Зверь, именуемый Кот

15. Только живи

Мой Кот был испуган. Серьезно и по-настоящему: у него тряслись руки, на лбу выступил холодный пот, голос сел. Вцепившись мне в плечи, он встряхнул мою тушку, словно пытаясь хоть так донести истину до отупевшего напрочь сознания.

— Люсь… Все что произойдет здесь очень скоро тебе нужно будет просто пережить, понимаешь? Наплюй на меня, что бы ты не увидела, обещаешь? У меня девять жизней, а главное, — ей я нужен живым. Только не лезь спасать меня, очень прошу, это бессмысленно. Как воевать против землетрясения с ложкой наперевес. Ты меня слышишь? Я боюсь за тебя, обещай!

А я все еще тормозила. Видеть такого мужчину испуганным было… страшно. И этот страх очень медленно проникал в мое заторможенное сознание.

— Мне больно, Марк. Что происходит? — тихо спросила. А что было делать, молча трястись в такт Коту?

— Помолчи, хорошая моя, просто слушай. Тебя не убьют. Но для этого мне кое-что придется сейчас сделать. Ты мне доверяешь? — убедительно прозвучало и деловито. Полный сюр, абсолютная нереальность и ощущение бреда. Это юмор? Сейчас он весело рассмеется и все объяснит?

—Убьют? Погодите, что это за шутка? — кто-то глупый спросил моим голосом.

А страх накрывал с головой, меня затрясло крупной дрожью, попыталась вывернуться из хватки мужских рук.

— Марк, ну я все понимаю, поверь, зачем глупости эти придумывать, что за идиотизм, мне…

— Молчать! — Кот рыкнул внезапно и сипло мне прямо в лицо, еще раз встряхнув очень сильно. — Отставить истерику, отвечать на вопросы. Ты. Мне. Доверяешь?

А и правда. Чего это я. Право же как ребенок. Есть, так точно, товарищ начальник.

— Да. Убегаем? — просто так ведь спросила опять, разрядить обстановку, не больше.

Он немного расслабил железную хватку пальцев и тихо вздохнул.

— Некуда. И бессмысленно. Точно найдет. Я сейчас сделаю странную вещь, постарайся не сопротивляться. Просто расслабься и выдохни. Хорошо?

Странный вопрос после такой-то прелюдии. Молча кивнула. Два раза. Для убедительности.

Что-то мерзкое вползло в душу опять. Предчувствие острой потери. Вместе с яркой мыслью о том, что вот этого гада я никому не хочу отдавать. Никаким этим бабам с губами, которые скоро придут убивать. Жадная я эгоистка.

Медленный разворот всего мира вокруг. Мужская горячая грудь за спиной прижимается плотно. Он вообще весь прижался зачем-то, крепко удерживая как капкан. Дыхание быстрое где-то за ухом. Что он делает?

Нет-нет не думать и доверять, доверять, я сказала! Носом массивным своим отвел волосы с шеи и… поцеловал. Прикосновение губ, очень нежное, разгоняющее мысли всего эффективней.

— Чтобы не случилось теперь, помни, моя золотая: по своей воле и будучи в твердом уме я тебя никогда не предам. И никому не отдам. Запихни это себе прямо в сердце. — Звучали чудесные эти слова как прощание.

Дорожка из поцелуев, руки на груди, мужчина, дрожавший тоже теперь крупной дрожью. Мне очень страшно. Словно это почувствовав, Марк быстро ладони перенес прямо на кожу, нырнув под футболку. Выдернул мысли мои из головы, как тоненькие сорнячки из прополотой дачником грядки.

— Я тоже тебя не отдам. — прошептала я сипло.

В ответ усмехнулся, и вдруг напрягся, резко замерев и к чему-то прислушавшись.

— Пришла уже. Быстро она. Не получается правильно у меня. Прости, Люсь, а вот теперь будет больно. — Слова эти выдохнул быстро, я даже понять ничего не успела, как основание шеи пронзила острейшая боль. Вот не люблю я такого. Особенно — после “прости”. С огромным трудом сдержалась и не заорала, как пришибленная стальной дверью подъездная кошка. А боль все усиливалась. Как и крепость объятий: он словно боялся, что я убегу. И почему мне теперь перестало быть страшно?

Откинулась головой на плечо самому лучшему в мире мужчине, зачем-то кусающему меня и прошептала:

— Никуда я не денусь. Не дергайся, коть. Ты же меня не сожрешь?

Дурочка, да? Меня тут… кусают, блондинкам на радость, а я что творю?

И возникший вдруг острый запах крови меня уже не смутил. Моей крови. Безумный сюрреализм всего происходящего исключал все попытки логического анализа. Оставалось расслабиться. Получать удовольствие не получалось.

Боль отступила, а я ощутила снова поцелуи и влажную дорожку пути горячего языка по болезненно ноющей коже. И шепот услышала тихий. Беззвучный практически, адресованный только мне.

— Моя. Вот так, просто. Теперь не бойся ничего, только живи. —

А вот теперь стало больно. Должно быть, это в строй возвращалось сознание, срочно требующее объяснить ему всю здесь происходящую дурь.

Или дело не в этом?

Что-то резко сдавило виски. Воздух будто сгустился, стало трудно дышать. Все пространство вокруг на меня наступало, болезненно схлопываясь над головой, как пустой чемодан. Стены, потолок, окна покатились к кровати. Голова закружилась мучительно.

Кажется, грянул взрыв. Мощный, но абсолютно беззвучный. Или я сразу оглохла? Кота от меня оторвало, словно легкое перышко сдув, и куклой тряпичной швырнуло об стену напротив. Красивую стену, обитую гобеленом винтажным, дорогим и роскошным. Огромное и мускулистое тело Марка с громким хрустом шмякнулось о нее всем своим весом, и стена перестала быть тут же изысканной, став скорей живописной.

А я так ничего, устояла. Даже не покачнулась совсем.

— Развлекаешься, милый? — У меня за спиной прозвучал женский голос, тоном выворачивающе-жестоким. Красивый голос. Низкое и бархатное контральто.

Я медленно оглянулась, увидев на безупречно-прекрасном лице нашей “гостьи”, прямо-таки нечеловеческое изумление. У нее даже челюсть отвисла ее великолепная, обнажая звериный оскал.

Быстрый взгляд на Кота и мой мозг, угрожающий отключиться, четко расшифровал произнесенное его окровавленными губами беззвучное слово. Важное очень.

“Падай”.

А и правда. Чего это я стою и напрашиваюсь. Под кроватью куда веселей и под стулом весьма симпатично. Не-не, я не герой совершенно, не гордая вовсе. Могу и поползать, особенно, если попросят.

Я картинно расслабилась и тушкой мягкой свалилась, сделав очень болезненный вид. Чисто женская, очень мудрая интуиция громко и твердо подсказывала: не жужжать.

То, что эта… красавица только что сотворила с огромным и мощным мужчиной логике не поддавалось, зато виделось объективно. Не убьёт? Очень мы с интуицией сомневаемся. Существо это было не просто опасно, она несла смерть.

Страшно подумать: нападавшие на меня в подворотне жестокие мужики так страшны не были, как эта бабенка! А интуиции своей я доверяю. Честная она у меня и порядочная.

Упав очень удачно, все происходившее дальше я видела ясно и четко. И слышала тоже. Хотя… уж лучше бы сразу вырубилась. Крепче спала бы потом, право слово.

Кота корежило невероятно, чудовищно. Выламывало жестоко, как будто невидимые могущественные мучители выворачивали ему руки и ноги, били наотмашь в лицо, снова и снова швыряя об стену. В кровь. Абсолютно беззвучно. Это кромешная тишина придавала всему происходящему явный оттенок безумия. Он выплевывал зубы, слепо щуря затекающие кровью глаза и молчал. Только поймав взгляд мой затравленный, беззвучно опять прошептал: “НЕ смотри”.

А я не могла оторваться.

И с каждой секундой все выше в моей маленькой и трусливой душе поднималась какая-то жуткая муть. Яростная, сокрушительная, очень злая. Моего мужчину, при мне, какая-то лютая су…а сейчас убивает.

А я… тихо лежу под столом и молчу. Потому, что с ложками против стихии не ходят.

— Закончились твои похождения, Мурзик. Совсем. Я же предупреждала. — торжественно промурлыкав, походочкой томной и от бедра эта сволочь приблизилась к Марку, к стенке пришпиленному чем-то незримым, словно бабочка к деревянной доске. От прекраснейшего из мужчин остался набор изломанных и вывихнутых костей, покрытых кровавым месивом мышц и кожи. Заторможенное мое сознание переключилось на диагностику: скорее всего, у него порвана селезенка, внутреннее кровотечение, органы все отбиты. Очень скорая смерть. Надо будет срочно Антошке звонить, сразу везти Марка в Военную Академию. Если успеем.

— Ты ее пальцем не тронешь. — как ему удалось это сказать, я не знаю. Какого это ее? А! Меня. Судя по тому, как эта стервь изумилась, бровь свою темную изогнув — точно меня. Ну не кровать же. А больше крупных предметов женского рода в этой комнате не было.

— Какая забота. Ты стал неразборчив, малыш? Променял меня на человечку? Выcшего демона на зверушку домашнюю? И что же меня остановит? — произнося непостижимые для моего восприятия, все еще дергающего лапками конвульсивно, слова, она обходила вокруг истязуемого. Он каким-то немыслимым чудом удерживал ускользающее сознание.

Я, кстати, тоже.

— Сама посмотри. — Произнес и мучительно закашлялся, выплевывая кровавые сгустки.

А меня вдруг подхватила какая-то сила. Словно когтистая лапа, поставила на ноги и стала сжимать. Огромная, страшная. Особенно, если видеть, что она только что сотворила с Котом.

Но во мне тоже кипело уже. Даже крышечку поднимало. Понятия не имею, что именно, но кусачее и ершистое.

Я с ней пока еще не знакома была, с этой гранью моего потаенного “Я”. Но она мне уже явно нравилось.

Одним движением рук я разорвала все это вокруг безобразие, как куча Тузиков грелку и встав твердо на ноги, гордо выпрямилась.

— Только троньте меня. Буду очень громко орать. — Угрожать было больше и нечем. Не подушками же кидаться.

Демоница прямо-таки чертовски изумилась. Снова. Конкретно так. Развернулась всеми своими выпуклостями ко мне и шагнула навстречу. Под громкий скрежет того, что у Марка осталось от белых зубов и отчетливо слышное мне его: “Нет!”

А и да. Струйка пара из носика пробивалась уже. Уже очень скоро я вас тут всех сильно начну удивлять, мне так кажется.

— Ну-ка-ну-ка. Голосок тут прорезался у кого? — а вот за такие тональности голоса некоторых белобрысых с губами вообще надо бы убивать при рождении. Чтобы народ рядом не мучился, правда.

Секс-бомба держала в руках некий острый предмет вроде трости. Очень тонкой и полупрозрачной. Для волшебной палочки длинновата, для жезла магического тонковата. Я это орудие пыток потому только заметила, что в меня им сейчас больно ткнули, задев за ноющее плечо. То самое, зачем-то мне Марком прокушенное очень срочно.

А дальше и вовсе случилась престранная вещь (хотя куда уж страннее-то!): баба эта чудовищная дико вдруг зашипела, (как кошка дверью прищемленная, они еще и шипят) и отпрыгнула от меня, словно как от гадюки какой. Хотя нет: от таких, как она, гады сами сбегают.

— Тыыыыы! — продолжая шипеть, она бесновалась, но теперь уже на почтительном расстоянии.

Ага. Я такая, горжусь. Еще правда не знаю доподлинно, чем.

— Илона Олеговна Король, к вашим услугам. — Чтобы знали.

Из-за спины демоницы раздался пугающе-странный звук. То ли хрип, то ли кашель. Она снова подпрыгнула, открыв моему взгляду кошмарное зрелище: Марк, сползший на пол, лежал в луже собственной крови, и корчась от боли… смеялся.

— Ты еще захлебнешься от смеха, вылизывая мне ноги, ублюдок! — теперь она ткнула в него свою палку, заставив несчастного поперхнуться последним смешком. — Взять его!

И тут же несчастное, растерзанное его тело снова было от пола оторвано, исчезло прямо в стене. Как в шкаф быстро убрали и дверцу прикрыли застенчиво. Мое сильно пошатнувшееся от увиденного сознание стало решительно ускользать. Был мужчина и нет его больше. В стену свалил.

Последнее, что увиделось мне и услышалось, была эта морда с губами, шипящая мне прямо в лицо что-то быстрое на неизвестном наречии. Просвистела, на секундочку замерла, о чем-то злобно раздумывая, и приказ отдала, очень громко, уже на знакомой до боли латыни: “Обливискатур омния!”

Серые створки разума и сознания смилостивились надо мной наконец и захлопнулись.

Все. Хорошо-то как там, в бессознательном состоянии. Тепло, темно и спокойно.

Финита.