Плацдарм

Глава 81.СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА

В бой за Щедрино Модель сразу бросил все силы, желая быстро достичь решающего успеха. Как и день назад, атака началась с бомбардировки советских позиций. «Юнкерсы» один за другим заходили на цель, сбрасывая бомбы с минимальной высоты. В этот раз противовоздушная оборона молчала — Говоров распорядился использовать зенитные орудия калибра 85 мм как противотанковые, и не хотел до начала наземной атаки раскрывать их положение.

Основной удар предсказуемо приняло на себя Щедрино. Накануне Говоров вместе с партизанами организовали эвакуацию села. Людей разместили в соседних деревнях. Но многие не захотели уходить, особенно старики, решив умереть в своем доме, раз уж придется. Судьба этих людей легла на сердца военных тяжелым камнем, но сил для защиты села у генерала не было — Модель имел подавляющее превосходство в танках, особенно после того, как ему удалось доставить в Ярославль роту «Маусов», хотя и с потерями — после подрыва эшелона три гигантских машины лежали на железнодорожной насыпи недалеко от города. Впрочем, далеко или нет, значения не имело — никакой возможности доставить перевернувшиеся машины на поле боя не было. Но пять остальных «Маусов» благополучно достигли города, и, пройдя по его улицам, были готовы сражаться.

Через двадцать минут после начала бомбежки Щедрино загорелось. После двухдневного дождя установилась ясная и ветреная погода. Село, расположенное в поле на пересечении двух дорог, было открыто все ветрам, так что огонь быстро распространялся. Бомбардировщики, израсходовав боезапас, улетели. А пламя продолжало захватывать дом за домом. Сизый дым стелился по земле, постепенно закрывая поле боя.

Модель, наблюдавший за начавшимся сражением с колокольни Петра и Павла, оторвался от бинокля и недовольно поморщился: дым мешал разглядеть, что именно происходи на земле. Да, такой эффект от бомбежки села, в котором полно старых домов из сухих бревен, можно было предвидеть.

— Чертов дым, — проговорил фельдмаршал, — как некстати…

— Русским он тоже мешает, — откликнулся генерал Кребс, начальник штаба, стоявший рядом.

— Скорее помогает, — возразил Модель, — я уверен, Говоров будет действовать из засад, и дымовая завеса облегчит им это.

Кребс не стал спорить — что толку? К тому же, весьма вероятно, что фельдмаршал был прав. В любом случае, скоро это выяснится.

Наблюдательный пункт генерала Говорова находился в одной из небольших рощ, подходивших к Щедрино с юга. Отсюда была видна только часть поля боя, примыкавшая к селу с запада. С этим приходилось мириться — никаких высоток поблизости от Щедрино не было, к тому же «Юнкерсы», полностью господствующие в воздухе, утюжили здесь все подряд.

С юго-востока дул порывистый ветер, и генерал видел, как дым от горящего села постепенно закрывает поле боя. Он перевел взгляд на село — там загорался еще один длинный одноэтажный дом с крышей из сена. В ясную погоду и при таком ветре село сгорит полностью — сомнений в этом не оставалось. А значит, дыма станет еще больше. Если ветер не изменится, видимость на поле боя упадет до нескольких сот метров, или даже сильнее, а сражение превратится в череду локальных боестолкновений.

— Крутов, — генерал подозвал стоявшего неподалеку майора, и кивком указал на поле боя, — ты понимаешь, что сейчас происходит?

После секундной паузы майор ответил:

— Немцы теряют преимущество в стрельбе с дальней дистанции. В таком дыму оптика им не поможет.

Говоров кивнул.

— Именно. Передай своим танкистам, пусть действуют по ситуации, стрельба с ближней дистанции на поражение без приказа.

— Есть, товарищ генерал, — козырнул Крутов. Такой бой ему был по душе. Как и его танкистам.

— Может, остановить атаку? — предложил Кребс, наклонившись к фельдмаршалу. Последние пять минут тот неотрывно смотрел в бинокль, словно его взгляд мог развеять дым, с каждой минутой становившийся плотнее.

— Зачем? — резко ответил тот.

— Подождем, пока дым развеется.

Модель по прежнем смотрел в бинокль.

— Он не развеется, разве ты не видишь, Ганс? Эта чертова деревня горит все сильнее. Когда она догорит, будет уже ночь.

Фельдмаршал, помолчав, продолжил:

— Атаку не отменять, продолжаем по плану. Я верю в мастерство наших танкистов. А вы, Ганс?

Модель оторвался от бинокля и в упор посмотрел на генерала.

— Я ни секунды не сомневаюсь в нашей победе, — на автомате ответил тот. Такие — или похожие — слова ему приходилось говорить уже много раз за время совместной службы с «пожарным фюрера», и всякий раз они оказывались верными. Так должно быть и сейчас, мелькнула у генерала мысль, и так будет.

— Я тоже, — ответил Модель и вернулся к наблюдению.

Лейтенант Отто Ланг, командир «Тигра», казалось, слился с перископическим прибором наблюдения. Да только пользы от него с каждой минутой становилось все меньше. Дым клубами валил с левого фланга, где горело это чертово село. С утра видимость была прекрасной, и Ланг предвкушал знатную охоту на советские танки. Правда, их предупредили о тяжелых ИС2 и ИС3, которые, вполне возможно, сидят в засаде, но такой серьезный противник только раззадорил экипаж лейтенанта — это будет равная схватка, и в ней победит сильнейший!

И вот, на тебе — этот гребаный дым. Ланг чувствовал досаду — как будто договорились играть по одним правилам, а когда вышли на поле, оказалось, что их изменили. Еще пять минут назад Ланг различал горевшую деревню и рощицы с правого фланга километрах в трех — именно там атакующих мог поджидать враг. Теперь видимость уменьшилась до пятисот метров, и рощицы скрылись в сизой дымке. Лейтенант посмотрел по сторонам — если раньше он видел весь боевой порядок атакующей танковой группы, то теперь различал только ближайшие машины справа и слева. Ланг ощутил возрастающую тревогу — фронтальный удар в таких условиях мог привести к большим потерям. Шум двигателей фактически демаскировал немецкие машины, и если раньше, в условиях идеальной видимости, немцы могли навязать бой с дальней дистанции, то теперь ситуация перевернулась — возможность первого выстрела перешла к советским танкистам. Мы идем слепую прямо в их засаду, мелькнула у Ланга мысль, и тут же, словно в ответ на его беспокойство, ожила рация.

— Останавливаем движение, — это был майор Крамер, командир роты «Тигров». — Ждите приказа. Подтвердите прием.

В рации послышались голоса, подтверждающие получение приказа. «Тигр» Ланга, качнувшись вперед, встал. Наступила непривычная на поле боя тишина.

Модель опустил бинокль — все равно в таком дыму ничего не разобрать. Танков практически не было видно — за исключением «Маусов», чьи едва различимые гигантские силуэты медленно ползли по полю.

Фельдмаршал подошел к рации и передал приказ командирам рот остановить движение. Затем повернулся к Кребсу и сказал:

— Нам нужна новая тактика в условиях ограниченной видимости.

Минуты текли одна за другой, а новых приказов не поступало. Ланг время от времени поглядывал в перископический прибор в надежде, что дым рассеется. Тщетно, казалось, он становился только гуще. Дым уже проник и внутрь танка, дышать стало тяжелее, в горле запершило. Прошло полчаса, потом час. Ланг стал подозревать, что атаку отменят, как рация снова ожила. Это был майор Крамер.

— Так, парни, слушаем все внимательно. Вот как мы будем действовать…

Слушая командира, Ланг понемногу воспрял духом. Надо признать, в новой тактике имелся смысл. В условиях ограниченной видимости танки объединялись в тройки, чтобы поддержать друг друга огнем в случае внезапной атаки из засады. Цель оставалась прежняя — занять Щедрино, вернее, пока что окраины села, так как в нем все еще бушевало пламя. И когда оно погаснет и развеется дым, русские увидят, что село в руках вермахта.

Вот так вот. Дым может работать не только против, но и за.

Генерал Говоров опустил бинокль. Ситуация несколько осложнилась. Когда видимость было около полукилометра или немного меньше, это давало преимущество советским танкам, сидящим в засаде — они могли открыть огонь с удобной для них дистанции. Но когда видимость снизилась еще, преимущество получили уже немцы — под прикрытием дымовой завесы они могли беспрепятственно добраться до окраин Щедрино и занять выгодные позиции. Какой смысл засады, если ты не видишь противника?

Оставалось уповать на инициативу командиров. Говоров не сомневался — майор Крутов верно оценит ситуацию и донесет до своих подчиненных, что именно надо делать. Ну, а дальше все решит индивидуальное мастерство. И качество оружия, разумеется.

Танк лейтенанта Ланга медленно продвигался вперед.

Видимость оставалась стабильно низкой — около трехсот метров. Танки теперь позли группами по трое. «Тигр» Ланга двигался на фланге, примерно на пятьдесят метров правее «Королевского тигра» командира взвода. Если их курс верен, они постепенно приближаются к южной окраине Щедрино — именно там им нужно было занять позиции, согласно первоначальному плану.

Вот только вопрос — верен ли курс?

Преимуществом немецких танков с самого начала войны была их полная радиофикация, что позволяло командирам оперативно связываться друг с другом. Сейчас, в условиях плохой видимости, радиоэфир оказался заполнен переговорами танкистов, пытающихся по смутным ориентирам понять, куда именно они движутся. Это было непросто. Скорость снизили до минимума — пять километров в час, то и дело приходилось останавливаться.

Ланг не отрываясь всматривался в перископ, особое внимание уделяя виду справа, поскольку зоной его ответственности был именно правый фланг. Лейтенант заметил, как на границе видимости появилось и начало постепенно расти темное пятно — это была одна из рощ, где могли скрывать советские танки.

— Опасность справа, — доложил Ланг, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.

— Понял, — откликнулся командир группы, — будь начеку, лейтенант.

— Есть, — буркнул тот. Будь начеку — тоже мне, указание, как будто я сам не знаю…

Темная полоса перестала расти вверх и медленно тянулась метрах в трехстах от немецкой танковой группы. Сколько Ланг не всматривался, он не мог ничего разглядеть сквозь дымный туман. Если русские хотят атаковать, сейчас самое время, мелькнула мысль. Не успел он об этом подумать, как в темной полосе среди клубящегося тумана обозначилось движение — появился низкий приземистый профиль с выдающимся, словно таран, клином внизу — ИС3, или, как его прозвали в панцерваффе за характерный профиль — «черепаха».

Ланг тут же выдал команду заряжающему — ее услышали и через рацию, так вся группа тут же поняла, где противник. Но преимущество первого выстрела было за атакующим — и он им воспользовался. 122-миллиметровый снаряд танка ИС3 со страшным грохотом ударил по башне «Тигра». Если я слышу этот грохот, я еще жив, мелькнула у Ланга мысль. Немцам повезло — снаряд ударил немного выше и отскочил от брони. Лейтенант прокричал команду заряжающему, не слыша ее — впрочем, Ланг был уверен, что тот знает, что делать. Башня поворачивалась навстречу врагу. Еще немного, и советский танк снова выстрелит. Ланг сквозь звон в голове наблюдал за ним, ожидая, когда башня закончит поворот. Он увидел, как под гусеницей взметнулась земля — видимо, командир группы успел выстрелить первым. Теперь очередь была за «черепахой». Казалось, звук выстрела 122 миллиметровой пушки проник даже в башню «Тигра». Ланг внутренне сжался — если снаряд попадает в башню, им конец. Где-то сбоку раздался чудовищный взрыв. Это конец, мелькнула мысль, и тут же — нет, я еще жив, значит — не по нам. Он вновь прильнул к окуляру и увидел страшную картину: снаряд, выпущенный «черепахой», напрочь снес башню «Королевского тигра». Экипаж, без сомнения, погиб — и с ним командир взвода.

— Заряжай! — заорал Ланг. По скорострельности «Тигры» значительно превосходили советские танки, и теперь настало время использовать это преимущество. Пушка уже была наведена на «черепаху», так что оставалось только зарядить и выстрелить. Казалось, советский монстр покорно ждет, когда его подстрелят, но Ланг знал — в это самое время враг готовит новый выстрел.

«Тигр» выстрелил; снаряд попал в наклонную броню «черепахи» и отскочил от нее. Ланг чертыхнулся.

— Заряжай! — снова заорал он, не отрываясь от окуляра. И увидел, как выстрел второго «Тигра» из группы пробил, наконец, броню советского танка в стыке между корпусом и башней. Из отверстия лениво повалил сизый дым.

— Есть!

Теперь добиваем, мелькнула мысль. Он переключился на пулемет, ожидая, что из люков полезет экипаж — но не тут-то было. В этом напрасном ожидании лейтенант потерял несколько секунд.

— Черт, — сквозь зубы произнес он, — значит, вот вы как! Ну, получайте еще, если этого мало!

Лейтенант опоздал буквально на долю секунды: «черепаха» успела-таки послать снаряд еще раз. На этот раз и выстрел Ланга поразил цель, еще раз пробив советский танк. Из пробоины показалось пламя и повалил черный дым. Танк горел. Из люков никто не показывался — по всей видимости, экипаж погиб.

Ланг вызвал по рации второй «Тигр», но он не отвечал. Развернув перископ, он тут же понял, в чем дело: последним выстрелом «черепаха» пробила башню вражеской машины. Экипаж как раз покидал горящую машину; серые фигурки едва успели соскользнуть с брони на землю, ка раздался взрыв — сдетонировал боезапас.

Ланг оторвался от окуляра и вытер пот с лица. В голове все еще звенело. На такой близкой дистанции ему еще не приходилось биться. Лейтенант понимал, что выжил в бою по чистой случайности, и его мастерство, которым он так гордился, здесь ни при чем.

— Как там, герр лейтенант? — спросил заряжающий.

— Подбили, — хрипло ответил он и прочистил горло. Захотелось пить, он глотнул их фляги. За «черепаху» пришлось отдать два «Тигра», причем один из них королевский… так себе счет, подытожил он.

Ланг доложил о результатах боя командиру роты и получил приказ двигаться к центру, для соединения с другой танковой группы, тоже понесшей потери в этом адском бою. Судя по всему, конец сражения был еще не близок…

Модель спустился с колокольни собора Петра и Павла — все равно сквозь дым ничего нельзя было увидеть, — и в сопровождении старших офицеров направился в штаб: оттуда было удобнее связываться по рации с командирами воюющих подразделений. Сквозь хаос донесений понемногу вырисовывалась картина сражения — немецкие подразделения продвигались к Щедрино, но несли серьезные потери от зениток, используемых в качестве противотанковых орудий, и тяжелых танков, атакующих из засад. Однако ни один «Маус» еще не был подбит, и потери русских, судя по рапортам танкистов, также были велики.

Фельдмаршал, размышляя, подошел к карте. Да, это дурацкий пожар серьезно осложнил дело, но инициатива все еще за нами, напомнил он себе. Мы можем позволить себе потерять двадцать танков, потому что столько еще останется в строю, а вот если Говоров потеряет такое же количество, то останется вообще без брони.

И все же… все же сражение затянулось, и нельзя считать, что победа в кармане. Особенно когда из-за ограниченной видимости «Тигры» и «Маусы» не могут использовать в полной мере преимущества своей великолепной оптики. Пожар, охвативший село, закончится только к вечеру, а дым развеется еще позже, когда стемнеет. Похоже, исход сражения станет ясен лишь к рассвету.

А что можно сделать сейчас? Ничего, только ждать. Модель, как опытный командир, знал — в сражении всегда наступает момент, когда его судьба переходит из рук штабов в руки солдат и командиров на земле. Именно такой момент и настал.