Зверь, именуемый Кот

22. Кто ты?

Как там пишут в женских романтических книгах? “Дальше все было со мной, как во сне”. Так и было.

Только сон не сложился особо: затуманенное сознание да события рваными эпизодами в нем всплывающие.

Такси, дорога, и снова меня укачало. Бледно-зеленое отражение в зеркале заднего вида (здравствуй, обратно вернувшаяся Леля-мышка!)

Встревоженно встретившие меня друзья, не задающие лишних вопросов, и даже этим безумно поддерживающие.

Как будто в патоке вязкой сознание увязало. Да что снова такое со мной?

Оделась, с огромным трудом пообедала, преодолевая подступившую вдруг тошноту, тщательно переоделась и упала. Тут же заснув, словно выключили меня. Как умудрилась вообще, после такой нервной встряски?

А потом пришел этот “гость” и я сразу тогда поняла, почему Макс просил не орать меня громко и не шарахаться.

Первое получилось, хотя и с трудом, а второе — не очень. С кровати я все же свалилась.

Не каждый день встретишь такое. Особенно, если оно из стены выбирается, с изяществом фокусника доставая себя по частям и небрежно потом собирая, проверяя при этом комплектность.

— Вечер добрый, милейшая как вас там… — голос у этого… даже не знаю как это назвать, был такой же, как все остальное: какофония из шипения, кряхтения и кратких повизгиваний. Фильмы ужасов им озвучивать. А лучше даже играть в них главную роль.

— Илона Кор… Просто Илона. Вы кто? — можно было подумать: если это нечто представится, и даже паспорт покажет, так сразу же станет все ясно. Ну-ну.

Оно удивилось. Даже пустыми глазницами посмотрело на серые руки свои. Ногами пошевелило задумчиво. А мне опять захотелось орать.

— Так… голем я. Неужели не видите? Самый обыкновенный.

Точно! Как я в гриме его не узнала. Каждый день по три раза общаюсь тут с големами и не признаю никак.

— Очень приятно. — только выдавить из себя и смогла. — Я ждала вас. Видимо. Вы же проводник?

Как у этого существа получилось выразить удивление, уму просто непостижимо. Но он удивился, и я поняла это сразу. С задумчивым видом почесал северный полюс свой головы, и решил согласиться.

— Можно и так. Вы готовы? — и конечность мне протянул свою. Четырехпалую. Вежливо очень.

А готовой себя я не ощутила. Потому, что не готова к такому была и все тут.

— А я… тоже вот так перемещусь? По кусочкам?

Сразу некстати вдруг вспомнилось Максово “попробует провести”. То есть, может и не получиться? Или частично получится, так сказать. А я была как-то не очень готова к такому концу. Похоронить нечего даже будет. Нет-нет, не хочу. Я лучше на транспорте как-нибудь.

Голем заржал. Жуткое зрелище: голова надвое разломилась по горизонтальной дуге и звуки оно издавало чудовищные. Но я поняла как-то сразу — это смех. Интуиция, не иначе.

— Нет. Обычно одаренным не нужен для этого проводник, как вы изволили выразиться, милейшая… как вас там? — а руку он мне все еще протягивать продолжал, терпеливо и вежливо.

— Илона. Я скорее бездарная.

Не хотелось мне даже притрагиваться к этим пальцам.

— Вот именно. Сами точно вы не пройдете. Я вас проведу. Целиком и в сохранности, честное големское. Иначе Маруся меня расчленит.

Еще и Маруся какая-то. Или это какой-нибудь их спец сленг?

— Я… — замялась, пытаясь найти оправдание собственному малодушию.

— Ну же! Как вас там, времени у вас очень мало. Или решили о Марке забыть?

Я думала, что ослышалась. Я задохнулась вдруг и так больно мне стало, будто сердце кто сжал ледяной рукой.

Решительно сделала шаг и не давая самой себе больше раздумывать, вцепилась в конечность эту големскую. Четыре серых пальца оказались шершавыми и теплыми, словно летний горячий песок. А еще, он существа этого странного остро пахло золой и землей.

Рывок и реальность вокруг разом померкла. Остался только этот големский запах и ощущение невесомости. Даже не полета, а именно невесомости. Нет точки опоры вообще никакой. Не люблю я такое, приземлите обратно меня.

Вышла я… ну как вышла, скорее выжила, отделившись от гладкого ствола симпатичного ясеня и сразу упав на газон. Коленками. В светлых брюках, конечно, а как же иначе.

“Простите великодушно, милейшая как вас там. Выход строго в материалы со сходной текстурой, а стенка на даче была деревянной…”

Оглянулась, неуклюже вставая и пытаясь не очень испачкать себя дополнительно. Стройный ясень печально покачивал грустными ветками. На беленом стволе от моего вторжения не осталось никаких следов.

Вообще никаких, как не вываливалась оттуда моя бренная тушка.

Голема видно не было.

— Ей. А дальше-то что? — инструкции выдано не было, между прочим. И плана действий вообще никакого, как без плана-то?

Макс только так ничего мне и не сказал. Задал лишь направление и доставил. Куда-то. Знаю я таких начальников, они искренне почему-то считают, что подчиненные мысли их читать не просто умеют, но и обязаны. Хотя… кто их знает, всех этих котов. Может, оно так и есть. После своего путешествия в голову Марка я больше ничему уже не удивляюсь.

Голем не отозвался. Я осторожно с газона сошла и оглянулась. Симпатичное желтое здание, явно старый семейный московский особняк, украшенный мезонином в стиле ампир. Натуральный такой девятнадцатый век. Синяя табличка на светлом фасаде. Остоженка дом 51.

Пыталась в недрах девичьей памяти найти хоть какую-то информацию о таком и ничего подходящего не сыскала.

И тут меня как-то накрыло. Я почувствовала его, кожей просто почувствовала. Дыхание перехватило, сердце затрепыхалось, как зажатый в руке воробей. Секунда-другая, и сбоку здания открылась малозаметная дверь.

Он шел походкой никак не кошачьей. Ноги приволакивая, он едва шел, так, как будто бы тяжко болен.

И мне стало больно. Мне так стало больно, как будто бы это меня сейчас довели до такого болезненного состояния. Но если чуть-чуть оглянуться назад и вспомнить, как он уходил, то ничего еще даже. Не умер. Идет вон, навстречу мне, не сворачивая никуда.

И я пошла. Сюр, параллельная это реальность. Как тогда, в вестибюле станции “Автово”: навстречу судьбе. Только там в этих глазах его была жизнь, настоящая, бьющая ключом через край. А теперь на меня смотрели глаза мертвой души. Камни во взгляде. Бетон.

Зачем я кричала? Пыталась разбить эту стену? Как глупо…

— Марк! — голос звучал, будто предсмертный крик подстреленной на взлете птицы. Эхо его отразило от городских стен многократно размножив, разбив на осколки.

Арк, арк, арк, арк… гулко каркали вертикали особняка.

Он взглянул на меня, так взглянул, что я сразу заледенела. Словно слепыми глазами взглянул. Не узнал, не увидел. Окаменел.

Мы так и стояли, а обступавшее нас безумие продолжало кричать сиплым голосом повторяя отчаянное: “Арк, арк, арк!”

Самый жуткий кошмар не сравнится теперь с тем, что увидела я здесь наяву.

— Кто вы? — мало мне было его мертвого взгляда. Добить было нужно словами Илону Король.

— Я жена твоя, Марк. — понимая всю отчаянную бесполезность того, что мы с Максом затеяли, все же произнесла.

Лучше бы я промолчала. Потому что улыбка на мертвом лице его выглядела ужасно. Вымораживающе она выглядела. Никаких больше лучиков в уголках глаз его неповторимых, ставших вдруг мутно-серыми. Никаких искрящихся заразительным смехом ямочек на щеках. Голем и тот улыбался значительно искренней и приятней.

— Я никогда еще не был женат. Вы напрасно стараетесь. Человечки меня не интересуют. Совсем.

И пошел на меня. Словно я привидение и развеюсь от его страшных слов. Толкнул широким плечом так, что я чуть на траву не упала и проследовал дальше. Как робот, как… нет, голем и тут был куда симпатичней и вежливей.

— Марк… — прошептала, сдерживая слезы из самых последних своих сил.

— Пошла ты… — хлестнуло наотмашь.

Я стояла на тротуаре. И глазами, полными слез, провожала фигуру сжавшегося вдруг словно в ожидании удара в спину Кота.

Я теряла его. Нет, полученная мной словесная эта пощечина вредную бабу Илону не впечатлила. И слова эти, брошенные им брезгливо. А вот пустой взгляд, словно потухший, и искреннее недоумение в нем отражающееся.

Что они сделали с ним?

И что мне теперь делать?