Заговор орлов

Глава 19

(Плацдарм на побережье Британии)

Корабли показались Фронтону совершенно неподходящими для плавания. Он сидел на складном походном табурете на берегу под большим кожаным тентом, наблюдая, как непрекращающийся дождь обрушивается на море, гальку, корабли и всё, что попадалось ему на глаза – а в таких условиях это было совсем небольшое расстояние. Небо было свинцово-серым, и за три дня, прошедших с окончания битвы, погода не стихала больше часа.

Раздражённо пиная камешек по пляжу, он осознал, что снова, помимо своей воли, размышляет о своих действиях в том конфликте.

После боя репутация Фронтона, казалось, быстро достигла почти легендарного уровня. Каждый раз, когда он слышал историю о своём безумии, история становилась всё более величественной, и по праву его, вероятно, уже следовало бы обожествить. Постепенно к нему вернулись фрагменты битвы, и медик, к его большому облегчению, подтвердил, что именно удар по голове во время боя и был наиболее вероятной причиной его отрывочных воспоминаний о нападении, а не просто полная потеря контроля и рассудка.

Тем не менее, несмотря на клятвы Атеноса и Карбона попытаться замять эту историю, она стала достоянием общественности, и у легата возникло смутное, хотя и недоказуемое, предчувствие, что именно эти два центуриона могут оказаться замешанными в ее быстром распространении.

К концу первого дня он стал запираться в себе, а к вечеру второго ему пришлось искать новые места, где можно было бы спрятаться от людей. Если бы кто-нибудь предположил, что он может провести несколько дней, прячась от желающих угостить его выпивкой, Фронто рассмеялся бы ему в лицо, но этот момент каким-то образом настал.

В конце концов, это холодное и ветреное место было одним из немногих, где ему был почти гарантирован покой. Ввиду ценности кораблей укреплённый плацдарм находился под постоянной охраной, и через ворота пропускали только тех, кто был здесь по делу. Это означало, что единственными солдатами, с которыми легат мог столкнуться на берегу, были матросы, инженеры и другие офицеры, у каждого из которых были свои дела.

Однако это было не самое удобное место. Укрытие было возведено несколько дней назад для дежурного офицера и его команды, чтобы контролировать ремонт и погрузку кораблей, и, хотя оно защищало от дождя сверху, оно не спасало землю под ним от влаги и не защищало от пронизывающего ветра, дувшего с пляжа или с моря.

Он раздраженно плотнее закутался в плащ, поежившись от сырой, холодной шерсти.

Скоро.

Вскоре они вернутся в Галлию, и тогда легионы смогут разместиться на зимних квартирах, если Цезарь намеревался продолжать это безумие, или поселиться там, если нет.

Несмотря на прежние опасения, легату пришлось признать, что мотивы и планы Цезаря его почти перестали волновать. Постоянные поиски новой войны изматывали его, и каждое место, куда двигалась армия, казалось менее привлекательным и менее ценным, чем предыдущее. Теперь ему хотелось только одного: вернуться в Рим и в Путеолы, увидеть Бальба, Фалерию и Луцилию.

Вздохнув и бросив еще один тошнотворный взгляд на дождь, падающий, словно хлысты со свинцового неба, он сделал глоток вина из своего глиняного кубка и еще плотнее сжался.

«Хочешь оказаться на тридцать миль к югу, легат?»

Подняв удивленный взгляд, Фронтон с облегчением увидел жесткое, щетинистое лицо Фабия, смотревшее на него из-под навеса. С другой стороны появился Фурий. Не спрашивая разрешения и не прося дальнейших комментариев, два центуриона разложили походные табуреты и сели по обе стороны. Фабий достал из промокшего плаща две чаши и небольшой кувшин разбавленного вина, а Фурий достал миску с дымящимся рагу, которое он, должно быть, нёс очень осторожно, чтобы не пролить на себя.

«Тебе это нужно. Ты уже два часа на этом пляже без тепла и еды. Если ты пытаешься заболеть, то делаешь это правильно».

Фронтон на мгновение неуверенно взглянул на миску с тёплой, аппетитной едой, затем кивнул и откусил, обдувая горячее мясо, чтобы охладить рот. Странно, как всё оборачивается, подумал он. Никогда, после того путешествия из Остии, он не мог представить, чтобы по-настоящему был благодарен за встречу с двумя бывшими помпейскими офицерами, не говоря уже о том, что они пытались о нём позаботиться.

«На самом деле я мечтаю оказаться на несколько сотен миль к югу. Знаю, вы оба новички в этой кампании, но мне и самому она начинает надоедать». Он с любопытством склонил голову. «Вы двое не сделали ни одного содержательного замечания о моём поведении на днях? Похоже, больше никто не умеет молчать».

Фабий пожал плечами. «Ты потерял контроль. Тебе чертовски повезло, что тебя не срубили. Я видел, как это делали легионеры, когда их доводили до предела, и они не выдерживали. Мы держим наших солдат в самых суровых условиях, чтобы приучить их ко всему, так что их предел прочности значительно выше, чем у большинства, но когда это случается, это ставит под угрозу каждого, кто рядом. Будь ты одним из моих людей, легат, я бы сам тебя прикончил».

"Хороший."

«Подозреваю, что на тебя ложится чуть больше давления, чем на обычного солдата», — рискнул Фуриус. «Карбо немного обеспокоен».

Фронтон бросил на центуриона кислый, сердитый взгляд. «Что там говорит этот блестящий розовый ублюдок?»

«О, ничего подобного, легат. Он всё ещё опасается покушений на твою жизнь, а ты всё равно используешь любую возможность, чтобы остаться вне его защиты. Он старается сохранить тебя в целости и сохранности. Это одна из обязанностей старшего центуриона. Он считает, что ты застрял в непростой ситуации, между либеральными диссидентами Лабиена и ярыми сторонниками Цезаря. Похоже, он считает, что ты каким-то образом сочетаешь в себе и то, и другое. Не уверен, что согласен».

«Так приятно знать, как много люди обсуждают меня, когда меня нет рядом».

«Прими это как комплимент, Фронтон. Твои люди слишком высоко тебя ценят, чтобы рисковать тобой. Это необычно для легата».

Трое мужчин погрузились в молчание, которое тут же наполнилось настойчивым шипением сильного дождя о сланец пляжа.

«Ну, сезон почти закончился», — наконец сказал Фабиус со вздохом и отпил вина.

«Если мы не отплывём в ближайшее время, — пробормотал Фронтон, оглядывая корабли, — погода застрянет на этом чёртовом острове на всю зиму. Не знаю, как вам, но мне это совсем не нравится».

Фурий кивнул, но с улыбкой. «Конечно, тебя там не было сегодня утром. Решено. Отплываем послезавтра с первым приливом. Мы взяли всех заложников из местных племён, которых Цезарь, по его мнению, сможет безопасно разместить на кораблях, даже с четырьмя кораблями, которые мы «получили» у кантийцев. Там столько конфискованных товаров и добычи, что каждый солдат сядет на свой корабль, весящий вдвое больше, чем он сам, когда мы прибыли. Надеюсь, суда выдержат. Он даже планирует взять с собой новую конницу атребатов».

«Это была прибыльная кампания», — горько вздохнул Фронто.

«И это плохо? Мужчины так не думают».

Если это достаточно прибыльно, это просто подтолкнёт полководца попробовать что-то подобное, как только появится возможность. Куда он направится дальше, как думаете? Обратно сюда? Обратно в Германию? Может быть, мимо Иллирика, в дикие земли Паннонии? Завоевание порождает завоевание.

Он обмяк на стуле и, откусывая ложкой горячий суп, говорил, пережевывая пищу. «Но меня сводит с ума не это. А эта чёртова политика. Если бы только армия агитировала за Сенат и Республику, я бы был доволен, но в наши дни невозможно отделить политику от армии. После всей этой истории с Суллой, Марием и Серторием я действительно думал, что Республика упрочит свои позиции под руководством таких людей, как Цезарь, Помпей и Красс, но, скорее, всё становится только хуже».

«Вот почему такие люди, как мы, служат в армии, легат, а не пытаются служить в Риме. Лучше получить меч и направить его на варвара, чем вмешиваться».

«Но мы ввязались , Фабий», — резко бросил Фронтон, сплевывая мясистый сок на гальку. «В те времена, когда мы выступали против гельветов, я легко мог убедить себя, что Цезарь действует на благо Республики. А потом восстали белги, потом прибрежные племена и другие. И мы их подавили, потому что они восстали против нас. Это было необходимо. Видишь? У всего была своя причина — до сих пор! Даже у Германии. Я почти мог убедить себя, что наша маленькая прогулка через реку была необходимостью».

«Но это?» — он сердито обвел рукой пляж. «Это просто пиар-ход. Так он хочет сказать Помпею и Крассу: „Я лучше вас, сильнее вас и важнее вас“. И сказать это Риму. Чтобы укрепить свою поддержку среди толпы, а также получить дополнительную добычу, которая поможет ему удержать более слабых сенаторов и набрать новых солдат, несмотря на запреты на это».

«Легат, это очень опасные разговоры. Вы говорите точь-в-точь как некоторые другие офицеры, которые…»

«Но они правы ! Разве вы этого не видите? Я спорил с этим, но они правы. Не поймите меня неправильно: я не говорю, что Цезарь в этом плане чем-то необычен. Красс делает ровно то же самое. Ходят слухи, что он собирается вторгнуться в Парфию. Думаете, он тратит все эти деньги на набор новых легионов и исчезает в бесконечной пустыне ради блага Рима? Нет! Он пытается победить Цезаря в его же игре: популярностью и добычей. А Помпей? Ну, он просто сидит в Риме, дергает за ниточки, плетёт сети и пытается подорвать их обоих».

«Фронто…» — прошипел Фуриус, предупреждая его, и окинул взглядом пляж, чтобы убедиться, что никто не может его услышать.

«Но это правда. Я знаю, что ты служил с Помпеем и что он великий полководец. А теперь ты служишь Цезарю, и он тоже. Но я осуждаю не их военную доблесть. А их попытки контролировать сам Рим. Могу тебе сказать, сейчас чертовски опасное время для граждан».

Вздохнув, он съел ещё ложку рагу. «Полагаю, тебя это не тронет. Тебе дали меч и направили его на варвара. А вы теперь два лучших центуриона в Седьмом. Вы фактически командуете легионом, так что за зиму вам придётся потрудиться, чтобы снова превратить его в боеспособную силу».

Фуриус и Фабиус обменялись странными взглядами, и последний пожал плечами. «Надеюсь. Но мы пока в отрыве от дел, так что, возможно, придётся подождать. Людям в любом случае нужно будет обустроиться на зимних квартирах, а наши инструкторы смогут приступить к работе».

Фронтон нахмурился и перевёл взгляд с одного на другого. На мгновение к нему вернулись прежние опасения за двух центурионов. Они явно что-то скрывали, но теперь по опыту он знал, что с этими двумя конфронтация по любому поводу вряд ли будет продуктивной.

Но это было ещё одной дополнительной проблемой. На мгновение он вспомнил лицо Цезаря, когда они разговаривали на валу соседнего лагеря около двух недель назад: на лице полководца читалась виноватая скрытность, когда он ловко уклонялся и парировал все важные вопросы Фронтона.

«Всё это меня бесит. Вся эта политика».

«Тогда сконцентрируйтесь на том, что важно».

«Возвращаюсь домой», — хрипло ответил Фронтон и стиснул зубы. «И разбираюсь с Горцием и Менением».

«Что?» — нахмурившись, спросил Фуриус.

«Два трибуна из Четырнадцатого легиона. Я почти уверен, что это они убивали сторонников Цезаря. Ваш легат считает, что я ошибаюсь. Он говорит, что они слишком преданы Цезарю для этого. Но я всё ещё убеждён».

Фабий встал и повернул свой табурет так, чтобы оказаться перед двумя другими, образовав почти заговорщическую группу.

«Тогда вы должны найти способ убедиться, легат; выманить их и добиться признания. Кто, ещё раз, пострадавшие? Мы не связаны с вами и, возможно, сможем добыть факты, которые вы не сможете».

Фронтон поджал губы. «Племянник Цезаря — помнишь его по Остии? Он был убит в Вене по пути на север. Удар пугио сзади в сердце. Потом был Тетрик, мой трибун. Получил удары пугио и пилума в битве в германском лагере, а затем был добит ударом гладиуса в госпитале. Плеврат, личный гонец Цезаря. Утонул в Рейне, привязанный к валуну. И меня тоже пытались вытащить из пращи».

«И это все?»

«Всё, что мне известно. Возможно, их больше. Учитывая количество жертв в подобной кампании, может быть ещё дюжина смертей, которые остались незамеченными».

Фабий кивнул. «Тогда давайте и мы займёмся этим вопросом. А когда мы вернёмся в Галлию и вы столкнётесь с ними, можете обратиться к нам за помощью, если пожелаете. Уверяю вас, мы вполне способны справиться с подобной ситуацией».

«Я пока не знаю, что буду делать, но дам вам знать, когда решусь. Конечно, если мы доберёмся обратно».

На другой стороне пляжа все смотрели, как корабли взбрыкивали и ныряли среди накатывающих волн.

«Фронто! Иди сюда и помоги мне удержать эту штуку!»

Легат Десятого легиона, с пепельно-серым лицом и дрожа как лист, мотнул головой, всматриваясь в проливной дождь, пытаясь определить источник голоса. Бруту хватило всего лишь мгновение, чтобы узнать его, схватившего рулевое весло триремы и отчаянно пытавшегося удержать его на месте. Бросив быстрый взгляд за борт на ритмичный взмах вёсел, Фронтон тут же пожалел об этом и оторвался от перил, хотя побелевшие пальцы, казалось, не хотели их отпускать.

«Фронто!» — снова заорал Брут.

Легат посмотрел на кипящее чёрно-фиолетовое небо, изредка озаряемое ослепительно-белыми полосами, которые превращали весь флот в жуткую монохромную картину. Новая вспышка молнии на время ослепила его, и он покачал головой, моргая, отгоняя жёлто-зелёные пятна, пока не увидел огромные, пугающие волны, поднимающиеся и опускающиеся снова.

«Ради любви к Венере, Фронтон, я не могу удержаться в одиночку!»

Ещё один быстрый взгляд убедил его, что Брут не преувеличивает. Рулевое весло, качаясь, сползало вбок, и, несмотря на все усилия Брута, гвозди от его сапог оставляли царапины на древесине, пока его неуклонно отталкивали.

Он быстро огляделся по сторонам, чтобы увидеть, не может ли кто-нибудь еще помочь, но у каждого человека на борту были свои задачи: большинство из них гребли или пытались удержать части корабля вместе.

Он мог бы оказаться на одном из больших галльских кораблей, но решил рискнуть и отправиться на триреме, чтобы не запираться ни с кем, кто мог бы его раздражать или беспокоить. Он уже сожалел о своём решении, находясь всего в трёх-четырёх милях от места назначения, но попав в шторм, который мог легко разнести их вдребезги.

«Пиздатый Цезарь!» — прорычал он, с трудом отпустив поручень и пошатываясь, скользя по доскам, скользя то влево, то вправо в такт качке корабля и мокрой древесине. «Он мог бы уйти раньше и не возиться с этими проклятыми заложниками».

Брут стиснул зубы от шторма, изо всех сил нажимая на рулевое весло. В пяти футах от него триерарх, фактически командовавший кораблём, лежал, распластавшись у борта, и кровь ручьями стекала с его головы. Флор – молодой капсарий из Десятого, лечивший Фронтона больше раз, чем тот мог вспомнить, – усердно пытался зашить слишком большую дыру в голове, образовавшуюся от осколка весла, которое сломалось и взметнулось вверх, задев командира по пути.

Шатаясь по палубе, Фронтон поравнялся с Брутом, схватил рулевое весло и снова выпрямил его, стараясь не обращать слишком много внимания на вид волны, которая внезапно поднялась выше поручней корабля.

«Спасибо!» — крикнул молодой легат. «Мы как раз к этому и шли!»

Фронтон взглянул в сторону, где ничего не мог разглядеть в клубящейся темноте, пока еще одна внезапная вспышка не осветила возвышающийся выступ земли, угрожающе бледно-серый в свете.

«Может, нам стоит …? Разве мы не можем высадиться там? Выбросить корабль на берег?»

Брут покачал головой. «Скалы. Слишком много скал. Мы не столько вытащим его на берег, сколько затопим. Нам нужно идти к Гесориакуму. Мы почти на месте!»

Фронтон поднял руку, чтобы откинуть со лба прилипшие волосы, а затем быстро шлепнул ею по балке, и та снова пришла в движение. Пять миль для него были всё равно что пятьдесят.

Несмотря на то, что Цезарь пропустил утренний прилив из-за трудностей с погрузкой нервных туземных лошадей, он проявил упорство, подгоняя флот к вечернему приливу. Они прошли большую часть пути при хорошей погоде — проливные дожди стали настолько обыденными, что считались вполне приемлемыми. Но когда моряки начали чувствовать себя более уверенно при приближении галльского берега, шторм утих.

Флотилия, находившаяся довольно близко на протяжении всего путешествия, теперь была рассеяна гневом Нептуна, и вот уже более получаса не было замечено никаких признаков других судов.

«Нам чертовски повезет, если мы попадем в нужную страну, не говоря уже о нужном порте!» — закричал Фронто, с отвращением оглядывая береговую линию.

«Всё в порядке, Фронто. Это земля моринов. Я провёл обширные исследования и составил множество карт, и помню эти скалы по нашему первому плаванию. Ещё немного, и мы увидим огни Гесориакума».

«Еще немного минут, и мы будем придавлены к морскому дну сотней тонн древесины», — проворчал Фронто.

"Помоги мне!"

Двое мужчин обернулись на внезапный панический крик и увидели Флора, капсария, отчаянно пытающегося удержать капитана корабля, который дергался и трясся.

Фронтон беспомощно посмотрел на Брута.

«Давай. Я могу подождать ещё минуту, но не задерживайся надолго».

Кивнув, Фронтон осторожно отпустил рулевое весло и, убедившись, что оно всё ещё у Брута, побежал по палубе к месту оказания медицинской помощи. Упав на шатающиеся колени рядом с этими двумя, он почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и ему пришлось сглотнуть желчь. То, что из-за дождя и расстояния выглядело как простая рана головы с обильным кровоизлиянием, вблизи оказалось гораздо неприятнее. На темени триерарха отсутствовал большой кусок черепа, и сквозь кровавую дыру с белой бахромой Фронтон ясно видел пульсирующую серую массу мозга, истекающую кровью. Желчь снова подступила к горлу, и её пришлось сглотнуть.

«Ему пришел конец, Флорус».

Капсарий покачал головой, с силой прижимая капитана к земле. «Ещё нет, сэр. Если вы сможете его удержать, я смогу обмотать его подкладкой, связать и укрыть. Бывали случаи и похуже. В конце концов, я извлёк осколок из его мозга».

На этот раз рвоту ничто не могло остановить, поскольку Фронтон не смог предотвратить всплеск образа той быстрой операции. Вытерев рот, Фронтон наклонился и схватил капитана за руки, с силой прижав его к покрытой рвотой палубе, чтобы тот не прыгал и не трясся. Флорус кивнул в знак благодарности и встал, покачиваясь из стороны в сторону в такт движению палубы, пока рылся в своей кожаной сумке.

«Ты правда думаешь, что он выживет? Этот человек — просто куча трясущегося жира».

«Ты был бы удивлён выносливостью человеческого тела, легат Фронтон. Я видел, как ты получил несколько ранений в своё время».

Фронтон не мог не улыбнуться оптимизму молодого человека. С тех пор, как три года назад он впервые выступил против гельветов на вершине холма близ Бибракты, после чего перешёл на медицинскую службу, юноша стал уверенным в себе и способным.

«Тогда давай. Мне скоро нужно будет вернуться к рулевому веслу».

Флорус кивнул и высыпал ацетум на ватку в руке. Пошатнувшись, он снова присел и начал осторожно вдавливать тампон в отверстие в черепе. Фронтон, несмотря на годы причинения подобных ран, обнаружил, что ему приходится отводить взгляд, и закрыл глаза, стиснув зубы, пытаясь удержать бьющегося под ним офицера.

«Берегись!» — крикнул кто-то с дальней палубы, но Фронтон не мог видеть, что именно там происходит, и ему оставалось лишь продолжать стискивать зубы и молиться Нептуну и Фортуне, чтобы это не были слишком близко скалы и камни.

«Ох, чёрт!» – закричал Брут, и на этот раз Фронтон открыл глаза и поднял взгляд, как раз вовремя, чтобы увидеть стену чёрной, сверкающей воды, нависшую над бортом корабля, прежде чем она обрушилась через леер и на палубу, сотрясая всю трирему, словно детскую игрушку в ванне. Звук режущихся вёсел был почти слышен в реве воды, и Фронтон почувствовал, как тело капитана отрывают от него. В отчаянии он ухватился локтем за леер и изо всех сил вцепился в раненого офицера.

Казалось, волна тянула его часами, несмотря на всю свою краткость, и когда она наконец отпустила триерарха, Фронтон был настолько удивлен, что на мгновение отстранился и отпустил его.

Вспышка белого света на мгновение озарила палубу, открыв картину хаоса и разрушения. Гребцы в смятении пытались выровнять оставшиеся весла, пока лодка взбрыкивала и шлепалась обратно в воду. Мужчины тащили друг друга обратно на свои места, а некоторые даже перетаскивали друг друга через бортовой поручень. Обломки дерева и вёсел плыли по всему кораблю.

Взгляд Фронто, однако, был прикован к тому месту, где несколько мгновений назад находился Флорус. Единственным признаком того, что молодой медик когда-либо существовал, был комок окровавленной прокладки, прилипший к стойке ограждения.

«Это было слишком близко», — крикнул Брут.

Фронто проигнорировал его, болезненно осознавая, что человек, которого он так старался спасти, перестал биться во время волны и теперь был мертв, как и человек, который так уверенно собирался исцелить его.

Почти ослепленный вспышками молний и проливным дождем, привыкший к холоду и сырости, не обращающий внимания на тряску и крен палубы, Фронто встал, пошатнулся и проскользнул к боковому ограждению, собирая окровавленную вату и глядя на кипящее, бурлящее море.

На краткий миг ему показалось, что волна уносит чью-то фигуру, но это вполне могло быть игрой света или его собственным зрением. С дальней палубы раздался голос: «Человек за бортом!»

На мгновение он задумался, откуда гребец это знает, но потом понял, что они смотрят на одного из других гребцов. Разрываясь между желанием помочь и пониманием того, что он всё равно мало что может сделать, Фронтон наблюдал, как несчастный, кричащий матрос поднялся на гребень волны и исчез из виду и слуха.

Повернувшись, он поплелся к Бруту и снова взялся за рулевое весло, схватившись за его конец, как и несколько минут назад.

«Даже проклятые боги отвернулись от этой кампании, Децим».

«Не думал, что ты такой набожный, Фронтон».

«Я стараюсь не бросать им активного вызова».

«Ну, потри свою кривоногую богиню, Фронтон. Смотри».

Легат всмотрелся в сторону, куда указывал палец Брута. Ему потребовалось мгновение, чтобы заметить два мерцающих огня.

«Это, должно быть, маяки, которые они собирались установить в Гесориакуме. Должно быть, они зажгли их, чтобы освещать путь кораблям сквозь шторм. Мы почти на месте; ближе, чем я думал. Максимум миля».

Фронтон крепко сжимал луч, не отрывая взгляда от двух огней, мерцавших в темноте и то и дело исчезавших, когда волны вздымались, то затмевали их порывистым облаком. Внезапно пейзаж озарила ещё одна белая вспышка, и Фронтон наконец почувствовал облегчение, увидев правильные очертания гавани и зданий, а также безошибочно угадывающиеся очертания римского укрепления на холме позади.

Гесориакум.

Они сделали это.

«Деметра» подпрыгнула на причале гавани Гесориакума, и Фронтон молча возблагодарил всех богов и богинь, которые пришли ему на ум. Он чуть не проглотил язык от страха, когда Брут провёл их через удивительно узкий вход в гавань у устья реки, но юноша справился с задачей более чем достойно.

Но еще более приятным зрелищем, которое они увидели, войдя в гавань, стала еще одна трирема флота, лениво скользящая к причалу на немногих оставшихся веслах.

У причала не было никаких признаков жизни, хотя Фронто вряд ли мог кого-то в этом винить, учитывая погоду. Он взглянул через перила на однотипный корабль, который только что пришвартовался у дальней стороны причала. «Фидес» выглядел хуже, чем их собственный корабль, но его команда и весь десант с благодарностью двигались к перилам.

Брут оставил управление кораблем одному из матросов и подошел к тому месту, где стоял Фронтон.

«Лучше бы всем высадиться и отправиться в штаб для доклада».

Фронто указал на маяки, горящие на башнях, и новые крепостные валы по периметру порта, едва различимые в темноте и под дождем, за исключением тех случаев, когда их ярко освещали молнии.

«Руфус был занят в наше отсутствие. Посмотрите на эти работы. Думаете, ему было скучно или он ждал неприятностей?»

«Давайте пойдем и выясним».

Фронтон кивнул и подозвал центурионов двух центурий, находившихся на борту.

«Постройте своих людей на причале. Только оружие и доспехи. Мы вернёмся и разгрузим всё остальное утром, когда будет светло и, надеюсь, суше».

Центурионы отдали честь, и Фронтон взглянул туда, где люди высаживались с «Фидес» напротив. Ещё два центуриона кричали своим людям, которые выходили из палаток и расходились по группам.

"Ну давай же."

Как только матросы закончили доску, Фронтон с чувством глубокого облегчения поспешил к пристани, Брут же следовал за ним по пятам. Нескольких шагов по устойчивому причалу было почти достаточно, чтобы он освоился, хотя он всё ещё чувствовал лёгкое покачивание. Два центуриона на деревянной пристани были ему незнакомы и, по-видимому, принадлежали к Седьмому легату, хотя они охотно приветствовали его и его товарища-легата при их приближении.

«Выстройтесь в две шеренги на пристани. Я построю остальные две так же. Таким образом, все четыре центурии смогут вместе вернуться к форту».

«Да, сэр. А что насчёт груза, сэр?»

«Оставь это до утра».

«Но, сэр, у нас четыре кавалерийских лошади — одну из них, возможно, придется избавить от страданий, — и если мы оставим здесь хоть что-то из добычи, ее могут разграбить местные жители».

Фронтон покачал головой. «Когда мы отплывём, пусть офицер и матросы выведут лошадей на берег и отведут их в ближайшую конюшню. Но никто не украдет твои сокровища, центурион. Посмотри на эти валы. Порт под контролем римлян».

Сотник, судя по всему, остался неубежденным, но отдал честь и пошел по своим делам.

Распорядившись, Фронтон отступил на несколько шагов, давая четырём офицерам место для сбора. Брут последовал за ним и остановился, задумчиво постукивая себя по губам.

«Вы заметили отсутствие людей?»

«Это бесит, Брут».

«Да, но даже на стенах».

«Да ладно. У Руфуса всего один легион, а в его распоряжении порт, город, форт и бог знает, с чем ещё придётся разбираться. Здесь их будет всего несколько, и они будут прятаться от дождя. В конце концов, кто ещё мог зажечь маяки?»

Брут неуверенно кивнул и взглянул на город, над многочисленными крышами которого поднимался дым. Мысль о том, что он сможет укрыться у костра в сухом месте, была невероятно привлекательна.

Потребовалось меньше минуты, чтобы построить четыре центурии. Они двигались как можно быстрее и эффективнее, каждый из них жаждал оказаться где-нибудь сухом, тёплом и надёжном. Как только четыре центуриона подтвердили готовность своих подразделений, Фронтон отдал приказ, и небольшой отряд гордо двинулся в самое сердце Гесориака.

Они двинулись по мощеной набережной к главной улице, которая шла вверх по холму к возвышающемуся силуэту форта, почти скрытому за клубами дыма, поднимающимися от уютных костров горожан Морини.

Непрерывный поток коричневой жидкости струился по склону улицы, через набережную и вниз, в гавань. Мужчины смотрели на него с отвращением и некоторой долей недовольства, входя в него, готовясь идти по улице к своей цели.

По команде центурионов четыре ряда воинов разделились на восемь колонн по сорок человек — плюс-минус несколько павших в Британии — и начали подниматься по склону с двумя легатами впереди.

Брут повернулся к Фронтону, нервно нахмурившись.

«Ты это чувствуешь?»

"Что?"

«Что-то не так. У меня волосы на затылке встают дыбом».

Фронтон огляделся вокруг, затем снова посмотрел вперед и почувствовал, как холодок пробежал по его позвоночнику, достигнув копчика и заставив его содрогнуться.

«Никого. Ни часового, ни охранника, ни местного. Никого».

«Не совсем», — Брут покачал головой и указал на дом, мимо которого они проходили. Фронтон проследил за его жестом и увидел, как ставни на окне поспешно закрылись, оставив лишь слабое мерцание огня по краю, но перед этим он увидел лицо молодой девушки, пристально глядящей на него.

«Думаю, ты прав. Проблемы».

«Что нам делать?»

Пока ничего. Любое наше движение по подготовке людей будет замечено десятками людей, и мы пока не знаем, что происходит. Возможно, мы доберемся до форта без проблем. Давайте не будем раскачивать лодку, так сказать.

Брут кивнул. «Всё равно…»

Обернувшись к центуриону, который шёл позади него, он прошипел как можно тише: «Будьте готовы. Держите своих людей начеку, как можно тише. Оружия пока не вытаскивать».

Центурион, явно обрадованный тем, что двое офицеров также заметили жуткую пустоту, кивнул и повернулся, чтобы передать весть.

«Что, чёрт возьми, здесь произошло? Мы отсутствовали, сколько, месяц, думаешь?»

«Насчет этого. Думаю, у Руфуса могут быть проблемы».

«Не только Руфус».

«Может, нам просто вернуться к кораблям и продвинуться вдоль побережья? Хотя бы дождаться, пока подойдёт остальной флот?»

Фронто покачал головой. «Помимо того, что я не думаю, что они сейчас настолько уж безопасны и пригодны для плавания, я вообще не представляю, что произойдёт, если мы развернёмся и пойдём прочь».

Брут недовольно кивнул.

"Ну давай же."

Они медленно поднимались по склону, жидкая грязь затекала в ботинки, делая дорогу опасной. Они почти добрались до главного перекрёстка, когда Брут схватил Фронтона за руку.

"Смотреть!"

«Что?» Фронто всмотрелся в улицу, где лил дождь.

«Дым».

«Из-за этого становится довольно трудно разглядеть форт».

«Фронто, это доносится со стороны форта».

"Вот дерьмо."

Фронтон боролся с нарастающей тревогой и подавлял желание закричать. Дым мог означать несколько вещей, даже в таком количестве. Он мог означать, что внутри форта находится больше людей, чем было рассчитано, и что они жгут костры у открытого огня. Он мог означать, что крепость разграбили. Но это также могло означать и продолжающуюся осаду. Невозможно было сказать наверняка, не видя её вблизи.

«Нам нужно ускорить темп».

«Ты хочешь пойти туда?» — недоверчиво спросил Брут.

«Мы должны это сделать. Руфус всё ещё может быть там со своими людьми».

«Тогда давайте двигаться дальше».

Фронтон оглянулся на стоявших позади него центурионов.

«Хватит с меня тонкостей, ребята. Достать мечи. В форт — быстрей!»

Офицеры отдали честь, выкрикивая команды своим солдатам, которые с громким коллективным скрежетом выхватили свои гладиусы.

Очертания форта начали проступать в сумраке, когда Фронто, прищурившись, посмотрел вперёд. Сердце его ёкнуло, когда он понял, что дым идёт от главных ворот, причём, судя по всему, снаружи, а не изнутри.

«Они ещё не упали. Нам нужно попасть внутрь!»

Без необходимости в команде четыре столетия немного ускорили свое восхождение.

«Фронто!»

Легат взглянул на крик Брута как раз вовремя, чтобы увидеть, как повсюду вокруг них открываются ставни окон и как в теплом свете костра внутри виднеются силуэты людей.

«Testudo!» – рявкнул он, отступая на несколько шагов и, схватив Брута за плечо, дернул его обратно по улице. Легионеры подняли щиты, выстроившись лучше, чем мог надеяться Фронтон, учитывая уклон и тот факт, что они состояли из солдат двух разных легионов, не привыкших к совместной работе. Кое-где образовались просветы, которые быстро заделывались, в то время как другие подняли щиты, образуя крышу. Четыре центуриона присоединились к двум легатам, которые исчезли в относительной защите строя «черепаха» как раз в тот момент, когда в них начали сыпаться первые стрелы, камни и копья.

Регулярный стук сильного дождя по щитам присоединился к падающим ракетам, создавая почти оглушительный шум.

«Писс!» — с чувством крикнул Фронто.

«Вперёд!» — скомандовал Брут. «Нам нужно добраться до форта».

«Тестоду» начал спотыкаться, поднимаясь по склону под непрерывным градом снарядов, и Фронтон переглянулся со своим коллегой-легатом. Оба с ужасом осознавали, что слышны крики, доносившиеся из глубины «Тестоду», где образовались бреши из-за практически невозможности сохранять строй, поднимаясь по неровному, скользкому склону.

«Скоро всё это развалится», — сказал Брут.

«Я бы не стал слишком беспокоиться об этом», — мрачно ответил Фронтон. «Послушай».

Сквозь грохот дождя и грохот снарядов, а также редкие крики раненых они теперь могли расслышать рев туземцев, нападавших на них из боковых улиц и со склона позади.

«Чепуха».