Зверь, именуемый Кот

12. Счастье

Счастье, оно существует. Просыпаясь в чужой совершенно постели, лежать с закрытыми глазами на свежих простынях и вспоминать… Слова сказанные этой ночью, и все то, что происходило потом. Теперь точно будет, что вспомнить на кладбище.

Я впервые за многие дни, месяцы, годы выспалась совершенно и абсолютно. Чувствовала себя великолепно и ничего меня не тревожило. Только отзвуки нашего “опыта” пробегали по телу, как будто статическое электричество.

Ощущение пробуждения. Нет, не утром сегодня, а гораздо глобальнее. Я словно бы только теперь задышала полной грудью. Хотелось петь, улыбаться и просто… жить. Наверное в моей жизни впервые, вот так, осязаемо. Чувствовать, переживать, радоваться и даже плакать.

Как же просто у него получилось все это во мне разбудить. Удивительно.

Открыла глаза, разочарованно осмотрев вторую половину широкой кровати. Пустую, холодную. Мне уже бросили тут? На зеркале где-то повисла записка: “Прощай, Люся, век не забуду, но ты мне совсем не подходишь”?

Усмехнулась полету фантазии: мой слух, ставший вдруг неожиданно чутким, улавливал тихие звуки на кухне, а нос — аппетитные запахи. Живот в ответ пробурчал однозначно и вредно. И совесть напомнила: этот лучший в мире мужчина со вчерашнего вечера еще голоден. Что за глупая баба досталась ему?

На подлокотнике стоящего рядом кресла лежали мои сиротливые трусики и мужская серая футболка, совершенно сухая и чистая. Обещанная мне еще вчера вечером. Недвусмысленный очень намек на дресс-код этого завтрака. А я и не возражала. Оделась, утонув в тонком сером трикотаже, вспомнила очень некстати, что с собой нет даже зубной щетки и расчески и… вообще ничего.

В зеркале на стене я ожидала увидеть чудовище, немытое, совершенно нечесаное, вчера хорошенько избитое, между прочим. Но посмотрела и замерла.

Иллюстрация к практическому пособию: “Что делает с женщиной секс.”

Нет, как-нибудь романтичнее, например: “Пробуждение практически безвременно усопшей красавицы после ночи с Котом”. Попахивало сексуальными патологиями.

Я собой любовалась. Тоже — впервые. Если быть совсем честной: — то той незнакомкой, что смотрела из зеркала с восхищением на меня. Э-м. Что-то я вдруг запуталась. А, да ладно: мы обе смотрели друг на друга и восхищались увиденным. Несмотря на мужскую футболку длиной до середины бедра, и горловиной шириной… в меня всю, выглядела я совершенно отпадно. Глаза горели, румянец персиковый на щеках, (он существует!) копна светлых волос, завивающихся в крутые спирали, яркие губы. Он волшебник?

Осторожно подняла подол своего одеяния, чтобы взглянуть еще раз на чудовищные синяки и оторопела.

Их не было! Даже следов никаких. Этого быть не могло, я же отчетливо видела травмы своими глазами. Или приснилось мне это? А вдруг наша ночь тоже приснилась?!

— М-а-а-рк!

Выбежала в столовую зону веранды и замерла, рот открыв неприлично.

Картина, открывшаяся перед глазами, действительно впечатляла. Грех скрывать, мне вообще всегда нравились мужчины, хозяйничавшие на кухне. Редкое зрелище, завораживающее.

Мой любимый мужчина, сосредоточенно колдующий сейчас у плиты, был роскошен. Литая трапеция спины, украшенная изумительной татуировкой играла переливами мускул и кожи. Так выразительно, что даже казалось: этот зверь мне улыбается.

Никогда не понимала я этого модного извращения: — страсти к тату. Для меня эти рисунки на коже попахивали играми в папуасов и дикие племена древней Африки. Но это… При свете дня он теперь выглядел совершенно иначе. Оказалось, что спина Марка была покрыта тонкими цветными линиями, буквально имитирующими каждую шерстинку на морде великолепного зверя. Работа настоящего мастера.

И глаза. Они были абсолютно живыми и смотрели теперь на меня чуточку настороженно и очень внимательно.

Я вдруг вспомнила этого представителя рода кошачьих. Как могла не узнать его сразу? Биолог еще называется. Бывший, конечно, но все же.

Кугуар. Горный лев, или пума.

А ведь когда-то… несколько жизней назад я заканчивала на биофаке кафедру зоологии позвоночных. И считала себя начинающим и перспективным специалистом по семейству фелид (это кошачьи) и диплом свой писала как раз по вопросам изучения и защиты всего рода пум.

Надо же, как давно это было.

А мужчина, меж тем, словно кожей почувствовал мое утреннее вторжение и обернулся, эпически замерев со сковородкой и деревянной лопаткой в руках.

Медленно очень моргнул и сглотнул выразительно.

— Прямо здесь? — тихо проговорил, недвусмысленно кивнув мне на стол, — даже не завтракав? Ни кусочка не съев? Мыши дичают, однако. Или мне в лапы попалась такая особо отвязная? Повезло.

Я поперхнулась, переведя взгляд на себя. Дурная привычка задумываться снова меня подводила. Засмотревшись на Марка я так и стояла, футболку задрав до груди и нервно переступая с ноги на ногу.

Весьма завлекательно получилось. Особенно я впечатлила Кота, одним плавным движением вернувшего сковороду на плиту, ее включившего и теперь медленно снимающего с себя очень миленький фартук. Он красовался сейчас как павлин, ловя мои быстрые взгляды.

— Нравлюсь? Иди сюда. Этот стол мне подходит.

— Я зубы не чистила и…

Шаг вперед, одно стремительное движение и он уже рядом. Попалась.

— Меня все устраивает. Так что, нравлюсь? — настойчиво очень спросил, отступать не намереваясь совершенно.

— Выложим расписание для признаний. Чур моя пятница вечер и раннее утро в понедельник — четверг. Буду повторять, пока смертельно не надоем тебе. Нравишься После этих признаний мальчики все стремительно убегают обычно.

— Я не мальчик. Заметила? — завораживающий его голос. Этим голосом Кот может вить из меня самые тонкие нитки.

Пальцы горячие на моих губах, я ловлю его большую ладонь и прижимаюсь щекой, закрывая глаза.

— Даже не знаю… Не очень успела заметить, — голос мой прозвучал очень низко и тихо, будто бы животом говорила. — Мне эта ночь не приснилась?

Поцелуй нежный в волосы, рука у меня на спине очень медленно сминает тонкую ткань футболки.

— Знаешь, — сказал хрипло, медленно губы облизывая, отчего у меня в животе зажглось дикое пламя. Как он это делает? — Это была первая мысль моя утром сегодня. А потом я увидел тебя, такую, — влажные губы на скулах, пальцами поднимает лицо к себе, окончательно и безнадежно присваивая, — желанную, сонную, нежную.

— И вероломно сбежал? — я снова ловлю его пальцы губами, совершенно распутно облизывая, обволакивая своим ртом. Мужское дыхание останавливается. Кажется, даже сердце его перестало стучать.

— Куда я теперь от тебя, моя смелая мышка? Приковала меня, привязала надежно и крепко.

Куда делась футболка? Уже через долю секунд я сижу на столе с голой грудью, бесстыдная, возбужденная и целуюсь отчаянно, даже глаза закрыв от избытка эмоций и чувств.

Ладони на коже разгоняют горячие волны, пальцы внизу живота рисуют сложные орнаменты и узоры, забираются дальше и глубже. Он знает мое тело уже значительно лучше меня. Прикоснулся к чувствительным самым зонам, скользнул мягко внутрь. Тихий смешок прямо в губы и удовлетворенное совершенно:

— Ты хочешь меня, — широко улыбнулся, покусывая губу нежно. — Ты так хочешь меня.

Нет, соседа. Да что там, соседей всех разом. Глупый народ какой эти мужчины.

Подалась чуть вперед, его ласке навстречу, но он отодвинулся, разворачивая меня, будто в медленном танце партнершу.

Это было… красиво. Откинул волосы с шеи вперед, поцелуй в позвоночник, ладони на ягодицах, вызывающие волну истомы и искристого возбуждения. Влажные прикосновения губами все ниже, и вот уже мой мужчина стоит на коленях, лаская откровенно и глубоко.

Какой он горячий. Обжигающий, как сухой ветер в пустыне. Согревающий, как июльское солнце. Таинственный и неповторимый.

Я сама раскрывалась навстречу лучшему в мире мужчине. И в этом было яркое, чувственное откровение. Особенно в том, что ему это так явно нравилось.

Он вздрагивал, руки нетерпеливо дрожали, дыхание то и дело сбивалось, сердце колотилось от предвкушения.

Медленно спустила ноги на пол, упираясь, призывно выгнула поясницу, бесстыдно бедра разводя, приглашая. Тихий рык за спиной утверждал, что мой жест оценен по-достоинству. Именно так, как и нужно. Оглянулась увидеть его и замерла.

Он смотрел на меня так восторженно, ошеломленно, как будто ребенок, которому я вручаю сейчас самый лучший в его жизни подарок. Щенка, наверное. Или какую другую мальчишескую мечту. Взъерошенный, с расширяющимися от нежданного счастья глазами, улыбкой немыслимо-радостной, трепещущими ноздрями он был невозможно-красив, ослепительно.

Горячая ладонь легла мне на шею, вторая обожгла поясницу, чуть на нее нажимая, выгибая меня, словно охотничий лук.

— Иди ко мне. Возьми. И не отпускай.

Это было нажатием на курок. Рывок и он входит в меня, рыча нечто нежное, очень низко и хрипло.

Рука скользнула к груди, стиснув ее, еще больше обостряя мое возбуждение.

Он брал. Как захватчик, как хищник и воин берет свою жертву. Ярко, сильно, сокрушительно. А во мне вдруг проснулись все древние инстинкты женского племени. Громкие стоны, что рождались откуда-то из самых темных глубин естества и звучали гулом вечного колокола.

Я двигалась вместе с любовью моей в едином ритме бессмертного танца. Принимая бесценный мужской дар, теряя и снова его обретая. И когда мир медленно закрутился вокруг в ожидании неизбежного уже чувственного взрыва я не отпустила возлюбленного своего, снова сбежать попытавшегося.

Нет, дорогуша, теперь ты только мой. Не хочу потерять тебя ни на секунду.

— Сумасшедшая. Что ты делаешь, женщина?

Толчок, толчок, удар и волна яркого пламени налетела, наполнила, ударила по сознанию. Пульсация плоти горячей внутри, меня заполняющей без остатка. Счастье…