Зверь, именуемый Кот

26. Вся такая внезапная

Особенно, когда эти мужчины от вас отодвигаются аккуратно и вообще не намерены дать приблизиться. Он, как кот настоящий, следил настороженно за моими движениями и разве что только зубы не скалил шипя.

Зато взгляд был очень сердитый. Я бы и не рисковала, наверное, да только увидела очень отчетливо: он принюхивается напряженно и сомневается.

И как его совращать, если я даже галстук снять не могу? Я вообще та еще искусительница, и самое главное мое сейчас искушение, — это желание очень быстро сбежать. Кто кого искушает еще, право же. Тьфу ты.

— Что вы творите? — шипяще и угрожающе прозвучало.

— Да понятия не имею! — честность и открытость всегда была моим главным и действенным козырем в отношениях с мужиками.

Безотказно работало: — тут же ретиво сбегали. Но Марк снова стал исключением. Он прищурился заинтересованно и снова принюхался.

— Контроль над собой потеряли при виде меня? — ну какой же мужчина, скажите, устоит против лести?

— В какой-то степени да… — это я зря так, он сразу напрягся.

Усомнилась в его неотразимости? Значит опасна. Даю задний ход.

— Ваш запах. Он меня сводит с ума! — и что я несу, вы скажите?

Кот тоже весьма удивился. Настолько, что подпустил меня ближе.

— Можно я вас просто понюхаю? Пару минут, и уйду, клянусь. Посмотрите: я маленькая и слабая, а еще — человек. Вы же все видите сами?

Честно? После такого дурацкого монолога в исполнении гостя любого, я бы полицию вызвала. Но мой Кот был очень сильным и одаренным. Вот это его и подвело.

А еще подвела его я и мой гнусный характер. Подкосила, практически, да.

Потому, что злопамятная я тут же вспомнила неприятный один очень момент из своей творческой жизни когда-то-еще-не-арт-директора. И трюк, что на мне был испытан парнями-дизайнерами, решила проделать с любимым мужчиной.

Мальчишкам тогда было весело очень. Мне — отвратительно. Прости, дорогой, но нам сейчас не до шуток совсем.

Пока он раздумывал, что ответить на наглость такую вселенскую, я быстро шагнула вперед, левой ногой заблокировала колесики его кресла и правым коленом изо всей своей дури толкнула тяжелое кресло назад. Дури во мне было много, как оказалось, руками еще отпихнула его, для надежности.

Как он летел!

Я едва увернулась от ног, вздёрнувшихся вертикально.

Вот, что значит элемент неожиданности в сочетании с женским коварством.

Подлетела, пока не очухался друг мой сердешный, шипевший сейчас, как закипающий самовар, и рывком сдернула галстук. Благо, устройство этих хитрых элементов мужского гардероба я знаю отлично. Папа военный же, да. Дернула сильно, дверь и открылась. То есть, развязалось оно. Милой ленточкой стало, короче.

Кресло подальше откинула, полюбовавшись как Марк живописно валялся, держась за затылок, быстро его оседлала и дико ору:

— Мать вашу, Маруся! Что мне делать теперь с этой тряпкой?!

В наушнике потрясенно молчали. Между ног моих, — тоже. Примерно настолько же потрясенно, что характерно.

— Маруся! Всей вашей шарашке мочекаменную болезнь и набить оксалатами почки! Я кого спрашиваю? Куда. Мне. Это. Деть?!

— Эм… Ну вообще-то, ты только что одной правой сняла неснимаемый демонический артефакт. Болельщики в шоке, малышка. Это как ядерную бомбу сачком выловить и голыми пальчиками разобрать на подлете. На милые шарики разобрать, он теперь безобиден и пуст. Ты — просто нечто.

— А предупредить меня раньше видимо этика не позволяла? — сижу на Коте и продолжаю орать.

Краем сознания замечаю, как мужские ладони холодные осторожно мои колени поглаживают.

— А смысл? Он бы все равно скоро сдо… умер. А ты следом тоже. Наверное. С тобой сам черт ногу сломит. Но галстучек не выкидывай никуда, он вещдок.

— На хвост его накручу вашему Максу. Лично и скоро!

А ладони тихонечко продолжали свой путь. Марк лежал подо мной, зажмурив глаза и губу закусив. Дышал тяжело и прерывисто.

Ладони мужские на бедрах моих задержались, словно бы убеждаясь в правильности выбранного направления. Полежали немного и дальше пошли.

— Не бухти. Совращать-то его собираешься? Ишь, как он млеет.

Я зло зашипела в ответ. И даже подумать еще ничего не успела, как сдернула топ, и размахнувшись, собралась подальше закинуть.

Только руку мою перехватили. Марк смотрел на меня, гулко сглатывая, молча. Любимые мною глаза все темнели. Ноздри расширились, он принюхивался. Что у него в голове? Точно ли нам поможет эта “встреча без галстуков”?

Натюрморт (холст, масло, шедевр): Кот лежит под столом на спине, а на нем сижу я, с голой грудью растерянная и очень злая. Все, как мы любим.

Он осторожно забрал у меня эту тряпочку розовую, вывернул наизнанку, в узелок завязал и закинул ее через стол, мне за голову.

— Ну и ладно! — раздалось в наушнике, — но я бы связала его, для надежности. Вдруг это заразно? Магия демонов штука такая…

Твердая ладонь на щеке, осторожно погладила. Я в ответ затаила дыхание.

Очень нежно из ушей наушники вынул и кинул их… ну, примерно туда же, куда и узелок этот розовый. Хорошо полетели. Даром, что маленькие.

— Прости меня. — его голос вернулся. И глаза, они прямо в душу смотрели сейчас, вскрывая ее, как консервную банку.

А я… снова расплакалась. Ведь слово давала себе: сильной быть и не рыдать. Сопли больше свои не размазывать. И что? Обхватила себя зябко руками, пытаясь укрыться и рыдаю сижу, как последняя дура какая.

Марк резко сел, застонав и за затылок схватившись, но меня придержал, и сбежать не позволил.

— Люсь. Солнышко, ты так и будешь спасать меня каждый раз громко рыдая? Плохая традиция, милая, ты эту привычку бросай.

Я слушала эти тихое его мурлыканье, перемежаемое успокоительными поцелуями, наслаждалась прикосновением губ, еще очень холодных, собирающих слезы на мокрых щеках и понимала: он говорит все это мне, чтобы мы не молчали.

Чтобы я ничего себе не надумывала. Так испуганным детям на ночь хорошие сказки рассказывают. Он и был моей сказкой.

— Один раз только спасала вообще-то. — громко всхлипнула.

— Врешь. Просто… многого ты не знаешь. Ты заставила меня жить. Дышать, радоваться каждому дню. Надеяться научила.

Он обнял меня крепко, руки дрожащие расцепил и увидел. Ну да, один только он это еще и не видел.

И замер. И выругался снова тихо, на каком-то опять языке непонятном.

— Тебе цвет не понравился или узорчик не модный? — постаралась в себе задавить нотку страха, спросила наигранно — весело, все еще всхлипывая.

— Прости. — прошептал едва слышно, тихонечко отстраняясь.

Не-не-не! Да подобное я не подписывалась. Я значит теперь дама замужняя, узорами хитрыми вся расписанная, а он вдруг в кусты?

— Стоять. Я тебя не отпускала. — пискнула несолидно. Свирепой фраза не получилась, пришлось кота сжать коленями.

— Ну… говоря откровенно, я и так весь стою. — невесело усмехнулся, бедрами осторожно толкнувшись.

Демонстрация получилась весьма выразительная. И уж как то совсем нелогично я вдруг ощутила тонкую нотку физического возбуждения. Моего, как ни странно. Мужское его напряжение было не тонким совсем и не… так, понесло меня снова куда-то.

— А за что просишь прощения? — любопытная я, что поделать.

Носом провел по щеке, вызывая покорные толпы мурашек на коже.

— Я понятия не имел, сработает ли на тебе защитное заклинание. Надо было наверняка. Пришлось использовать. Хм… Все возможности

Так он все же знает…

— Как видишь, сработало. И что с этим мы будем делать? — люблю я определенность, это женское, извините.

— С этим? — толчок снова бедрами и ухмылка ехидная.

Теперь, кажется, я поверила в то, что Кот наконец-то вернулся. Меняющийся постоянно, как ветренная Питерская погода.

— Вот уже даже не знаю я, что с этим делают. Как-то успела забыть.

И взгляда не разрывая, медленно выпрямилась, выгибаясь назад, совершенно бесстыдно и даже распутно.

А я тоже умею играть в эти игры. Точнее — учусь очень быстро. Хороший учитель попался.

Держался учитель секунд десять точно. Вот, что значит долгие годы тренировок и… Взгляд Марка скользнул по груди, темнее стремительно, будто небо перед грозой штормовое.

— Ах! — его губы все еще были холодными.

Обжигающий холод губ и чувствительный толчок влаги раскаленного языка. Ошеломительное сочетание.

Холодные руки на коже спины, ласкали, ощупывали, будто бы проверяя, не потерялись ли что все короткое время нашего мучительного расставания.

— Вспоминаешь? — снова насмешливое.

— Память девичья. Сотня всего мегабайт.

Он сильно и медленно опускал меня на свои же колени, выгибая все круче. Желание. Жгучее, яркое, жадное оно полыхало в его глазах синим пламенем. Да, — мне понятное и откровенное.

— Как же я замерз без тебя… — он действительно все еще был очень холодным.

Весь. Ледяной. Только дыхание становилось все горячее. И взгляд. В глазах Марка бушевал настоящий пожар верховой.

И шутка, пришедшая в голову тут же, оставлена мною была до лучших наших времен. Сейчас все серьезно.

Губы, руки. Он тянулся ко мне, как теплу очага. Согревался, как чашкой горячего чая, смакуя на вкус, приникая и пробуя. Оттаивала глыба льда.

А я страстно себя отдавала. Раздувала те маленькие уголечки, что не успели еще робко погаснуть. И у меня получалось.

Когда так случилось, что мы обменялись ролями? Пол стал вдруг столешницей, и вот уже я зябну от жажды и возбуждения, а он надвигается неукротимо, как знойный шторм у Экватора.

Руки горячие, обжигающие поцелуи. Раскаленное мускулистое тело, гибкое, как боевой крепкий лук. И теперь уже я жадно трогаю каждый жгут каменных мышц, глажу роскошную теплую кожу, перебираю мягкие светлые шерстинки на ней.

Марк тихо порыкивает, двигаясь, забирая меня вместе с собой. Сопротивляться бессмысленно, он ведет в этом танце, а я получаю странное, когда-то уже запрещенное мной для себя удовольствие, подчиняясь мужчине своему абсолютно во всем. Словно за руку в Рай. Доверяя и не жалея.

Наше слияние не было нежным, только бурная страсть изголодавшихся тел. Совпадение душ, потерявшихся и нашедших друг друга. Безумие совершенное, острые ощущения, без мыслей и без сомнений.

Потные, обессилевшие совершенно, мы лежали на письменном (между прочим!) столе, все еще обнимаясь. Как будто бы опасались потеряться опять.

Я открыла глаза, встретив его нежный взгляд и улыбку. Какой же красивый! Похудевший ужасно, даже нос заострился. Бледный. Синяки под глазами, очерченные резко скулы, усталость в тенях под ресницами.

Когда я успела запомнить каждую его черточку? Разрезающий левую бровь острый шрам, ямочку на подбородке, жесткую линию резных, ярких губ. Смотрела бы и смотрела. Только… Наши вопросы не ждали. И главный я прямо сейчас и задам.

— Почему? — шепотом, прямо на ухо.

Он отстранился, объятие ослабляя и усмехнувшись ответил:

— Ждал целый год, вовсе даже не сразу все бросив и не примчавшись к тебе в первый же вечер? Сам себя спрашиваю постоянно. Наверное — идиот.

Я отодвинулась осторожно. Он так шутит? Попалась строго взглянуть на него, он ответил улыбкой, и я тут же проиграла быструю эту дуэль. Молниеносно.

Зато, разглядывая его, отогретого, совершенно оттаявшего, я вдруг увидела нечто новое.

С широченного мужского плеча по ключице и вниз вырисовывалось плетение из плавных линий. Очень красивое, яркое, золотистое.

Сложный орнамент. Что-то он мне напоминал неуловимо. Совершенно точно, его здесь раньше не было! Мало того, я отчетливо помнила, как раздевала сегодня его, своего самого лучшего в мире мужчину. И никаких этих рисунков на груди тогда не было.

Пальчиком аккуратно потерла. Стираться не собирался. Присмотрелась, ведомая интересом натуралиста: рисунок был частью кожи. Даже не татуировкой, а практически живой инкрустацией.

Вензель. Это была монограмма, искусно спрятанная в сложных завитушках узора. Отчего-то я была в этом уверена. Абсолютно неизвестный мне алфавит. Очень красивая вязь.

Кот молча смотрел мои изыскания и улыбался. Мы бы так и валялись бездумно и безответственно, молча друг друга разглядывая, и этим молчанием говоря очень многое.

Что нас ждет?

Неизвестно.

Кто мы есть?

Непонятно.

Что нам с этим делать?

Неизвестно совсем.

— Кхм! — где-то рядом вдруг громко раздался голос Маруси. — Я извиняюсь, конечно, но через десять минут у Гесера тут вроде как совещание. Вы можете не спешить, но если ему придется объяснять по какой причине…

— Раньше сказать не могла ты никак? — под яростное шипение Марка мы уже одевались.

— Неа. Занята была. Пари выигрывала. — Маруся довольно мурлыкнула.

А мне приходилось сейчас делать выбор: вываливаться из кабинета начальственного с голой грудью или надеть шпион — артефакт. Наушники Кот мне нашел очень быстро, и видя сомнения эти мои, тут же молча с себя снял рубашку и отдал ее мне, напялив на голое тело пиджак. Обожаю его.

На вопросительный взгляд лишь плечами пожал и кивнул мне на зеркало. Там отражалась… О, да. Я, с красноречивым засосом на шее, распухшими совершенно губами и видом пьяным совершенно, но абсолютно счастливым.

Перевела взгляд на него и вдруг увидела: Узор у него на плече был точным отражением того, что украшал мою спину. Я потому его сразу и не узнала, что тщательно свой не разглядывала.

А теперь именно он красноречиво выглядывал из-за ворота мужского пиджака.

Тревожно перевела взгляд на Марка. Тот подбадривающе улыбнулся, запихнул в свой карман доказательство-галстук, мой несчастный розовый топик с глазами, и протянув мне навстречу ладонь осторожно к двери подтолкнул. Да. Наше время закончилось. Я задание выполнила, клин вышибла клином, а что теперь с этим всем делать, мы подумаем уже вместе.

В этом я не сомневалась.

До той ровно секунды, пока мы дверь не открыли и порог ее не пересекли.