Плацдарм

Глава 2. ПЕРВЫЙ БОЙ

Бой закончился быстро — головной советский танк, ничего не ведавший о тревогах Стоуна, пару раз долбанул осколочным по зданию, причем Стоун каждый раз содрогался, словно стреляли по нему. Слава богу, снаряды ложились далеко от вышки. Третьего выстрела не потребовалось: немцы все поняли правильно, и вышли с поднятыми руками.

— Разберитесь с ними, — приказал Стоун командиру «Шермана», и обратился к Вальтеру: — Идите за мной.

Он бросил взгляд на площадку перед зданием: на нее один за другим выкатывались ИСы. Что ж, подумал Стоун, — с позиции силы разговор не получится, придется действовать дипломатическими методами.

— Не уверен, что вы правы, господин полковник, — сказал Селезнев, — мы находимся в зоне ответственности советских войск, поэтому решение принимать нам.

Селезнев не сомневался в том, что американцы оказались здесь неспроста. Их интерес к подвальной лаборатории с громадными электромагнитами, питающимися от дизеля, сложно было не заметить. Персонал вместе с обезоруженной охраной заперли в одном из помещений, у которого Стоун поставил своих людей, а в самой лаборатории уже хозяйничал прибывший вместе с американцами «специалист» — очевидно, немецкий офицер: может быть, даже эсэсовец, предусмотрительно сдавшийся западным союзникам. Селезнев, однако, в категорической форме заявил, что без согласия советской стороны — которую он сейчас представлял — ни одно важное решение не может быть принято. Чтобы подкрепить эту позицию весомыми аргументами, полковник снял экипажи двух ИСов — оставив в них только водителей — и выставил собственные посты у помещения с пленными и возле лаборатории. Полицейские функции явно не нравились танкистам, но виду те не подавали. Плохо было еще и то, что радиостанции здесь не работали, поэтому Селезнев не мог послать сообщение в штаб корпуса, и решения приходилось принимать на свой страх и риск.

Стоун подавил раздражение: столько усилий, и вот теперь…

— Иван Сергеевич, — русское отчество давалось ему с трудом, но он старался, — вы ошибаетесь, это место находится под юрисдикцией американского командования. Можете убедиться сами…

Стоун развернул карту

— Вы двигались по этой дороге не менее часа, так? — спросил он.

— Допустим.

— Тогда очевидно, что ваши танки пересекли линию соприкосновения.

— Правда? — хмыкнул Селезнев, — Тогда почему не было поста?

— Не успели поставить.

Селезнев вздохнул.

— Послушайте, Джек, — проговорил он, — давайте вызовем трофейные команды, а до их прибытия сохраним все как есть, согласны?

— Нет, не согласны, — закричал Вальтер, сидевший на стуле в углу под присмотром Фореста, — Вы не понимаете, во что ввязываетесь! Вы думаете, немцы это так оставят? Вам мало было «Пантеры»? Вы в сердце Германии, не забывайте, в сердце победившей Германии!

«Вот кретин, — мысленно ругнулся Стоун, — нужно было его запереть с остальными!»

— Что это за клоун? — осведомился Селезнев, повернувшись к Форесту

— Пленный, — тот плечами, — он не в себе, перевозбудился: дорога, сами видите, была сложной…

— Товарищ полковник, — дверь распахнулась, на пороге появился запыхавшийся командир первой роты, — «Тигры», идут с запада.

— Господа, — Селезнев поднялся из-за стола, — закончим разговор позже.

Основная масса ИСов располагалась на площадке перед зданием, в боевом порядке была только первая рота — ее огневой мощи должно было хватить, чтобы справится с любым случайным противником. Из-за плохой видимости Крутов заметил «Тигров», когда они уже находились метрах в двухстах, не больше: три танка, развернутые во фронт.

Немцы выстрелил первыми. Башня содрогнулась от прямого попадания, страшный грохот проник сквозь шлемофоны. Наклонная броня отразила удар, снаряд ушел вбок, сорвав прикрепленный в походном положении пулемет.

— Наводи на крайний левый! — приказал Крутов.

Этот «Тигр» не был ближайшим к ним, но, объезжая холм, он подставил борт. «Быстрее, быстрее!», — мысленно торопил лейтенант своих. Им повезло — тяжелый немецкий «Тигр» двигался медленно, так что они успели сделать два выстрела: первый прошел мимо, а второй попал в цель.

— Готов! — доложил наводчик.

Но порадоваться они не успели: корпус ИСа дрогнул от прямого попадания с близкой дистанции, из машинного отделения потянуло дымом.

— Володя, как ты? — спросил Крутов.

Тот ответил не сразу.

— Вроде в порядке, — глухо проговорил он.

— Огнетушитель?

— Не надо, так справлюсь.

«Слава богу, — мелькнула мысль, — а то еще возиться с противогазами…» Еще один снаряд со звоном ударил по броне, но не пробил ее. В прицел лейтенант увидел два дымящихся «Тигра», неподвижно стоящих рядом, еще три выползали из сумерек.

— Сема, кулак, — приказал Крутов.

Стоун наблюдал, как ИСы покидают площадку перед зданием и выдвигаются на боевые позиции. Вскоре у здания остались только две машины — их экипажи Селезнев задействовал для охраны пленных и лаборатории.

Подошел Форест с Вальтером.

— Вы закончили? — спросил майор.

— Да, — ответил Вальтер, — эта установка идентична той, что я собрал для Штирнера.

— Вы сможете ее восстановить, если потребуется?

— Безусловно.

— Давайте в танк, — распорядился Стоун.

— Зачем? — нервно спросил Вальтер. — Вы что, все оставите русским?

— Нет, не оставлю. И вот что: если я отдаю приказ, вы его выполняете, и ни о чем не спрашиваете, ясно? Не забывайте о своем статусе.

— Ясно, — пробормотал немец.

— Форест, пойдешь со мной — приказал Стоун, — у нас есть важное дело.

Потом он передал Вальтера танкистам и сказал, чтобы те завели моторы. «Когда мы выйдем оттуда, — Стоун кивнул на здание, — нужно будет действовать очень быстро, ясно? Возможно, от этого зависит ваша жизнь».

Майор бросил острый взгляд на Фореста и добавил:

— Дай-ка мне твой пистолет.

Они появились меньше через пять минут. «Быстрее, быстрее!» — торопил Стоун. «Шерманы» отъехали метров на триста — максимальное расстояние, с которого в условиях плохой видимости можно было вести прямой огонь по лаборатории. За минуту танки сделали с десяток выстрелов прямой наводкой. Голубое сияние над крышей погасло.

— Все, уходим!

«Шерманы» на полной скорости двинулись назад, и вскоре силуэт здания растворился во мгле.

— Сколько у нас времени? — спросил Стоун.

— Точно не знаю, — ответил Вальтер, — полчаса, час, не больше, потом коридор закроется. Мы успеем?

— Если движок не заглохнет.

— Русские будут злы, — заметил Форест.

— Они останутся там навсегда, — Стоун кивнул назад и усмехнулся: — я уважаю их тяжелые танки, но со всей немецкой армией они не справятся.

— Вы мне верите? — спросил Вальтер. — Теперь, наконец, вы мне верите?

Стоун ему не ответил. Он еще не решался сказать это вслух.

— Союзнички, мать твою, — ругнулся Селезнев. — А вы куда смотрели? — обратился он к танкистам.

— Виноваты, товарищ полковник, — за всех ответил сержант.

Убитые немцы лежали на полу. По словам сержанта, Стоун стрелял из двух пистолетов, причем действовал так неожиданно и быстро, что никто помешать ему не успел. Селезнев понимал, что вряд ли он может винить в этом своих танкистов: функции охранников были им совсем непривычны. Что ж, в каком-то смысле ситуация упростилась — теперь его бойцы займутся тем, что они знают хорошо.

— Заприте помещение, — распорядился Селезнев, — боевую задачу получите у ротных.

Бой с группой «Тигров» только что закончился: четыре танка подбили, еще три уползли назад. Это стоило Селезневу пяти поврежденных ИСов, два из которых больше не могли самостоятельно передвигаться. В личном составе пока обошлось без потерь. «Откуда же они прутся на нас?» — в который раз подумал полковник. Твердо он знал только то, что немцы идут с запада. «Что это, провокация американцев? — промелькнула мысль. — Вполне возможно, учитывая действия Стоуна. Неужели американцы позволяют недобитым частям вермахта атаковать нас? Но зачем, в чем смысл?»

— Краснов! — позвал он сержанта.

— Да, товарищ полковник!

— Вот что, бери свой танк и дуй в штаб корпуса, там доложишь обо всем. Связи нет, так что на тебя вся надежда.

— А если догоню американцев?

Селезнев на секунду задумался. Вряд ли он их догонит, все-таки «Шерманы» быстрее…

— Тогда действуй по обстоятельствам, — сказал он, — если будут по тебе стрелять, разрешаю открыть ответный огонь на поражение. Но помни, американцы — наши союзники, и отдельные ублюдки вроде Стоуна не отменяют этого, понял? Рассчитываю на твою сдержанность, Краснов.

— Понял, товарищ полковник, — лицо сержанта было серьезным, — разрешите выполнять?

— Выполняй, — отпустил его Селезнев.

Теперь надо было заняться другими делами, среди которых первое — организация обороны. Полковник полагал, что бой с «Тиграми будет иметь продолжение. А раз так, надо быть готовым ко всему.

Погода лучше не становилась: сильный, порывистый ветер, видимость не больше трехсот метров. По небу неслись темные тяжелые тучи, между ними сверкали молнии. Теперь, когда шум боя стих, слышался отдаленный гром — надвигалась гроза. На помощь авиации рассчитывать не приходилось, так что придется обойтись своими силами.

За годы войны Селезнев к этому привык.

Позиции для танков, сектора обстрела, взаимодействие рот в обороне, схемы использования резерва — все это было знакомо Селезневу еще с начала войны. В последние два года вермахт потерял стратегическую инициативу, но контратаки немцев не стали менее яростными, и умение вцепиться в каждый клочок отвоеванной у врага земли часто оказывалось совершено необходимым для успеха наступления. При допросах пленные офицеры часто удивлялись — стоило русским хотя бы ненадолго занять плацдарм, они так окапывались на нем, что выбить их оттуда стоило огромных усилий. Вспомнив об этом, Селезнев усмехнулся: секрет был прост — тяжелая упорная работа, в основном лопатой.

Его танкисты, большинство из которых воевали с полковником больше года, знали это не хуже командира. Весь вечер и первую половину ночи они вгрызались в землю, потом был короткий сон под непрерывный вой ветра. То и дело позиции накрывали снежно-пылевые заряды, и тогда находиться на улице становилось невозможно, видимость падала до нуля. Потом ветер внезапно стихал просто до сильного, немного прояснялось, и в предрассветном сумраке проступали хищные силуэты танков.

«Гости» пожаловали под утро: до десятка «Королевских тигров» атаковали позиции полка. Их подпустили на максимально близкую дистанцию — еще и потому, что боеприпасов уже не хватало, и каждый снаряд должен был поразить цель. Первые три «Тигра» попали в огневой мешок: с дистанции в двести метров их расстреляли прямой наводкой закопанные по самую башню два ИСа, поврежденные в предыдущем бою. Остальные отошли назад и попытались навязать советским танкистам артиллерийскую дуэль, от которой те благоразумно отклонились, уйдя на скрытые позиции. Так продолжалось больше часа, а потом немцы вновь вылезли.

— Сергей, крайний левый холм, пятьдесят метров правее, видишь? — раздался в шлемофоне спокойный голос дяди Вовы.

— Да, — хрипло ответил лейтенант Крутов.

Сначала лейтенант не поверил, что видит танк — наверное, это такой холм, промелькнула мысль, я просто не заметил его сразу… Но силуэт холма был слишком правильным, и он двигался: вот, качнулся на неровности поля. Идущие сзади «Королевские тигры» казались игрушечными.

— «Маус», — лейтенант прочистил горло, — это «Маус», сверхтяжелый танк. Нам показывали его пару недель назад…

— Его можно подбить из нашей пушки?

— Я не знаю, — пробормотал Крутов, — если только в упор.

«Маус», как будто услышав его, остановился. До неподвижных «ИСов», только что уничтоживших три «Тигра», было не менее трехсот метров. Возле закопанного советского танка взметнулась земля, потом еще раз, уже ближе. Третьим снарядом «Маус» снес башню. Второй ИС успел сделать два выстрела — причем один из них попал в лобовую броню корпуса, не причинив тому видимого ущерба, — но вскоре немецкий монстр покончил и с ним. Два новейших тяжелых танка вместе с их экипажами уничтожили меньше, чем за пять минут.

— Сема, кулак! — отчаянно закричал Крутов.

— Подожди, лейтенант, — голос дяди Вовы по-прежнему был спокоен, — не лезь на рожон.

Командир хотел его одернуть, но тут опять налетел снежно-пылевой заряд — стрелять в условиях полной потери видимости смысла не было. А вот сманеврировать, если помнишь местность… Лейтенант не успел отдать приказ, как танк уже рванулся вперед — водитель сообразил то же самое, и понял, что командир возражать не будет. Ближайший к «Маусу» холм находился метрах в ста от него, не больше, но всю дорогу до него ИС пройдет как на ладони — если заряд вдруг кончится.

Не кончился. Дядя Вова остановился — теперь все решала точность его расчета: если он ошибся, то ИС обречен. В прицелы наблюдения ничего не было видно, и лейтенант подавил желание открыть люк: все равно бесполезно. Заряд стихал, но светлее впереди не становилось, и стало ясно, почему: склон холма темнел перед танком. «Слава Богу, встали, как надо, — промелькнула мысль, — теперь, где немцы…» Был только один способ выяснить это без риска раскрыть позицию. Дождавшись, пока ветер еще немного стихнет, Крутов вылез из башни, прикрывая лицо и отворачиваясь от пыли с мелкой и острой снежной крупой. Он обошел холм слева: метрах в пятидесяти стоял «Королевский Тигр», а немого дальше от него и справа — «Маус», главная цель. «С двумя не справимся, — подумал Крутов, — и если один нас не пробьет, то второй уж точно».

Нельзя было терять ни секунды: в любой момент немцы могли двинуться вперед. «Бить прямой наводкой по «Маусу», — приказал лейтенант, вернувшись к своим, — в борт между башей и корпусом. Когда справимся с ним, — голос командира не дрогнул, — займемся «Тигром». И не забудьте про гранаты. Сема, — обратился он к заряжающему, — ты, пожалуйста, не копайся. Какой у тебя рекорд?» — «Три выстрела в минуту, товарищ командир!» — «Давай четыре!»

Четыре не успели, но из трех все попали в цель. Два бронебойных ударили в низ башни прямо по центру — и отскочили. «Тигр» уже нацелился на советский танк, но Крутов все же успел нажать на спуск еще раз: теперь лейтенант целился в гусеницу — хотя бы обездвижить «Маус». Результата он не увидел: башня ИСа словно бы взорвалась изнутри, все мгновенно наполнилось дымом. «Покинуть танк!» — приказал командир; он не знал, слышит ли его кто-то из экипажа, да он и сам себя не слышал.

Крутов скатился на землю, сжимая в руке гранату. Раздался еще выстрел: Тигр продолжал добивать неподвижный советский танк. Лейтенант выбрался на тыльную относительно обстрела сторону — там было хотя бы относительно безопасно. Он не думал, ранен или нет: раз ползет, значит цел. «Маус» темной громадой высился метрах в тридцати: разорванная гусеница свисала с переднего трака. «Хоть что-то!» — промелькнула мысль. Лейтенант, прижимаясь к земле, пополз к «Маусу» — стлавшийся к земле дым от подбитого «ИСа» скрывал его. Вновь поле боя накрыл снежно-пылевой заряд. Крутов стянул с головы шлем, и, прикрывая им лицо, упрямо полз дальше. Вскоре он наткнулся на горячий металл — это была гусеница «Мауса». Задержав дыхание, лейтенант ухватился за нее: если сейчас танк тронется хотя бы чуть-чуть, руки моментально окажутся в мясорубке.

«Маус» оставался неподвижным. Крутов подобрался к люку на крышке башни: он надеялся, что кто-то в танке захочет осмотреться. Когда заряд кончился, крышка люка зашевелилась и подалась вверх. «Все-таки тебе чертовски везет», — подумал лейтенант и выдернул чеку. Немец вылезал спиной к Крутову; когда тот швырнул в люк гранату, он резко обернулся и встретился с торжествующим взглядом русского. Пистолета под рукой у лейтенант не оказалось, но размахнуться как следует он успел: удар кулака сокрушил немецкую челюсть.

Боли лейтенант не почувствовал.

— Вы ошиблись, Вальтер? — резко спросил Стоун.

— Возможно, — пробормотал тот.

Они сделали короткую остановку, чтобы осмотреться. Проход между мирами стабилизировался — теперь это стало ясно. Вальтер уже готовился к бешеной гонке по сужающемуся тоннелю, в котором искажены все законы природы, и от хаоса вокруг защищает только броня танка, кажущаяся теперь такой тонкой. Да только страхи эти оказались напрасными: единственной приметой того, что они пересекают границу миров, была сухая гроза, бушующая высоко в небе от края до края.

Коридор не закрылся — несмотря на то, что они уничтожили второй генератор, а первый был погребен в пещере вместе со Штирнером. Вальтер покосился на Стоуна — американца он боялся гораздо больше, чем буйства природы. «Он убьет меня так же, как и тех, в здании», — промелькнула мысль. Вальтер почувствовал, как страх понемногу овладевает им.

— Взгляните туда, — вдруг сказал Стоун и показал вперед и направо, — знакомая картинка, не так ли?

Вальтер похолодел: километрах в двух из леса поднималось к небу голубоватое свечение.

— Штирнер! — выдохнул немец. — Он не погиб!

— Вы же говорили, что видели его смерть, — в голосе Стоуна слышалась с трудом сдерживаемая ярость, — разве не так?

— Пещера обрушилась, я сам едва выбрался, — закричал Вальтер, потеряв над собой контроль, — откуда я знал?

— Штирнер запустил генератор?

— Да, да, разве вы сами не видите? Все, этот маньяк пробил коридор, мы опоздали, Стоун, надо было раньше думать! Почему вы не верили мне с самого начала? Почему…

— Быстро в танк, — прервал его тот.

«Шерманы» рванули к лесу, из которого поднималось свечение. Стоун торопил экипаж — он надеялся, что еще есть время уничтожить генератор и перекрыть проход. «Успеем или нет?» — билась в голове единственная мысль. Вероятно, нервозность командира передалась танкистам — или сказалась усталость, или еще что-то, но только никто не заметил «Тигра», укрывшегося в засаде.

Головной «Шерман» взорвался от прямого попадания в боезапас еще до того, как экипаж успел осознать ошибку. Две драгоценные минуты ушли на то, чтобы понять, откуда «Тигр» ведет огонь, и за это время был подбит еще один «Шерман». Экипажу третьего повезло больше: он успел сделать три выстрела, два из которых попали в цель; снаряды отскочили, как от стенки горох. «Все, конец», — подумал командир последнего «Шермана». Он еще удивился тому, что «Тигр» выстрелил не по нему, а куда-то в сторону и тут же увидел, как немецкий танк вздрогнул всем корпусом, а из его борта повалил черный дым. Справа и сзади показался темно-зеленый приземистый силуэт.

— Командир, это русские! — закричал водитель. — Они подбили его!

Сержант Краснов остановил свой ИС недалеко от единственного уцелевшего «Шермана».

— Ваня, ты вроде английский знаешь, — спросил он заряжающего.

— Немного, — ответил тот.

— Пойдешь со мной, — распорядилсясержант и обратился к наводчику: — Володя, держи этого молодца под прицелом, кто знает, что им взбредет в голову.

— Не сомневайся, командир, — усмехнулся тот, — уложу одним выстрелом.

Краснов открыл люк, спрыгнул на землю. Ваня последовал за ним.

— Ну, что, — сказал сержант, — потолкуем с американцами?

«Жаль умирать, — думал Селезнев, — вроде и война кончилась — а вот, поди ж ты, попали как кур в ощип…»

К средине дня из двадцати одного ИС в строю остались двенадцать. Еще три подбитых удалось переоборудовать под неподвижные огневые точки — итого, пятнадцать. И боезапаса — по пять-шесть снарядов на танк, а то и меньше. Возможно, надо было оставить позиции и отойти, но теперь уже поздно: немцы их окружили. Как такое возможно спустя две недели после капитуляции, в центре поверженной Германии? Селезнев не знал.

Еще одна атака, и останутся только пулеметы да гранаты. Вот это полковник знал точно.

Перед позициями полка дымились подбитые танки: двадцать два «Тигра» и один «Маус». Рядом с последним стоял ИС лейтенанта Крутова: Селезнев видел начало его короткой дуэли с неравным противником. Потом все заволокло снегом и пылью, а потом, когда они рассеялись, из подбитого ИСа валил черный дым, а «Маус» стоял неподвижно, не подавая признаков жизни. Полковник не знал, что случилось там — оставалось дождаться темноты, чтобы направить туда поисковую группу.

«Если, конечно, мы еще будем живы».

В последние пару часов погода немного успокоилась — прекратились сильные порывы ветра, видимость улучшилась. Природа теперь бушевала наверху: по всему небосклону гремела сухая гроза с яркими молниями и оглушительным громом. «Теперь мы как на ладони, — подумал полковник, — они просто расстреляют нас с дальней дистанции».

— Товарищ полковник, немцы! — запыхавшийся лейтенант забежал в здание, — идут со всех сторон!

Три танковых группы двигались на позиции полка, окружив их. Десять «Маусов» и двенадцать «Тигров».

«Ну, вот и все. Через полчаса от полка не останется ничего».

Несмотря на мужество и опыт советских танкистов, шансов у них не было. В прошлом бою, потеряв три ИСа, им удалось подбить один «Маус» — да и то благодаря стечению обстоятельств. Теперь соотношение сил изменилось кардинально — немцы действовали наверняка.

Три «Мауса», идущих с запада, остановились, их башни окутались легким дымком, и тут же на позиции полка обрушились снаряды. ИСы почти не отвечали — что толку стрелять с расстояния в километр? С грохотом разрывов смешивался гром — гроза приблизились, хлынул ливень. Это немного помогло — теперь немцам стало сложнее целиться. Но ближе они пока не подходили — предпочитали, не жалея боеприпасов, накрывать огнем всю позицию.

Спустя полтора часа непрерывного обстрелаиз пятнадцати советских танков уцелели лишь девять. Немцы обошлись без потерь.

Они медленно двинулись вперед: «Маусы», а за ними, уступом — «Тигры». Когда до позиций осталось меньше пятисот метров, немцы остановились — приземистые силуэты ИСов с такой дистанции были хорошо видны, несмотря на сильную грозу. Вновь начался обстрел. Поняв, что ближе немцы не подойдут, уцелевшие советские танки открыли огонь. За десять минут боя — или, точнее, избиения, «Маусы» подбили еще три ИСа, получив лишь небольшие повреждения, самые серьезные из которых — перебитые гусеницы.

Первый «Маус» достиг линии обороны. Рота резерва, не открывавшая огня, все еще оставалась незамеченной. «Ну, давай, чего ты ждешь!» — с яростью подумал Селезнев. Вместе с командиром полка в отчаянную контратаку устремилась все уцелевшие. Немцы не ожидали такого напора от уже разбитых, казалось бы, русских. В «Маус», тяжело ворочавшийся на разрытых позициях полка, попали сразу три снаряда: один из них, угодивший в низ башни, пробил-таки броню, и немецкий танк остановился. «Есть!», — заорал наводчик, как будто бы этот успех предрешил ход боя. Но уже через секунду по броне ударил снаряд, а потом еще один, снизу пополз едкий дым. Из машинного отделения показались языки пламени. «Покинуть танк!» — приказал Селезнев и открыл люк.

Теплый дождь сразу омыл лицо и руки; гром гремел, не переставая, все небо покрылось угластым узором из молний. Полковник вылез на броню и быстро осмотрелся. Три «Мауса», натужно преодолевая небольшой подъем, готовились ворваться на позиции полка. Из трех ИСов резерва стрелял только один; пушки «Маусов» поворачивались в его сторону. Вот передний, достигнув гребня холма, остановился, изготовившись к выстрелу. Вот сейчас…

Селезнев не понял, что случилось: со страшным грохотом немецкая машина словно взорвалась изнутри. Ударная волна сбросила полковника с брони; прижимаясь к земле, он смотрел, не веря своим глазам: огромная башня, сама по размерам чуть ли не больше ИСа, перевернувшись, упала метрах в двадцати от корпуса и уперлась изогнутым дулом в землю. Селезнев посмотрел на два других «Мауса», заползших на позиции, и вдруг все понял. «Неужели так просто?» — промелькнула мысль. По стальным громадам высотой с двухэтажный дом, непрерывно били молнии; казалось, «Маусы» притягивали их. Экипажи уже сообразили, в чем дело, но ничего изменить не успевали: машины были слишком неповоротливыми. Меньше чем за минуту оба «Мауса», добравшиеся до позиций, превратились в груду металла, причем один из них тоже взорвался, а второй, на мгновение покрывшийся извивающей огненной сеткой, резко остановился и больше уже не двигался. В воздухе запахло озоном.

Селезнев поднялся и подбежал к переднему краю, от которого открывалась панорама битвы. Еще два «Мауса» и один «Королевский тигр» дымились, сраженные молниями. Остальные немецкие танки неуклюже разворачивались на размякшей от воды земле, пытаясь уйти назад, под защиту леса. После того, как поле боя опустела, гроза стихла. Тучи разошлись, проглянуло солнце. «Сейчас они вернутся, — подумал полковник, — и добьют нас». Со стороны дороги послышался низкий шум танковых моторов — но еще до того, как Селезнев их увидел, он понял: свои. Мокрые от дождя, сверкающие на солнце, с востока двигалась колонна темно-зеленых ИСов.

Полковник, волоча по грязи ноги, пошел им навстречу.

Крутов очнулся поздним вечером в больничной палате. На соседних постелях спали два раненых, незнакомых ему. Лейтенант сел, прислонился спиной к стене: голова немного кружилась, он чувствовал, что ее стягивают бинты, но боли не было, только в ушах слегка шумело. Откинул одеяло, осмотрел себя — синяки, ссадины, царапины: ничего серьезного.

Крутов, перехватываясь за спинки кроватей, побрел к выходу, открыл дверь. В тускло освещенном коридоре две медсестры обсуждали больничные дела. «Ну-ка, назад, в постель… — начала было одна из них, увидев лейтенанта, но тут Крутов заметил Сашку: тот стоял, глядя в окно с таким вниманием, словно бы там разыгрывали цирковое представление.

— Саша, — прохрипел Крутов, отмахиваясь от медсестры, — ты как?

Тот обернулся, его лицо расплылось в улыбке.

— Жив, как видишь, — сказал он, подойдя к лейтенанту. — А тебя контузило, серьезно, между прочим, так что ты бы послушал сестричку!

Они разговаривали долго, никто не мешал им. Лейтенант узнал все — и то, как он героически завалил «Маус» гранатой (повезло тебе, командир, граната твоя угодила прямиком в снаряд, когда тот заряжали), и про коварство американцев, получивших, впрочем, по заслугам. Узнал лейтенант и про последний, самый тяжелый бой, и про то, как неожиданно он закончился. Сразу после боя на позиции вышла бригада генерала Ренко, а когда небо прояснилось, в небоподнялись бомбардировщики. Больше немцы уже не атаковали.

А то, что из его экипажа больше никто не выжил, лейтенант понял сразу — по тому, как Сашка об этом молчал.

Потом, когда помянули погибших, Крутов спросил:

— Так откуда взялись немцы?

Саша пожал плечами:

— Никто не знает, ходят разные слухи. Американцы божатся, что они здесь не при чем, и всех сдавшихся им в плен сразу разоружают. А в подбитых танках нашли много чего интересного, вот смотри.

Саша достал карту, на которой победившая Германия распростерлась по всей Европе.

— Похоже, у Геббельса съехала крыша, — буркнул Крутов.

— Возможно, — согласился Саша, — но есть и другое объяснение.

— Другое? — возмутился лейтенант, — Ты что, сбрендил?

— Тише, тише, — успокоил его Саша, — пойдем, я тебе кое-что покажу.

Придерживая под руку командира, он вывел его в коридор, подвел к окну.

— Вот, смотри.

— На что?

— На небо.

— Это что еще за шуточки… — начал было лейтенант, но осекся. «Ядрена матрена», — пробормотал он растерянно.

На небосклоне сияли две луны, и одна из них была гораздо больше той, которую Крутов привык видеть с детства. И звезды светили ярче, словно бы небо промыли чистой водой.

— И давно это? — растерянно проговорил лейтенант.

— Постоянно, сам любуюсь уже третий день, — ответил Саша, — так что, командир, придется еще повоевать под двумя лунами.