Плацдарм

Глава 19. ПО ОБЕ СТОРОНЫ БАРЬЕРА

Генерал-фельдмаршал Хайнц Гудериан, получив указания из Берлина, мысленно поморщился: он привык планировать операцию, когда ее цель и задачи полностью известны. Сейчас же от него требовалось работать втемную: верховное командование сухопутных войск, ничего не объяснив, потребовало привести в полную боевую готовность все войска, дислоцированные в инспекторате Москва, для проведения широкомасштабной военной операции.

Гудериан, получив этот приказ, пребывал в полном недоумении: что за операцию замыслили в командовании? Разговор с Берлином ничего не прояснил. Единственное, что Хайнцу удалось узнать от друзей в генеральном штабе — возможно, эта активность связана с недавними боевыми действиями в Тюрингии, о которых ходило множество слухов. Для Гудериана, любившего определенность, какой бы она ни была, это сведения мало что значили, поскольку одну загадку замещали другой.

Но, так или иначе, приказ следовало выполнять.

Генерал-фельдмаршал подошел к карте инспектората, занимавшей почти всю стену его просторного кабинета. Он вспомнил, как фюрер вначале планировал затопить Москву, стереть столицу мирового большевизма с лица земли. Однако здравый смысл все же взял верх — в этом городе сходились все дороги, пересекавшие необъятные просторы от полярного круга на севере до субтропических широт на юге, что имело колоссальное стратегическое значение. В конце концов, после бурных обсуждений в имперской канцелярии, фюрера удалось убедить, что первоначальный план нужно если не отменить, то, по крайней мере повременить с его воплощением.

На карте были обозначены пункты дислокации основных боевых частей инспектората — в основном пехотных соединений, с переменным успехом занимавшихся борьбой с партизанами. Хайнц вспомнил, как в прошлой осенью под Можайском был почти полностью уничтожен батальон резервистов, отправленных из Германии в далекую и холодную Россию. Партизаны устроили засаду на шоссе, подорвали первый и последний грузовики, и хладнокровно расстреливали пехотинцев, пока те вываливались из машины в октябрьскую грязь. Вся бойня продолжалась не больше пяти минут. Потом партизаны исчезли в лесу — не менее густом, чем тропические джунгли где-нибудь в дельте Амазонки. Карательная экспедиция, проведенная по приказу Берлина, мало что дала: местные в лесах чувствовали себя как дома, немцы же легко терялись и попадали под вражеский огонь. Гудериан потихоньку ее свернул, отрапортовав об успешном завершении.

В дверь постучали, и в кабинет вошел помощник генерал-фельдмаршала. Отдав нацистское приветствие, офицер положил перед Гудерианом только что расшифрованную телеграмму. Прочитав ее, Хайнц не смог удержаться от ругательства.

— Они что, с ума там все сошли? Требуют подготовить районы для дислокации дивизий «Дас рейх» и «Мертвая голова»! Они что, собрались воевать новейшими танками с местными партизанами? Или двинут их дальше, чтобы погубить в уральских горах?

— Не могу знать, мой генерал, — осторожно ответил офицер. Больше всего он хотел сейчас убраться из кабинета: гнев Хайнц для окружающих был грозен так же, как и его танковые клинья для врага.

— Черт знает что! — проговорил Гудериан. Он был зол, потому что не мог относиться равнодушно ко всему, что касается танковых войск — в отличие от верховного главнокомандования, где готовы бездумно исполнять любые приказы, исходящие из рейхсканцелярии.

Генералу-фельдмаршалу вспомнился обросший легендами ультиматум, который он предъявил фюреру в июле сорок первого. От него потребовали повернуть танковые части группы армий «Центр» на юг, чтобы разгромить войска советского юго-западного военного округа: план по молниеносному захвату Киева провалился, и южному флангу требовалась помощь. Гудериан категорически отказался менять первоначальный план кампании. Гитлер пригрозил трибуналом. Хайнц ответил: «Я готов». На минуту в рейхсканцелярии воцарилась тишина, а затем фюрер, резко развернувшись, покинул совещание, не сказав больше ни слова.

Гудериан продолжил наступление, увенчавшееся успехом к сентябрю. Да, фланговый удар советских войск с юга в тыл группы армий «Центр» чуть не привел к катастрофе в середине ноября, но ведь не привел! А с Киевом пришлось возиться аж до января сорок второго.

Фюрер так и не простил Гудериану того совещания, и в апреле сорок второго назначил строптивого генерал-фельдмаршала губернатором инспектората Москва. Все прекрасно понимали, что это почетная ссылка. Гудериан не жаловался — он считал, что был прав, а за правоту часто приходится расплачиваться карьерой. Что ж, во всем есть свои плюсы — он мог действовать, не боясь за свое положение: нынешняя должность отнюдь не была пределом мечтаний.

Генерал-фельдмаршал, подойдя к телефону, поднял трубку. На это раз он был полон решимости выяснить, зачем в глубоком тылу понадобились элитные танковые дивизии.

Последние два дня профессор Громов чувствовал, что не поспевает за событиями. Во-первых, ему срочно приказали вернуться из Москвы в Германию, в КБ-45. Почему — непонятно. Громов считал, что работа, которая сейчас начинается в Монино, как минимум, не менее важна, чем то, что они делали в лаборатории в Тюрингии. Однако приказ есть приказ. Во-вторых, как только профессор вернулся в лабораторию и провел заседание ученого совета, ему позвонили из Москвы и предупредили о скором визите генерала Синицына, возглавлявшего всю работу по проекту «Коридор».

К зданию бывшей гимназии, где располагалось немецкое отделение КБ-45, генерал Синицын приехал сразу из аэродрома, и поэтому вид у него был утомленный. Сдержанно поздоровавшись с Громовым, он осведомился, где они могут поговорить с глазу на глаз. Профессор предложил для этого свой кабинет. Пригласив генерала войти, Громов попросил секретаршу приготовить чаю.

— У меня мало времени, — без обиняков начала генерал. — То, что я вам сейчас сообщу, никто не должен знать, ни один из ваших людей. Даже этот, как его… — Синицын недовольно поморщился, — ну, ваш помощник.

— Александр Быстров, — подсказал профессор.

— Да-да, верно. Извините, долгий перелет, в самолете плохо спал.

— Я вас понимаю, — вставил Громов, — тоже не могу спать в самолете.

Синицын положил папку на стол и начал просматривать бумаги, словно решая, что именно можно показать Громову. Вошла секретарша с двумя стаканами чая. Генерал с видимым удовольствием отхлебнул, не отрываясь от папки. Наконец, отобрав несколько листов, он протянул их

— Взгляните, Александр Николаевич.

Это была краткая, на полстраницы, записка об испытании в США взрывного устройства сверхбольшой мощности. Быстро просмотрев, профессор вернул ее генералу.

— Что думаете? Не напутала наша разведка?

— Если заявленная мощность верна, то я вижу лишь один вариант — американцы осуществили цепную реакцию деления тяжелых ядер. Скорее всего, урана.

Генерал остро взглянул на профессора.

— Наши говорят то же самое. Вы понимаете значение этого события?

Громов ответил после короткой паузы.

— Американцы получили мощное оружие, это факт. Но многое зависит от того, смогут ли они наладить серийное производство этих устройств и сделать их более компактными.

Синицын удовлетворенно кивнул. Анализ профессора был краток и точен. Отчет на двадцать страниц, подготовленный управлением специальных институтов НКВД, по сути, утверждал то же самое — только более многословно.

— Знаете, зачем я вам это показал? — спросил он.

— Хотите перевести меня на другую тему? — предположил Громов.

Генерал хмыкнул.

— Была такая идея. Не сомневайтесь, у нас тоже занимаются цепными реакциями. И ученые, и разведка… Но нет, вы остаетесь работать в КБ-45. Дело в другом.

Профессор, с вниманием глядя на генерала, ждал продолжения.

— Вы сказали, что многое зависит от того, смогут ли американцы уменьшить размеры устройства.

Громов кивнул.

— Они утверждают, что уже сделали это.

— Утверждают? — не понял Громов. — они что, сообщили нам о своих успехах?

Генерал хмыкнул.

— Странно, да? Более того, мы получили от них предложение, которое касается непосредственно вас. Имя доктора Стоуна вам хорошо знакомо, на так ли?

Профессор подтвердил.

— Американцы хотят, чтобы вы присоединились к его команде.

Громов удивленно уставился на генерала, не зная, чему удивляться больше: такому неожиданному предложению или тому, что советская сторона его рассматривает.

— Зачем? — спросил он.

— С помощью немца, работавшего со Штирнером, они смогли сделать установку, передающую небольшие предметы через барьер в параллельный мир. Вы ведь в курсе?

— Да.

— Так вот, в американских высших кругах родился гениальный план — взорвать атомную бомбу в центре Берлина, прямо в рейхстаге.

— Немыслимо, — пробормотал пораженный Громов. Не обращая внимания на эту реплику, генерал продолжил:

— Не знаю как, но они могут получать информацию о предстоящих мероприятиях с участием высшего руководства рейха. Двадцать восьмого июня в рейхстаге будет торжественное заседание, посвященное второй годовщине операции «Морской лев». Там будет все руководство Германии — фюрер, рейхсфюрер, высшие партийные, военные и правительственные чины. Если удастся взорвать бомбу, Германия окажется обезглавлена.

— И погибнут десятки тысяч гражданских, — тихо добавил Громов.

Лицо генерала посуровело.

— Да, десятки тысяч погибнут. Но эта операция может спасти миллионы. Такая вот арифметика войны.

Профессор, недолго помолчав, спросил:

— А что им нужно от меня?

— Увеличить диаметр прохода в параллельный мир. Пока он невелик, пара десятков дюймов, не больше. Урановую бомбу через такой коридор не просунешь.

— Потрясающе, — пробормотал Громов, — неужели они готовы допустить меня в святая святых?

Генерал усмехнулся.

— Не думаю, что вам покажут бомбу, — сказал он, — но о ее размерах вам расскажут.

— Кого еще они хотят привлечь?

— Быстрова. Но я сразу сказал, что это невозможно, операцию со Штирнером мы прекращать не будем.

— Значит, я буду работать у них один.

Генерал кивнул.

— Сейчас американцы заканчивают строительство объекта. Догадываетесь, где?

— На развалинах рейхстага?

— Именно. Для прикрытия придумали легенду, что в его подвалах якобы велись разработки химического оружия, которое немцы собирались применить в последний момент. Вы отправляетесь туда завтра рано утром, за вами пришлют машину. Сегодня решите все оргвопросы по КБ-45.

Генерал поднялся.

— Вопросы есть? — по-военному спросил он.

Есть, и довольно много, подумал Громов, но, они, наверное, не к вам.

Вслух он эту мысль не стал озвучивать.

Громова везли по разрушенному Берлину.

Ближе к центру целых домов почти не осталось. Дороги уже очистили от мусора, по тротуарам шли редкие прохожие, некоторые вели велосипеды или ехали на них — общественный транспорт в городе еще не работал. Отчетливо слышался запах штукатурной пыли, покрывавшей все вокруг, отчего все здания казались на одно лицо. Проехали полевую кухню, от которой вилась длинная очередь, загибавшаяся за угол. На перекрестках военные регулировщики, ловко орудуя флажками, управляли движением.

Проехав по Шайдеманштрассе, свернули к рейхстагу. Над поврежденным куполом понимался красный флаг, еще несколько флагов, поменьше, виднелись из окон на разных этажах. Красный цвет резко контрастировал с темной мрачной фактурой полуразрушенного здания.

Рейхстаг и прилегающая к нему территория были обнесены забором, а возле КПП стоял совместный советско-американский патруль. Громов вдруг понял, почему американцы рассказали о планируемой операции — как бы иначе они смогли получить доступ в здание, находящееся под контролем советских войск?

Проехав КПП, машина остановилась. Громова встретил офицер американских ВВС, взял у него чемодан и повел к одноэтажному деревянному строению, протянувшемуся вдоль ограды и напоминавшему советские бараки, только более светлые и просторные. Офицер отпер дверь с номером «11», отдал Громову ключ и сообщил, что скоро за ним придут.

Оставшись один, Громов осмотрелся. Его комната была такой же, как и в Тюрингии, где они пытались разобраться в физике коридора между мирами. Профессор сделал вывод, что строительство временного жилья у американцев стандартизовано и поставлено на поток. Он едва успел разложить вещи, как снаружи послышались приближающиеся шаги, дверь открылась и на пороге появился улыбающийся Стоун.

— Дорогой профессор, приветствую вас в сердце поверженного доблестными советскими войсками Берлина! — несколько напыщенно заявил американец.

— Джек, рад вас видеть, — ответил Громов, пожимая ему руку, — надеюсь, поработаем вместе.

— Даже не сомневайтесь, — заверил Стоун, — как устроились?

Профессор обвел рукой комнату и улыбнулся:

— Все это мне уже знакомо.

— Вот и прекрасно! Давайте я введу вас в курс дела. Я, кстати, живу совсем рядом, в комнате номер «13».

Громов усмехнулся.

— Несчастливое число?

— Да! Никто не хотел в нее заселяться, пришлось взять самому… Бремя руководителя.

Бараки выстроили напротив главного входа в рейхстаг, метрах в пятидесяти от него, так что далеко идти не пришлось. Громов был здесь впервые после окончания войны. Массивные стены здания, испещренные следами пуль и осколков, производили мрачное впечатление. Но гораздо сильнее профессора поразили надписи, оставленные красноармейцами — казалось, здесь представлена вся страна: имена, фамилии, названия боевых частей, города, из которых начинался тяжелый путь до Берлина. Живая история смотрела на них прямо со стен.

— Впечатляет, да? — сказал Стоун, — думаю, мы все это сохраним при ремонте. — Но купол, боюсь, в аварийном состоянии, придется его разобрать.

Внутри было множество рабочих — выносили мусор, тянули электрические кабели от генераторов, тарахтевших снаружи, из многочисленных комнат доносился стук молотков и визг пил.

— Работа у вас кипит, — заметил Громов.

— Времени мало, — откликнулся Стоун, — мы не можем терять ни одного часа.

Через пока еще темный коридор, на потолке которого уже монтировали освещение, они прошли к залу заседаний. Запах гари полностью еще не выветрился, но сгоревшее в боях убранство зала и рухнувшие обломки конструкций уже убрали. По проекту огромное помещение освещалось дневным светом через почти прозрачный купол. Сейчас под куполом, частично обрушившимся, стало еще светлее. «Во всем есть свои плюсы и минусы», — заметил Стоун по этому поводу.

— А вот и она, полюбуйтесь. — Стоун показал на установку, собранную возле массивных колонн на том месте, где раньше заседал президиум.

Подойдя ближе, профессор почувствовал себя в своей стихии. Компоненты установки были ему знакомы еще по работе в Тюрингии: трансформаторы, соленоиды, линейный ускоритель, источники высоковольтного напряжения. За пультом управления сидели двое инженеров.

— Внимание, обратный отсчет, — объявил один из них.

— Установка уже работает? — спросил Громов.

Тот усмехнулся.

— В этом есть определенная сложность, как легко догадаться. Если мы пробьем коридор прямо здесь, то, боюсь, в параллельном мире это заметят. Так что здесь мы просто проверяем работу всех систем.

— А если запустить ночью, когда в зале заседаний никого нет?

Стоун кивнул.

— Риск все равно остается — дежурные, охранники, мало ли кто там может быть. Но вы правы — хотя бы один раз мы должны это сделать, чтобы проверить работу установки.

Громов повернулся и в упор посмотрел на Стоуна.

— Так у вас есть работающая установка, или нет?

Тот усмехнулся.

— Есть. В тихом месте, где можно протыкать пространство не боясь, что вас заметят. Там мы отработаем схему. А потом применим ее здесь.

— Тогда почему мы сразу не поехали туда?

— Потому что я хочу вам показать еще кое-что. Идемте.

Они вышли из зала заседаний. Проведя профессора по коридору, Стоун привел его в одну из комнат, примыкавшую к залу, показал темный полукруг на стене.

— Что это? — спросил Громов.

— Это след с той стороны. Мы насчитали их уже не меньше десятка. А один из охранников утверждает, что видел, как в воздухе ненадолго появилось отверстие, за которым был человек. А потом и отверстие, и человек исчезли. Представляете, какие чудеса? — с иронией добавил он.

— Мы глядим на них, а они на нас, — тихо сказал Громов.

— Именно так, — ответил Стоун.

— Вы сказали, не меньше десятка? Но зачем им это?

— Думаю, они не могут поверить, что проиграли войну. Они смотрят на разрушенный рейхстаг в разных местах. Они надеются — может, просто в одной из комнат случился пожар. Может, даже в зале для заседаний — ведь однажды это уже случилось, не так ли? Но, думаю, им придется признать горькую правду.

Громов кивнул.

— А теперь поедем в Большой Тиргартен, — сказал Стоун.

— В парк? — уточнил профессор. — Зачем?

— Потому что именно там у нас работающая установка. Вы все увидите собственными глазами.

Через пять минут они уже были в машине.