Загубленная любовь

Занятия любовью — отгадка загадки

Билл Берроуз был довольно труден в общении. Обычно он звонил в квартиру Трокки, а получив приглашение, смотрел на всех, кроме хозяина, как на пустое место. Он приходил встречаться с Трокки — и, похоже, только с ним. Берроуз был нашим литературным кумиром номер один, и невозможность сблизиться с ним стала в нашем кругу предметом частых обсуждений. Кое-кто из наркоманов, прихлебателей и дважды отсидевших преступников, приятельствовавших с Трокки, называли Берроуза заносчивым, тогда как другие считали его застенчивым. Мужчины и женщины разошлись по этим позициям на два лагеря, а я решила для себя, что высокомерие Билла скрывает под собой глубоко запрятанную беззащитность, а ещё глубже под всем этим вполне может оказаться милейший человек. Я никогда не была ярой феминисткой и нередко проезжалась по самолюбию приятельниц, принимая позы, которые привлекали внимание окружающих нас мужчин. Я всегда слишком увлекалась мужчинами. Одна девушка, в нашем кругу она была новенькой, высказала как-то предположение, что Берроуз — женоненавистник. Алекс отверг это высказывание, он настаивал, что всё, сказанное Берроузом о женщинах репортёрам вроде Дэниэла Одье[169] — не более, чем надуманная поза. Действительно, общепринятое мнение о Берроузе как о человеке, который ненавидит женщин, было издёвкой в духе Свифта, приоткрывавшей истинную реальность нашего мира — и конечно, это означало, что любой, кто считал Берроуза женоненавистником, был слишком глуп, чтобы претендовать на присоединение к нашему кругу. Последний, кто поднял этот вопрос, был просто-напросто вышвырнут из квартиры Трокки и никогда более не осквернял порога оной.

Уильям Берроуз — воистину противоречивая фигура. В начале шестидесятых британские власти считали его самой распоследней мразью. Мне пришлось ехать в Париж, там добывать экземпляры «Голого Ланча» и «Билета, который взорвался», а потом контрабандой везти их домой. К счастью, для меня это не было так уж затруднительно, поскольку я регулярно совершала прибыльные поездки на континент. Я доезжала до Парижа на машине, проводила там какое-то время, а потом отправлялась дальше, в Испанию. Да, порой такие выезды вели меня до самого Гибралтара, а то и в Марокко. В то время я была ещё девчонкой, незнакомой ни с чем крепче травки, колёс и шампанского. Шампанское я пила в огромных количествах, это было частью моей работы «хозяйки» в клубе — но травку курила ещё больше. Я начала толкать дозы, ещё когда работала в кафе «Эль Рио Фрэнка Критчлоу», и довольно быстро оказалась вовлечена в переброску больших партий наркотиков по Европе. В начале шестидесятых в этой сфере деятельности существовало разделение по расовому признаку — так, дилеры из Западной Индии толкали травку, а белые дилеры — гашиш. Всё это было довольно безобидно и весьма далеко от крупных кушей, так что моей побочной и менее прибыльной статьёй дохода была контрабанда книг, объявленных в Британии порнографическими. Именно в Испании я впервые попробовала опиум, поначалу я курила его, а спустя некоторое время стала колоться морфином и героином. Моё восхищение Берроузом было одной из причин того, что я по первому же предложению перешла на тяжёлые наркотики. Мне едва исполнилось двадцать, когда я скрутила свою первую сигарету с опиумом, это было летом 1964 года. В то время я только слышала о Билле и Алексе, поскольку внимательно прочла шедевр современной литературы каждого из них, но даже обычному читателю было ясно, что «Голый Ланч» и «Книга Каина» не могли быть написаны людьми без героиновой зависимости — нынешней или в прошлом. Если б не гера, произведения Билла и Алекса могли бы быть не более вызывающими, чем романы Ирвина Уоллеса[170] или А. Дж. Кронина[171]. Берроуз был моим героем, и оказавшись в кругу Трокки, я отчаянно искала способ заставить его поговорить со мной. Шанс представился однажды на квартире всё того же Трокки, когда меня пытался закадрить молодой человек по имени Клайд Хьюджес.

Клайд был застенчивым парнем, несколько «не от мира сего», студент, будущий инженер, с претензиями на интеллектуальность — тот самый типаж, к которому Берроуза сексуально тянуло. У Хьюджеса просто не было того, что мне нравилось в мужчинах, включая (но не ограничиваясь) хорошего запаса наличных, который так часто помогал мне преодолеть некоторые препятствия на пути к физической близости. Алекс сказал мне, что Берроуз сегодня вечером будет поздно, поэтому я флиртовала ровно настолько, чтобы Хьюджес не терял интереса к нашему общению. Мне пришлось давиться смехом, когда Клайд спросил, не хочу ли я отправиться к нему домой, посмотреть черновики макетов, которые он делал для нового андеграундного издания.

— А ты не можешь просто подарить мне один экземпляр, когда публикация выйдет?

— Детка, — отпарировал этот парень, — материал, который я готовлю, из тех, за которые ни один издатель в Лондоне не возьмётся.

— А как насчёт местных, в графствах?

— Кто их знает? Я тебе что говорю — если хочешь обойтись без разочарований и увидеть полностью материалы, которые у меня есть, а там и про испанского режиссёра Джесса Франко[172], и про столпа битников Аллена Гинзберга, тогда пошли ко мне. Всё будет по кайфу, у меня записей полно, и свет такой мягкий…

— Ну если я собираюсь смотреть на художественные работы, свет мне понадобится поярче.

— Конечно, конечно. Но после того, как ты посмотришь макеты, можно будет приглушить свет и отъехать с самыми навороченными записями, какие только могут быть. Я сегодня купил новый альбом «Soft Machine»[173], но пока ещё не слушал, времени не было.

— Так где… — тут я заметила входящего Берроуза. И не только я; мой собеседник тоже. Хьюджес бросился к Биллу, а я последовала в его кильватере.

— Мистер Берроуз, я Клайд Хьюджес из журнала «Макабр», мне нужно взять у вас интервью.

— Из какого, говоришь, ты издания?

— Вы никогда не слышали о журнале «Макабр»?

— Нет.

— Я некоторое время назад отправил вам письмо, с просьбой о статье.

— Молодой человек, вы мне напоминаете одного юного араба, знал я его, он ради доллара был готов абсолютно на всё.

— Мистер Берроуз, я не мальчик по вызову.

— У Кики была классная попка.

— Вы что, подкатываете ко мне?

— Я часто платил мальчикам в Танжере, чтобы они занимались сексом друг с другом, а мне оставалось бы только сидеть да смотреть.

— Знаете, ради интервью с вами я бы полжизни отдал, но боюсь, что я гетеросексуал.

— На трансвестита вроде не похож. У тебя там под штанами случайно не трусики с оборочками?

— Предпочитаю трахать девочек.

— А ты вообще знаешь, что мужчины вытворяют в сексе друг с другом, когда заведутся?

— Вообще-то да, но не в библейском смысле.

— Слушай, Клайд, — сексуальный интерес Билла к этому придурку дал мне возможность вмешаться, — я бы хотела поглядеть, как ты занимаешься этим с другим мужчиной, так что если ты дашь Биллу, а я смогу смотреть на тебя во время гомосексуального перепиха, меня это так раскочегарит, что я практически наверняка захочу, чтобы ты был моим парнем.

— Серьёзно? — я явно сумела подстегнуть интерес Клайда. — Может, тебя это возбудит так, что ты меня до полусмерти затрахаешь?

— А то как же! — подтвердила я, касаясь руки Клайда.

— А ты… а ты… — пошёл запинаться Хьюджес, — а ты можешь научить меня, как это делается? У меня в таком деле опыта не особо…

— Девственники заводят меня по-настоящему, — шёпотом сообщила я, пожимая ширинку Клайда. — С ними я чувствую, что контроль остаётся за мной, а я люблю действовать по-мужски, когда занимаюсь любовью с мужчиной.

— У меня нет желания обидеть вас, мистер Берроуз, потому что я считаю вас гением; просто для меня вы сексуально не очень привлекательны.

— Я сегодня перегрузился героином, чтобы претендовать на что-то большее, чем чистый вуайеризм. Всё, что я хочу — это посмотреть, как ты занимаешься сексом с таким же красивым, как ты, мальчиком. После этого будет у тебя интервью для твоего журнала.

— Ну, это звучит неплохо, — уступил Хьюджес.

— Я найду тебе симпатичного стройного парня, Клайд, — обнадёживающе пообещала я. — Подкрашу его, чтобы выглядел по-девчачьи и нацеплю на него свои парик и одежду. Это мой приятель, он тебе офигенно отсосёт. Ты и не отличишь от секса с девчонкой.

— Ну я не знаю, я же не знаю, как это всё… — пошёл мямлить Клайд.

— А потом я дам тебе интервью, — напомнил Берроуз.

— Ну и где тот парень, который, по-твоему, должен меня очаровать? — спросил меня Хьюджес.

— Видишь Грека Джорджа, во-он там, — указала я.

— А откуда ты знаешь, что он согласится заняться со мной сексом?

— Он сделает одолжение ради меня и Билла. Он страстный почитатель романов Билла, — я не потрудилась добавить, что он к тому же наркоман, который согласен на что угодно и с кем угодно, лишь бы получить наличные, за которые он купит себе дозу герыча.

— Ну в таком случае, приводи его в нужный вид, и если у меня будет эрекция, когда я буду с ним, значит, наверное, у нас получится.

— Встанет у тебя, встанет.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

И вот, когда насчет скандально-гомосексуального действа для вуайеристов всё было продумано, Билл снова замкнулся в своём молчании. Я во весь голос подозвала Джорджа; едва он понял, что я тут занимаюсь сводничеством для него, тут же согласился проделать всё, что нужно, перед лицом своего литературного кумира. Я отвела Грека в большую спальню, где обнаружила жену Трокки, Лин, в отключке на двуспальной кровати. Она лежала на краю, так что проблем от неё не должно было быть, а для Джорджа и Клайда места оставалось вполне достаточно. Перед тем, как вырубиться, Лин сбросила своё «кукольное» вечернее платье, и я решила обрядить Грека в него, а не в своё пока ещё не измятое. Я ещё не закончила подкрашивать Джорджу глаза, как в комнату явились Билл и Клайд.

— Бог ты мой, да он, оказывается, хорошенький, — затараторил Билл. — А ты его отлично принарядила, Джилли. Ну и дурак же я, думал, что он для меня староват и недостаточно симпатичный. А ты, Клайд, везунчик: наш друг Джорджи — просто милашка.

— Да уж, у меня сегодня счастливый день, — проявил энтузиазм Хьюджес. — Интервью с Биллом Берроузом в первом номере журнала «Макабр» — да все битники из Маргейта, которых я знаю, от зависти удавятся.

— Ты позвал Алекса? — спросила я Билла.

— Он отключился, — ответил Берроуз.

— А Питер Брусок?

— Не заинтересовался, — хихикнул Берроуз, — этот жалкий гетеросексуал идёт с мужчинами, только если ему до зарезу нужны деньги на наркоту. Естественно, несколько раз я его отымел.

Наконец я приладила на голову Джорджа парик, и мы были готовы начинать. Я велела Клайду сесть рядом с Джорджем, и руки Грека тотчас пошли по всему его телу, расстёгивая пуговицы и выставляя плоть. Единственное, что портило картину, было то, что каждый раз, как Джордж пытался поцеловать Клайда в губы, этот студент-инженер отворачивался. Берроуз развалился в кресле, откуда было удобно смотреть, и вытащил свои причиндалы для ширева. Иглы, прокалывающие кожу, были для классика бит-культуры излюбленным видом проникновения. Лин без движения лежала на дальнем краю кровати. В своём героиновом улете она была мертва для всего мира. Грек извлёк член Хьюджеса, через несколько минут его возни с по-прежнему дряблым мужским достоинством Клайда, я поняла, что тут без моей помощи не обойдется. Настало время рассказать одну из невероятных историй про сексуальные трюки, которых я наслушалась от нашего приятеля Трокки.

— Когда Трокки в пятидесятые жил в Париже, они с другом, Ги Дебором, познакомились с карлицей, которая работала проституткой. Они пригласили геев-приятелей к Ги и ещё позвали актрису Джин Сиберг, чтобы она впустила этих приятелей Дороти в назначенное время в квартиру. Незадолго до того, как гости должны были прибыть, Алекс и Ги оба переспали с карлицей. Позиции были самые разные, но когда пришел Берроуз, она лежала на боку, Ги трахал её в задницу, а Трокки вылизывал ей клитор. Она была очень маленького росточка, и ноги Алекса свешивались с кровати — поэтому для Билла нашлось место на кровати, где он встал на колени; Ги у него отсосал, а карлица продолжала получать двойную дозу удовольствия.

Как и сексуальная эксплуатация, описанная в порно-романах Трокки, вся эта история была неотцензурированной чушью. Да, и Алекс, и Билл оба были в Париже в пятидесятых годах, но они тогда не знали друг друга, познакомились они позже, в 1962‑м, на фестивале в Эдинбурге. Точно также — если б Трокки и сконструировал подобную сцену, дело скорее закончилось бы тем, что Дебор обозвал бы Билла имбецилом от буржуазии, чем возбуждением и отсосом. Однако Берроуз не стал уточнять достоверность этой истории — он был слишком занят получением собственного кайфа и одновременно пытался держаться. Как бы то ни было, мой рассказ произвёл эффект, к которому стремились и я, и Билл: член Клайда уже не свисал. Джордж слез с кровати и встал на колени перед торчащим членом студента, чтобы отсосать у него. Мне почти не было видно, потому что Грек расположился так, чтобы наилучший вид на его оральное мероприятие был у Берроуза. А я просто продолжала трепаться, наблюдая широченную ухмылку, расползавшуюся по лицу Билла после укола. Берроуз был на вершине улёта от героина и выброса гормонов. Опиаты по-разному влияют на сексуальную активность у разных людей. Билл не становился заморенной клячей в плане секса, у него было так же, как с Алексом — у того возбуждение включало в себя деградацию. Скажем так, Клайд был польщен, что ему доставалось почти безраздельное внимание «литератора вне закона», которому он поклонялся, как герою.

— В Париже Алекс близко подружился с Жан-Полем Сартром и многими другими знаменитыми французскими интеллектуалами, — продолжала я. — Сартра приглашали с друзьями, включая и Трокки, в самые шикарные бордели. Это были не такие места, про которые на площади Пигаль говорят, а уединённые заведения в самых что ни на есть респектабельных районах. Когда они приходили в такие публичные дома, служители пера разбирали женщин, а те подключали свои черепушки и ещё платили за секс. Алексу до сих пор дорога память об одной такой девушке по имени Жозефина, которая заплатила ему тысячу франков только за то, чтобы он рассказывал ей о философии нео-платонистов в то время, как она у него отсасывала.

И вот тут Хьюджес начал издавать звуки, по которым я поняла, что он вот-вот кончит. Грек отвёл голову назад. Улыбка, что по-прежнему пересекала физиономию Берроуза, стала ещё шире. Мне не было видно, что именно происходило, но я поняла, что Клайд кончил Джорджу в лицо, потому что когда Грек обернулся, стало видно, что он забрызган спермой.

— Дай Джорджу оттрахать тебя в жопу, мой мальчик, и ты получишь своё интервью! — возбужденно каркнул романист-битник.

Что меня всегда удивляло — то, что Билл даже и не пытался дрочить. Он испытывал наслаждение просто от того, что смотрел. Хьюджес растянулся на кровати, и Грек шутливо шлёпнул его, давая понять, что тайком пощупывать бессознательную Лин Трокки запрещается. Когда начинались такого рода игры, Алекс предпочитал находиться поблизости и в достаточно сознательном состоянии, чтобы получать удовольствие. Джордж начал взгромождаться на Клайда; Берроуз застыл в своём вуайеризме. Моя роль в происходящем была практически завершена. Для Грека не нужно было исполнять невероятные истории Трокки про сексуальные приключения, чтобы у него встало. И теперь, когда Клайд приспособился к ритму глубоких толчков в жопу, было уже неважно, получит ли он удовольствие от очередного эпизода из виртуальной жизни Алекса, где не существует любви. Трокки, как мог бы поручиться любой знавший его, после знакомства с Лин стал совершеннейшим моногамом. Алекс был женат на героине, секс его не особенно интересовал. Что же до Берроуза, я чувствовала, что лёд между мной и моим кумиром в литературе был сломан, что теперь мы можем и будем разговаривать при последующих встречах. На данный момент было достаточно того, что Берроуз смаковал всю сцену, постановкой которой я для него занималась. Когда совокупляющиеся Джордж и Клайд дошли до оргазма, руки Билла задрожали, а губы растянулись в широченной улыбке. Грек перекатился на бок и сполз на кровать, совершенно опустошённый.

— Ладно, парень, пойдём отыщем тихое уютное место, займёмся интервью, которого ты так отчаянно добивался, — прогрохотал Берроуз своему молодому поклоннику.

Когда Хьюджес поднялся и стал одеваться, Лин Трокки пошевелилась. Видимо, у неё был выработан рефлекс «просыпаться, когда встаёт тот, с кем спишь в одной постели».

— Уже пошёл? Надеюсь, ты хорошо провёл время, — Лин не открывала глаз и, судя по всему, совершенно не понимала, что случайно стала жертвой обмана. — И не забудь, что обещал заплатить мне пятьдесят баксов. Деньги оставь на туалетном столике.

И миссис Трокки снова отрубилась. Лин, как и Алекс, изумляла меня тем, что по существу была совсем асексуальна. Крутить налево было лишь механической деятельностью, предназначенной только и исключительно для добывания денег, на которые она покупала наркоту; в этом было что угодно, только не эротика. Для меня оказалось невозможным представить себе Лин и Алекса, занимающихся сексом. Мне было гораздо проще создать в воображении фантастический образ, и не только потому, что ребёнком мне доводилось видеть, как трахаются родители. Скажем так, Лин и Алекс должны были хотя бы два раза заниматься сексом, чтобы произвести на свет двух их сыновей, Марка и Ника. Алекс любил женщин, но он очевидно предпочитал, чтобы они улетали от наркоты, а не от какого бы то ни было вида физической близости. Трокки балдел, когда смотрел на красивую женщину вроде Лин, нисходящую по нескончаемым виткам спирали деградации. Когда Лин умерла, Алекс словно оцепенел, и мне казалось, что он и сам умер вместе с ней или даже прежде её. Трокки больше не закидывался колёсами, он перешёл на героин. Алекс уже умер, но ещё не знал этого. Мне нравился Трокки, я восхищалась им, но когда дело доходило до взаимоотношений с другими людьми, он мог быть полным подонком. Алекс частенько объявлял своё поведение прерогативой великого человека, а в собственное величие он искренне верил. Наша с Алексом дружба была не то чтобы так уж крепка, но без неё я бы загнулась от скуки. Тем, кто утверждает, что нет ничего притягательного ни в героине, ни в написании классических произведений модернистской