипела она. Потом повернулась и пулей вылетела из магазина.
Тайлер заливался смехом, пока я семенила следом за ней.
По пути домой мама торжествовала:
– Какая удача, что я всё узнала. Этот дегенерат больше к тебе и близко не подойдёт!
Я держала рот закрытым. Я была в таком ужасе, что не могла произнести ни слова.
«Как мне после такого говорить с подругами? А что про меня начнут болтать в школе? Она вообще понимает, как сильно унизила меня у всех на глазах?»
И тут тоном, которым когда-то говорила моя воспитательница в детском саду, мама произнесла:
– Я должна ещё что-нибудь знать, Мэй-Мэй?
«А-а-а-а-а-а-а!»
Я, как озверевшая, орала в подушку. По дороге домой я пыталась вести себя так, будто всё в порядке. Но после того, что случилось, как вообще хоть что-то могло быть в порядке?
«А-а-а-а-а-а-а!»
Этот вечер был одним сплошным кошмаром. И всё началось с этих идиотских рисунков. «О чём ты думала? Зачем нарисовала всю эту чушь? Это ужасную, отвратительную, девчачью ерунду?» – в ужасе думала я.
И маме непременно надо было это увидеть! Разумеется, она слетела с катушек. Но теперь она сидела в гостиной и делала вид, что всё в полном порядке, и папа готовил на кухне, будто ничего не произошло. А я лежала в кровати и кричала в подушку.
И тут я поняла, что никак не могу показаться в школе. В «Маргаритке» было столько моих знакомых! Там я тоже больше не могла появляться! Там абсолютно все слышали мою маму. А если не слышали, то им расскажут. Слухи так работают. Скоро все будут знать о девочке с рисунком Девона-русалки.
Я встала и начала мерить комнату шагами.
«Всё хорошо, ты просто переедешь в другой город, сменишь имя. Конечно, а что такого? Я всегда хотела жить в Буффало».
Я остановилась и посмотрела на нашу с мамой фотографию. На ней мне было года четыре или пять, а рядом стояла мама, улыбающаяся, счастливая, гордая своей малышкой Мэй-Мэй. Моя милая мамочка, которая сровняла меня с землёй на глазах у всех знакомых! Волны ярости поднимались внутри меня, кровь закипала.
«Нет, надо успокоиться, – пыталась я мысленно себя утихомирить. – Зачем я себя накручиваю? Всё же из-за меня случилось. Я сама это нарисовала. А мама любит меня. Она хочет для меня самого лучшего. – Я посмотрела на себя в зеркало. – Ты её гордость и радость, будь достойна!»
Смотреть себе в глаза было невыносимо. Я чувствовала себя такой виноватой, такой грязной. И я сама послужила этому причиной. Я подвела маму. Подвела всю свою семью. Зачем нужно было делать эти ужасные рисунки? Если я правда была Ли, нужно было начинать вести себя подобающе.
Я взяла тетрадь и вырвала страницы с рисунками. Потом скомкала их и бросила в мусорное ведро. Вернувшись к зеркалу, я посмотрела себе в глаза и мысленно поклялась: «Это никогда больше не повторится».
После всех драматических событий вечера я едва держалась на ногах. Я мечтала лечь в кровать и хоть на секунду забыть весь этот ужас.
На улице ветер отчаянно трепал деревья. Казалось, начинается сильная гроза. Я подошла поближе к окну. Ветер выл, раскачивая ветки деревьев в саду с такой силой, что, казалось, они вот-то обломаются.
Я забралась в кровать и обняла плюшевую собаку.
– Всё же будет хорошо, Уилфред? – спросила я его.
Так и не получив ответа, я выключила свет и с головой накрылась одеялом.
Но уснуть не удавалось, по крайней мере, уснуть глубоко. Всю ночь я крутилась с боку на бок, а под утро мне приснился странный сон о храме. Я увидела, как глаза каменных панд загорелись зловещим красным огнём. Затем статуи треснули и взорвались, выпуская в небо лучи белого света. Словно бегущие с корабля крысы, сотни панд посыпались с крыши Храма.
Потом друг друга сменяли странные, непонятные картинки. Мне снился Девон в образе тритона с моих рисунков, который бился как рыба, лёжа на земле. Распускались цветы, но вместо сердцевин у них были лица «4 Town». Я увидела голову мамы в большой миске. Её глаза были открыты, она смотрела прямо на меня. Каждая картинка обжигала меня, как разряд электричества.
Наконец мне приснилось, что я снова в храме. Панды, окружавшие Сунь Йи, ожили. Их красные глаза горели, они прыгнули с гобелена прямо на меня...