Загубленная любовь

Власть чёрных в городе белых

Гаррет был постоянным посредником по наркоте между Трокки и другими дилерами — за исключением Майкла Икс. Майкл время от времени запасался на Обсерватори-гарденс, но после моего возвращения из Индии доставлять его заказы по этой части в Чёрный Дом на Холлоуэй-роуд скорее чаще, чем реже выпадало мне. Чёрный Дом был невообразимым скопищем строений, в которых на скорую руку обустроили центр коммуны. Парни, занимавшиеся строительством, были активистами чёрного движения — в основном молодёжь, подогреваемая Майклом. Обстановочка была жуткая, потому что Майкл подбирал этих ребят на улице, переводил их с чего-нибудь вроде травки на герыч и подолгу талдычил, что белые слишком давно и долго сидят на их шеях, и настала пора бороться с этим. Чёрный Дом всегда был полон темнокожих мужчин и светлокожих женщин. Гаррет в такую обстановочку никак не вписывался, а для меня пропуском туда служил скорее пол, чем моё ирландское происхождение и шотландское прошлое. Майкл поставил своих в известность, что я крута, потому что я — чёрная кельтка. Де Фрейтас рассказал своим послушникам, что мои предки пришли из Африки, но за много поколений, сменившихся за время жизни в Европе, кожа ирландцев и шотландцев в конце концов посветлела. Кое-кто из последователей Майкла принял эту теорию, а вот те, кто называл меня белой сукой — наверняка нет; и те, кто из кожи вон лез, чтобы затащить меня в постель, в основном были как раз из этой второй категории. Майкл хорошо знал Гарретта, у них были очень неплохие отношения, но кроме того, что они были друзьями, оба были ещё и реалистами, и понимали, что мужчинам со светлой кожей лучше не показываться в Чёрном Доме — даже Нигел Сэмюэлс, который финансировал всё это дело, остерегался заходить сюда.

Чёрный Дом накрылся осенью 1970‑го, а в феврале следующего года Майкл уехал из Британии, чтобы избежать преследования по закону за инцидент, что произошел в его недействующем Центре Чёрных Мусульман. Это было избиение бизнесмена по имени Марвин Браун, который, по мнению Майкла, кинул кого-то из его поставщиков. Брауна заманили в Чёрный Дом, где запугали и избили. Ему на шею надели ошейник для рабов с шипами внутри и в таком виде водили перед аудиторией хохочущих чёрных активистов и белокожих проституток. Поскольку шипы на внутренней стороне ошейника были очень острыми, любое резкое движение могло пропороть кожу на шее Брауна, хотя Майкл (в отличие от колониальных плантаторов) всегда был крайне осторожен и внимателен, применяя этот пыточный инструмент. Меня не было там, когда Майкл спустил своих людей на Брауна, но мне уже доводилось видеть ошейник в действии до этого, в предыдущем случае. Тогда Майкл решил дать урок Ричарду Оуэну, придурку, сидевшему на скоростняке — тот обокрал одного из помощников Майкла. Оуэна заманили в Чёрный Дом, пообещав наркоты. Основные элементы предстоящей психодрамы базировались на том, что Оуэн был импотентом, и были проработаны заранее. Я как раз находилась в офисе Майкла, с хай-фай на всю катушку гремела «Психоделическая хижина» группы «The Temptations», когда прибыла эта его жертва.

— Ричард, дружище, — Майкл говорил так, будто наконец-то встретился с давним другом, хотя на самом деле видел Оуэна впервые. — Я слышал, ты из тех, кто любит оттянуться как следует. Здесь полно классных тёлок, буду рад, если ты кого-нибудь из них снимешь.

— Э, приятель, — Оуэн задирал нос выше некуда, — всё так, всё верно, только я предпочитаю заводиться от скоростняка. Когда закинешь в себя столько, сколько я за один приём каждый раз закидываю — подхватывает так, никакой любовной жизни не надо.

— Ричард, — в тоне Майкла появились нотки раздражения, — а ещё мне сказали, что ты предпочитаешь мужчин. Ну раз девочка тебе не нужна, тогда я тебе сейчас кого-нибудь из парней выберу.

— Я сюда пришёл за крупной сделкой по скоростняку, — возмутился Оуэн.

— Я тебе не какой-нибудь беложопый будущий капиталист, а это означает: удовольствие, ну а потом дела. Как только я буду доволен тем, что ты оценил моё гостеприимство, я с радостью займусь с тобой делами.

— Моё удовольствие — скоростняк, мой оргазм — кайф от дозы.

— Нельзя доверять людям, у которых есть лишь один порок. Одержимый одним-единственным желанием, он предаст всё и вся в маниакальной погоне за ним. Сними себе девочку.

— Девочки меня не интересуют.

— Ты гомик?

— Нет.

— Тогда сними себе девочку.

— Не могу.

— Ладно — тогда я сам тебе выберу. Роуз! — де Фрейтас щёлкнул пальцами.

Роуз шагнула вперёд, мигом расстегнула ремень Оуэна, и буквально через пару секунд его штаны и трусы оказались у него на лодыжках. Этот скоростнячный придурок глянул вниз, на свой обвисший член, а все остальные заржали. Роуз задрала платье и наклонилась над столом Майкла. Трусиков на ней не было.

— Ну давай же, мой большой мальчик! Я просто истекаю изнутри, стоит мне подумать, как твой жаркий хрен вбросит галлоны белого огня прямо мне в мокрую дырку.

— Давай-давай, — воодушевлял его де Фрейтас, — засади ей как следует!

— Не могу…

— Ты что, девственник? — уточнил Майкл. — Хочешь, я тебе покажу, как это делается?

— Да не могу я…

— Это очень просто, — настаивал де Фрейтас. — Сейчас покажу.

Майкл изящно обогнул свой стол, спустил штаны, и уже через несколько секунд после того, как он пронзил тайну по имени Роуз, она испустила первый из множества оргазменных криков. Это не было сексом, это был чистой воды театр. Де Фрейтас сдерживался, чтобы не кончить, довольно долго. Роуз же то ли изобразила, то ли и правда испытала несколько дюжин оргазмов. Она вопила без остановки. Присутствовавшие на представлении мужчины зааплодировали, присутствовавшие женщины смотрели с восхищением.

— Давай, брат, вот так!

— Возьми следующей меня, Майкл! — взвыла девица, работая правой рукой у себя между ног.

— Прямо сейчас я больше никого не беру, — величественно заявил Майкл, подходя к собственному оргазму. — У меня сегодня дел назначено по горло. Я просто показал этому беленькому девственнику, как надо делать это с женщинами. Я промасливаю для него сдобочку Роуз, а теперь, когда она готова и смазана, я хочу посмотреть, что с ней сможет сделать он.

Оуэн попытался натянуть штаны, и это была психологическая пауза, которую Майкл выдержал перед тем, как позволить себе восторженно кончить. Пока Майкл извергал семя, пара подростков схватили Оуэна за руки и заставили выпустить джинсы — те снова спали вниз, на лодыжки. Оба чёрных активиста крепко держали скоростнячного придурка за запястья, пока Майкл вытирал с члена сперму, а потом этак небрежно надевал и застёгивал брюки.

— Дружище, — во всеуслышание провозгласил Майкл, — да тебя, похоже, сексуальные проблемы замучали. Я тебе только что показал, что да как, а у тебя до сих пор не стоит. Что скажешь в своё оправдание?

— Я импотент.

— Что ж; но Роуз хочет продолжения банкета. Мне и моим братьям надо делами заниматься, так что мы ей сейчас в нужде не помощники. Что ты собираешься делать?

— Я… не знаю.

— Не выходит пользоваться хреном — пользуйся языком.

— Но ты только что в ней был!

— Ну и что?

Роуз села на стол Майкла и широко развела ноги. Оуэна мигом поставили на колени лицом к ней, с оттопыренной голой задницей.

— Чего ждёшь-то? — спросил де Фрейтас. — Я тебе велел обсосать ей «мясные занавесочки».

Два паренька, которые прежде удерживали этого скоростнячного придурка, сняли брючные ремни и принялись похлопывать ими по его заднице, а третий чёрный из активистов сгрёб Оуэна за волосы и ткнул его лицом в промежность Роуз. Тут Оуэн решил, что ему же лучше будет сделать то, что требует Майкл, и он начал лизать её.

— Гос-споди, ну и тоска! — провозгласила Роуз. — Этот парень никуда не годится. Техники у него вообще никакой, просто тупой увалень. Да он не сумеет удовлетворить даже нимфоманку, которую занесло на необитаемый остров и которая уже полторы недели ни одного человека не видела. Этот долбосос вообще не знает, что такое пожирать женщину. Ха, да он остатки крема с тарелки слизать — и то толком не сумеет.

Оуэна заставили корячиться ещё минут десять, а когда наконец его оттащили, он попросился в туалет.

— Натяните ему штаны, — велел де Фрейтас своим ребятам, — пускай в них и дует.

— Я не хочу мочить свои джинсы, — пропыхтел Оуэн.

— Ты нассышь в собственные штаны, как только я тебе скажу, или получишь в морду.

— Ссы в штаны! Ссы в штаны! — хором скандировали собравшиеся подростки.

Так продолжалось какое-то время. В конце концов Оуэну врезали по носу. Получив удар, он обмочился под хохот и глумёж. Юные приверженцы Майкла встали в круг, Оуэн оказался в центре, и его принялись толкать так, что он перелетал от одного парня к другому. Наконец в комнату впустили того, в чью честь шёл этот спектакль.

— Ты меня кинул, Оуэн! — заявил Чарли Смит. — Ты поступил со мной так же гнусно, как гнусно твои предки обходились с моими. Я дал тебе ключ от своей квартиры, включил тебя в своё дело, а ты нанёс мне удар в спину, сперев весь мой товар!

— Я ничего не брал, — прорыдал Оуэн.

— Не ври, хуесос паршивый! — гаркнул Смит, со всей силы отвесив Оуэну пощёчину.

— Похоже, — высказался де Фрейтас, — этому беложопому надо прочувствовать, как его предки обращались с нашими. Давайте сюда ошейник для рабов.

Ошейник принесли, надели на шею Оуэну. Пока этого скоростнячного придурка заставляли маршировать туда-сюда в мокрых штанах, ему долго и подробно разъясняли все принципы действия данного приспособления. Майкл перечислял количество рабов на разных плантациях, умерщвлённых с помощью этого орудия, прерывая статистику лишь для живописания повреждений, причиняемых ошейником, и мучений тех, кого запытали таким ошейником до смерти. Рабовладельцы были перечислены поимённо; расизм по отношению к чёрным заклеймён. Наконец ошейник сняли.

— Значит так, — провозгласил де Фрейтас, тыча пальцем Оуэну в грудь. — Я хочу, чтобы ты решил с Чарли вопрос с пропавшим имуществом. Если к завтрашнему вечеру не получится утрясти это дело, я отправлю к тебе своих ребят. Перед тем, как уходить, сходи в ванную, приведи себя в порядок. Вот — кладу для тебя на стол пару фунтов, купишь себе новые джинсы, а то те, что сейчас на тебе, ты совсем испоганил. И я больше не желаю слышать о том, что ты кинул кого-нибудь из моих братьев. Давай на этом и сойдёмся, парень.

Пожимая руку Майклу, Оуэн трясся, как осиновый лист. Его так колотило, что он еле сумел взять со стола деньги, которые для него там положили. Когда, наконец, он справился с этой несложной задачей, его отвели в ванную и оставили там приходить в себя. И больше я этого скоростнячного придурка ни разу не видела. Слышала, что он уехал из Лондона, хотя ходили и неподтвержденные слухи, что его убили. Что меня поразило в устроенной Майклом психодраме — так это её сходство с теми образчиками жёстокости, которые мне довелось видеть со стороны банд Крэев и Ричардсона в шестидесятые. И похоже, на все подобные представления огромное влияние оказали голливудские гангстерские фильмы. В полиции, кстати, тоже прибегали к подобным методикам: напускали устрашателей на тех, на кого надо было надавить. Оскорбления были неотъемлемой частью таких ритуалов, поскольку личность должна быть деморализована и унижена, чтобы представление этого уличного театра достигло своей цели. Вне всякого сомнения, де Фрейтас был жестким человеком, и хотя я не хочу оправдывать его произволы, думаю, что они становятся более понятными, если посмотреть на них с этой стороны. Майкл был сутенёром и бандитом, но он не понаслышке знал, что такое расизм, и был искренен, когда требовал власти для чёрных. Те, кто утверждает, будто политическая деятельность Майкла была рэкетом, и ничем более, тычут пальцем в небо.

Трагическая история Майкла после того, как он покинул Британию, широко известна, но несмотря на это, пожалуй, стоит кратко обрисовать её. Я была в ужасе, когда 16 мая 1975 года Майкла отправили на виселицу в Порт-оф-Спейне. Сбежав из Лондона, чтобы избежать суда за нападение на Марвина Браун, де Фрейтас вернулся на родину, на остров Тринидад, и именно там в 1972 году был приговорён к смерти за убийство. Его казнь была очень похожа на кульминационную сцену судебного шоу, организованного вокруг признания главного свидетеля Адольфуса Пармассара. Кроме Майкла, несколько его сторонников были также приговорены к смертной казни за убийство Гейла Бенсона и Джо Скеррита на основании показаний Пармассара. Их имена: Стэнли Эббот, Сэмюэл Браун и Эдвард Чэди. Что касается остальных причастных к этому делу, согласно показаниям Пармассара — Стивен Йитс утонул, купаясь в море, ещё до того, как остальных арестовали, а человек, известный как Кидиго (он работал с другом Бенсона, активистом чёрного движения Хакимом Джамалом), сумел избежать экстрадиции из Соединенных Штатов. Судебные данные говорят, что Гэйла Бенсона столкнули в неглубокую могилу, ударили кортиком и закопали ещё живым — и сходным образом был убит Скеррит — но всё же вердикт был очень спорным, поскольку основывался на признании. Невозможно утверждать с уверенностью, кто именно из движения чёрных, из коммуны Майкла в доме 43 по Кристина-гарденс в Ариме, был виновен в этих убийствах.

Хотя весьма вероятно, что кое-кто из работавших на Майкла во время совершения этих убийств и был замешан в них — тем не менее, на основании имеющихся свидетельств невозможно точно и достоверно установить, кто какую роль сыграл в убийстве. Основа любых свидетельских показаний: человек всегда рассказывает то, что от него ожидают услышать. Рассказ не будет расценен как признание, если изложение его не отвечает определённым ожиданиям; вот почему свидетельские показания печально известны своей ненадёжностью[174] — несмотря на то, что в так называемом «справедливом суде» они используются очень широко. Признание всегда состоит из раскаяния и одновременно просьбы о снисхождении — и поэтому не может быть незаинтересованным или объективным. Майкл утверждал, что невиновен — а поскольку я знаю, что в случае необходимости он вполне мог вести себя как мерзавец, я ни на секунду не поверила, что он стал убийцей. Судебный процесс над ним и последовавшая казнь были сознательной карикатурой на правосудие со стороны тринидадских властей, которые явно всё это подстроили. Майкл применял жестокость с хирургической точностью, ровно настолько, сколько нужно было для достижения цели. Он был слишком хладнокровен и расчётлив, чтобы убивать. Я видела это, когда он спустил своих людей на Ричарда Оуэна. Хотя отмеренное для Оуэна наказание выглядело чрезмерным, на самом деле Майкл очень тщательно удостоверился, чтобы наказанный не понёс серьёзного физического ущерба. Как только ошейник для рабов оказался на шее Оуэна, Майкл внимательно отслеживал всё, что происходило — его целью было причинить психологическую боль, а не физическую.