—Ты собралась выгнать детей на ночь глядя голодных? Ничего не меняется, дорогая мамуля, садись, судя по содержимому холодильника, кто-то ужинал в последний раз позавчера.
Я гулко сглотнула и перевела взгляд на свекровь. Та стояла и улыбалась, глядя на сына. Потом, ни на капельку не изменив выражения очень живого лица, перевела взгляд на меня и улыбнулась еще даже шире, внезапно вдруг заговорщицки подмигнув.
— Я грязная ужинать отказываюсь категорически. И вам не дам, не надейтесь. Полотенце возьмешь, чистое у меня только одно, обойдетесь. Чур, я первая!
И стремительно развернувшись, исчезла.
— Страшно? — у моих губ появился вдруг аппетитный кусочек жаркого на вилку нанизанный.
— Ты… засранец ты, кот!
Ну как на него рассердится, скажите?
— Быстренько спрашивай самое главное. Я могу сам все рассказать, но это будет дольше, и я сам выберу самое главное. Тебе не понравится. Кошечка, начинай.
Входная дверь хлопнула, я содрогнулась. Мы в доме остались одни.
— Почему ты удивился тому, что я вижу татуировку? — сразу выпалила.
Теперь уже Марк удивился. Пробормотал что-то вроде: “Вот я так и знал!”.
—Ты кому-нибудь еще рассказывала? — безо всякого осуждения, просто вопрос.
— Пришлось, — неохотно ответила. — Друзьям. У нас был уговор: полная откровенность в обмен на посильную помощь. И потом, ты не сказал мне, что это военная тайна.
— Потому, что ее как бы и не существует, любимая. — Кот сел рядом, руку мою обобрал, пальцы целуя.
Любимая… одно только слово и я уже поплыла совершенно. Вот знает он, на что брать меня, глупую женщину.
— Я же видела? — прошептала тихонечко.
— Да. И нет. — Он снова поцеловал мою руку, прямо глядя в глаза. — А если я вдруг скажу тебе, что женился скоропостижно по этой причине, что ты со мной сделаешь?
Хороший вопрос. Но я даже не дрогнула.
— Не поверю, конечно.
— И ошибешься. Будь готова к такому всегда, моя дорогая. Это правда.
Смотрел очень серьезно. Что-то во мне было взбрыкнуло, куда-то собралось бежать, даже плакать немножко. Приструнила. За прошедшие дни очень многое изменилось во мне.
— Но существуют детали? — догадливая я такая.
— Умница. — Широко улыбнулся опять. — Обожаю. — рывком притянул к себе на колени, целуя.
— Продолжай, — промурлыкала я в ответ.
Он тяжко вздохнул, целуй теперь уже лоб, убирая за ухо кудрявую прядку моих непослушных волос.
— Это видеть не может никто. Кроме мастера, нанесшего татуировку и меня. Мастера больше нет. Остаюсь лишь я. И… ты. — он мне опять улыбнулся продолжив. — Эта морда — моя третья сущность. Подаренная мне моим мастером и делающая практически неуязвимым.
— Да… я успела оценить степень твоей этой неуязвимости.
Позволила себе долю скепсиса. Я такая.
— А вот тут мы дошли до самого неприятного.
Он снова вздохнул, упираясь лбом в лоб и в глаза мне заглядывая.
— Обнадеживающе. Это значит, что остальное у нас куда проще?
Пошутить попыталась в ответ. Усмехнулся, но как-то невесело.
— Если убить во мне человека и зверя, то останется только тот, чье отражение ты уже видела. Сумеречная сущность, призрак, тень, можно его обозвать как угодно. Он бессмертен. Я — нет.
— А… зачем убивать? — очень страшно это все прозвучало.
Мой разум убогий не мог постичь это сложное.
— Это людьми движет вечное: секс, деньги, власть. Темными, — только власть. А из нее уже следует все остальное. Бессмертный, могущественный раб, невидимый и всесильный, как тебе цель, вдохновляет?
— Даже пытаться не буду понять. Я существо маленькое, глупое и приземленное. Я его вижу… дело в моем этом новом таланте? Как там обозвали Абрашки меня… антимаг?
— Еще два свидетеля? — он опять улыбнулся. — Это и есть те друзья?
— Маруся еще. И судя по тому, что творилось вокруг, знающих может быть много больше. Так ты не ответил.
Я умею быть очень настойчивой.
— Мне было бы проще так думать. Я честно пытался. Но ты… — он зачем-то провел всей ладонью по месту, где продолжал красоваться мой “брачный” рисунок. И я ощутила, как горячей волной опалило желание, как искристые отголоски нашей с ним страсти вдруг пробежали по коже.
— Чувствуешь? — в ухо мне прошептал.
Молча кивнула в ответ. Отодвинула ворот несчастного пиджака, пальцами перебирая его орнамент. Он раскалялся прикосновениями, как оголенные электрические провода под напряжением.
— Что это? — с огромным трудом смогла выдавить из себя.
— То, чего быть просто не может. Это магия, детка. А ты якобы антимаг.
Я головой тут упрямо встряхнула. Хватит загадок с меня, перебор. И потребовала объяснений.
Кот попытался.
Его короткий рассказ был изначально со многими неизвестными.
Вроде: “Об этом потом расскажу, мало времени,” — или — “Нам скоро в душ, где там мама, я голоден”, Но я тоже упрямая, он же знал, кого в жены брал, да?
А потому, пусть с трудом, и скрипя громко зубами, но Марк мне рассказал предысторию. Нет, он никогда не был игрушкой в руках демоницы, это легенда для всех. Хотя… опыт был интересный (тут он был немножко побит).
Да, он расследует дело убийства отца, и Гира — главный подозреваемый.
— Погоди… — я вдруг вспомнила одну яркую очень деталь его, с позволения сказать, похищения. — Ты ведь не сопротивлялся тогда. Совершенно. Неужели ты думаешь…
— Потрясающе. Умничка-кошка. Только не думаю, — знаю. Теперь знаю точно.
Картина у нас вытанцовывалась чудовищная. Получалось, отец Марка тоже был обладателем “Тени”. И убили его из-за нее. Или нет?
— Мастер. Ты сказал, его больше нет. Почему? — клубочек загадок разматываться не спешил. С каждым шагом их становилось все больше.
— Я тебя начинаю бояться.
И видимо, чтобы все страхи свои мне показать, ладонями тут же полез под рубашку. Мужчины…
— Не отмазывайся. Я не такая.
— Угу. И я не такой. Совершенно. Клянусь. М-м-м-м какая горячая.
Поерзал, весьма недвусмысленно упираясь мне прямо в живот всем своим… этим самым. Я не сдавалась. Вздохнул опять, и совершенно серьезно ответил.
— Да. Это был мой отец. А ему сущность привязывал дед. Но и тут все непросто. Адовы Яги, куда делась мама?
Он вдруг встревожился не на шутку, осторожно ссадил меня с рук, встал. Подхватил со сковородки кусок крупный мяса, и со словами: “Сиди тихо и нос не высовывай”, быстро вышел.
А мне стало страшно. С трудом переваривалось все, здесь услышанное. Одно было ясно: это вовсе не крайняя тайна в списке личных секретов Кота.
Почему он назвал себя старшим по званию, выходя из Максова кабинета?
Почему тот ему сразу поверил? А я еще я запомнила брошенное тигром вскользь: “Такие, как Кот, могут смело условия выдвигать и им никто слова не скажет. И он выбирать еще будет потом”. Это какие?
А еще: что такого уже обо мне знает Кот? Такого, что я еще даже не знаю? Почему Макс был твердо уверен в том, что родители мои совершенно не беспокоятся?
Почему, отчего и зачем…
Потому что.
Но самое-самое странное в этом всем было другое: этот мужчина был очень непрост. Но отчего-то с ним рядом я твердо знала: тот мальчишка, что заразительно так смеется, что при первой малейшей возможности ко мне прикасается, как будто бы лишний раз убеждаясь в реальности моей скромной персоны, он — настоящий.
И я ему верила. Осторожная, битая жизнью, недоверчивая совершенно. Бесконечно уставшая от всего этого.
А кому еще верить, скажите? Мужчине, который лучше меня знает, какая модель лифчиков мне подходит. И все остальное. Я и так уже по уши вляпалась.
Можно теперь лишь расслабиться и доверять.
Вернулся он быстро. Молча втащил в дом упирающуюся безмолвно мать. Не проронив ни единого звука, руки ее не отпуская, усадил рядом за стол. Он злился, я знала. Ноздри яростно трепетали, губы сжаты в одну яркую точку.
Задвинул шторы на кухонных окнах. Бесшумно передвигаясь между столов он излучал клокочущую, хищную злость и угрозу. Почему-то я сразу же поняла, что мне опасаться здесь нечего.
— А теперь все рассказывай. — Прошипел очень тихо, присаживаясь напротив свекрови.
Та поежилась. Глаза отвела, но не отвечала.
— Хорошо, давай я. Опустим пролог, перейдем сразу к самому главному. Кто он?
— Марк, я…
Она вдруг порывисто спрятала лицо в ладонях.
Кот вздохнул, яростно потирая спинку носа. Снова злился.
А мне очень хотелось сказать, что любая женщина имеет право на личную жизнь. Когда сын давно уже вырос, а мужа никто не вернет.
Еще несколько дней назад я наверное так бы и сделала. Но время, проведенное в этой новой действительности научило меня самому главному: очевидное может всегда оказаться невероятным, немыслимым совершенно.
И я промолчала, поймав на себе мимолетный, но благодарный взгляд мужа Он все понял и оценил.
— Ты мне ничего не сказала. Почему? — едва слышные его слова тихо давили.
— Он просил…
— Кто? Кто этот прекрасный мужчина, просьбу которого ты поставила выше своей жизни и безопасности? О моей я уже даже не вспоминаю.
Она лишь отрицательно покачала головой глотая слезы.
Марк вздохнул.
— Я поклялся тебя защищать. И даже не могу сейчас психануть, все бросить и хлопнув дверью уйти. А у меня вас теперь двое. Предлагаешь выбирать?
— Ты… зря так о нем. — Тихо в ответ прошептала. — Или думаешь, меня и полюбить уже больше нельзя? — с вызовом голову подняла, все еще слезы глотая.