Плацдарм

Глава 67. ТРУДНЫЕ БУДНИ

Очередь к переговорном пункту начиналась от перекрестка, вилась по всему переулку и заканчивалась у входа в двухэтажный каменный дом — один из многих особняков, выстроенных помещиками в Москве после пожара 1812 года. Теперь в этом особняке размещался узел связи между СССР и Восточным Союзом. После катастрофического схлопывания тоннелей, пробивающих барьеры между мирами, многие семьи остались разделенными, и новость об установлении радиосвязи мгновенно разлетелась по Москве. Для частных сообщений отводили не так уж и много времени, однако люди в очереди надеялись, что сегодня им удастся передать весточку родным — стандартное сообщение по утвержденной форме: фамилия, имя, отчество, год рождения и место проживания, и еще примерно триста знаков, в которые следовало вместить все, что хотелось сказать. Примут ли их на той стороне? Точно этого не знали, но надежда на ответ оставалась, пока есть связь.

Управлял переговорным пунктом лейтенант Алексеев — именно его группа приняла первую радиограмму с той стороны. Половину дня потратили на то, чтобы разобраться, как отправлять сообщения — оказывается, радиопередатчик следовало запускать в связке с генератором плазмы. Следующие сутки Алексеев спал не больше двух часов, раз за разом объясняя командирам расчетов установок «Коридор — 2» и «Коридор — 1», как именно передавать сообщения через барьер. В результате через двадцать четыре часа после приема первого сообщения заработали больше десятка трансбарьерных радиостанций.

Первым делом, разумеется, передали фронтовые сводки. В советском Генеральном штабе с изумлением узнали о наступательной операции, предпринятой генералом Говоровым. Первая оценка была однозначной — плохо продуманная авантюра, ставящая оборону Москвы в Восточном Союзе на грань краха, — однако по мере увеличения информации о замысле командующего группой войск тон комментариев заметно смягчился. Тем более, что нельзя было не признать успехи Говорова — его передовые части уже бились за Кострому, а немцы пока не смогли воспользоваться частичным ослаблением западного участка фронта — да и вряд ли смогут в ближайшие недели, так как не успеют сосредоточить силы для наступления. В свою очередь, войска Тухачевского заметно продвинулись на запад, так что перспектива встречи наступающих с двух сторон армий становилась все более реальной.

Алексеев, передавая сообщения в Восточный Союз и принимая ответные с той стороны, не особо вдумывался в их содержание — за последние двое суток он слишком устал для этого. Где-то между делом к нему подошел офицер в форме НКВД и потребовал подписать бумагу. Лейтенант глянул на нее мельком — это была форма допуска к материалам с грифом «совершенно секретно». Значительную часть бумаги занимало перечисление законодательных кар, готовых обрушиться на голову подписанта за разглашение доверенной ему информации. Николай в сомнениях глянул на офицера.

— Просто формальность, — сказал тот успокаивающим тоном, — все, кто передает правительственные радиограммы, подписывают.

— Хорошо, пусть будет формальность, — пробормотал Алексеев и подмахнул бумагу.

После этого офицер достал из папки радиограмму и отдал ее лейтенанту. Тот взглянул на текст — он оказался зашифрован.

— Передайте лично и немедленно, — распорядился офицер, — это распоряжение Ставки.

По обычаю, сложившемуся после войны, совещание на Ближней даче в Кунцево началось поздно вечером. Берия, Маленков, Хрущев, Вознесенский и Жданов уселись на привычные места за Т-образным столом, председательствовал за которым Сталин. Новичком здесь был генерал Синицын — его пригласили для рассказа о последних событиях вокруг параллельных миров.

Заседание началось с выступления Синицына. Генерал кратко рассказ, как именно удалось установить радиосвязь с Восточным Союзом, какие для этого нужны средства и какие возможности открывает. Жданов, недавно потерпевший поражение в борьбе с Троцким за контроль над партией большевиков Восточного Союза, слушал выступление генерала с особым вниманием.

— Товарищ Синицын, означает ли ваше сообщение, что мы сможем полностью восстановить сообщение с Восточным Союзом? — спросил он, когда генерал закончил.

— Наши специалисты утверждают, что нет, — ответил он. — Радиосвязь возможна из-за особого эффекта, но его нельзя использовать для передачи материальных тел.

Жданов хмыкнул.

— Мне кажется, ваши ученые не очень хорошо разбираются в этом, — сказал он. — Сначала они проспали закрытие тоннелей. Потом этот, как его….

— Андреев, — подсказал Синицын.

— …этот Андреев обещал заново открыть коридоры. Потом выяснилось, что открывать их нельзя ни в коем случае, а то случится мировая катастрофа. Теперь вот оказалось, что можно наладить радиосвязь. Ведь об этом не говорили раньше, верно?

— Верно, — признал генерал.

— Так какие могут быть гарантии на этот раз?

— Стопроцентных гарантий я дать не могу, — признал генерал, — однако сейчас мнение ученых едино, а это большая редкость. Профессора Громов и Андреев, а также академик Сырин — все они уверены, что коридоры между мирами не могут быть восстановлены.

— Товарищ Синицын, — гнул свое Жданов, — что ответили бы ваши профессора и академики полгода назад, если бы у них спросили: существует ли параллельный мир, в котором Советским Союзом управляет Троцкий, и он чуть не проиграл войну немцам?

Еще недавно мало кто осмелился произнести здесь это имя, да еще в таком контексте! Но времена меняются, Троцкий из параллельного мира побывал в этом кабинете лично, и договорился со своим извечным врагом о разделении сфер влияния. Правда, лидер Восточного Союза приобрел нового врага — Жданова, которого оставили за скобками этих договоренностей. И теперь Жданов искал возможность вновь вернуться в игру.

— Я думаю, Андрей Александрович в чем-то прав, — негромко, с расстановкой сказал Сталин. — Хорошо, товарищ Синицын, что ваши ученые на этот раз имеют единое мнение. Но, как мы знаем, истина в науке не устанавливается голосованием.

Все молчали. Сталин поднялся со своего места — он любил ходить, когда размышлял. Ковер в кабинете вождя приглушал и без того мягкие шаги.

— Нам нужен план на случай, если полноценная связь между мирами восстановится. Даже если вероятность такого события мала.

Никто не возражал.

— Есть еще вопросы к товарищ Синицыну?

Вопросов не оказалось. Самый заинтересованный из присутствующих — Жданов, — уже высказался, Берия и так все знал из отчетов о работе КБ 45, а остальные выжидали, куда подует ветер.

— Вы свободны, товарищ генерал, — сказал Сталин, — возвращайтесь к работе.

Дверь за Синицыным закрылась. Сталин, вернувшись за стол, посмотрел на Берию и сказал:

— Лаврентий, раздай товарищам материалы.

Тот открыл лежащую перед ним папку с отчетом об операциях генерала Говорова в Восточном Союзе и их оценкой Генеральным штабом. Особо отмечалось, что Говоров отдал приказ о наступлении на северо-восточном участке фронта без консультаций с командованием и подчеркивалась недопустимость такого самоуправства.

— Что думаете, товарищи? Действительно ли генерал Говоров виновен в самоуправстве?

Жданов и в этот раз высказался первым — тема отношений с Восточным Союзом занимала его больше остальных.

— А что они хотят, в генштабе? — Жданов недоуменно развел руками, — как он мог получать от них приказы, если связи не было?

— Я думаю, товарищи в генштабе беспокоятся о будущем, — сказал Сталин, — они хотят, чтобы Говоров принимал решения только по согласованию с ними.

— Наверное, это разумно, — осторожно сказал Маленков. — Говоров командует группой войск Красной армии и должен согласовывать свои действия.

— Вопрос в том, за кем последнее слово, — сказал Жданов. Ему пришло в голову, что Говоров вполне сможет стать фигурой, авторитет которой будет не меньше, чем у Троцкого, особенно в случае успеха наступления. Этим можно воспользоваться, чтобы поколебать позиции Председателя партии. — Пока тоннели между мирами закрыты, у нас нет возможности перебрасывать войска. Получается, Говоров предоставлен самому себе. Возможно, ему на месте виднее, как поступить? Его наступление имеет успех, потому что началось внезапно, неожиданно для немцев. А если бы его пришлось согласовывать с генштабом?

Вопрос повис в воздухе. Жданов на глазах у Сталина затевал игру, но больше никто вписываться в это не хотел.

— Товарищ Жданов задает верный вопрос, — наконец, сказал Сталин. Жданов понял, что выиграл — так же, как и он, Коба хочет ослабления Троцкого. Единственный, кто может составить ему конкуренцию — это Говоров, если его наступление завершится успехом. И Генеральный штаб здесь нужен не больше, чем пятое колесо в телеге.

— Чем товарищ Антонов может помочь товарищу Говорову? — спросил Сталин. Все присутствующие знали, что этот вопрос — риторический, иначе товарища Антонова — начальника Генерального штаба — пригласили бы на заседание. Жданов вдруг понял, что по Говорову Сталин уже все решил до заседания, и теперь просто ломал комедию с обсуждением. — Я думаю, лишь одним — добрым и мудрым советом. Я уверен, что генерал Говоров прислушивается к словам, сказанным с искренней заботой о нашем общем деле — борьбе с фашистской нечестью.

Сталин снова поднялся с председательского кресла, и зашагал туда-сюда за спинами сидящих.

— Так какое решение нам принять? — спросил он. — Есть два варианта: оставить генерала Говорова в подчинении Генеральному штабу, или дать ему возможность принимать самостоятельные решения.

Жданов, бросив мгновенный взгляд на вождя, сообразил — сейчас ему лучше помолчать. Уже тридцать лет любое важное решение Коба представлял как результат консенсуса, как коллективное мнение партии, которому противостоят лишь отдельные отщепенцы. В данном случае партию представляло малое политбюро.

Берия понял, что ему надо высказаться — в конце концов, именно его ведомство отвечало за связь между параллельными мирами. Он прекрасно понял игру Жданова и всю политическую подоплеку возможного возвышения Говорова как противника Троцкого, но сейчас ничего не мог этому противопоставить.

— Я считаю, генералу на месте виднее, — сказал Берия. — По крайней мере, пока полноценная связь между мирами не восстановится.

Сталин кивнул.

— Спасибо, Лаврентий, — поблагодарил он. — Еще есть мнения? Никита, Георгий?

Хрущев и Маленков присоединились к сказанному Берией.

— Значит, решено, — подытожил вождь. — Генерал Говоров может действовать самостоятельно, но при этом обязан извещать о своих планах Генеральный штаб. Все согласны?

Возражений не последовало.

Генерал Говоров, глядя на расшифрованную радиограмму с пометкой «срочно», полученную с той стороны, мысленно поморщился — от него требовали отчета о потерях, понесенных в ходе наступления на Ярославль, и о расходе боеприпасов. Бессмысленная бюрократическая процедура — какое им дело до этого, если помочь они все равно не могут? Говоров скинул это на верного начальника штаба. Надо признать, что установление радиосвязи с Советским Союзом Говорову пока что не принесло ничего, кроме головной боли.

Отдав распоряжение начштабу о подготовке доклада для московского начальства — того, что по ту сторону барьера, генерал приказал доложить, как обстоят дела в Костроме. Там уже почти сутки шел тяжелый бой за удержание плацдарма на левом берегу у железнодорожного моста. Немцы с румынами накатывали волна за волной, желая отбить у русских стратегический объект. В перерывах между атаками на цель заходили «Юнкерсы». Из средств защиты от них были только зенитные пулеметы на четырех ИСах, прорвавшихся к защитникам.

— Что с зенитками, Василий Евгеньевич? — спросил Говоров. — Когда их доставят к мосту?

— Жду доклад, товарищ генерал, — ответил тот, — отправили четыре орудия из Левашово.

— Сопровождение?

— Взвод тридцатьчетверок.

— Хорошо. Как только будут известия, сообщите немедленно.

Говоров провел рукой по лицу. Усталость, накопившаяся с начала наступления, давала себя знать. Да, войска движутся вперед, но каждый шаг дается все труднее. Ударная группировка тает на глазах, и во основном не из-за боевых потерь, а из-за поломок. Сможем ли мы двинуться дальше на восток, за Кострому? Хороший вопрос, и ответ на него сейчас добывают партизаны Орловского, защищающие мост. Пока они держатся.

И самое главное — защитить мост, пока проклятые «Юнкерсы» не разнесли опоры.

В Центральном штабе партизанского движения работа кипела день и ночь. Председатель штаба Валерий Громов с того самого дня, когда на совещании у Троцкого приняли решение о встречном наступлении на Кострому в обход Кирова, знал — партизанам придется внести весомый вклад в достижение целей операции.

Отношения у Громова с Тухачевским были, мягко говоря, прохладными — маршал не верил в то, что в современной войне нерегулярные формирования могут оказать серьезное влияние на исход сражения. Тем более, если эти формирования не подчиняются непосредственно армейскому командованию. Эту точку зрения Тухачевский неоднократно высказывал на совещаниях. Громов, будучи старше Тухачевского на пятнадцать лет, не спорил — он знал, что правота проверяется на поле боя, а не в кабинетах на совещаниях.

И этот момент, наконец, настал. Войска Восточного Союза, начавшие наступление довольной бойко, все же забуксовали. Последнее решение Троцкого об усилении наступающей группировки мобильными резервами, переброшенными с других участков фронта, придало наступлению дополнительный импульс. В частности, удалось провести решительный штурм Котельнича и захватить железнодорожный вокзал и депо. Остатки обороняющейся группировки вытеснили за реку Вятка.

Неприятным сюрпризом для Тухачевского оказалось появление танков Т-4: эти машины не могли противостоять тяжелым танкам Л1 и Л2 — аналогам советских ИСов, однако были способны наносить удары по тылам наступающих войск. Так и случилось — почти сразу после взятия Котельничей рота Т-4 внезапной атакой разгромила колонну с боеприпасами, выдвинувшуюся из Орлова. Т-4 обладали высокой мобильностью и большим запасом хода, особенно с дополнительными топливными баками. Немецкие танки улизнули от погони и теперь наверняка готовились к следующей операции. И вот тогда Тухачевский пришел-таки на покон в Центральный штаб — он хотел знать, куда скрылись немцы. Ситуация усугублялась плохой погодой, установившейся восточнее Костромы, так что провести разведку с воздуха возможности не было.

Что ж, общее дело превыше всего. Громов не стал вспоминать пренебрежительное отношение маршала к партизанским соединениям, и сразу после встречи с ним засел со своим штабом разрабатывать операцию. По факту войска Тухачевского контролировали лишь дорогу от Кирова до Котельничей и полосу шириной десять — пятнадцать километров по обе стороны от нее. Дальше начиналась серая зона, формально занятая немцами и румынами, но на деле во многих деревнях, особенно вдали от дорог, захватчики появлялись не чаще раза в год: партизаны чувствовали себя там, как дома. Но в крупных населенных пунктах гарнизоны были. Впрочем, в каждом из таких пунктов Штаб имел агентуру, собиравшую информацию о дислокации и передвижении вражеских частей.

Настало время активизировать эту сеть. Танки Т-4 — это не иголка в стоге сена, так просто им не скрыться. По лесным тропам они не передвигаются, следы гусениц на грантовых дорогах читаются на раз, и танкам нужно топливо, так что рано или поздно они попадутся. Проблема в том, что вариант «поздно» командование не устраивал — затягивать наступление было нельзя, время поджимало. На поиски Тухачевский дал двенадцать часов.

Громов не сомневался, что его люди справятся.