Зверь, именуемый Кот

24. Спортивный образ

Мылась я, как сказала бы мама моя: “С усердием, достойным лучшего применения.” Она на все мои трудовые порывы вот так реагировала. Зачем только вспомнилось?

В голову лезли всякие глупые мысли. Цеплялись, как кусочки засохшей травы на колготки. Еще одна глупая мысль. Запретила себе ее думать.

Злиться на Марка категорически не получалось. Он предупреждал меня, пытался остановить. Неоднократно. Сдерживался до последнего, хотя я четко видела: это выше его мужских сил. До зубовного скрежета он тормозил, героически. А уж если вспомнить о том, что он кот… Все я сама так решила. Потому, что хотела. Вот мне теперь и разгребать.

— Ты там живая? — голос за дверью вернул в плоскость реальности.

— К сожалению. Марусь, а ты меня можешь понюхать? Чувствую себя слепоглухонемой в вашем мире невероятного, но очевидного.

— Одевайся. Сейчас я приду.

На стиральной машинке, сиротливо стоявшей у раковины, лежала аккуратная стопка спортивной одежды. В такой красавицы-девушки по утрам на пробежки выходят. Что же, я буду вечерней бегуньей, почти что ночной.

Надо бы вспомнить еще, как вообще это делается. Я в последний раз бегала за автобусом в Петербург. И лучше бы опоздала, наверное. Хотя… ну зачем себе вру? Ни о чем не жалею, ни капельки.

Оделась. Безобразие на голове приструнила, заплетя в тугую косу и завязав неумолимой восьмеркой. Маруся и правда пришла, меня тщательно очень обнюхала, вручила новые вай-фай наушники под цвет костюмчика (ядовитейше розового, страшного, как моя жизнь).

— Плохо. — задумчиво проговорила она.

Вот тут я с ней склонна была согласиться. Кивнула уверенно.

— Да я не об этом. Метку вон выперло-то. Марк, ну как же тебя угораздило?! — горестно вышло-то как. Переживала подруга.

— Я не… не то самое, что вы все думаете. Потому и осталась жива.

Почему мне вдруг показалось сейчас, что Маруся не знает? Она действительно удивилась, еще раз внимательно на меня посмотрев, и понюхала даже, встряхнув головой.

— Брось. Не надо его защищать. Бывает такое. Просто ты слабая, как ребенок беззащитная, морфы частенько рефлексируют на подобное. Инстинкты защитника. Вот и он… Узнала бы раньше, — убила бы.

Ага. Значит, она точно не знала об этих рабочих делах. И что делать мне? Я умею работать с командой. И если иду на сближение с кем-то, помощь ответственно принимая, то человек этот включается автоматически в мои личные списки с пометкой: "он мой”. Уже мой. Или нет? Почему Макс тогда не просветил ее?— Макс обо мне ничего не сказал?

Я разглядывала в большом зеркале ванной плечо многострадальное свое, испытывая странное, аморальное даже какое-то удовольствие от увиденного. Шрама практически не оставалось, но на его месте расцвел очень сложный, филигранный узор.

— Не успел он. Только самое важное, без подробностей. И не парься по этому поводу, — девушка выразительно взглянула на предмет моих тяжких сомнений. — Метку видят теперь только лишь одаренные. А для них бесполезно ее маскировать или прятать под одеждой.

Я вздохнула. В глубине души мне очень хотелось, чтобы все это видели. В самой-самой глубокой ее впадине, прямо на дне эти мысли лежали. Никому о них не расскажу.

— Марусь… тут такое дело. Я антимаг. Или как у вас там это все называется. Короче — полнейшая магическая бездарность. Потому и осталась жива. Макс знает.

Она даже села от неожиданности на край ванны. Головой по-кошачьи встряхнула и глаза у Маруси при этом были изумительно-круглые.

— Юх ты! Ты существуешь, серьезно? В Деда Мороза мне проще поверить. Мутация? Ничего себе. Я думала, это сказки.

Поймала в ответ мой скептический взгляд и утихла.

— Я как бы тоже так думала. И ничего, разговариваю с девушкой-рысью в обмороки от удивления даже не падая. Понятия не имею, откуда у меня это все. Случайно и обнаружилось. Когда выжила.

Маруся глаз с меня не сводила. В кармане ее странных брюк вдруг что-то протяжно пиликнуло.

— Грязные яги! А вот теперь мы опаздываем. Потом все расскажешь. — Тут она замолчала, нервно теребя ворот блузки, явно пытаясь собраться с мыслями или словами. — Только вот … ты… ты…

— Люблю. Я же тут, видишь? Стою в твоей ванной, собираюсь клин клином как-то там еще вышибать. Да, похожа на Герду, этого не отнять. Ненормальная?

Она шумно выдохнула, проверяя наушник и пряча глаза.

— Слабая. Маленькая. Беззащитная. Но в тебе что-то есть. Просто так у нас метки не ставятся, это же клятва, нерушимая, понимаешь? Я в шоке вообще до сих пор. Такого лет сто уже не случалось, наверное. Ладно, бежим.

Очень быстро обувшись я внимательно слушала инструктаж. Она будет на связи, и если вдруг по пути к Максовому кабинету случится что-либо непредвиденное, мое дело — бежать. Быстро и не оглядываясь, как заяц от серого волка.

Только выйдя на улицу я запоздало сообразила: адрес “офиса” Макса я знала. Помнила, и отлично. Да вот незадача: мы все сейчас были в Москве! А кабинет тот еще утром открыл мне двери свои не слишком гостеприимные в центре Питера. На минуту зависла, пока в месс не пришло сообщение от Маруси, с точными координатами и маршрутом.

Умница рысь. Команда, это все-таки это сила!

Подумала я, выдохнула и побежала по навигатору. В жутко розовеньких топике и штанах. Зато теперь меня просто так не украсть, очень уж персонаж получился заметный. Буду надеяться, что у Марка нет аллергии на розовый.

У меня-то самой точно есть.

Брюсов переулок, аккуратненький тротуар, малолюдно. Я бежала не торопясь и казалось, тень Булгакова здесь встречает меня.

Справа махина Дома артистов Большого театра. Остановиться бы мне, и руками потрогать, да просто взглянуть!

— Ты там поглядывай осторожно вокруг. Лишний раз головой не крути, а то видно провинциалку за сто километров.

В наушниках пошипело внезапное. Я-то дурья башка почему-то решила что это устройство выдано было мне для улучшения настроения. Чтобы легче бежалось. Никакущая из меня, прямо скажем, шпионка. Маруся права: подразумевается как бы, по центру Москвы в розовых топах и штанишках вечерами на пробежку выходят аборигены.

Буду дальше бежать убедительно ими прикидываясь. И усадьба Брюса мне не интересна, и а-а-а-а-а палаты Арасланова.

— Я проведу тебя здесь экскурсией. Потом, если захочешь конечно. Впереди у тебя Патриаршие пруды и то самое место, где Аннушка масло свое проливала, крепись. И в культурный обморок постарайся не падать.

Большая Никитская, мне направо, кажется… чудесная, невероятно уютная белая церковь.

— Не пялься ты на навигатор! Я веду тебя. Тут будь осторожна, бери прижимаясь к церковной ограде. Я проложила тебе самый длинный маршрут. Надеюсь, нас не очень быстро вычислят.

— А…

Я хотела было что-то сказать, позабыв об отсутствии микрофона.

— Рот закрой. Я все вижу, и не оглядывайся, как придурошная. Полной грудью дыши. Бегаешь, между прочим, как цапля беременная. Ноги так высоко не задирай, и задницей не крути.

То есть, мне это слушать теперь в режиме издевательского монолога. Ничего, я совсем не злопамятная, просто злая и память имею отличную.

— У желтого двухэтажного здания на переходе притормози. Не нравится мне эта машинка.

Она правильно не понравилась рыси, легендарная кошачья интуиция ее не подвела. Нарушая все мыслимые правила дорожного движения, черный старенький “фольксваген” с грязными номерами, громко пыхтя стареньким двигателем, нырнул под “кирпич” и едва не сшибая прохожих, понесся в проулок. Ну да, точно, идея отличная. Сбей меня он сейчас, стражи порядка свалили бы на неисправности. Как он не разваливался на ходу, непонятно.

Мне в наушники на неизвестном каком-то наречии хрипло выругалась Маруся. Судя по накалу и общей экспрессии — витиевато и грязно.

— Макс — идиот. Они не должны были знать, что ты выжила. Зачем он привел тебя к Марку?

Я не знала. Наверное, только догадываться могла, что не просто так мной рискнул их начальник. Наверное, в этом был смысл глубокий. Потом я об этом подумаю. Сделала вид, что почти испугалась, вытянув шею проводила глазами своих вероятных врагов и трусцой двинулась дальше.

Едва заметный подъем вверх стал заметной причиной одышки. Да уж, Илоночка, распустилась ты совершенно. И судя по полному скепсиса марусиному молчанию, не одна я так считала.

— Слева красное здание. Там Малый Кисловский переулок, поглядывай робко туда. Теперь тебе можно бояться и нервничать, разрешаю.

Спасибо, кормилица, я постараюсь послушной быть девочкой. В переулке машин не было никаких, зато на переходе стоял подозрительный мужичок, мне зачем-то подмигнувший.

Красное здание оказалось театром имени Маяковского, а я снова заставила себя головой не крутить. Я же бегаю тут каждый день, верно? В розовых этих штанишках потею на радость зевакам.

— Так, моя золотая, по тому, что я вижу, в покое оставлять тебя не собираются. — умеет она поддержать и особенно — успокоить! — Видишь впереди справа скорбно стоящего каменного мужика? Быстро к нему, на переходе быть очень внимательной!

Каменным мужиком оказался памятник К. А. Тимирязеву. Я убыстрилась, кожей всей ощущая опасность. Благо народу здесь было достаточно, и с моими размерами лавировать между прохожими очень легкою. Словно мышка — норушка ныряла я в гущу людскую, под одобрительные возгласы моей проводницы ловко вкручиваясь между людьми.

— Стоп! Налево поворот, прижимаешься к домам и бежишь по тротуару, медленно, словно слушая музыку.

Я выбегаю из-под зеленого полога оживленного сквера. Здания тут что почти все серые.

— Пробегаешь неспешно музеи. Раз, два… да. Слева большое желтое восьмиэтажное здание, там ниша, ее пробегаем очень быстро. Мне она очень не нравится. Бегом!

Если в мире случится когда-нибудь чемпионат в мастерстве мотивации, Марусю отправлю туда за мой счет. Со мной у нее получалось отменно. Я птицей рванула вперед, едва не сшибая прохожих, и даже не столько услышала, как всей кожей почувствовала: за мной кто-то тоже бежит!

“Девушка, постойте, вы уронили!”

— Не останавливайся, котенок, беги как гепард!

Моя ты хорошая, а где мне взять ноги такие и хвост? И сзади еще топот ног и громкий мужской голос: “Девушка, да куда же вы?!”

Не скажу. Куда надо туда и бегу! Задыхаясь, потоками пота обливаясь, несусь, как не бегала никогда.

— Стоп! Дом семнадцать, ныряй в подворотню, там дверь приоткрыта, видишь? Там к решетке прижмись, пропусти его.

Ага. Это если преследователь настолько тупой, что поверить в мое таинственное исчезновение. О. Надо же. Совершенно безмозглый, понесся вперед по Тверскому бульвару.

— Выдохни, и тихонечко двигайся глубже во двор. Это школа там, видишь?

Я-то вижу. А она как ведет меня? Внутренним зрением, дроном маленьким над головой? Эта мысль меня отвлекла и немножечко успокоила. Зря только вырядила меня Маруся, как новогоднюю елку. Мне бы стать сейчас чуть незаметнее. Или даже не чуть. Кстати, это не школа.

Двор детского садика, высокий забор, я бегу вдоль него по дорожке, а Маруся, как назло замолчала.

— Минус один. Хлипкий какой-то попался. Так, перебегаешь по пешеходному переходу Большую Бронную, справа оставляем невнятное очень строение травянисто-зеленое, бежишь спокойно, выравнивая дыхание, оно тебе впереди еще пригодится. И по Большому Козихинскому переулку прямо. А ты бегаешь-то неплохо. Давай-давай, не расслабляется.

Это правильно очень, что микрофона Маруся мне не дала. Молодец она, с чувством самосохранения у рыси полный порядок.

— Зеленый забор пробегаешь. И налево в подворотню, потерпи, котенок, осталось немного совсем, Марк на месте уже, наши успешно его довели.

Эти слова меня просто взорвали. Бросок в подворотню, быстрый старт через закрытый двор, только вперед, не оглядываясь, все ускоряясь.

— Вылетаешь на Малую Бронную, справа пешеходный переход, народу там много, старайся там затеряться. И сразу на Спиридоньевский переулок, бежишь там навстречу движению, поняла? Задом опять завиляла, ты психуешь когда, сразу видно по жопе. Спокойно, Илона, ты пока еще не вдова.

Я и летела. Весь Спиридоньевский этот чертов взяла, как самую главную в своей спортивной карьере дистанцию.

— Желтый забор впереди, тебе на перекрестке по переходу направо. Сосредоточься, Илон. Уже рядом совсем, и мне тишина вся эта совершенно не нравится. Улица Спиридоновка, желтый кирпичный дом с четырьмя каменными мужиками на стенах у входа. Тебе сразу направо в Большой Патриарший. Видишь там мрачное и помпезное каменное серое здание. Консульство Польское.

Здание видела. Только написано было на нем: “Памятник архитектуры. Городская усадьба Тарасова.” И рядом, у большой и совершенно негостеприимной темно-шоколадной двери с домофоном: “Институт Африки Российской Академии Наук”. Черт! Где там эта Маруся?

— Не психуй. Нам сюда нажимай на домофоне семь-двенадцать, и жди ответа. Скажешь, что к Максимилиану Борисовичу Гессер на консультацию. Выговоришь?

Ох, я бы ей сча ответила. Да дыхание сбилось и некогда. Потом все расскажу, лично. С особой жестокостью.

Трясущимися руками нажала на кнопки, раздался гудок, а потом… на плечи мне легли очень холодные сильные руки, крепко и крайне болезненно зафиксировав положение у двери.

— Вы точно дверью не ошибаетесь, уважаемая?