Заговор орлов

Глава 20

(Гезориак)

Фронтон огляделся в тесных, почти клаустрофобных чертогах, мельком увидев торсы в кольчугах, руки, испачканные грязью, пот и капающую воду. Брут бросил на него столь же беспомощный взгляд.

«Мы должны взять улицу под контроль, иначе нам конец!» — крикнул Фронто.

«С другой стороны, они перестанут в нас стрелять, как только начнут нас кромсать!»

«Нам придётся разбить «черепаху» — заставить людей впереди отделиться и разобраться с засадниками. Они могут заблокировать окна щитами и, возможно, прикончить этих ублюдков, пока те там».

Брут кивнул, глубоко вздохнув. «Тогда мы сможем отступить в обороне на холм. Ты возглавишь отряд, а я займу арьергард».

Двое мужчин на мгновение задержали взгляды друг на друге, а затем Фронто кивнул в ответ.

«По моему приказу, — проревел он, — передовой отряд в каждой шеренге выходит из строя. Выберите цель среди тех, кто стреляет в нас. Подойдите к его окну, вырубите его и блокируйте любые дальнейшие атаки щитом. Удерживайте это окно до дальнейших распоряжений».

Остановившись, он услышал боевые кличи морини, приближающихся к ним сзади, и собрался с духом.

"Перерыв!"

Солдаты Десятого и Седьмого легионов, возглавлявшие наступающую «черепаху», по команде немедленно рассеялись, восемь контуберниев отделились, их щиты поднялись прямо перед ними, когда они бежали, чтобы защитить себя от неизбежного огня, вырывающегося из открытых ставней низких, приземистых галльских зданий, их мечи были сжаты в руках, готовые к бою.

Профессиональный взгляд Фронтона ясно понимал, какой легион кем является, даже когда они были разбросаны. Десятый был гордым подразделением с крепкой сплочённостью среди своих солдат, хорошо обученных и постоянно тренируемых лучшими офицерами Республики, годами. Седьмой же представлял собой недавнюю мешанину из солдат из разных легионов, ещё не привыкших работать вместе как единое целое, без целенаправленной подготовки ветеранов. Почти каждый солдат Десятого отметил окно и побежал к нему, контуберниум из восьми человек на мгновение задержался, готовый занять место любого, кто падет по пути. Солдаты Седьмого, однако, двигались разрозненными группами, часто по два-три человека отмечали одно окно.

Если Фабиусу и Фуриусу удастся пережить все это зимой, работы будет предостаточно.

Лучник у одного из ближайших окон сумел подстрелить нападавшего, когда легионер мчался через улицу. Стрела попала ему в грудь и отбросила на скользкую, грязную дорогу, сбив с ног следующего легионера, так что они скатились вниз по пологому, грязному склону в беспорядке. Прежде чем Фронтон успел выкрикнуть приказ, двое из резервного отряда пришли в движение. Пока один побежал по улице за другой целью, другой поднял щит и бросился на окно, где лучник был занят натягиванием новой стрелы так быстро, как только мог. Легионер, из щита которого уже торчали два сломанных стрелы со времен его пребывания в тестудо, слегка наклонил щит, чтобы уменьшить вероятность того, что стрела пробьет его насквозь. Лучник оказался быстрым и на удивление точным, когда стрела вылетела из окна и вонзилась в дерево и кожу. Выражение отчаяния исказило его лицо, когда он отчаянно пытался вытащить еще одну стрелу из снопа на бревне перед собой и попытаться вовремя поднять ее, чтобы снова выстрелить в легионера.

Времени явно не оставалось, и римлянин настиг его прежде, чем он успел натянуть тетиву. Когда солдат почти презрительным и поразительно ловким взмахом щита отбил лук, лучник закричал, сломав руку бронзовой полосой. Он пошатнулся, выронив лук из бессильных пальцев, и потянулся к рукояти меча на боку. Легионер подпрыгнул, просунулся в окно и вонзил свой гладиус в горло противника, прежде чем свернуть его и вырвать обратно.

Лучник упал, булькая и держась за шею здоровой рукой. Кровь брызнула вверх и в окно, а где-то в глубине, освещённой лишь отблесками разгорающегося огня, женщина с криком бросила красную глиняную чашу, которая пролетела мимо шлема легионера и вылетела на улицу. Быстрый взгляд внутрь убедил солдата, что в комнате больше нет стрелков, и он закрыл проём щитом, оставив лишь достаточно места, чтобы заглянуть внутрь и следить за женщиной.

Похожие истории разыгрывались по обеим сторонам улицы. То тут, то там легионер попадал под меткую стрелу или пращу, то от меча или копья более подготовленного защитника. Однако, похоже, нападавшие не ожидали столь эффективной и организованной реакции, и у каждого окна занял позицию только один галл. С потерями всего в семь человек небольшой римский отряд быстро взял под контроль края улицы, сведя на нет опасный перекрёстный огонь. Последние камни и стрелы отскакивали от земли, позволяя шипению дождя и рёву преследующих моринов снова наполнить воздух.

Брут прорвался сквозь центр массы легионеров, большинство из которых всё ещё держались почти в строю «черепаха» до получения дальнейших приказов. Достигнув тыла небольшого отряда, он напряг слух, прислушиваясь. Спустя несколько напряжённых мгновений, в течение которых морины начали обрушивать град ударов на щиты задних легионеров, он наконец услышал крик Фронтона о том, что обстрел прекращен.

Сделав глубокий вдох, он крепко сжал меч в руке и огляделся.

По моему приказу все, кроме последних четырёх рядов, разворачиваются и движутся к форту, выполняя дальнейшие приказы легата Фронтона, когда доберётесь до него. Остальные будут держаться со мной, пока не появится место для манёвра.

Произвольно сосредоточив свои мысли на числе, которое дало бы Фронтону достаточно времени, чтобы укрепиться дальше на холме, Брут сосчитал до десяти и крикнул: «Сейчас!»

Почти две трети отряда на улице, около двухсот человек, отделились от группы и начали стремительно подниматься по склону к возвышающимся очертаниям стен форта. Теперь их проход был безопасен, легионеры из авангарда Фронтона защищали окна от дальнейших атак.

«Верно!» — крикнул Брут. «По моему приказу весь отряд быстро отступит на три шага назад и перестроится в сплошную стену из щитов в три человека глубиной, заполнив улицу. Заранее обозначьте позицию. Пробелов быть не должно!»

Он уже готов был отдать приказ, как легионер перед ним внезапно взорвался, словно спелая дыня: топор морини пробил поверх щита несчастного солдата, рассекая шлем и череп. Брут на секунду захрипел, оглушённый, покрытый кровью и мозговой массой, увидев, как топорщик со скрежетом костей и хлюпающим звуком отдернул оружие для нового удара. В толпе было мало места, чтобы отразить удар мечом, который он держал у бедра, да и щита у него не было.

«Реформа!» — проревел он, готовясь к перемене мест.

Когда топор достиг вершины и начал опускаться на римского офицера, Брут почувствовал, как давление окружающих внезапно ослабло, когда они заняли позицию, и он обнаружил, что его чуть не отбросило назад, когда легионер шагнул перед ним и высоко поднял щит. Топор вонзился в дерево, застряв всего в шести дюймах от наконечника. Легионер мрачно отбросил тяжёлый, громоздкий щит и зажатое в нём оружие на несколько дюймов в сторону – достаточно, чтобы вогнать свой гладиус в яму под вытянутой рукой противника.

Даже не дожидаясь смерти, солдат отвёл клинок назад и сократил разрыв. Щит частично потерял вес, когда воин испустил дух и отпустил топор, хотя само оружие всё ещё оставалось зажатым.

Брут, с бешено колотящимся в груди сердцем, отступил на несколько шагов и огляделся. Бурлящую массу морини теперь сдерживала тонкая стена щитов. На какое-то время этого хватило бы, но ненадолго.

«По моему приказу линия начнет организованный отход по улице в сторону форта».

Он сделал глубокий вдох и повысил голос, чтобы подать сигнал Фронто, чтобы тот вернулся с улицы.

«На счет пять нанесите удар, затем сделайте два шага назад и перестройтесь».

«Раз… два… три… четыре… пять!»

Тридцать человек дружно выставили щиты и нанесли удары в толпу воющих галлов, отступили на два шага и снова сомкнули щиты.

«Отлично!» — проревел Брут. «Теперь повторяем движение, пока не доберёмся до форта. И я не могу позволить себе потерять линию, так что любой погибший будет удержан из недельного жалованья!»

Несмотря на сложившуюся ситуацию, по отчаянной защите пронесся смех, и Брут выпрямился.

«Ну вот… Один!»

Дальше по улице Фронтон услышал выкрики Брута и с облегчением вздохнул. Возможно, они всё-таки выпутаются. Наблюдая за приближающимися людьми, отколовшимися от войска Брута, он снова почувствовал укол тревоги, осознав, как мало солдат оставил себе его коллега-легат, чтобы преградить путь врагу.

«Эй, ребята, — обратился он к легионерам, охранявшим окна. — Вы будете удерживать позицию, пока арьергард не подойдёт к вам, а затем построитесь и присоединитесь к их строю, когда они отступят.

Зажав нос, он посмотрел на лезвие, висевшее у него в руке. Он ещё даже не пролил кровь. Вот каково это – быть обычным командиром? Командовать людьми, не вмешиваясь в их действия? Моргнув, он снова сосредоточился на большом отряде солдат, замедлявших движение по мере приближения к нему. Сейчас не время размышлять о сути командования.

«Вы, ребята, идёте со мной. Я хочу, чтобы вы построились в стену щитов для наступления. Большая часть противника, возможно, позади нас, но между нами и спасением могут оказаться галлы. В конце концов, кто-то пытался поджечь ворота. Постройтесь и приготовьтесь к наступлению в строю».

Легионеры, представлявшие собой беспорядочную смесь Седьмого и Десятого полков, быстро построились в колонну шириной в десять человек, причем передняя линия держала щиты поднятыми, готовыми встретить любое сопротивление.

«Вперед ровным маршем».

Медленным, решительным шагом марширующего легиона колонна защищённых и вооружённых легионеров двинулась по дороге к лагерю. Здесь, наверху, дома горожан-морини – мятежников? – терялись, и лучники в окнах не угрожали им. Вместо них появлялись небольшие сады, огороды, загоны для скота и участки пустырей.

Они подошли ближе, пока наконец тропа слегка не повернула, открыв им первый отчётливый вид на форт. Фронто ухмыльнулся. Руфус действительно потрудился над своими укреплениями. Вокруг форта вырыли дополнительный ров, а стыки между ним и валами нового поселения расчистили и прорезали, а рвы протянулись сквозь них.

Дым, который, казалось, шёл от попытки поджечь ворота, оказался обугленными, тлеющими остатками попытки морини создать винею — защитное мобильное укрытие, — которое они, по-видимому, использовали для прикрытия тарана. Сам таран теперь представлял собой огромный чёрный пепел в центре дымящейся кучи, шипящий под дождём.

Форт держался, и держался хорошо. Количество взбитой грязи и разрушений вокруг внешнего рва, а также груды тел внутри него говорили о том, что осада, вероятно, длилась второй или даже третий день.

«Вперёд, ребята! Всё чисто», — крикнул он легионерам.

Наверху ворот, на парапете, появилось несколько фигур. Человек с поперечным гребнем на шлеме, видимый в свете догорающего факела, обернулся и выкрикнул команды. Фронтон не расслышал, что именно сказал этот человек, но среди них определённо были слова «римлянин» и «рельеф».

Ворота форта начали распахиваться, и дежурный центурион со своими людьми вышли наружу в полном боевом строю, выглядя с таким облегчением, какого Фронто никогда ещё не видел. Наступающие остановились, и Фронто вышел вперёд.

Центурион отдал честь и ухмыльнулся. Лицо его было чёрным от сажи, под глазами залегли тёмные круги.

«Очень рад вас видеть, сэр. Могу я спросить, какие легионы вы привели?»

Фронтон вложил меч в ножны и тихо кашлянул.

«Боюсь, из Британии вернулись всего четыре центурии Седьмого и Десятого. Мы не столько подкрепление, сколько такие же заключённые».

Центурион попытался скрыть разочарование, его лицо посуровело. «Тогда рад вас снова видеть, сэр. Легат Руфус в штаб-квартире. Полагаю, вы захотите увидеть его прямо сейчас?»

«Сделаю. Легат Брут поднимается на холм с арьергардом, за ним следует значительный отряд галлов. Приведите этих людей в строй и подготовьте их на случай, если они решат, что ночь ещё может выдержать атаку».

Центурион кивнул, и Фронтон вошел в ворота.

«Легат Руфус передаёт вам свои наилучшие пожелания, сэр».

Фронтон обернулся, осторожно ступая по скользким бревнам дорожки вала, и увидел, как один из легионеров Девятого легиона приветствует его, а за ним два легионера несут связку дротиков, около двадцати штук, связанных в сноп кожаными стяжками.

«Спасибо. Подозреваю, они нам понадобятся. Похоже, они вот-вот вернутся для новой попытки».

Двое солдат с трудом поднялись по пандусу к парапету со своей ношей, а затем перевернули её, прислонив к частоколу, отдали честь, переводя дух, прежде чем развернуться и побежать обратно тем же путём, которым пришли. Младший офицер ещё раз отдал честь и вернулся к своим обязанностям.

Геминий, крепкий рыжеволосый центурион с приплюснутым носом и заячьей губой, на которой виднелись следы от неудавшихся швов, ухмыльнулся своей уродливой улыбкой вдоль частокола.

«Можно мне их раздать, сэр?»

"Вперед, продолжать."

Фронтон наблюдал за тем, как Геминий приступает к выполнению задания. Центурион был одним из двух центурионов Десятого полка, высадившихся вместе с ним прошлой ночью. Второй получил особенно тяжёлое ранение мечом при отступлении по улице от порта и теперь ждал встречи с Аидом во временном госпитале. Опцион раненого центуриона был сформирован только в Британии и ещё не был готов принять на себя полное командование, поэтому Геминий объединил выживших солдат двух центурий в один большой отряд, которому был выделен северо-восточный сектор стены.

«Опять бездельничаешь?»

Фронтон обернулся на голос Приска, слишком уставший, чтобы злиться – он обнаружил, что с тех пор, как в Британии его взрывы неукротимой ярости стали приходить медленнее и реже, а может быть, он намеренно делал это. Он спал меньше часа после отъезда из Британии, и усталость начала его изматывать. Дождь прекратился на рассвете, к великому облегчению людей, прояснив небо и принеся с собой холодный ветер и бледное солнце, которое так и не смогло осушить стоячую воду. В тысячный раз Фронтон пожалел, что не находится в Путеолах с гроздью винограда и расписанием скачек. Это казалось таким далеким и по расстоянию, и по вероятности.

«А тебе разве не нужно быть надоедливым где-нибудь в другом месте, Гней?»

«Я свободен от обязанностей всего на двадцать минут, чтобы остановить неуклонное падение в состояние голода».

Префект достал завёрнутый в ткань свёрток и развернул его. Внутри оказались две небольшие буханки свежеиспечённого хлеба, половина сырной корочки и небольшая миска с кусочками мяса, происхождение которых Фронтон не собирался спрашивать. Всем было известно, что сыр был в ужасном дефиците, а мясо закончилось ещё до их прибытия.

«Надеюсь, ты сначала побрил крысу».

Не обращая внимания на мясо, он с благодарностью оторвал кусок хлеба и кусок сыра, и только откусив их, осознал, насколько он голоден и как сильно урчит у него в животе.

«Все тихо?» — легкомысленно спросил Прискус.

«Вроде того…»

Морины дали им передышку после того, как колонна достигла форта, отступив за пределы досягаемости стен, чтобы сменить тактику. Однако у вновь прибывших было мало времени на отдых. После часовой встречи с Руфом, Брутом и Приском Фронтону удалось поспать минут сорок пять, прежде чем прозвучал сигнал тревоги, и армия бросилась к обороне, готовясь к следующему натиску. Руф с досадой объяснил, что эта рутина продолжается уже несколько дней, и местные жители никогда не дают им больше четырёх-пяти часов отдыха.

«Они не успокоятся, пока не захватят форт».

Фронтон покачал головой. «Они знают, что там всё ещё несколько римских легионов и кавалерия. Это вопрос времени. Им нужно уничтожить этот гарнизон и скрыться в лесу, прежде чем появится другая армия. Я понимаю, что они задумали; но не понимаю, почему они зашли так далеко. Не могу понять, что послужило причиной?»

Приск проглотил кусок и прочистил горло. «Я говорил об этом с Руфом. Насколько я понимаю, к концу прошлого года морины никогда по-настоящему не были под контролем Цезаря. Ожидать, что они будут сидеть сложа руки и позволять нам использовать их основные поселения в качестве базы для похода, было, пожалуй, несколько недальновидно». Он наклонился ближе. «Лично я думаю, они ожидали, что ты вернёшься из похода богатым и с кучей рабов. Думаю, это была непродуманная и авантюрная попытка, по сути, отнять у победителей их добычу. Однако для них всё обернулось неудачей, поскольку в гавань вернулись только два корабля. Полагаю, они разграбили твои корабли и всё ещё жаждут продолжения».

«Могу лишь предположить, что Сабинус хорошо справляется со своей работой, — возразил Фронтон. — Не знаю, сколько их в городе, но, по моим подсчётам, не больше шести тысяч. Руфус подсчитал, что, когда Девятый легион впервые подвергся нападению, их было, вероятно, в три раза больше. Если бы не Сабинус и Котта, стоящие на разных шеях, число осаждающих нас здесь росло бы, а не уменьшалось».

«Их там больше . Они просто спрятались в лесу, загородив нас, и держат нас здесь в ловушке. Мы попытались выскочить за провизией после первого штурма, и это была кровавая бойня. Мы потеряли три центурии Девятого, а они даже не дошли до границы леса. Не недооценивай их, Маркус. Они сократили численность Девятого примерно на треть и заперли его в этом форте за несколько часов».

Фронтон повернулся к другу: «Они не собираются держать меня здесь, пока Аид не позовёт меня. У меня давняя договорённость с букмекерами в Риме и Путеолах; у меня есть полпогреба отличного вина; и у меня есть очень привлекательная, хотя и властная, молодая девушка, которая ждёт, когда я официально её обручу».

«Тогда лучше скажи им об этом», — тихо сказал Приск, отбросив недоеденный хлеб и указывая на частокол. Фронтону не нужно было смотреть. Он слышал рёв.

«Геминиус? Пора использовать новые пилумы».

Центурион кивнул и повернулся к мужчинам, выстроившимся вдоль деревянной стены, нетерпеливо постукивая своей виноградной палкой по поножам.

«Пилум наготове. Отметьте своего человека и проверьте солдат с каждой стороны, чтобы убедиться, что вы не согнулись».

Приск и Фронтон обнажили клинки и подошли к стене. «Ты остаёшься на представление?» — спросил Фронтон, наклонившись и подняв прислонённый к ней щит, поправляя его.

«Почему бы и нет? Мне уже надоело ездить на своём столе в бой. Есть запасной щит?»

Фронтон кивнул на стопку из пяти слегка повреждённых запасных, и, пока Приск подобрал один и держал его наготове, он подошёл к стене и посмотрел вниз. Склон от этого угла форта — северо-восточного — довольно плавно спускался через большой яблоневый сад. За рвами, слева от него, к северу, уходили валы города, само поселение виднелось лишь вдали, как нагромождение крыш, перемежающихся деревьями. Вид отсюда был превосходный: несмотря на яблони, закрывавшие склон, поля за ним открывались и были видны как минимум на две мили, где они встречались с опушкой леса.

Однако больший интерес представляли разрозненные фигуры повстанцев Морини, карабкающихся по склону под деревьями.

«Они выглядят немного отчаянными?» — заметил Прискус.

«Я так и думал», — ответил Фронто, нахмурившись. «Они приближаются опасно быстро и совершенно неосторожно».

«Отпустите!» – проревел Геминий. Легионеры вдоль стены, каждый из которых выбрал приближающегося галла, метнули пилумы, и двадцать четыре снаряда, пролетев над частоколом, вонзились в деревья. Фронтон с гордостью за свой легион наблюдал, как дротики вонзались в туловища, головы и конечности, разрывая их насквозь и нанося ужасные увечья, часто убивая на месте. В нескольких случаях падающие, кричащие тела воинов сбивали товарищей с ног и сбивали их в кучу, упираясь в стволы деревьев. Других пригвоздило к деревьям или земле, пронзив агонией. Один особенно храбрый воин, прикованный к дереву пилумом, пронзившим его тело, мучительно отрывался от оружия, оставляя за собой кровавый след по всей длине.

«Приготовьтесь!» – крикнул центурион. Легионеры, метнувшие пилум, уже обнажили мечи и выступили вперёд, чтобы защитить стену. Спустя мгновение первые морины достигли внешнего рва, который теперь стал несколько неэффективным из-за большого количества кустарника и мусора, сброшенных в него за последние несколько дней для обеспечения доступа к стенам. Прыгнув вперёд, воины прорвались через неустойчивую и труднопроходимую засыпку. Второй, внутренний, ров теперь был мало полезен, чем первый. Изначально заполненный острыми кольями, чтобы калечить пересекающих, самый нижний участок теперь был завален разбросанными телами, которые заслоняли колья и снижали уклон настолько, что воины почти не замедляли движение.

И внезапно началась битва. Большая часть пилумов, стрел и других метательных снарядов была израсходована ещё в первый день атак, и с тех пор скорпионы замолчали. Мастерские замедлили производство — рабочие были перенаправлены на укрепление стен — и теперь в основном занимались ремонтом кольчуг, шлемов и щитов, а не производством метательных снарядов.

Фронтон был поражён не только отчаянной скоростью и яростью атаки, но и её численностью. За последние полдня каждый натиск осуществлялся с интервалом в несколько часов, тщательно спланированный и часто осуществлявшийся с новой позиции на стенах; обычно в двух или трёх местах одновременно. Более того, атакующие силы каждый раз явно менялись, позволяя многим воинам племени отдохнуть, пока самые свежие воины по очереди уничтожали обороняющийся гарнизон. Эта атака была особенной: масса людей, вырвавшихся из сада, в сочетании с криками тревоги со всех сторон крепости говорили о том, что морини бросают на этот штурм всех до единого.

Двое воинов, каждый с бронзовыми браслетами на руках и в кольчугах, указывающих на их высокий статус, бросились на позицию Фронтона, взбегая по склону внутреннего рва и продолжая стремительный бег к краю вала и частокола. У одного из них было длинное копье с острым лезвием, которым он ткнул в Фронтона с плоскости между валом и рвом, заставив легата поднять щит и отбить острие; копье явно имело достаточную длину, чтобы причинить ему вред над деревянным частоколом. Второй воин бросился на бревно и сумел зацепить руку за его верх, другой рукой медленно поднимая длинный меч в положение для удара. Фронтон, непрерывно отбивая колющие, прощупывающие удары копья, быстро взглянул на Приска, но префект лагеря сражался сам на копьях.

Пока легат раздумывал, как лучше поступить с этими двумя, третий соплеменник – молодой человек без доспехов и с грязным лицом – выскочил из рва и с поразительной точностью бросил верёвку с петлёй на конце. Петля обвилась вокруг кончика одной из балок стены и соскользнула вниз, затягиваясь по мере продвижения.

Но едва он успел заметить это движение, как копьё снова оказалось там, устремляясь ему в лицо. Взглянув вперёд, он увидел, как второй знатный воин почти приподнялся к его груди, готовый перекинуться через оборону и атаковать изнутри. Один из резервных легионеров Руфуса появился словно из ниоткуда и бросился на него, ударив умбоном своего щита по карабкающемуся моринскому знатному воину, отбросив его за парапет с криком боли и тревоги.

«Молодец!» – рявкнул Фронто, наконец заметив брешь в атаке копейщика. Воин непрерывно наносил колющие удары в трёхходовой последовательности, после чего отступал на секунду, занимая позицию для нового удара. Разбивая тяжёлый щит и задыхаясь от усилий, Фронто отбил остриё в сторону; и снова, и снова. Когда копьё сделало шаг назад, неловко болтаясь, Фронто взмахнул мечом и щитом навстречу друг другу, щит вбок и наружу. Два лезвия сошлись на копье примерно в двух футах ниже наконечника и проломили ясеневое древко, аккуратно срезав опасную часть.

Внезапно раздался треск и скрип, когда одна из балок стены начала выдвигаться наружу и отделяться от остальных. Встревоженный Фронтон пригнулся и увидел, как четверо крепких мужчин тянут верёвку, пытаясь разрушить часть стены. Почти с презрением Фронтон наклонился и перерезал верёвку своим гладиусом, стараясь не ухмыляться, когда четверо мужчин упали обратно в ров, держа в руках перерезанную верёвку.

Его внимание тут же вернулось к текущей опасности, когда сломанная рукоять копья врезалась в бок его шлема, зазвенев по нему, словно колокол.

«Точно, ты, засранец!» — прорычал Фронто, его глаза слегка затуманились от удара, а в ушах зазвенел металлический звон. Схватив меч, он поправил щит и приготовился к схватке с нападающим.

«Смотри!» — взревел Приск, ударяя человека по лицу бронзовым краем щита, а затем отводя назад остриё окровавленного гладиуса. Фронтон проследил за его жестом и ухмыльнулся.

Из деревьев на северо-востоке выходили две колонны, сверкающие серебром и алым, с большим отрядом кавалерии на фланге.

«Вот почему они были так чертовски отчаянны!»

Наклонившись, Фронтон попытался ударить человека сломанным копьём, но тот уже повернулся и спускался вниз по склону. По всему форту раздавались ликующие крики защитников, а нестройные вопли карникса – странного галльского рога – призывали мятежников бежать с поля боя.

«Должно быть, это Сабин и Котта, судя по размерам армии!» — усмехнулся Приск. Фронтон прищурился и вгляделся в даль, на колонну, пытаясь расслышать что-нибудь сквозь звон в ушах.

«Я пока не могу разглядеть знамёна, но готов поспорить, что они будут с Цезарем. Похоже, Десятый полк в строю, а этот красавец в красном на белом коне — это, должно быть, генерал». Опустив кончик клинка, он отступил назад и облегчённо вздохнул. «Похоже, мы спасены».

«Надеюсь, старик привёз с собой несколько тонн тушеной говядины, — проворчал Приск. — Я не смогу прокормить три тысячи наших воинов, не говоря уже об остальной армии!»

«Вот именно», — ухмыльнулся Фронтон, — «найди во всем мрачную сторону».

Генерал с любопытством взглянул на Фронтона, когда тот проезжал через ворота, а легат Десятого легиона ухмыльнулся ему в ответ, залитый кровью и грязный.

«Я бы спросил, что случилось с тобой и Брутом, но у меня сейчас нет сил, Фронтон. Приходи ко мне в штаб, как только я сниму доспехи и перекушу».

Фронто кивнул, его внимание уже было приковано к чему-то еще дальше в колонне.

«Ты в порядке?» — тихо спросил Прискус рядом с ним.

«Это знамя Четырнадцатого. Мне нужно поговорить и свести счёты с одной парой трибунов».

«Не заставляй меня работать. Я не хочу организовывать твою порку».

«Не волнуйся. Меня не поймают ни за что плохое».

«Очень обнадёживает», — кисло ответил Приск. «Мне лучше бежать. У Цезаря, несомненно, будут ко мне вопросы и бесконечные просьбы, а мне нужно сначала кое-что сделать».

Фронтон без особого энтузиазма отмахнулся от него, всё ещё не отрывая взгляда от флага Четырнадцатого. Планк, как обычно, ехал впереди, его доспехи сверкали, и на нём не было ни пятнышка грязи. Фронтон с тревогой смотрел на трибунов Четырнадцатого, которых, казалось, было всего четверо, с двумя явно пустыми седлами, когда почувствовал, что кто-то хлопнул его по плечу. Удивлённо обернувшись, он увидел рядом с собой Сабина.

«Вы не торопились».

«Пожалуйста», — ответил штабной офицер с усталой улыбкой. «Я обязательно с вами поговорю после отчёта, но мы посетили Неметоценну по пути, и там вас разыскивал курьер. Я сказал ему, что передам сообщение».

Фронтон взглянул на протянутую руку Сабина, в которой лежал небольшой футляр для свитков из слоновой кости. Печать Бальба была отчётливо различима на воске.

«Спасибо. Прочитаю, как только появится минутка покоя. Мне нужны два трибуна Планка. Ты потерял их в бою?»

Сабин взглянул на проезжавших мимо пустых лошадей.

«Эти двое? Вряд ли! Не думаю, что Менений или Горций продержались бы и двух минут в настоящем бою. Они просили освободить их от должности в Неметоценне, чтобы воспользоваться курьерской службой и быстро вернуться домой. Планк чуть не выплюнул зубы, но я его переубедил. Армии будет лучше без них, не правда ли?»

Фронтон медленно и недоверчиво взглянул на Сабина.

Что ты сделал ?»

«Ну, для воинской части они вряд ли благо, не так ли? Я бы сказал, что в Риме от них меньше вреда. Поэтому я их отпустил».

«Ты идиот!»

Сабин моргнул, услышав яд в голосе Фронтона, но легат Десятого уже сердито зашагал прочь. В смятении мыслей Фронтон шёл целеустремлённо, хотя и без какой-либо конкретной цели, пока не добрался до пустого амбара в центре форта, где остановился и прислонился к деревянной стене, тяжело дыша.

Пара ушла.

Он обвинил Сабина, но несколько несправедливо. С точки зрения командования это действительно имело смысл и, безусловно, устранило угрозу Цезарю, о которой тот даже не подозревал. Но что это дало Фронтону? Он был полон решимости разобраться с этой парочкой за то, что они сделали, и военная жизнь, вероятно, предоставила бы ему полдюжины возможностей. Будут ли у него такие шансы в Риме? Сможет ли он вообще найти их и добраться до них?

Он сердито стиснул зубы и наконец взглянул на послание в своих руках. Что же хотел сказать Бальб? Возможно, он наконец-то согласовал условия с Фалерией. Несмотря на нежелание думать о предстоящей помолвке, которое он когда-то испытывал, теперь он почти с нетерпением ждал новостей. Его мысли радостно переместились к Луцилии, и он почувствовал, что начинает успокаиваться и расслабляться. Возможно, это к лучшему. Он обрушит месть Немезиды на двух трибунов в своё время, но в жизни были вещи и поважнее…

Он сломал восковую печать и уже собирался вынуть содержимое, когда заметил Фабия и Фурия, шагающих к нему с дьявольскими ухмылками.

«Тулл здесь переживает, что Нептун затянул тебя в свои глубины, когда ты отстал от флота, — рассмеялся Фабий. — Лично я сомневаюсь, что даже у Нептуна хватит терпения справиться с тобой!»

Фронто вздохнул и слабо улыбнулся.

«Извините. Вы застали меня в неподходящее время».

«Вижу», — нахмурился Фуриус, указывая на щедрый слой грязи и крови на доспехах Фронтона.

«Нет. Дело не в этом. Менений и Горций уехали в Рим. Сабин освободил их от службы».

«Там от тебя не спрячутся. Ты же местный, да?»

«На самом деле Путеолы, но я хорошо знаю Рим».

«Тогда найдите их и дайте нам знать, когда будете готовы. Думаю, нам придётся уйти в отпуск».

Фронтон снова улыбнулся, на этот раз более искренне.

«Но начнем с самого главного: Цезарь хочет меня видеть».

Фурий и Фабий кивнули и занялись своими делами, оставив Фронтона снова смотреть в пустоту. Глубоко вздохнув, он оттолкнулся от стены амбара и направился к штаб-квартире, на ходу пересыпая содержимое футляра со свитками в свободную руку. Стараясь не слишком пачкать дорогой пергамент кровью и грязью, он осторожно развернул его и начал читать, следя за тем, чтобы не сбиться с пути, чтобы не упасть по невнимательности.

Он был всего в четырех ярдах от зернохранилища, когда полностью остановился.

Спустя три удара сердца его пальцы пронзили тонкий пергамент, а рука напряглась в ответ на стиснутые челюсти.

Его глаза горели, и он внезапно яростно зашагал к командной палатке, держа в руке порванный пергамент.

Марку Фалерию Фронтону

Надеюсь, это письмо застанет вас в добром здравии и в состоянии передать командование другому и вернуться к нам как можно скорее. Я не буду тратить слова на слишком пустые разговоры.

Злодей Клодий осмелился похитить вашу сестру и мою дочь прямо с улиц Рима средь бела дня. Благодаря невероятной храбрости и находчивости Фалерии, Луцилия сумела сбежать из плена и вернулась ко мне, чтобы сообщить эту новость. Признаюсь, я чуть не сломался, узнав об исчезновении дочери, хотя моя радость по поводу её возвращения была омрачена осознанием того, что ваша сестра заплатила Фалерии за свободу своим возвращением в плен.

Судя по её описанию, Клодий действовал исключительно по собственной воле. Не могу сказать, говорил ли он об этом с Цезарем, хотя и сомневаюсь. Несмотря на моё мнение о мотивах полководца, я не верю, что он прикажет причинить вред нашим женщинам. Я пытался поговорить с Клодием, но его больше нет в доме Юлии. Я полагаю, что он в безопасности и замурован в своей настоящей крепости – доме с небольшой армией. Я тоже организовал частную армию и хотел бы лишь сравнять его резиденцию с землёй и перерыть трупы, но я опасаюсь за безопасность Фалерии, если попытаюсь это сделать, и поэтому выжидаю, беспокоясь о её безопасности.

Знаю, что первым твоим порывом будет приехать в Рим и помочь, и молюсь об этом, но я также настоятельно прошу тебя сначала навестить Цезаря и заручиться его помощью в усмирении чудовища Клодия. Только приказ его господина, вероятно, ускорит наше дело.

Знайте, что я продолжаю следить за домом, и как только что-нибудь случится, я и мои люди настигнем этого ублюдка.

Поторопитесь домой и не медлите.

Хорошего путешествия.

Квинт Луцилий Бальб.

Фронтон ворвался в здание штаба, дверь с грохотом захлопнулась о стену и стряхнула пыль со стропил, двое конных стражников Авла Ингенууса попытались удержать его.

"Цезарь!"

Обойдя угол главного зала штаба, рядом с часовней, сверкающей орлами, флагами и штандартами восьми легионов, Фронтон остановился, а двое кавалеристов все еще держали его за руки.

«Цезарь, отзови этих придурков!»

Генерал, удивленно приподняв бровь, небрежно отмахнулся от двух стражников. Он снял плащ, кирасу, шлем и меч и с благодарностью откинулся на спинку кресла, оставшись только в тунике и штанах. Раб расстегивал ему сапоги. Брут и Руф стояли по одну сторону, Котта и Вар – по другую; последний прислонился к стене и потирал забинтованную руку.

«Ты выглядишь подавленным, Маркус. Я понимаю, что у тебя был тяжёлый…»

«Чем занят твой ласка Клодий?» — спросил Фронтон.

«Прошу прощения?» — ответил генерал, и в его голосе послышались опасные нотки.

«Клодий. Тебе, без сомнения, будет интересно узнать, что Луцилия Бальба сбежала и рассказала обо всём отцу. Но моей сестре это неинтересно. О, нет. Фалерия всё ещё не найдена. Но ты же это знаешь, не так ли?»

«Маркус, успокойся и дыши. Понятия не имею, о чём ты говоришь».

«Ну, конечно», – прорычал Фронтон, промчавшись через комнату и ударив окровавленным кулаком по столу. Пергамент отскочил к генералу, который, нахмурившись, поднял его. «Когда я говорил с тобой в Британии, я знал, что ты что-то от меня скрываешь; что-то, что, как ты знал, мне не понравится. Ты когда-нибудь собирался её освободить? Ведь, конечно, было бы лучше просто перерезать ей горло и закопать, чтобы я никогда об этом не узнал?»

«Фронто…»

«Нет, нет, нет, нет, нет. Ты замешкался, не так ли? Потому что ненавидишь тратить то, что может пригодиться позже. И ты слишком долго ждал, потому что Луцилия сбежала, и теперь она обуза, а не приз. Ты облажался, Цезарь, и я об этом слышал. Я узнал !»

Цезарь медленно встал и подвинул к себе пергамент.

«Я повторю, Марк, и поклянусь самой Венерой Прародительницей, что не знал о её пленении, как, похоже, предполагает твой друг в своём письме. Я очень уважаю и твою сестру, и семью Квинта Бальба. Если бы я знал об их похищении, я бы освободил их и сам сообщил тебе эту новость».

Фронтон покачал головой. «Ты не сможешь скрыть от меня свои тайны. Я знал, что ты что-то задумал. Я читаю твои мысли, Цезарь; я знаю тебя давно».

Генерал жестом велел остальным выйти, и Вар, Руф и Брут вышли из комнаты со смешанным выражением шока и смущения на лицах. Как только дверь захлопнулась, Цезарь снова сел, взял табличку и стилос и начал яростно писать.

"Что ты делаешь?"

«Я пишу тебе три послания. Первое — Публию Клодию Пульхру с приказом освободить твою сестру и предупреждением, что я очень скоро вернусь в Рим, чтобы разобраться с ним. Второе — разрешение, которое предоставит тебе доступ ко всем ресурсам моей армии, включая снабжение и курьерский обоз, отсюда до Массилии, чтобы ты мог использовать столько лошадей, сколько потребуется, чтобы быстро добраться домой и обеспечить себе наилучшее размещение в пути. Третье — капитану моей триремы в порту Массилии, предоставляя тебе полное распоряжение. Возвращайся домой, Фронтон, и разберись с этим».

Фронтон на мгновение замер, охваченный гневом, беспокойством, замешательством и благодарностью, едва соображая, куда ему обратиться.

«Но ты мне чего-то не рассказываешь!»

«Маркус, я многого тебе не рассказываю. Что-то ради твоего же блага, а что-то ради моего. Но будь уверен, я не причастен к этому отвратительному деянию. А теперь перестань тратить время на плевки мне в лицо и иди помогать своей сестре. Я буду отставать от тебя максимум на неделю».

Фронтон на мгновение застыл, беспомощно глядя на генерала, не совсем понимая, чему верить, а затем кивнул, осторожно схватив три таблички, пока Цезарь запечатывал их одну за другой, протер перстень с печатью и откинулся назад.

«Что, чёрт возьми, это было ?» — тихо спросил Брут, когда Фронтон вышел из здания. Вар и Руф уже ушли, но молодой легат стоял, скрестив руки, и ждал.

«Мне нужно вернуться в Рим. Убедись, что о Десятом легионе позаботятся; этой осенью они упорно сражались».

Брут кивнул и повернулся, когда его коллега-легат прошёл мимо. «Удачи, Марк».

Фронтон, едва слыша его, устремил взгляд на грязную фигуру Галронуса, устало шатающегося через дорогу к зданию, служившему столовой, рядом с ним жестикулировал Приск. Кавалерист волочил ноги, словно не спал несколько суток, и на ходу отмахивался от суетливой фигуры префекта лагеря.

«Галронус?»

Двое мужчин замерли, услышав и увидев Фронтона, а дворянин Реми расплылся в измученной улыбке.

«Маркус! Я так рада тебя видеть».

«Нет времени на отдых. Возвращайся к своей лошади; нам нужно быть в Риме прежде, чем я успею сходить в туалет».

Галронус удивленно моргнул.

«Маркус?»

«Клодий похитил Фалерию. Вперёд!»

Кавалерист мгновенно стряхнул усталость, его глаза сверкнули тем же гневом, что и у Фронтона. Они кивнули Приску и, словно только что проснувшись, побежали к конюшням.

Приск на мгновение замолчал. Стоит ли ему идти с ними? Он ничего не предпочёл бы, и Марк, конечно же, был бы рад его помощи. Но место префекта лагеря было здесь, особенно на этом этапе предвыборной кампании.

Раздраженно почесав затылок, он заметил пробегавшего мимо легионера и остановил его.

«Сэр?» — в панике отдал честь легионер.

«У меня есть для тебя работа, парень. Я хочу, чтобы ты нашёл мне кого-нибудь».