Плацдарм

Глава 40. МИССИЯ В ЧЕЛЯБИНСКЕ

Переход в параллельный мир группе полковника Сазонова устроили на окраине Челябинска, в парке культуры и отдыха недалеко от улицы Труда. Коридор пробили рано утром, чтобы не привлекать внимания. Во внутреннем кармане пиджака у Сазонова лежал конверт с посланием начальнику Штаба партизанского движения. А еще Сазонов держал в голове то, что он должен был передать лично Троцкому — послание от наркома Лаврентия Павловича Берии. Послание это потрясло полковника — буквально несколько дней назад ему приказывали готовить операцию по устранению главы государства параллельного СССР, а теперь все переменилось: речь шла о сотрудничестве с ним. Оставалось только гадать, в чем причина такой перемены. Впрочем, Сазонов не собирался этим заниматься — его задачей было выполнить приказ.

В параллельный мир полковник перешел вместе со старшиной. То, что его перебросят именно туда, Иван начал подозревать с того момента, как его привезли к аэродрому Монино и сообщили, что они летят в Челябинск — прямым рейсом, без промежуточной посадки. В самолете полковник Сазонов объяснил задание — разумеется, без лишних подробностей и упоминании персонального послания товарищу Троцкому. Выслушав полковника, старшина мысленно вздохнул — данное им обещание Зине непременно вернуться, и как можно скорее, выполнить будет непросто. Больше никаких инициатив, пообещал он себе, вспомнив предыдущую операцию по задержанию «охотника», окончившуюся с переменным успехом, ты просто исполняешь то, что тебе приказывают.

Переход в параллельный СССР произошел штатно, без происшествий, и теперь Сазонов со старшиной шли по улице Спартака — главной магистрали города, протянувшейся от Танкограда через площадь Ленина, где разместились органы власти, эвакуированные из Москвы, до парка культуры и отдыха. Несмотря на ранний час, на улице было довольно многолюдно — на «Танкограде» утренняя смена сменяла ночную. Рабочие в основном шли молча, погруженные в свои заботы. Город выглядел по-военному сурово: заклеенные крест-накрест бумажными лентами окна, мешки с песком на первых этажах, в небе виднелся аэростат воздушного заграждения. Изредка попадались противотанковые ежи — их установили еще два года назад, когда была опасность прорыва вермахта к уральскому рубежу, — да так и не убрали полностью. Попадались плакаты: «Все для фронта, все для победы», на котором на фоне силуэта тридцатьчетвёрки пожилой рабочий с бородой крепко пожимал руку молодому бойцу в полушубке. Вождь СССР также довольно часто попадался на плакатах: характерный силуэт с очками и бородкой, в шинели красноармейца, а под ним лозунг: «Троцкий ведет нас к победе!» Старшина, уже немало времени проведший в параллельном мире, до сих пор не мог к этому привыкнуть. Он покосился на Сазонова, шедшего рядом: полковник сохранял непроницаемое выражение лица, и, казалось, вовсе не замечал плакаты.

Так оно и было: Сазонов прикидывал, как выполнить вторую часть задания — одновременно и неформальную, и самую важную. Официально отношения между двумя советскими государствами до сих пор не были установлены, однако эпизодические контакты уже имели место, главным образом через партизан в Московской области, сражающихся с немцами вместе с Красной Армией. Сазонову сообщили, что его будут ждать. Встречу договорились провести рано утром, чтобы не привлекать внимания.

Главный штаб партизанского движения располагался на улице Цвиллинга — там, где она выходила на площадь Ленина. Поднявшись на крыльцо, Сазонов потянул на себя дверь, поддавшуюся с трудом. В просторном холле было темно и пустынно. Вахтер, сидевший за столом, с профессиональным подозрением уставился на вошедших.

— Нам назначено, — лаконично сказал Сазонов, протягивая удостоверение. Вахтер пристально его рассмотрел, сверив фотографию с оригиналом, затем взялся за трубку телефона. Назвав фамилию и звание Сазонова, выслушал ответ. Положив трубку, кивнул:

— Проходите. Третий этаж, затем направо. Кабинет 301.

Третий этаж встретил их длинным коридором, который заканчивался дверью с большой — чтобы было видно с лестницы — табличкой «301» на массивной двери. На стенах коридора висели плакаты, прославляющие партизан и их борьбу с фашистами, перемежающиеся фотографиями взорванных мостов, сгоревших грузовиков и подбитой бронетехники со свастикой. Перед тем, как открыть дверь, Сазонов постучал.

— Входите! — громкий, уверенный в себе мужской голос.

Председатель штаба Валерий Громов обладал цепким взглядом, говорил мало, но веско, взвешивая каждое слово. В ходе беседы его лицо оставалось столь же непроницаемым, как и у полковника Сазонова. Распечатав пакет, переданный полковником, председатель внимательно прочитал послание и отложил в сторону.

— Я слышал, у Красной Армии есть успехи, — сказал Громов.

Сазонов кивнул.

— Это верно.

— Но вам нужна помощь партизан.

Полковник мысленно поморщился. По идее он должен был доставить послание и выслушать ответ — так формулировалось задание. Но Судоплатов предупредил — скорее всего, Председатель сразу ответ не даст, а постарается в разговоре получить дополнительную информацию. «Надо быть осторожным, — предупредил Судоплатов. — с одной стороны, не сказать лишнего, а с другой — не дать ему соскочить с крючка. По-хорошему, тут нужен профессиональный дипломат, но такой возможности у нас сейчас нет. Так что придется тебе выкручиваться самому».

— У нас общая задача, — сказал Сазонов, — освобождение Москвы. Мы должны действовать вместе, чтобы добиться успеха.

Громов пристально посмотрел на полковника.

— Согласен. Но вот какое дело… — он повернулся к сейфу, стоящему рядом, открыл его и достал папку, — у меня есть сообщения от наших товарищей из Подмосковья. На освобожденных территориях ваши люди занимаются пропагандой. Они очерняют наш строй и лично товарища Троцкого. Тех же, кто пытается говорить правду, преследуют. Дошло до того, что партизан заставляют снимать медали с изображением товарища Троцкого. Как это понимать?

— Наши товарищи могут перегибать палку, — признал Сазонов, — такое бывает. Но я военный и не отвечаю за политику.

— А ваш спутник? — Громов кинул на Ивана. — Я слышал, он как раз отвечает за политику.

Да, обмен информации с низовым звеном у них поставлен прекрасно, подумал Сазонов.

— Я участвую в подготовке докладов об истории нашей страны, — осторожно ответил старшина. — Мы рассказываем об индустриализации, становлении колхозного строя, о трудностях, которыми это сопровождалось…

— И о тридцать седьмом годе тоже рассказываете? — спросил Громов. — О борьбе с… — он заглянул в папку, — «…с право-троцкистским блоком, организовавшим заговорщицкие группы, ставившие целью шпионаж в пользу капиталистических держав, вредительство, диверсии, террор против советских людей и органов власти, ослабление оборонной мощи СССР и, в конечном итоге, расчленение Советского Союза и реставрацию капитализма».

— Мы не акцентируем на этом внимание, — дипломатично сказал старшина. — думаю, дискуссию о путях развития социализма надо отложить до тех пор, пока мы не освободим нашу землю от врага.

Громов усмехнулся.

— Нашу землю, говорите… я бы с вами согласился, но вы уже ведете политическую борьбу, не дожидаясь освобождения.

Сазонов, тяжело вздохнув, сказал:

— Товарищ Громов, я не дипломат, поэтому скажу вам прямо. Красная Армия освободит Москву в любом случае — с помощью партизан, или без. Но если вы откажетесь нам помогать, город придется брать в лоб, штурмом. А это значит — большие разрушения и жертвы среди мирного населения.

Громов молча слушал его.

— И есть еще момент. Отказ партизан от совместной борьбы льет воду на мельницу тех, кто придерживается жесткой линии в борьбе с троцкизмом. Представьте себе, какой аргумент они получат. Тридцать седьмой год повторится — снова будут процессы — сначала у нас, а потом и на освобожденных территориях. Понимаете, насколько высоки ставки?

В кабинете повисла тишина. Громов молчал не меньше минуты. Затем поднялся и сказал:

— Я не могу принять такое решение самостоятельно. Прошу вас подождать в приемной, — он указал на дверь.

После часа ожидания пришел офицер и потребовал удостоверения на проверку. После недолгого колебания Сазонов отдал и приказал сделать то же старшине. Еще через полчаса в приемную вошел полковник в сопровождении двоих сотрудников личной охраны Троцкого, и предложил последовать за ним. Выбора не было. Они вышли из здания, пересекли площадь, обошли фасад дома Облисполкома, в котором после эвакуации проживали руководители Советского Союза, и зашли в него через черный вход. Сазонова и старшину тщательно обыскали. Затем в сопровождении охраны они поднялись на второй этаж — к квартире Троцкого. Поняв, куда их привели, Сазонов объявил, что он должен поговорить с Председателем партии с глазу на глаз. Начальник охраны категорически отверг эти требования. Препирательства продолжились довольно долго, пока дверь из прихожей в квартиру не открылась, и на ее пороге не появился сам Троцкий. Узнав, в чем дело, он немедленно распорядился пропустить Сазонова. Начальник охраны начал было возражать, но смолк под взглядом Председателя партии.

— Зачем вы хотели меня видеть, да еще наедине? — спросил Троцкий.

— У меня есть послание, устное. Персонально вам.

— Устное, — повторил Троцкий и усмехнулся. — Почему устное?

— Я не знаю, — признался полковник.

— Ну же, это так просто, подумайте. Оно устное, потому что тот, кто его передал, боится.

Сазонов промолчал.

— От кого послание?

— От наркома внутренних дел, Лаврентия Павловича Берии.

— Берия… — Троцкий как будто вспоминал, кто это. — Ах да, был такой. Надо же, стал у вас наркомом внутренних дел…. знаете, полковник, — Троцкий как будто повеселел, — вся эта история с параллельными мирами довольно забавна. Такое впечатление, что важнейшие должности в государстве могут занимать совершенно случайные люди. А если так, то, может, и первые должности могут занимать случайные люди? Что думаете, а?

— Думаю, я должен выполнить задание, — сказал полковник, сохраняя непроницаемое выражение лица.

— Да, послание… — Троцкий посерьезнел, — пожалуйста, я готов выслушать.

Сазонов слово в слово пересказал сказанное Берией перед началом операции. Судоплатов привез полковника в особняк наркома в Сокольниках, и там, во время прогулки в саду, Берия и передал то, что предназначалось только для одних ушей. Если вас арестуют люди Абакумова, сказал нарком напоследок, расскажете им, что я вас вызвал для обсуждения деталей операции по связи с Центральным штабом партизанского движения. Скажете, что я выражал сомнения, можно ли доверять соратникам Троцкого. Если вас арестуют, повторил он, держитесь этой версии любой ценой. Это единственный шанс выжить, прежде всего вам.

— Когда вам нужен ответ? — глухо спросил Троцкий. Повернувшись спиной к Сазонову, он смотрел в окно, из которого открывался вид на площадь Ленина — место, где его с неизменным восторгом встречали митингующие.

— В течение двух дней, — ответил Сазонов. — Вы должны выступить с речью или сделать публичное заявление.

— Можете идти, — не оборачиваясь, резко ответил Троцкий, — вас проводят.

Полковник вышел. Троцкий, оставшись один, прошелся по комнате взад-вперед: так легче думалось. В послании ему предлагалось признать старшинство Сталина в обмен на личную неприкосновенность и определенную независимость во внутренней политике. На первое Троцкому, прошедшему гражданскую войну и не раз рисковавшему жизнью, было наплевать, но вот второе… это заслуживало внимания. Но кто предлагал? Нарком Берия… Есть ли у него влияние на Сталина? Председатель партии ни на миг не сомневался, что самые важные решения Коба будет принимать лично. Послушает ли он этого Берию? То, что послание устное, означало одно — в сталинском СССР на самом верху идет борьба, и, вероятно, как раз сейчас решается, какая именно политика будет проводиться в отношении СССР из параллельного мира…

Троцкий подошел к столу и снял трубку.

— Соедините меня со Свердловым, — распорядился он, — да, немедленно… Яков Михайлович, зайдите ко мне. Дело срочное… Нет, это не телефонный разговор.

Свердлов, возглавлявший ГПУ, появился в квартире Троцкого через десять минут.

— Мне нужна вся информация о товарище Берии Лаврентии Павловиче, — сказал он.

— Этот тот, кто сидит в Грузии? — удивился Свердлов. — Сейчас подниму дело…

— О другом Берии, из параллельного мира, — уточнил Троцкий. — Там он возглавляет народный комиссариат внутренних дел. Меня интересует, насколько н влиятельный человек и какие у него отношения со Сталиным. Срок — тридцать шесть часов, начиная с этого момента.

Свердлов посерьезнел.

— Я займусь этим немедленно.

— Спасибо, Яков Михайлович.

Старшина не спрашивал, о чем Сазонов говорил с Троцким, потому что доверял полковнику. Если тот не уведомил его об этой части задания — что ж, значит, таков приказ.

Охрана Председателя партии проводила визитеров до выхода из дома Облисполкома. От дальнейшего сопровождения Сазонов отказался.

До коридора домой они добрались без приключений. Старшина уже решил было, что задание они выполнили, и сейчас его отпустят на прежнее место службы, к Зине, но не тут-то было. На выходе из коридора их ждал Рафаэль Саркисов, глава личной охраны Берии, с сопровождением. Их тут же усадили по разным машинам с зашторенными окнами, и отвезли в хорошо охраняемый ведомственный санаторий под Москвой. Там в течение суток их допрашивали порознь обо всем, что произошло в Челябинске. Тогда-то старшина и понял, зачем он был нужен в операции — выполнял роль независимого свидетеля. Но скрывать ему было нечего, как и полковнику, так что спустя сутки их оставили в покое. Поместили их в комфортабельных одноместных номерах, еду приносили официантки из столовой. На вопрос, сколько тут сидеть, ответа не было. Поразмыслив, старшина догадался, в чем дело — нарком ждет реакции Троцкого. Если она окажется отрицательной, то нужны ли будут Берии свидетели неудачной попытки договориться со смертельным врагом Вождя? Скорее всего, нет. Старшина не сомневался, что ради собственной безопасности нарком без колебаний пожертвует их жизнями. Так что оставалось уповать на то, что их миссия в Челябинске оказалась успешной.

Ждать пришлось недолго. К исходу вторых суток в номер старшины без стука зашел офицер, осмотрел комнату и вышел, распорядившись оставить дверь открытой. Спустя пару минут появился Саркисов. Он объявил старшине, что, во-первых, он не имеет права никому рассказывать о встрече с Троцким. Все, что там происходило, ограничивалось установлением контактов со Штабом партизанского движения. Старшина заверил, что так оно и было. После этого Саркисов объявил, что его командировка окончена и он вновь поступает в распоряжение специального отдела МИД. Обратно они ехали так же — в машинах с зашторенными окнами. Впрочем, Иван не интересовался пейзажами за окном — он радовался возвращению к Зине.

В поселок он добрался только к вечеру — очередь на подъезде к коридору между мирами растянулась на километр: на ту сторону перебрасывали войска и технику. Зина обняла Ивана и долго не отпускала, сначала не верила, что все кончилось так быстро и переспрашивала с тревогой — не придут ли за ним опять? Старшина уверял, что не придут. Наконец, когда первая радость от встречи улеглась, Зина показала ему газету «Правда», только что доставленную из Челябинска: утром ее нужно было распространить среди жителей поселка. Всю первую полосу занимала статья Троцкого, озаглавленная: «Сталин — творец Победы», в которой Председатель партии отдавал должное своему непримиримому сопернику и признавал учение Ленина-Сталина идеологической основой построения социализма в отдельно взятой стране.

— Никто не ожил такого, — удивлялась Зина, — даже думали, что это ошибка или провокация. Ребята запросили подтверждение, и там сказали, что все верно — статья подлинная, в Челябинске распространяют такой же номер. Представляешь, какой поворот? Все гадают, в чем причина.

— Понятия не имею, — ответил Иван, — ты же знаешь, в политике я не силен. Помочь тебе с плакатами — этой мой максимум.

Зина весело посмотрела на него.

— Это хорошо, — сказала она, — завтра мне будет нужен весь твой максимум!