Заговор орлов

Глава 3

(Диводурон, в стране Медиоматрицев)

Фронтон невольно задумался о том, что же говорило о нём то, что он испытал глубокое облегчение оттого, что жестокое убийство римского офицера хотя бы сменило тему их редких разговоров с брака и фалерии. Неужели он настолько пресытился своим обществом, что даже ненужное насилие стало для него предпочтительнее светских условностей?

Он был уверен, что Фалерия скажет «да».

Но в ответ на что?

Раздражённо покачав головой, Фронтон взглянул на Галронуса, сидевшего верхом на коне с безмятежным и даже радостным лицом. Казалось, он не мог отвлечься от этой темы даже в глубине своего черепа.

Его взгляд вернулся к племенной столице Медиоматриков, возвышавшейся перед ними. Проведя большую часть предыдущих часов верхом по освежающе ровной равнине, Диводурон, похоже, был основан человеком, стремящимся к тактическому преимуществу. Изогнутый, словно уродливая подкова, огромный оппидум занимал вершины небольшой гряды высоких лесистых холмов, возвышавшихся, словно барьер, пересекая обширную равнину. Единственный видимый проход слева направо шёл прямо через огромное укреплённое поселение. Медиоматрики контролировали проход на равнины по обе стороны; выгодная позиция.

Римские офицеры, приведшие сюда армию с зимних квартир в качестве сборного пункта, благоразумно избегали вершин холмов и разбили свои многочисленные временные лагеря на равнине внизу. Но присутствие восьми легионов с их бесконечными вспомогательными подразделениями, обозами, кавалерийскими загонами и тому подобным, казалось, вызвало в этом могущественном оппидуме бурную торговую деятельность. Извилистая дорога, петлявшая по перевалу к галльскому поселению, была усеяна небольшими группами вьючных животных – торговые караваны, воспользовавшиеся спросом, созданным многими тысячами людей. То тут, то там сверкающий серебристый блеск выдавал присутствие римских войск, двигавшихся вверх и вниз по холму. Очевидно, Цезарь был великодушен и позволил своим людям роскошь пользоваться магазинами, тавернами и женщинами с дурной репутацией оппидума в свободное от службы время.

Сверху это, должно быть, похоже на муравейник.

Лицо Галронуса расплылось в любопытной улыбке. Медленно и неумолимо они приближались к землям реми, его племени. Фронтон подумал, узнают ли они его сейчас.

Галронус в качестве зятя? Не то чтобы он вообще возражал. И ему нравилось считать себя очень понимающим и терпимым человеком. И всё же Фронтон услышал в глубине души тихий, но настойчивый голосок, который вопил, отрицая саму мысль о галльской крови в римской семье. Как ни подавлял он эту мысль, он всё равно не мог её побороть, и этот странный, невыносимый, глубоко укоренившийся страх тревожил его больше всего остального.

Он вдруг осознал, что Галронус смотрит на него, вопросительно нахмурив брови, и задался вопросом, какое выражение лица он носил, размышляя.

Снова задумчиво улыбнувшись, он сосредоточился на приближающихся укреплённых лагерях. На ближайшем частоколе не было вексиллума, а несколько человек, патрулировавших вал, явно были галлами. Наличие загонов с сотнями лошадей подтверждало, что лагерь принадлежал союзной галльской коннице. Дальше, на двух ближайших, развевались багряные знамёна легионов, а за ними вдоль дороги тянулась ещё одна группа конных загонов и огороженных частоколом оград.

«Это ваша группа?» — тихо спросил Фронтон, кивнув на ближайшие ворота. Казалось, невозможно было определить, какой вспомогательный отряд к кому относится, поскольку союзных галльских всадников было гораздо больше, чем немногочисленной римской конницы, и только когда Галронус кивнул и указал на небольшую группу древковиков со стилизованными бронзовыми кабанами, он заметил разницу.

«Но сначала мы должны представиться Цезарю, Марк. Это подобает полководцу, и мы должны поговорить с генералом его племянника».

Фронтон недовольно кивнул. Этот разговор его совсем не радовал. Они задержались в Вене лишь для того, чтобы удостовериться, что Пинарий попал на настоящий погребальный костёр, и купить подходящую урну, а затем оставили инструкции жрецу Юпитера, единственному официальному лицу, которому Фронтон счёл возможным доверить это дело. Задача положить монету в рот покойного легла на плечи Фронтона, и он тщательно выбрал для путешествия красивый, блестящий динарий.

Генерал ждал нас несколько недель. Он может подождать ещё час. Я хочу сначала найти Приска и Карбона. Я предпочитаю приходить на любой инструктаж, будучи полностью в курсе всего происходящего, а Приск будет знать всё, вплоть до того, в чьём плаще спрятались крысы.

Галронус на мгновение засомневался, но затем, покорно подчинившись воле друга, они проехали мимо кавалерийского лагеря к центральному форту, который был больше остальных и на котором развевался большой золото-красный флаг Тавра, указывающий на присутствие генерала.

В центральном лагере также развевались штандарты Восьмого, Девятого и Десятого легионов – за исключением заметного отсутствия Седьмого, ядра войск Цезаря – ветеранских легионов. Стражники у ворот встали, чтобы преградить вход при приближении двух всадников, несмотря на их военные туники. Фронтон приготовился и сделал глубокий вдох, чтобы объявить о своих рядах, когда над парапетом над воротами появился поперечный гребень центуриона; сияющая бронза шлема была чуть тусклее, чем румянец пухлого лица.

«Откройте ворота легату Фронто из Десятого легиона!» — проревел он, прежде чем спуститься по дерновому валу и скрыться из виду.

Легионеры у ворот отступили на свои позиции, отдав честь двум офицерам, и Фронтон кивнул им, проходя внутрь, размышляя, не из Десятого ли это легиона, учитывая присутствие их примуспилуса.

Карбо, необыкновенно опрятный и подтянутый, появился из-за ворот и встал по стойке смирно, отдав честь и улыбнувшись.

«Легат. Всем офицерам предписано явиться к генералу по прибытии». Повернувшись к стражнику у ворот, он махнул своим посохом. «Это настоящий бардак. Очистите дорожку от мусора и вычистите печь номер два. Я поговорю с вашим офицером. Ещё немного такой неряшливости, и я сокращу жалованье с такой пугающей скоростью, что вы будете платить мне уже к октябрю!»

К тому времени, как он повернулся к Фронто и Галронусу, которые спешивались, на его лице сияла счастливая улыбка.

«Надо держать их в напряжении, сэр, а?»

Измученный легионер поспешил к ним и взял поводья, остальные схватились за вьючных животных, сидевших позади них.

«Пойдемте, господа», — громко сказал Карбон и указал на главную дорогу, где в центре скопления больших палаток стояла конная гвардия генерала. Как только они скрылись из виду за воротами, центурион вытер лоб. Полагаю, вы захотите поговорить со мной после генерала, да, сэр?»

Фронтон кивнул. «Хорошо, Карбон, но сначала я хочу найти Приска. Есть идеи, где он может быть?»

Карбо указал на одну из палаток впереди. «Вот его палатка, сэр. Он только что закончил утреннюю инспекцию лагерей, так что будет там. Поразительно, сколько всего он может найти неправильного, легат».

В тот день Фронто впервые улыбнулся.

«Ты что, придираешься, да? Ему и так приходится, Карбон. Раз он из Десятого, он не может позволить себе проявлять фаворитизм».

«Разве я не знаю, сэр? Он никогда не был таким крутым, когда был моим командиром. Я буду в палатке Десятого, когда понадоблюсь».

Фронто кивнул, и мужчина направился к своему отряду.

«Посмотри, кто тут прячется», — пробормотал Галронус, наклоняясь ближе. Фронтон проследил за его взглядом и прищурился. Центурион Фабий прислонился к коновязи рядом с командным отсеком, лениво ковыряя в зубах щепкой от палки.

«Думаю, мы можем позволить себе ещё минутку отступления». Фронтон неприятно улыбнулся и повернулся к офицеру. Фабий, суровый мужчина с тёмной щетиной, тянувшейся почти от глаз до воротника, бросил на Фронтона бледно-голубой, пронзительный взгляд и выпрямился с почти нарочито дерзкой медлительностью, отдав честь. Он был без доспехов и оружия, если не считать посоха-лозы, его взъерошенные седые волосы развевались на лёгком ветру.

«Фабий?»

«Легат Фронтон. Надеюсь, вы хорошо доехали?»

Фронтон кивнул. Он уже видел подобное отношение раньше: почти наглое, полное скрытого презрения, с лёгкой усмешкой. Это выражение кадровых солдат, и в особенности центурионов, было припасено для знатных сословий, которые любили играть в командиров, не имея ни малейшего намёка на военную смекалку. Вряд ли Фабий мог бы относиться к Фронтону иначе, но это не мешало неприязни Фронтона к этому мрачному офицеру дойти почти до точки кипения.

«Ты давно в лагере, Фабий?»

«Четыре дня, сэр. Удачно проехали. Оставили багаж, чтобы он пришёл позже с обозом, а взяли только седельную сумку, сэр. Видимо, как и вы».

«Тогда вы путешествовали одни?»

«Да, сэр. Для скорости».

«Опасно, учитывая неспокойную природу Галлии». Центурион пожал плечами, словно давая понять, что нашёл в своём сапоге вещи поопаснее, чем варварская Галлия. «А трибуны, с которыми ты был в Массилии?»

Фабий небрежно пожал плечами. «Двое младших трибунов получили сообщение на перевалочном пункте в Массилии и помчались вперёд, даже опередив нас. Думаю, им разрешили использовать курьерских лошадей и менять лошадей. Они были здесь уже несколько дней, когда мы прибыли. Кажется, старший трибун собирался немного побродить по Массилии, прежде чем отправиться в путь. Похоже, они не были склонны торопиться».

Фронтон нахмурился и пожалел, что рядом нет Приска. Его бывший главный центурион утверждал, что умеет распознавать ложь, и результаты игры в кости с ним подтверждали это. Хотя Фронтон готов был поставить месячное жалованье на то, что там была ложь или полуправда, он не мог этого подтвердить.

«Что-нибудь еще, сэр?»

Фронто сердито посмотрел на эту самодовольную улыбку, на мгновение задумавшись, сможет ли он стереть её правым хуком. Взгляд сменился угрюмым хмурым выражением, он скрестил руки и выпрямился.

«Нет. Если увидишь Менения и его друга с мозгами хорька, попроси их найти меня».

Прощальное приветствие мужчины прозвучало, пожалуй, даже более нагло и злобно, чем его первое приветствие, но Фронтон проигнорировал его и повернулся, махнув рукой Галронусу, когда они оба направились к палатке префекта лагеря.

Двое преторианцев из конной гвардии Авла Ингения стояли у шатра Приска, суровые и готовые к войне, их алые плюмажи развевались на ветру. Их копья скрестились, когда двое мужчин приблизились, преграждая им путь. Фронтон остановился и кивнул им.

«Марк Фалерий Фронтон, легат Десятого легиона, и Галрон, командир союзной галльской конницы, должны явиться к префекту лагеря».

«Боюсь, префект приказал не беспокоить его, легат».

Фронто сердито взглянул на мужчину и прочистил горло.

«Приск!» — заорал он. Внезапно в палатке раздался грохот и глухой стук, словно что-то тяжёлое упало.

«Фронто?» — раздался слегка приглушенный голос.

«Впустите нас!»

Прошло мгновение, прежде чем дверь шатра откинулась в сторону, и в проёме показалось лицо Приска. Под глазами пролегли тёмные круги, лицо было бледным и нездоровым, волосы спутались и были нечёсаны.

«Ты так долго не торопился. Иди сюда».

Фронто обменялся взглядом с Галронусом, когда префект лагеря снова скрылся внутри, а двое охранников отдали честь и выпрямились, убрав препятствие со своего пути.

Приск вернулся к большому столу и пытался собрать кучу деревянных дощечек, упавших на пол, хотя они комично выскальзывали из его рук. Фронтон и Галронус стояли у входа в шатер и любовались зрелищем.

У Приска был вид человека, который очень мало спал и был чем-то обеспокоен. Было как-то крайне странно видеть их старого друга в кожаной тунике и птеругах старшего офицера, в начищенной кирасе и шлеме, стоящим на одном из множества деревянных шкафов вокруг шатра.

«Тебе нужна помощь, Гней?»

«Просто садитесь и позвольте мне их убрать», — резко бросил Прискус, снова ворча себе под нос, расставляя таблички на столе, а затем перекладывая их раз шесть, пока не убедился, что они лежат в правильном порядке. Затем он перевёл взгляд с табличек на посетителей и, тяжело опершись ладонями о дубовую столешницу, хлопнул ими по ней.

«Пет, может, и был проблемой, но у него, должно быть, был мозг, как у чёртова библиотекаря. Как он всё это контролировал, ума не приложу. Я только что разобрался с зимними квартирами, а потом мы переезжаем сюда, и всё начинается заново. Это бесконечная, чёрт возьми, работа. В последний раз, когда я спал, у нас, наверное, были разные консулы».

Фронтон благосклонно улыбнулся. «Подозреваю, ты берёшь на себя больше, чем нужно. Насколько я понимаю, ты тоже вмешиваешься в обязанности интенданта?»

«Я должен был это сделать», — раздраженно огрызнулся Приск. «Ты даже не представляешь, насколько всё было чертовски неорганизованно. Всё, что мне было нужно, всегда было «в пути», «застряло на транспорте в Массилии» или «будет доступно только в следующем месяце». Организация Циты — просто жалкая шутка! Цезарь пытается навязать мне несколько помощников, чтобы я исполнял обязанности префекта лагеря в каждом легионе; говорит, что Помпей всегда так делал. Но это лишь означает, что мне нужно будет прибрать ещё восемь неорганизованных идиотов, поэтому я отправил их всех считать, просто чтобы позлить Циту и его помощников».

Фронтон не смог сдержать короткого смеха, а Галронус уже начал улыбаться.

«Можете ли вы вкратце рассказать мне, что происходит, прежде чем я пойду к Цезарю?»

Приск прищурился. «Ты ещё не был?»

Фронтон покачал головой, а Приск почесал подбородок и плюхнулся на стул. «Тогда поторопись; он будет ждать тебя с нетерпением».

«Хорошо. Тогда просто дай мне краткий список. Если нужно, заполни бланк».

Прискус откинулся назад и почесал голову.

«Как видите, все восемь легионов здесь, вместе с кавалерией, хотя они немного поредели с тех пор, как Цезарь расселил своих ветеранов, и почти половина галльской конницы распалась после подавления восстаний. Их контракт с полководцем был выполнен, и Цезарь счёл разумным позволить им вернуться к своим племенам».

«Да, мы видели войска. И я знаю, что у германских племён есть проблемы. Продолжайте».

«Ну, есть Седьмой. По приказу Цезаря я всю зиму пытался выявить всех солдат, имеющих хоть какую-то связь с Помпеями или сомнительную историю, и перевести их всех в Седьмой. Соответственно, большинство ветеранов и опытных солдат Седьмого легиона теперь рассредоточены по другим легионам. Это был настоящий бюрократический кошмар».

«Кому же тогда доверили командование этим гнилым легионом?» — тихо спросил Галронус.

«Кто же ещё? Цицерон. Учитывая его связи с влиятельными людьми в Риме, выступающими против генерала, он был очевидным выбором».

«Я думал, Цицерон будет в Восьмом с тех пор, как ушел Бальб?»

Молодой Брут сумел заполучить Восьмой. Половину зимы, насколько я понимаю, донимал полководца письмами, а потом отправился туда лично, как только прибыл Цезарь. Похоже, они им вполне довольны. Седьмой, надо сказать, немного беспокойный.

«Не удивлен. Полагаю, у них будет масса возможностей доказать свою преданность. Полагаю, в Седьмом теперь два новых центуриона, Фурий и Фабий? Что-нибудь ещё? А как насчёт Десятого?»

Приск пожал плечами. «Десятый полк настолько хорош, насколько это вообще возможно, без того, чтобы я засунул им в задницу виноградную лозу на утреннем построении. Карбон — хороший человек. Я поручил ему терроризировать самых отпетых бездельников. И да, в Седьмом полку два новых центуриона-ветерана, а также несколько оптионов и легионеров. Ты их тогда видел?»

«Эта парочка какое-то время путешествовала с нами. Я бы доверял им настолько, насколько это вообще возможно. Помпейцы до мозга костей».

Приск кивнул. «Они, может, и помпейцы, но у этих двух центурионов чертовски впечатляющий послужной список. Возможно, это как раз то, что нужно Седьмому полку, если они хотят проявить себя».

"Что-нибудь еще?"

«Ничего такого, чего вы не услышите, когда галлы прибудут поговорить с полководцем — думаю, он вам об этом расскажет. В любом случае, я занят, так что вам лучше пойти и представиться, пока Цезарь не разозлился. Я скоро приду».

Фронтон взглянул на Галронуса, когда Приск вернулся к своим обязанностям, остро осознавая, что их только что без промедления уволил теоретически более слабый офицер. Двое мужчин пожали плечами и, не обращая внимания на префекта лагеря, вышли из кабинета и направились к большой штабной палатке неподалёку, охраняемой шестью кавалеристами Ингенууса.

Мужчины по обе стороны двери выпрямились и снова скрестили копья, когда двое мужчин приблизились, и Фронтон сделал глубокий вдох, чтобы объявить о своем прибытии, как раз в тот момент, когда из шатра раздался знакомый, напряженный и сдавленный голос генерала.

«Фронто? Иди сюда».

Галронус улыбнулся ему, когда двое стражников выпрямились и убрали препятствие, позволив им войти в слегка полумрак просторного помещения. Полководец явно чувствовал себя в своей стихии. Всегда воодушевлённый началом военной кампании и с энтузиазмом планируя её, Цезарь энергично подошёл к столу, глаза его сияли, и он оперся на него спиной, скрестив руки. За зиму его волосы, казалось, немного поредели, но в остальном он выглядел таким же молодым и энергичным, как и прежде.

«Я уже начал подумывать о том, чтобы послать разведчиков на твои поиски, Маркус». Единственной уступкой присутствию Галронуса стал его почтительный кивок в его сторону.

«Мы прибыли с хорошей скоростью, Цезарь, если не считать двухдневной остановки в Массилии для визита к Бальбу».

«А как поживает Квинт? Надеюсь? Честно говоря, я и сам надеялся навестить его по пути на север, но обстоятельства, не зависящие от меня, потребовали, чтобы я как можно скорее добрался до армии». На его лице появилась лукавая улыбка. «Но, с другой стороны, я подозреваю, что вам нужно было поговорить с ним гораздо больше, чем мне. Как поживает прекрасная Луцилия?»

Фронтон почувствовал, как краска прилила к его лицу, и еще раз проклял за это свою кровь.

«Она хорошая, Цезарь. Послушай, мне жаль, но нам нужно сообщить тебе плохие новости, прежде чем что-то случится».

Цезарь кивнул. «Тогда лучше покончить с этим».

Фронтон взглянул на Галронуса, тот неуверенно пожал плечами. Повернувшись к генералу, он сжал кулаки.

«Речь идет о твоем племяннике, Цезаре».

«Молодой Пинарий? Я думал, он пойдёт с тобой. Не говори мне, что этот недоумок сам себя застал врасплох».

«Прости, Цезарь, но дело обстоит гораздо хуже. Боюсь, он мёртв».

«Умер?» Генерал даже не вздрогнул. Его бровь слегка изогнулась, но единственным признаком важности новости было лёгкое побеление костяшек пальцев, когда он сжимал локти. «Как?»

«Его нашли в подвале таверны в Вене, генерал. Его закололи преднамеренно. Я сам видел тело. Готов поспорить, что орудием убийства был стандартный пугио, удар был нанесен рукой профессионала, и у меня есть несколько версий относительно причины. Мы с Галронусом размышляли об этом по дороге. Вот эти два центуриона…»

«Это чертовски неудобно».

Фронтон моргнул. «Цезарь?»

Генерал развел руками и задумчиво постучал двумя пальцами по подбородку.

«Очень неудобно. О, конечно, не для тебя. Уверен, ты будешь счастливее без старшего трибуна Десятого легиона. И Приск будет рад не иметь с ним дела. Но мне придётся написать его матери и жене. Юная Домиция будет вне себя. Пинарий, может, и был пустой тратой хорошей кожи и костей, но она почему-то его любила, и он подарил ей сына. Неудобно».

« Неудобно ?» — спросил Фронтон с опасной ноткой в голосе.

«В самом деле. О, Фронто, перестань так обижаться. Ты едва знаком с этим человеком. Сомневаюсь, что он бы долго здесь продержался. Джулия настояла на том, чтобы я дал ему командование на один срок, а моя сестра обычно в конце концов добивается своего. Теперь, пожалуй, мне больше не будут навязывать родственников».

Фронтон почувствовал, как в нём поднимается старый, знакомый гнев, и с трудом сумел загнать в глубь своей кипящей души отвращение к небрежному, небрежному замечанию генерала, где оно могло тлеть до следующего раза, когда у него появится повод выплеснуть гнев на любимого сына Республики. В конце концов, это лишь вопрос времени.

«Вы хотите, чтобы было проведено расследование этого дела?» — жестко спросил он.

«Если хочешь, будь моим гостем, Марк, но не позволяй этому мешать более важным делам. Грядут великие дела. Германские племена наступают и угрожают нашему с трудом завоеванному миру. Однако мне интересно услышать, что скажут мне галльские вельможи, прежде чем мы решим повторить наказание Ариовиста».

Твёрдый взгляд Фронтона не отрывался от генерала. «Какова же текущая ситуация, Цезарь? Скоро ли нам выступить? Я не видел признаков отступления».

Генерал покачал головой и снова скрестил руки.

«Галльские племена у Рена имеют большой отряд германских племён, расположившихся лагерем на своих землях. В основном это крупная пехота того типа, с которым мы сталкивались раньше, хотя, по-видимому, эти племена…» — он закрыл глаза, на мгновение припоминая, — «убии, узипеты и тенктеры — также имеют своего рода конницу. Мне кажется, они не используют коней так, как мы, а спешиваются перед боем. Я расспросил свои источники, насколько это может быть эффективно, но мне дали понять, что они действительно грозны».

Фронтон кивнул. «И что же делают с ними местные галлы?»

«В основном прячутся в своих хижинах», — сказал Цезарь, на удивление без тени усмешки. «У этих трансренальских племен опасная репутация, Марк. Они веками грабили более мирные племена. Насколько я знаю, их народ делится на две группы и ежегодно чередует разведение лошадей и кормление скота, набеги и сражения. По сути, их племена не видели мирного времени года уже сотню поколений».

Галронус, стоявший рядом с Фронто, кивнул.

«Тенктеры, с которыми я особенно хорошо знаком, генерал. Они созданы для войны. Они живут ради войны и грабежа. Они переняли эти обычаи у свевов, племени, обитающего в пустошах к востоку, и молите своих богов, чтобы никогда их не встретить. В Риме я слышал рассказы о том, что все германские племена ростом шесть футов и выше, с телами Вулкана, огненно-рыжими волосами и вскормлены кровью врагов. Не для многих племён это так, но свевов – источник этих рассказов. У белгов они – упыри из детских сказок».

Цезарь задумчиво кивнул. «Тогда нам повезло, что мы имеем дело только с этими тремя племенами. Что ты о них думаешь, мастер Галронус?»

«Тенктеры опасны и воинственны, и узипеты почти такие же. Убии более цивилизованы. Они торговали с белгами много десятилетий и часто проявляли сдержанность. Однако, если они пересекли Рен, то лишь потому, что их вынудили свевы, и это значит, что они в отчаянии. А отчаянные люди непредсказуемы и опасны».

Фронтон пытался всё это осознать, но, как это часто бывало на подобных брифингах, имена стучали по черепу, не желая усваиваться в мозговой ткани. Солдатский мозг переварил всё в наступившей тишине.

«То есть вы хотите сказать, что свевы — это, по сути, чудовища из кошмаров, которые вытеснили три племени, чудовища из менее страшных снов, за реку, где они настолько напугали местных жителей, что те вынуждены были спрятаться? Таков итог?»

Цезарь доброжелательно улыбнулся.

«Как всегда лаконичен, Маркус. Но, кроме того, ко мне приходили гости из тех племён, на чьих землях они поселились. Два дня назад к нам приходили люди, ищущие помощи».

Улыбка генерала была той самой волчьей ухмылкой, которую Фронтон сразу узнал. Это была та довольная улыбка, которая появлялась на лице Цезаря, когда всё, к чему он стремился и на что надеялся, совпало, дав ему именно то, чего он хотел.

«Они попросили тебя пойти войной на этих успийских тварей и их друзей?»

«Они отправили собственных послов, предлагая захватчикам имущество, продовольствие, оружие, воинов, стада и многое другое, лишь бы пересечь Рейн; предложение, конечно же, трусливое. Эти племена не желают возвращаться на свои земли, поскольку там их поджидают кошмарные враги с востока. Но даже если бы они этого не сделали, зачем им оставлять земли людей настолько слабыми, чтобы пытаться выкупить их отсутствие? Нет, убии и их союзники просто приняли эту слабость такой, какая она есть, и расширили территорию, которую они грабили, чтобы принять новые галльские племена».

«Мы усмирили Галлию и тем самым открыли её новым хищникам, — тихо сказал Фронтон. — Мы убили или мобилизовали столько их воинов, что у них больше нет сил защищаться от других племён. Их побудила к этому не слабость, Цезарь. Это произошло благодаря нашему завоеванию».

В глазах Цезаря промелькнула легкая искра, но улыбка, какой бы холодной она ни была, тут же появилась на его лице.

«У тебя особый дар слова, Фронтон. Если бы ты мог их немного приукрасить, каким оратором ты бы стал в сенате. Но я допускаю твои слова как возможность. Тогда я бы настоятельно просил тебя спросить, почему, после того как наше завоевание было завершено и все мятежи подавлены, я продолжал зимовать все восемь легионов на севере Галлии? Мы должны поддерживать мир воинственной рукой, Марк».

Фронтон устало кивнул. Жаль, что он не подумал об этом, когда обсуждал с Бальбусом мотивы генерала. В словах генерала было столько смысла.

«И что дальше, Цезарь? Мы пойдём на них?»

Цезарь покачал головой. «Ещё нет, Марк. Я отправил гонцов созвать Галльский совет в Диводурон. Галлия находится под защитой Рима», — его взгляд неуверенно метнулся к Галронусу и тут же вернулся, — «но королям и вождям Галлии по-прежнему важно принимать решения относительно своих земель и народа. Мы можем помогать, советовать, поддерживать и защищать, но, находясь под эгидой Римской республики, эти люди по-прежнему правят сами. Галльский совет должен решить, что делать с захватчиками, и официально обратиться ко мне как к проконсулу. Только тогда мы сможем действовать законно».

Фронтон нахмурился, глядя на полководца, хотя тот и кивнул. Цезарь должен был убедить сенат, что он всё ещё действует в рамках их полномочий, чтобы остановить постоянно бушевавшие в Риме беспорядки, но насколько много подобных любезностей было высказано в пользу Галрона, князя ремов? Что мог бы сказать Цезарь, если бы галльский офицер не присутствовал?

Цезарь улыбнулся.

«Наша армия несколько истощена за годы кампаний, размещения ветеранов и освобождения союзной кавалерии от обязанностей. Мне удалось добиться определённых успехов в наборе, несмотря на ограничения, постоянно накладываемые сенатом, но если совет всё же захочет, чтобы мы пошли на войну за них, мне придётся просить их предоставить мне дополнительные конные силы. Уверен, Галронус будет рад пополнению своих сил?»

Дворянин Реми молча кивнул, и Фронтон безуспешно пытался заглянуть в эти непроницаемые глаза, чтобы увидеть, что там скрывается.

«Хорошо, Маркус. Полагаю, у тебя есть несколько недель до прибытия совета, несмотря на мою просьбу приехать как можно скорее. Предлагаю тебе за это время заново познакомиться с твоим командованием. И, возможно, снова испытать на себе лезвие бритвы. Ты начинаешь походить на германца».

Фронто и Галронус вышли из командной палатки на яркий солнечный свет, моргая и радуясь возможности вдохнуть относительно свежий воздух лагеря.

«Ты идешь выпить?»

Офицер Реми покачал головой: «Я вернусь к своей кавалерии. Нам предстоит многое обсудить и проконтролировать. Возможно, я найду вас позже».

Фронтон снова проводил друга взглядом, направлявшегося к южным воротам, в очередной раз поражаясь тому, как хорошо тот вписался в ряды римских войск. Теперь он свободно говорил по-латыни, даже с лёгким осканским акцентом, вероятно, появившимся у него от долгого общения с Фронтоном. Надо признать, что он был гораздо опрятнее и чище выбрит, чем сам Фронтон.

С лёгкой улыбкой он повернулся и зашагал к лагерю Десятого легиона. Откуда-то из палаток доносился звук, словно Карбон вымещал злость на каком-то не на своём месте снаряжении, но на самом деле Десятый легион был, как всегда, безупречно организован и эффективен. Фронтон, двигаясь вдоль ровных рядов палаток, начал задумываться, не слишком ли сильно Приск опирается на Десятый, даже учитывая ситуацию.

Завернув за угол и достигнув зоны командного отделения, он был одновременно удивлен и обрадован, когда один из пологов палатки трибунов распахнулся и из нее появилась молодая, энергичная фигура Тетрика, едва не натолкнувшись на своего командира.

«Фронт… сэр!» Тетрик выпрямился в приветственном жесте.

«Гай» Фронтон ухмыльнулся. «Рад тебя видеть. Ты занят?»

Взгляд Тетрика заговорщицки метнулся туда-сюда. «При всём уважении, сэр, не стоит быть занятым . Даже трибуну. У Приска глаза повсюду, и если кто-то присядет отдохнуть, он в считанные минуты получит новую работу».

Фронтон вздохнул и ухмыльнулся. «Думаю, мне придётся поговорить с новым префектом лагеря. Пет знал, как выполнять свою работу, не мешая легатам и старшим офицерам легиона. Приск, похоже, пытается стать примуспилом всех восьми легионов и вспомогательных подразделений».

Он рассмеялся. «В общем. Вот тебе новое задание: найди этих завсегдатаев и пригласи их присоединиться ко мне, чтобы поболтать и выпить. Ты тоже; и Приск, если он сможет пройти так далеко с этой палкой в заднице».

Тетрик с облегчением улыбнулся. «Вар и Брут особенно ждали тебя, Марк. Я скоро всех приведу».

Фронтон кивнул, и Тетрик снова быстро отсалютовал ему, а затем побежал на поиски своих друзей. Покачав головой в раздражении от того, какое впечатление повышение Приска, похоже, произвело на армию, Фронтон повернулся и прошёл между палатками трибунов к своей, где с удивлением обнаружил четверых мужчин, стоявших снаружи и тихо беседовавших.

Лабиен мало изменился, хотя лицо его осунулось, а вокруг глаз словно пробежала тень тревоги. Однако улыбка, при виде Фронтона, осталась по-прежнему дружелюбной. Человек рядом с ним показался ему смутно знакомым, хотя Фронтон не мог сказать, откуда, и его взгляд задержался на нём лишь на мгновение, достаточное для того, чтобы заметить, что, несмотря на римский офицерский стиль одежды и чисто выбритое лицо, волосы у него заплетены в косы по-галльски, а из-под туники виднелась характерная выпуклость шейного воротника. Скорее всего, это был один из кавалеристов, и, если Фронтон его узнал, это был, несомненно, офицер.

Но ещё большим сюрпризом на мгновение стало присутствие трибунов Четырнадцатого легиона, Менения и Горция. Они стояли и непринуждённо беседовали, уперев руки в бока, словно дружески подшучивая друг над другом, и Фронтону потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, что он их пригласил.

Лабиен отделился от группы и довольно грубо прервал Менения, который, по-видимому, расхваливал достоинства какого-то скульптора.

«Маркус. Клянусь крыльями Меркурия, рад тебя видеть. Мне сообщили, что ты вернулся».

Фронтон заметил, как галльский офицер рядом с ним выступил вперед, словно теневая имитация Лабиена, и задался вопросом, был ли этот шаг продиктован желанием оставаться поближе к штабному офицеру, которого он, очевидно, знал, или же скорее необходимостью держаться подальше от бессмысленной болтовни двух трибунов, которые, казалось, тихо обсуждали что-то, заставлявшее их обоих хихикать, как девчонок в публичном доме.

«Тит», – улыбнулся он старшему офицеру. – «Тоже рад тебя видеть. Не хочешь войти? Я присоединюсь к тебе через минуту. Я ещё не был, но, если Карбон следует своим распоряжениям, там будет дюжина кубков и две амфоры хорошего латинского вина».

Лабиен вопросительно поднял бровь, его взгляд на мгновение скользнул по двум трибунам, а затем он кивнул, его взгляд искал смысл в суровом выражении лица Фронтона, но не нашёл его.

«Пойдем, Писон. Давай выпьем вина Фронтона. У него всегда отличный запас. Надеюсь, у него найдется и вода, хотя с Фронто никогда нельзя быть слишком уверенным».

С улыбкой и последним любопытным взглядом Лабиен проводил Писона внутрь.

Фронтон дождался, пока два трибуна наконец заметили его взгляд, затем поманил их согнутым пальцем и повернулся, направляясь к стоявшему неподалёку шатру Тетрика. Приподняв полог, он жестом пригласил двух щеголей войти, а затем последовал за ними, опустив полог за ними.

Палатка Тетрика была именно такой, как и ожидал Фронтон. Логичный, аналитический ум инженера идеально отражался в его окружении: каждый предмет был расставлен с точностью, и ничто не искажало своего места. Рядом стоял деревянный шкаф с полудюжиной ящиков. Наверху стоял стеллаж для двух десятков свитков, и Фронтону на мгновение пришла в голову мысль покопаться в нём, но он тут же подавил это желание.

Двое трибунов стояли в центре шатра, выглядя несколько растерянными, почти теряясь в тусклом свете.

Фронтон обошёл их по кругу, оглядывая с ног до головы. Он не был уверен, что именно ожидает найти, но ему нужно было убедиться, что эти двое не имеют никакого отношения к смерти Пинария. Двое трибунов наблюдали за ним, словно потенциальный покупатель на рынке рабов, вероятно, гадая, откроет ли он им рты, чтобы осмотреть зубы.

Оба мужчины были одеты в белые кожаные туники с белыми птеругами, свисающими в два ряда с талии и плеч, каждая полоса которых была отделана золотом и заканчивалась позолоченной бахромой; вычурность до крайности. Хотя на них не было кирас, шлема или поножей, их сапоги были закрытыми, из мягкой кожи, с торчащей сверху флисовой подкладкой. В обычных обстоятельствах они бы вызвали те же пренебрежительные мысленные комментарии, что и туники в сознании Фронтона, но он также болезненно осознавал их сходство с сапогами, которые он сейчас носил, благодаря маниакальному желанию Луцилии его обновлять. Может быть, ему стоит приобрести новую пару сапог у Ситы и начать приводить их в порядок этим летом? Он сделал мысленную пометку сделать это.

Он нахмурился, принюхиваясь. Лепестки роз и камфора? Приторный запах. На мгновение он задумался, почему эти двое мужчин стоят рядом, используя ароматы, которые в сочетании создают столь ужасающий эффект, пока не понял, что на самом деле каждый из них использовал эту комбинацию по отдельности. Его глаза наполнились слезами, и он отступил назад, чтобы взглянуть на них.

«Расскажите мне о вашем путешествии».

Двое трибунов обменялись слегка озадаченными взглядами, а затем Горций улыбнулся.

«У меня была пегая кобыла. Я назвал её Афродитой, потому что она была такая стройная и красивая. У меня была похожая лошадь в поместье Альба-Фукенс, только я назвал её Гектором, потому что поначалу меня смущал вопрос пола, и…»

Фронтон сжал переносицу и поднял руку, чтобы остановить трибуна, который, по мнению Фронтона, все еще может немного путаться в вопросах секса.

«Слишком много подробностей, Хортиус. Расскажи мне о Массилии Диводурону».

Менений улыбнулся. «Он ничего не может с собой поделать, легат. Он любит лошадей. Мы, честно говоря, довольно быстро добрались. Я отправился в Массилию, но не на военный форпост. Видите ли, мой дядя, который два года назад был претором, удалился на виллу над Массилией и пользуется огромным влиянием как среди местного греческого совета, так и среди местных чиновников в Арелате. Мне удалось обеспечить нам постоянную смену лошадей на курьерских станциях, пока мы не проехали Вену, где мы купили несколько быстрых лошадей, а изнуренных просто отдавали какому-нибудь бедному, печально выглядящему местному жителю каждый раз, когда мы меняли лошадей. Удивительно, чего можно добиться с помощью небольшого количества денег и влияния».

Фронтон придержал язык за зубами, его собственное мнение о кумовстве и финансовом влиянии вряд ли нашло отклик у этих двоих.

«Значит, ты был здесь раньше нас».

«Я так себе представляю».

«И ты путешествовал один по Галлии? Без сопровождения?»

Менений нахмурился в недоумении. «Да. Галлия завоевана, и ни один необразованный варвар не станет вмешиваться в дела римского офицера. Ты взял эскорт?»

Фронтон моргнул. «Ну, нет. Но со мной был галл, и, в любом случае, мы больше…» — его голос затих, поскольку он не мог придумать, как сказать то, что приходило ему в голову, не оскорбив их обоих. «Справедливо. А как же Публий Пинарий Поска?»

Горций нахмурился. «Пинарий? Разве он не путешествовал с этими двумя дюжими центурионами? Он остался в Массилии, чтобы осмотреть достопримечательности; отказался принять наше предложение о подмене лошадей. Честно говоря, думаю, он не совсем такой, как мы все, а, легат? Не могу представить молодого Пинария верхом. Наверное, у него была повозка, обитая шёлком».

Двое мужчин разразились раздражающей какофонией фырканья и хихиканья при мысли о том, что мокрый племянник Цезаря едет на курьерской лошади. Фронтон закатил глаза, борясь с желанием пожаловаться на то, что его причисляют к «мужчинам», почти так же упорно, как и с желанием вбить в них хоть какое-то чувство военного этикета.

«Спасибо. Это всё, что я хотел знать».

Двое мужчин медленно оправились от своего юмора и пожали плечами.

«В любое время, легат, моя дорогая».

Фронто каким-то чудом умудрился выбраться из палатки, не прикоснувшись ни к одному из них. Он был просто благодарен, что их не приписали к Десятому, иначе закопал бы их обоих по горло в отхожем месте, прежде чем они дошли бы до войны.

Двое мужчин вышли вслед за ним и двинулись через лагерь, хихикая как идиоты, в то время как Фронтон, все еще тяжело дыша от раздражения, побрел обратно к своей палатке.

Откинув полог, он обнаружил Лабиена и его друга, сидящих на походных стульях у стола. Рядом стояли кубки с вином, третья уже была налита. Кивнув в знак благодарности, он с благодарностью опустился на койку, расстегнув ботинки и сбросив их на пол. Лабиен отодвинул стул на несколько футов дальше, и его глаза тут же начали слезиться.

«Новые ботинки, Маркус?»

«Кровавые женщины», — был его единственный ответ, когда он опустил другой носок, стянул посеревшие шерстяные носки и пошевелил пальцами ног, выпустив свежий поток четырехдневной вони.

«В палатке для купания в командном отсеке для старших офицеров есть ванна, Маркус, и всегда есть горячая вода».

«Как мило».

«Итак, если вы хотите сначала прекратить свое путешествие...?»

«Нет, всё в порядке, Титус. Мне нужно сначала отдохнуть и выпить несколько чашек».

Лабиен взглянул на своего друга, который тоже отодвинул свой стул на несколько футов дальше.

«Марк, познакомься с Писоном. Он вождь аквитанцев и теперь один из старших командиров кавалерии наряду с Варом и Галроном. Каждый будет командовать своим крылом, а Вар, конечно же, будет командовать всем отрядом».

Фронтон кивнул в знак приветствия, почесал пальцы ног и потер ступни свободной рукой, а другой рукой принял приготовленное вино, с отвращением отметив, что Лабиен уже разбавил его водой.

«Я подумал, что лучше вас представить. В этой армии всё ещё полно недалеких офицеров, которые не сочтут неримского офицера достойным своего внимания, но я знаю, что ты не один из них. Галронус, в конце концов…»

Фронто кивнул, поставил чашку на стол и откинулся на койке.

«Приятно познакомиться, Писон. Похоже, вы, как и Галронус, любите наши обычаи?»

Писон пожал плечами. «В оружии, искусстве и преданности богам аквитанцы всегда будут непревзойденными, но я не исключаю возможности увидеть преимущество удобной туники и чисто выбритой шеи. Я твёрдо убеждён, что и римлянам, и галлам есть чему поучиться друг у друга».

Фронтон одобрительно улыбнулся и кивнул в сторону Лабиена.

«Соблазнительная точка зрения, которую мне ранее высказал наш друг-офицер».

«Марк, есть особая причина, по которой я хотел познакомить тебя с Писоном. Помимо того, что ты воплощаешь то, что я вижу в будущем Галлии».

Что-то в тоне Лабиена заставило Фронтона выпрямиться. Штабной офицер выглядел нервным и задумчивым.

«Что случилось, Титус?»

«Знаете ли вы, Марк, что Цезарь продолжает взимать все больше податей с галльских племен?»

«Ну да. Они нужны ему, чтобы оттеснить германские племена».

«Фронто, Цезарь мог справиться с этими захватчиками двумя легионами и одним кавалерийским крылом. Не думаете ли вы, что пора вернуть будущее Галлии в руки галлов?»

Фронтон нахмурился. «Вот что он и делает . Он созвал галльский совет, чтобы они решили, просить ли нас о помощи».

«Марк, не будь таким слепым. Прислушайся к себе. Цезарь «призвал» королей Галлии. Только деспот может так поступить. Цезарь ставит себя выше этих королей. Он потакает им лишь потому, что ещё недостаточно силён, чтобы противостоять сенату!»

У Фронтона сжался желудок, и он почувствовал внезапный холодок по спине. Этот разговор начинал казаться тревожно знакомым.

«Ты слушал Цицерона и его брата? Это опасный путь, Тит, и я больше ничего не хочу об этом слышать».

Лабиен покачал головой и налил Фронтону ещё чашу вина. «Я не призываю к мятежу или чему-то подобному, Марк, но думаю, нам нужно начать допрашивать полководца о его мотивах и действиях и, возможно, попытаться убедить его встать на путь разума. Нам нужно вернуть его к согласию с сенатом, прежде чем ситуация станет критической».

«Довольно, Титус. Ты один из самых старших помощников генерала. Не говори ничего, о чём потом можешь пожалеть».

«Но Маркус…»

« Довольно , Титус! Думаю, вам двоим лучше уйти, пока не прибыли остальные».

Лабиен медленно поднялся со стула рядом с Писоном. Прежде чем выйти из шатра, он помедлил и обернулся, указывая пальцем на Фронтона. «Подумай об этом, Марк».

Прежде чем Фронто успел на него гневно крикнуть, они оба выскользнули, оставив Фронто в ярости и нерешительности. Что это за проклятая армия, к которой он вернулся? Она едва ли напоминала ту, которую он покинул прошлой осенью.

РИМ

Квинт Луцилий Бальб сидел на ступенях широкой лестницы, ведущей от форума к Арксу, откуда на горизонте возвышался величественный храм Юноны. Безликая и высокая северная стена древнего храма Конкордии отбрасывала на лестницу густую тень, принося благословенное облегчение от палящего солнца, которое даже в середине утра было не по сезону жарким.

Его взгляд блуждал по многочисленным строениям, составлявшим ядро города и сердце республики. Прошло немало времени с тех пор, как он последний раз был в Риме, где провёл большую часть своей юности и ранней зрелости. Облик и форма городской агломерации изменились даже за эти несколько лет: возводились всё более величественные здания, демонстрирующие богатство и щедрость различных благодетелей, жаждущих власти, и каждое из них соседствовало с очередным возвышающимся кирпичным строением – чудовищное жилище, которое посрамило бы и раба, но в то же время было желанным для бедняков республики.

И форум никогда не был таким оживленным в его юности, или, возможно, так казалось в глазах старика. Мужчины, женщины и дети всех цветов кожи и всех социальных статусов толкались локтями, словно равные среди толпы покупателей, ораторов, шедших в суды, собиравших кошельки или предававшихся множеству развлечений, которые предлагал форум.

Он с семьёй, а также сестрой Фронтона, которая заключила с Корвинией тревожный союз, не предвещавший ему ничего хорошего, прибыл на корабле из Массилии прошлой ночью и направился к особняку Бальба на Циспийском холме. Фалерия твёрдо решила вернуться в свой дом, но, поскольку там всё ещё шёл ремонт, Бальбу пришлось настоять на том, чтобы она присоединилась к ним в качестве гостя.

Его городской дом пустовал больше двух лет, и лишь небольшой штат слуг поддерживал его в чистоте и порядке, а запасы провизии были ужасными. После того, как весь вечер они собирали что попало на еду, отправляя слуг на поиски немногих оставшихся ночных киосков с едой, женщины решили, что следующим утром они займутся полным пополнением запасов, для чего потребуется как минимум полдюжины слуг для носильщиков и сам Бальбус, на случай, если придётся делать выбор между мужчинами или открыть семейную казну для оплаты огромных счетов.

Бальбусу потребовалось ровно десять минут, чтобы пробраться сквозь толпу, пытаясь угнаться за четырьмя женщинами, которые, словно стая волков, двигались сквозь толпу, и он решил, что с него хватит. Прямо заявив, что намерен скорее вступить в театральную труппу, чем тратить ещё хоть минуту на походы по магазинам, он договорился с ними встретиться здесь.

Здесь, в двух минутах к северу, вдоль Склона Аргентариуса, стояла славная маленькая таверна, которая была прекрасным местом для женщин, чтобы подвести итоги своих покупок, а для Бальба — чтобы молча, за бокалом вина, оплакивать свою судьбу среди этой группы амазонок.

А пока было довольно приятно посидеть в тени. Рука его окунулась в пачку медовых фиников, которые ему удалось купить во время драки, и сладкие, липкие лакомства вызвали такую жажду, что пришлось потянуться за кожицей виноградного сока, которую он тоже купил.

Сделав глубокий вдох, его взгляд скользнул по верху кожи и остановился на здании курии внизу и слева, где сенат вел жаркие дебаты. На расстоянии менее семидесяти ярдов было почти возможно услышать предмет обсуждения со ступеней; почти, но не совсем. Но все же время от времени споры повышались по тону, тону и громкости, и слова разносились так далеко. Когда он в третий раз услышал имя Цезаря, выкрикнутое в здании, и последовавший за этим рев одобрения, он решил, что эта ситуация требует большего внимания, и нанял мальчишку, чтобы тот встал у дверей и подслушал. В конце концов, не подобает человеку высокого положения прятаться у дверей сената, словно подслушивающий. К тому же, лестница была гораздо удобнее.

Что бы они там ни обсуждали последний час, Цезарь, по-видимому, был в самой сути вопроса. Из этой какофонии вырвались другие слова, каждое из которых было ожидаемо: Галлия, Помпей, Консул, Слава, Триумф, Цена. Цена. Цена, похоже, тоже была важным предметом обсуждения.

Нетрудно было сложить воедино аргументы из тех обрывков, что он слышал, хотя мальчишка собирался помочь позже в обмен на три медные монеты, обещанные из кошелька Бальбуса.

Его внимание внезапно привлек фасад здания, когда двери сената распахнулись, выпустив в город рёв разгневанных и возбуждённых политиков. Бальбус ничуть не удивился, узнав первую фигуру, появившуюся из палаты.

Цицерон вышел на свет с торжествующими руками, сияя, глядя на толпу, собравшуюся снаружи в надежде увидеть людей, правящих республикой. Великий оратор выглядел как победоносный гладиатор, играющий на публику. Сенаторы, следовавшие за ним вплотную, хотя Бальб знал разве что половину лиц, явно были сторонниками и любимчиками Цицерона, подбадривая его.

Припев «Вызов Цезаря» всё ещё разносился по курии, и Бальб нахмурился. Неужели Цицерон уже успел настоять на столь радикальном шаге в отсутствие полководца? Но чем больше он слушал, тем больше это походило на требование, чем на заявление.

Цицерон остановился на ступенях и разговорился с двумя сенаторами, стоявшими рядом, а взгляд Бальба блуждал по сцене, пока не остановился на негодяе, который послушно подслушивал. Юноше удалось подобраться на удивление близко к самому почитаемому и уважаемому оратору города. Один этот разговор стоил трёх медяков.

Бальб вздрогнул и инстинктивно съежился в тени, увидев небольшую группу позади мальчика: пятерых мужчин в тусклых коричневых туниках римской бедноты. Они легко слились бы с любой толпой. Но Бальб служил в легионах дольше, чем мог вспомнить, и выправку солдата можно было безошибочно узнать, что бы он ни носил. Его взгляд скользнул по мужчинам, отметив длинные рукава их туник – немодные, но достаточно длинные, чтобы скрыть следы военной службы, и выпуклости на талиях, говорившие о спрятанных кинжалах.

Цицерон и два его любимых питомца покинули лестницу и пошли по форуму. Сердце Бальба ёкнуло, когда мальчик поспешно уступил дорогу и побежал к лестнице, где он сидел, в то время как пятеро мужчин, скрывавшихся за сценой, двигались по открытому пространству, образованному толпой, расступившейся перед сенаторами, следуя за ними. В животе у него, словно речной камень, застряло гнетущее чувство.

Его взгляд метался туда-сюда, пока он не заметил Корвинию у прилавка за святилищем Венеры Клоакины. Они могли закончить с минуты на минуту, но если он будет ждать, то потеряет всякую надежду узнать, что происходит.

Прикусив язык, он сгреб финики и кожуру сока в большую ладонь и начал спускаться по ступеням, перепрыгивая через три ступеньки. К тому времени, как он добрался до мощения форума и его молодой, неряшливый сообщник приблизился к нему, он уже вытащил из кошелька несколько мелких монет. Остановившись, он бросил коллекцию в жадные руки юноши. Сумма, возможно, равнялась стоимости пары бокалов хорошего вина, но для юноши это было целое состояние. Глаза его расширились.

«Мне пора идти», — сказал он, тяжело дыша. В последнее время он был не в форме для подобных упражнений после болезни в Галлии. «Оставайтесь здесь и ждите меня с информацией, а я удвою её, когда вернусь».

Лицо юноши расплылось в широкой улыбке, и он энергично кивнул. Бальб улыбнулся ему и, оглядывая толпу, пока не заметил Цицерона и его друзей, побежал дальше, проталкиваясь сквозь протестующих женщин и мужчин, жрецов и торговцев. Карманник, надеявшийся стать лёгкой добычей, получил локтем в лицо за свою оплошность, и Бальб внезапно прорвался сквозь толпу всего в нескольких метрах от пяти солдат в их унылом снаряжении.

Обойдя галерею с магазинами, известную как «tabernae vetae», Цицерон остановился, обменявшись с сенаторами несколькими короткими фразами и улыбнувшись им перед уходом. Две собачки, продолжая болтать, двинулись по Викус Тускус к скотному рынку и Тибру, а Цицерон повернул и направился мимо храма Кастора по Виа Нова. Незамеченные позади, их преследователи также разделились: трое последовали за сенаторами к реке, а двое других поднялись на холм вслед за Цицероном.

Бальб на мгновение закипел от злости, мотая головой то туда, то сюда между двумя улицами, и наконец остановился на Цицероне как на более важной из двух групп. Шагнув в тень огромного храма, Бальб попытался слиться с фоном – нелёгкая задача для тучного бывшего солдата с блестящей макушкой и белоснежной тогой. Когда солдаты, преследовавшие его, поднялись на первый холм, почти не скрываясь, преследуя свою добычу, Бальб двинулся, словно пантера, по обочине тихой дороги.

Впереди Цицерон остановился на улице и, поправив тогу, направился к большому городскому дому на южной окраине, в фасад которого была встроена пекарня. Бальб кивнул, увидев название пекарни: «Pistrinum Ciceronia». Оратор только что вернулся домой после своих размышлений. Когда Цицерон скрылся в глубине дома, а дверь за ним со щелчком захлопнулась, Бальб отступил в угол между двумя зданиями и наблюдал, как двое мужчин, следовавших за ним, сжались в комок и заговорили, а затем разошлись и поспешили прочь по улице.

Бальб снова замешкался, разрываясь между желанием последовать за мужчинами, возвращением в угол, чтобы посмотреть, видны ли еще другие сенаторы, и возвращением на форум, чтобы попытаться встретиться со своим молодым информатором и дамами.

Пожалев, что начал всё это, стареющий бывший офицер пошёл по улице вслед за двумя мужчинами, которые ранее следили за Цицеро. Учитывая их скрытный характер, мужчины, казалось, были несколько рассеяны, лишь изредка оглядываясь по сторонам и не уделяя достаточного внимания, чтобы заметить тучного мужчину, скрывающегося в тени.

Они спокойно шли по Виа Нова, не подозревая, что кто-то следует за ними, повернули направо и поднялись по склонам Палатина, прошли через разрушенные опоры Мугонских ворот и, поднявшись на вершину холма, оказались в той части города, где располагались просторные дома и виллы более богатых и знатных горожан.

Бальб нахмурился, увидев их в таком богатом районе, и следил за ними с возрастающим интересом и подозрением, пока они пересекали открытую площадь, поворачивали в переулок направо и исчезали в небольших воротах в задней стене большого поместья.

Бальб постоял мгновение, все еще хмурясь, а затем подошел к низкой скамейке под яблоней на дальней стороне площади, откуда ему были видны закрытые ворота и высокая стена дорогого дома, в который вошли подозрительные люди.

Три минуты он сидел, размышляя, что делать дальше, и вдруг вздрогнул, когда прямо за спиной раздался щелчок. Резко обернувшись, он увидел, как из точно таких же ворот выходит женщина средних лет, состоятельная матрона и её рабыня. Женщина посмотрела на него с чем-то средним между удивлением и подозрением, но, приняв во внимание его возраст, вес и тогату, её мозг определил его как минимум как всадника и, следовательно, как маловероятно представляющего угрозу дому и человеку. Кивнув в знак приветствия, она повернулась и направилась к форуму.

Бальбус прищурился и прочистил горло.

«Простите, милая?»

Женщина замерла и обернулась, приподняв изящно очерченную бровь.

"Сэр?"

Бальб указал на ворота в стене, перед которыми он стоял.

«Вы случайно не знаете, кто живет на этой вилле?»

Лицо женщины потемнело и выразило неодобрение, и Бальбус задумался, не следует ли ему извиниться за свой вопрос.

«Это, сэр, дом Атии Бальбы Примы, дочери…» Она выглядела так, будто вот-вот сплюнет, когда с отвращением произнесла имя: «Юлия Цезарь».

Без дальнейших церемоний женщина накинула на себя столу и направилась к форуму, раб следовал за ней по пятам, а Бальб в ужасе смотрел на ворота.

Атия? Племянница Цезаря. Что, чёрт возьми, задумал генерал?

Желая, чтобы поблизости не оказалось еще одного мальчишки, который мог бы присматривать за дверью, Бальб встал, потянулся и обернулся, чтобы увидеть где-то на форуме суетящихся женщин, а также мальчика, который подслушал его сенаторские размышления.

Очевидно, ему придется быть внимательнее в Риме.

Что-то происходило.