Когда я начала всерьёз засаживаться на наркоту, то думала, что в мире нет ничего круче, чем быть наркоманкой. С тех пор прошло уже пятнадцать лет; времена теперь стали другими — и я тоже. Лондон давно уже не свингует. Прошлой ночью я ехала домой в подземке от Пикадилли, и отметила, что кругом меня толпятся сотни наркоманов. Сейчас их множество, много, много больше, чем в те времена, когда я начала колоться герой. В допсиходелическую эру шестидесятых употребление опиатов считалось наивысшим переживанием реальности, а братья и сёстры, жившие в тени иглы, словно тайно продирались через тернии этого мира к состоянию экзистенциальной благодати. В эпоху битников быть отверженным было прекрасно. Мы искренне и всерьёз верили, что мы — эксклюзивная секта проклятых. Мои герои того времени все были наркоманами — от Чарли Паркера[158] до Уильяма Берроуза. В Англии, по крайней мере в шестидесятые, было хорошее время для наркоманов, жить было просто — разрешённые препараты были легко доступны. В семидесятые же нас вывели из долгого обалденного кайфа жесточайшим ударом. Скажем так, когда я летом 1969 года вернулась в Лондон из Индии, мои романтические опиумные грёзы ещё не окончательно разлетелись вдребезги, и когда кто-либо из моего круга сгорал в метафизическом пламени, казалось, будто это пламя было раздуто самыми личными из его демонов.
В то время, в 1969-ом, я ещё не знала, что уже стала жертвой выгорания эпохи пост-хиппи. К тому времени, как семидесятые по-настоящему заявили о себе, я проклинала свою зависимость от наркотиков, а прямым следствием того, что полиция «Метрополитэн» была охвачена коррупцией, стало то, что мне пришлось пройти сквозь круги своего собственного ада на земле. В августе 1969 года на карнавале в Ноттинг-Хилле я появилась на движущейся платформе. На мне были купальник и усыпанная блёстками лента «Мисс Мира» через плечо. И ещё была огромная игла из папье-маше, торчавшая у меня из руки. Сейчас я не уверена, пыталась ли я тогда сделать этим политическое или философское заявление; но точно знаю, что в то время я гордилась пристрастием к наркотикам. Расс Хендерсон[159], в те дни живший на Бассетт-роуд, 24, подо мной, в цокольном этаже, не был впечатлён. Он тогда вывел на улицы Лондона первый шумовой оркестр[160], и играл одну из основных ролей в оживлении ноттинг-хиллского карнавала. Рассу не нравилось ни то, во что я втянулась, ни те, кто составлял мне компанию на платформе.
Спустя день или два после карнавала мы с Джордано отправились навестить мою подругу, которая легла в клинику на аборт. Мне уже передали слушок, что полиция была в бешенстве от моего появления в роли королевы наркоманов, и хотя во время карнавала копы не могли ничего сделать, пожалуй, мне следовало бы уехать из города, пока не уляжется шум. Подругу, которая делала аборт, звали Мэг Мод, и она была одной из немногих моих знакомых того времени, кто не употреблял. Я знала, что был какой-то момент в прошлом, когда Джордано с удовольствием подкатывал к ней. Мэг была моложе меня, а из этого почти наверняка следовало, что Джордано крутил с ней за моей спиной. То, что Джордано бегает на сторону, новостью для меня не было, но это не значит, что мне было на это плевать. Мэг недавно уехала из Лондона. Мы знали, что и она, и её парень, Том, жили в городе, потому что мужская половина этой пары после дозы крэка не могла нормально присматривать за своим маленьким сыном, Майклом. Оставив Мэг в клинике, он поехал прямо на Гейт и оставил малыша у моих друзей, после чего отправился догоняться. Именно эти наши общие знакомые сообщили мне, что Том снова в городе. По пути в лазарет я украла шоколадку и цветы для Мэг; мы нашли её в палате, полной одиноких девушек, в чьих глазах читались ненависть к себе и одновременно тоска. Время выписки Мэг уже прошло, но Тома нигде не было видно. Впрочем, в этом не было ничего необычного; об этом упоминается просто так, а не для разведения дискуссий.
— Видела бы ты копов, когда я проезжала мимо них на платформе с этой огромной иглой, приклеенной к руке, — рассказывала я Мэг, пытаясь подбодрить её. — У них от злости аж кишки сводило, но хрен что они могли там сделать на месте. В конце концов, им не нужно было, чтоб прямо тут начались беспорядки.
— Просто не поверишь, через что мне пришлось пройти, чтоб лечь сюда на аборт, — говорила мне Мэг.
— Том стоял как скала — не хочу больше детей, и все. Если б он не давил на меня так, чтобы я избавилась от этого, мне не пришлось бы запихивать в себя всю эту дрянь, которую мне совали психиатры. Какие беседы они со мной проводили на предмет состояния моего душевного здоровья! Просто невероятно, сколько трудностей надо преодолеть, чтобы официально получить разрешение на аборт.
— Да забудь ты про это, — встрял Джордано, — у меня с собой припасены конфетки всех сортов. Как только мы тебя отсюда вытащим, закинемся все вместе так, что ты собственное имя забудешь, не говоря уж о том, что в последнее время с тобой было.
— Тут у них есть чего пожевать? — спросила я. — Помираю с голоду.
— Съешь шоколадку, которую принесла, — предложила Мэг. — До них сейчас не достучишься.
— Я не собираюсь сама слопать то, что принесла тебе. Ладно, выберемся отсюда, раздобуду чего-нибудь.
— Как думаешь, когда Том заявится? — поинтересовался Джордано.
— Я же говорила, он должен был приехать ещё три часа назад.
— Вот уж насчет этого не волнуйся, — вставила я. — Он сейчас где-нибудь в отрубе валяется; а когда наконец начнет соображать — вот тут-то он нас всех и обнаружит.
— Нас всех? — эхом переспросила Мэг.
— Нам надо свалить из города на несколько дней, — объяснил Джордано, — так что мы едем с тобой в Бристоль.
— А Том согласился? — требовательно спросила Мэг.
— Да, — соврала я, — мы виделись с ним сегодня утром, пересеклись на Кембридж-гарденс, 75а.
— Том был там сегодня?
— Ага.
— И Майкл был с ним?
— Нет, Майкла он оставил с Сабриной, так что за малыша не волнуйся, с ним всё в порядке, — ответила я.
Джордано остался с Мэг, а я вышла, сказав, что хочу поискать себе что-нибудь перекусить. Сама же отправилась в туалет, и хотя вообще-то мне тогда было всё равно, где и как кайфовать, я нечеловеческим усилием стащила себя с сиденья унитаза и заняла свой наблюдательный пост у входа в клинику. Том Дживс заметил меня, как только вошёл, заодно и разбудил. Встряхнув меня пару раз, он передал мне своего сынишку. Я не возражала, потому что люблю детей, а Майкл к тому же прелестный малыш.
— Джилли, надо же, какая удача! Побудь с этим надоедой, а? Я и с чужими-то детьми не могу справиться, не говоря уж о своём. Кстати, а что ты тут делаешь?
— Мы с Джордано решили навестить Мэг.
— Молодцы.
— Она несколько расстроена тем, через что ей пришлось пройти.
— Она слишком эмоциональна и при этом упорно отказывается ширяться, хотя герыч мог бы помочь ей стабилизировать перепады настроения.
— Мэг спрашивала, не съездим ли мы с Джордано в Бристоль с вами.
— Могла бы подождать с такими вопросами меня, и сперва спросила бы, что я думаю по этому поводу.
— Она считает, что сейчас не сможет одна справляться с Майклом, так что если мы с вами не поедем, у вас будут серьёзные проблемы с присмотром за ребёнком.
— Ну раз так, приглашаю на небольшую прогулку вместе с нами.
Всё было улажено, и вскоре мы уже выезжали из Лондона. Я сидела на переднем сиденье рядом с Томом. Джордано на заднем пытался очаровать Мэг, но его шик-блеск был здорово подпорчен Майклом, ревевшим у Мэг на коленях. Однако меня просто бесили комплименты, которыми Джордано осыпал Мэг. Я принялась поглаживать ногу Тома, и поскольку он не сбросил мою руку, я расстегнула ему ширинку и подрочила ему. Не думаю, что Джордано или Мэг заметили это. Их внимание было приковано к Майклу, который словно с ума сошёл.
— Ты все больше привыкаешь к Майклу, — сказала Мэг Тому, когда мальчик наконец затих. — Обычно, когда он капризничает вот как сейчас, ты попросту останавливал машину и высаживал нас. А сегодня что случилось?
Том не ответил.
— Мне надо ширнуться, — заявил Джордано.
— Вот уж фиг, не смей — при ребёнке! — рявкнула я через плечо.
Ничего с Джордано не стало бы, если б он закайфо-вал прямо здесь, в машине, но его причиндалы лежали у меня в сумочке, так что происшедшее потом обрушилось в основном на меня.
— Тормози, бля, я на обочине ширнусь! — гаркнул Джордано на Дживса.
После некоторых споров между теми, кто сидел впереди и сзади, Том согласился остановиться у ближайшего паба, мимо которого мы будем проезжать. Меня это устроило, потому что Мэг предстояло остаться с Майклом в машине: бармен ни под каким видом не разрешил бы приводить в заведение ребенка, а на улице было слишком сыро и ветрено, чтобы сидеть с малышом снаружи. Я хотела выяснить отношения с Джордано насчёт того, что он клеился к Мэг, а привал где-нибудь в придорожном заведении давал мне для этого отличную возможность. Том был не прочь пропустить стаканчик и перекусить, так что единственной, кто возражал против этого коллективно разработанного плана, оказалась Мэг — но голоса разделились три против одного, и она оказалась в меньшинстве. К счастью, паб «Джолли Фармерс», возле которого мы остановились, был большим, и народу в нём было полно, так что я могла сцепиться с Джордано по полной, пока Дживс отправился раздобывать нам по стаканчику.
— Ты, блядь, а ну дай сюда мою наркоту! — зарычал Джордано.
— Хрен тебе, пока не извинишься, как следует, за то, что кадрил Мэг! Думаешь, я не заметила, как ты к ней подкатывал, мудак липучий?
— Да пойми же ты, нам надо где-то пересидеть, пока копы не уймутся, вот мне и пришлось к Мэг подлизываться. И отдай всю мою хреновню, тварь!
— Пока не попросишь прощения.
Вместо ответа Джордано схватил мою сумочку. Однако я крепко держала её за ремешок, так что его рука оказалась в воздухе рядом с моим лицом, и тут я подалась вперёд и сильно укусила эту руку — так, что потекла кровь.
— Merde![161] — взревел Джордано.
К несчастью, тут я краем глаза заметила, что возвращается Том, неся выпивку. Отвлеклась я всего на миг, но Джордано этого хватило, чтобы вырвать у меня сумочку. Я кинулась было за ним, но на моём пути оказался Дживс. Джордано смылся в мужской сортир, так что способов не дать ему ширнуться у меня не оставалось, а значит, не оставалось и рычагов, которыми я могла бы воздействовать на своего упёртого сожителя. Я приняла у Дживса предложенную мне пинту, и эта кружка уже пустой простояла на столе довольно долго до того, как Джордано наконец-то вернулся. Мне не надо было спрашивать, почему он там застрял, я и так знала, что он на время вырубился в одной из кабинок. Возвращение моего парня было для меня облегчением, потому что Том изо всех сил клеился ко мне. Он явно не понял, почему я отдрочила ему в машине, и теперь страдал чрезмерным оптимизмом насчет шансов запихнуть меня под стол, чтобы я ему отсосала, пока он будет потягивать пивко. Джордано вернул мне сумочку, и я решила, что мне и самой нужна доза, чтобы успокоить взвинченные нервы, так что я тихонько пробралась в сральню и отрубилась в той же кабинке, где укололась. Возвратившись потом к своим компаньонам, я обнаружила, что меня дожидается ещё одна пинта, правда, особого желания оприходовать её у меня не было. Мы с Джордано с удовольствием ушли бы в отруб ещё на какое-то время, а вот Том пытался оттянуть наше возвращение в машину, всё ещё надеясь уболтать меня взять у него в рот. Моё пиво так и стояло передо мной нетронутым, а я тем временем погрузилась в героиновый кайф. Наконец, разобравшись с заказами и счётом, мы отправились к машине, где Мэг просто кипела от злости.
— Я совершенно замёрзла, и Майкл тоже, — возмутилась она. — Какого чёрта вы там застряли?
— Отрубились малость, — сознался Джордано. — Извини.
Мэг рассмеялась. Спустя несколько лет она призналась мне, что в Джордано так мило смешивались шарм и беспомощность, что она могла бы простить ему почти всё, что угодно. В Бристоль мы приехали около полуночи. Том решил сходить в местный кинотеатр на ночной сеанс и пригласил меня с собой на фильм «Полуночный ковбой». Я отказалась, и он отправился один. Джордано закинулся кислотой, и, поскольку Мэг хотела спать, мы с ним вдвоём вышли поискать на улицах какого-нибудь веселья. Мэг и Том жили в омерзительном пригороде, так что мы отправились в Сен-Пол. Я решила, что если там отыщется ночное кафе, то в нём наверняка найдется лихой народ, которому можно будет продать часть огромного запаса кислоты, который мы с Джордано взяли с собой. Мы даже взяли по чашке чая (в придачу получив немытые ложечки), но потом нас выставили за дверь за нарушение порядка. Я снова принялась наезжать на Джордано по поводу Мэг, ему это, конечно, не понравилось. Парню за стойкой я сообщила, что мы сегодня скандалим всю дорогу от Лондона досюда, так что он может не волноваться из-за нашей очередной маленькой размолвки. Однако его это не впечатлило, и он заявил, что если мы сейчас же не уберёмся, он вызовет копов.
— Господи боже мой, женщина, что ж ты никак не уймёшься, а? Я вовсе не пристаю к Мэг, просто хочу, чтоб она хорошо к нам относилась, пока мы отлёживаемся у неё.
— Черта с два!
— Да я скорее покончу с собой, чем предам тебя! — по тону, которым Джордано произнёс это, я почувствовала, что он собирался изобразить один из своих характерных мелодраматических жестов.
Было около трёх ночи, но дорожное движение не стихало. Причем среди машин на улицах было более чем достаточно «ползунов вдоль тротуаров», из-за которых всем остальным приходилось тащиться со скоростью улитки. Джордано вывалился на дорогу прямо перед фордом «кортина», ехавшим со скоростью около двадцати миль в час. Водитель ударил по тормозам, и машина остановилась едва ли не в дюйме от распростёртого на асфальте тела Джордано. И буквально через несколько секунд машина пандового окраса[162] вылетела из-за угла и упёрлась в задний бампер стоящей «кортины». Два копа, составлявшие экипаж этой тачки, выскочили наружу, но я уже мчалась со всех ног. Не собиралась я давать полиции возможность рассмотреть меня как следует, пока я буду драпать.
— Беги! — крикнула я всё ещё валяющемуся на земле Джордано.
Сама же задерживаться не стала, и оказалась у Мэг за пару часов до того, как туда же добрался Джордано.
— Блин! — это было первое, что он сказал, едва ввалившись. — Блин, блин, блин!
У меня отлегло от сердца, когда я услышала, что Джордано говорит по-английски — когда он бывал действительно взбешён, то ругался по-французски.
— Что случилось? — спросила Мэг.
— А что, Джилли тебе ничего не говорила?
— Она сказала, что сбежала от полиции. А что было с тобой, я не знаю.
— Когда Джилли закричала, я вскочил, и пока брал ноги в руки, на меня копы пялились. Я хрен знает как нёсся, чтоб от них оторваться. В конце концов спрятался в каком-то сарае и там залёг. Сидел в темноте, ждал, пока они уйдут, а они снаружи как раз об этом происшествии говорили. Копы из-за всего этого взбеленились как не знаю кто, да ещё у них есть мое подробное описание. Это ещё не всё — они знают, что мы с Джилли из Лондона, это они выяснили у тех типов, с которыми мы разговаривали в кафе. Теперь они выставили по всей округе патрули, высматривают нас.
— И что вы теперь собираетесь делать? — спросила Мэг.
— Нам надо возвращаться обратно в Лондон, — ответила я ей.
— У них на станции наверняка есть люди, которые будут нас высматривать, — влез Джордано.
— Да, был бы Том — он мог бы нас отвезти, — высказалась я.
— Что?! — гаркнул Джордано. — Его что, нет? Шутишь?!
— Нет.
— Ну раз так, надо придумывать какой-то ещё способ выбраться отсюда.
— Например?
— Где машина Тома?
— Там же, где и он.
— Можно тачку угнать; кстати, я видел на заезде к соседнему дому классный «ровер».
— Нет-нет-нет! — завопила Мэг. — Не вздумай драпать на машине наших соседей, ты только создашь всем кучу проблем! И себе тоже!
В конце концов, чтобы успокоить Мэг, мы согласились подождать пару часов, и если Дживс не вернётся к завтраку, мы будем искать способ добраться домой без того, чтобы угонять машины. Тома так и не было дома всю ночь. Утром же Мэг смогла оставить Майкла с кем-то из соседей, и как только мы встретились с одним парнем из её друзей, мы все принялись приводить в действие предложенный мной план. Я хотела проскользнуть в лондонский поезд, но не собиралась предпринимать попыток к этому, пока Мэг не проведёт рекогносцировку. Мы с Джордано ждали в кафе в центре города, а наши друзья отправились проверять чистоту горизонта в пределах вокзала. Вернувшись, они доложили, что копы в форме, которые, похоже, высматривали нас, дежурят по всей платформе, от которой отправится лондонский поезд. Значит, нам требовался отвлекающий манёвр, и моя схема для того, чтобы проскочить мимо всей этой мрази была проста до безобразия. Мэг и её друг войдут на станцию перед нами, там изобразят бешеную семейную сцену, а как только внимание полиции переключится на них, мы с Джордано проскочим в ожидающий поезд.
Я велела Джордано держаться вплотную за мной и не отставать, потому что если б меня сцапали, это было бы не так страшно, чем если б замели его. По всем обстоятельствам нам предстояло разделиться, прежде чем попасть в вагон — мы никак не могли бы создать ситуацию, в которой копы отвлеклись бы от нас, если б мы шли вместе. Поначалу все шло хорошо, я даже не смогла удержаться от ухмылки, когда увидела, как Мэг лупит своего приятеля сумочкой по голове. Я ленивой походочкой прошла по платформе и, пока внимание копов было сосредоточено на этих двоих, села в поезд. Джордано повезло меньше: словесное утихомиривание Мэг не помешало копам остановить его. Мой парень рванул когти, а копы дышали ему в спину — мне же оставалось лишь беспомощно смотреть, как он выскакивает из вокзала. Поезд благополучно доставил меня в Лондон, но о том, что случилось с Джордано, я не знала до самой темноты. Он нашёл меня дома, на Бассет-роуд, 58, сидящей на кровати, слушающей «Прекрасную дочь палача» в исполнении «The Incredible String Band»[163].
— Мне пришлось драпать, будто за мной черти гонятся, — принялся излагать Джордано, едва мы с ним воссоединились. — Еле ушёл от легавых. Хорошо, что ты заранее договорилась с Мэг, где встречаться, если что-то пойдет не так; в том кафе, где договаривались, мы с ней и встретились. Но вернуться к ней домой — это был просто кошмар какой-то. Везде торчали копы и высматривали меня. Неподалёку от её дома дежурил патруль. В конце концов мы постучались в дом, на подъездной дорожке которого стояла машина, и Мэг сказала типчику, который нам открыл, что она только что из больницы и что ей нехорошо. Мол, ей очень неудобно беспокоить, но не подбросит ли он её домой? Типчик оказался очень славный, пригласил нас в дом. Мы выпили чаю, и он отвёз нас к Мэг. Я на своем сиденье согнулся как можно ниже и сидел, надеялся, что полиция меня не разглядит. Думаю, мне повезло, потому что они наверняка искали мужчину, который шёл бы пешком. Том к тому времени вернулся домой, ему пришлось везти меня в Бэт, и только оттуда я сумел поездом добраться до Лондона.
— А ты уверен, что рассказал всю историю целиком? — поинтересовалась я, ставя новую пластинку — дила-новский альбом «Highway 61 Revisited».
— Что ты имеешь в виду?
— Ну я‑то добралась до дома несколько часов назад; так вот не забыл ли ты рассказать мне о чём-нибудь ещё, например, о сексе с Мэг. Как-никак, ты никогда не говорил мне, что случилось с тем её другом.
— Ему пришлось погрузиться в работу. Между мной и Мэг ничего не было; да к тому же Том был дома, когда мы наконец добрались туда.
— Уверен?
— Да ты просто чокнутая!
— Джордано, — засмеялась я, — мы тут все чокнутые!
Джордано тоже захихикал, и вскоре мы уже занимались сексом на нашей кровати. Я поставила на вертушку другую пластинку: «По просьбе их сатанинских величеств» группы «Роллинг Стоунз» казалось более подходящим, чем Дилан. Позже один из соседей сказал мне, что этой же ночью, когда мы уже остывали под «Недели в астрале» Ван Моррисона[164], вокруг крутились легавые, искали меня, но услышав, что я уехала со своим парнем в Париж, вроде бы потеряли интерес. Новые проблемы с законом возникли у меня лишь спустя несколько месяцев.
Вспомнив эту историю, я тут же вспоминаю и другой случай, когда мы с Джордано занимались любовью — на сей раз в Калифорнии, в середине семидесятых. Полная луна в созвездии Стрельца. Мы занимались этим в кухне, и наше глубокое бурение на Западном побережье было прервано нашими хозяевами, которые как раз пришли с работы и не желали, чтоб мы устраивали перед ними такое представление. А ещё у нас играл диск «Led Zeppelin II», звук на хай-фай в гостиной был врублен на полную, и это им тоже не понравилось — поэтому они сняли нашу пластинку и поставили «Голубизну» Джони Митчелл[165]. Я же подпевала своей любимой «Кэри». Мы с Джордано были вместе и под луной Маталы[166] — тогда, в 1967‑м. Летом за год до того, как уехать в Индию, мы присоединились к коммуне хиппи, что устроилась в пещерах возле пляжей Маталы. Именно там мы первый раз улетели в кайф от белого, но по второму разу взялись за иглу уже когда возвращались в Северную Европу. Мне нравится эта песня Митчелл — она напоминает мне о счастливом времени, несмотря на то, что она слишком уж, пожалуй, строго судит ту извращенческую сцену на острове Крит. Может, просто её пребывание в Греции, на островах было омрачено сложными отношениями, о которых она и поёт? Единственный консенсус по этой песне между критикой и фанами — слова, напоминающие стихи Джеймса Тэйлора[167]. У меня на этот счёт нет своего мнения — мне просто нравятся музыка и голос Митчелл, которым она взывает к луне над Маталой. Я выводила мелодию песни Митчелл, но Джордано велел мне заткнуться, потому что пою я так себе, а это портит ему всё удовольствие от песни. Мы с Джордано — духовные близнецы, но постоянно жутко доводим друг друга — думаю, именно поэтому сейчас мы не вместе. С тех пор, как мы с ним занимались любовью в последний раз, прошло уже больше года. В последнее время мы занимаемся сексом, только если нам доводится встретиться в Америке. Я бы хотела, чтобы он жил где-нибудь в Лондоне, рядом со мной, а не в ашраме[168] церкви Божественного Пробуждения на юге Франции. С начала семидесятых, с той поры, когда я была в Англии, а Джордано в Индии, изменилось практически всё. Восемь лет назад я всё ещё могла почувствовать его, коснуться его, когда бы ни захотела — лишь пройдя через астральный план. А теперь мне нужны такие усилия, чтобы заставить душу покинуть тело, что я просто не могу выдержать отделения моего духа от моего физического тела.