Плацдарм

Глава 70. ЗНАМЕНАТЕЛЬНАЯ ВСТРЕЧА

Начальник Центрального железнодорожного узла рейхскомиссариата Московия Оскар Ланг все последние дни крутился, как белка в колесе. С отступлением из Москвы большая часть подвижного состава, сосредоточенного в столице, оказалась потерянной. Еще бы, какому какое дело до каких-то там вагонов, когда речь шла о спасении армии! Лангу так и сказали, когда он заикнулся о том, что надо бы вывести из депо хотя бы паровозы — те, что на ходу. Ему пообещали сделать все возможное, но обещания оказались пустыми — кроме эшелонов, на которых немецкую пехоту по договору Гудериана с Говоровым вывезли из Москвы, остальной подвижной состав полностью достался русским! А теперь, когда ОКХ начало готовить контрнаступление, воодушевившись разрывом связи между параллельными мирами и потерей Говоровым поддержки со стороны СССР, им, видите ли, нужно срочно перебросить на восточный фронт две танковые и четыре пехотные дивизии! И это только начало! А откуда я возьму вам подвижной состав?

— Снимайте с других участков, — жестко ответил Модель, когда Ланг задал ему этот вопрос. «С каких это других?» — хотел было спросить начальник железных дорог, но осекся — взгляд генерала-фельдмаршала сделался стальным. Оскару почему-то вспомнились в этот момент истории, которые передавали о Моделе из уст в уста: о его жестокости при обращении с местными, о тактике выжженной земли, которую он практиковал при отступлении, и, наконец, о расстрельных командах, восстанавливающих дисциплину в деморализованных подразделениях. Именно Модель предотвратил катастрофу под Москвой зимой сорок первого. Именно тогда будущий «пожарный фюрера» наработал те меры, что позволили ему столь эффективно затыкать дыры на фронтах.

— Если не справитесь, мы найдем того, кто справится, — спокойно сказал Модель. — Но учтите, Оскар, ваша карьера в железнодорожном поприще на этом закончится. Я за этим прослежу лично.

— Да, мой генерал, — пробормотал, опустив глаза, Оскар. Железнодорожник разом потерял весь свой запал. К вечеру, уже успокоившись, насколько это было возможно, он дал себе слово — при первой же возможности запросить перевод назад, в метрополию, пусть даже с понижением! Нет, эти бескрайние русские просторы явно не для немецкого человека. Кто там говорил о жизненном пространстве на востоке? Боже мой, какая глупость, кому нужно это пространство!

Разумеется, вслух ничего подобного Оскар не осмеливался говорить, весьма благоразумно держа эти мысли при себе. Надо сказать, после втыка, полученного от Моделя, Ланг обнаружил в себе скрытые резервы, да еще какие! Оказалось, выполнить требование о срочной переброске крупной войсковой группировки на восточный фронт очень даже возможно — особенно, если пригрозить трибуналом начальникам узловых и сортировочных станций. Те забегали, как тараканы под тапком, и в результате — вот оно, войска движутся на восток почти по графику, отставание каких-то жалких двенадцать часов.

И все бы хорошо, если бы не новая блажь Моделя. Теперь, видите ли, пятьсот тринадцатый и пятьсот десятый батальон тяжелых танков дивизии «Викинг» нужно перебросить на север.

Вот это номер.

Ланг заранее продумал, где именно и как будут разгружать этих монстров — «Тигров» обеих модификаций, а затем еще и «Маусов»: последние двигались медленнее основного эшелона, так как перевозились на специальных двенадцатиосных платформах. И вот теперь все планы летят к чертям!

Ланг в очередной раз уставился на карту железных дорог России. Ничего не поделаешь: единственный способ выполнить приказ Моделя — провести эшелоны по северной железной дороге до Ярославля. На окраинах города идут бои, но Модель заверил, что вермахт удержит позиции. Ланг снял трубку телефона и потребовал немедленно соединить его с начальником станции Ярославль-Главный Гюнтером Бергом. Оскар знал его еще со службы в Германии — они вместе работали на вокзале в Лейпциге. Хорошие были времена.

— Гюнтер, у нас с тобой проблемы, — сообщил Оскар после взаимных приветствий. — Через пару-тройку дней к тебе прибудут эшелоны с тяжелыми танками.

— Ты шутишь? — не поверил тот.

— Приказ Моделя. Ты ведь знаешь, какой у него нрав?

В трубке молчали, слышно было только недовольное сопение. Начальник станции проходил через фазу принятия — фазу гнева пришлось пропустить.

— Как будешь разгружать? — спросил Оскар.

— Не знаю, как, — буркнул тот. — За последние пять лет ничего тяжелее грузовиков мне спускать на землю не приходилось.

— Знакомо, — посочувствовал Оскар. — Ну, у тебя есть время подготовиться. Если чем могу помочь, сообщи.

Ланг поспешно положил трубку — пусть его старый товарищ переварит новости. Сейчас он какое-то время будет на эмоциях — так же, как и сам Оскар, когда узнал о приказе Модели.

Пусть оторвется на подчиненных. Для чего же они еще нужны?

Модель изучал карту боевых действий.

Несмотря на все его усилия, русские продвигались навстречу друг другу. Как и предполагал фельдмаршал, Говоров не пошел на штурм железнодорожного вокзала Костромы, а решил обойти город с юга и двинуться дальше, на соединение с войсками Тухачевского. Тот, после разгрома танкового батальона Курца, подошел к Шарья. Модель поморщился — что за дурацкие русские названия, язык сломаешь, пока выговоришь…

Хорошей новостью было то, что дивизия «Викинг», а именно, два батальона тяжелых танков, вскоре сможет принять участие в боях.

Модель вызвал начальника штаба, и через пару минут тот уже заходил в кабинет.

— Доброе утро, Ганс, — поздоровался фельдмаршал. — Удалось отдохнуть?

Хотя день только начинался, выглядел генерал несколько уставшим — сказывался недосып последних дней: планирование переброски прибывающих подкреплений с западного участка на северо-восточный требовало постоянного внимания. Русские дороги — как автомобильные, так и железные — не слишком хороши были приспособлены для транспортировки тяжелых немецких вооружений.

— Немного, — дипломатично ответил тот.

— Ничего, Ганс, скоро будут полегче, — оптимистично заверил Модель своего верного соратника. — Я принял решение: мы нанесем удар по войскам Говорова под Ярославлем, вот здесь. — Он ткнул пальцем в Щедрино.

Кребс понимающе кивнул — будь он командующим, сам поступил бы так же. Захват Щедрино позволит рассечь группировку Говорова. Все части восточнее Ярославля окажутся отрезанными от снабжения и будут легко уничтожены за несколько дней. И, разумеется, стратегическая цель советского наступления на северо-востоке — создание «дороги жизни» между Москвой и Восточным Союзом — не будет достигнута.

— Основной ударной силой будут пятьсот тринадцатый и пятьсот десятый батальоны тяжелых танков, — сказал фельдмаршал, — двадцать восемь «Тигров» и двадцать два «Королевских тигра». Кстати, что там с «Маусами», Ганс?

В состав батальонов входила еще и рота «Маусов» — восемь машин, включая штабную, но начальник железной дороги буквально валялся в ногах, умоляя передать фельдмаршалу, что за неделю перебросить «Маусы» в Ярославль нет никакой возможности. Сам он сказать такое Моделю не решался, и Кребс вполне его понимал.

— Они прибудут через десять дней, не раньше, — ответил начальник штаба.

Фельдмаршал в раздумьях зашагал вдоль карты.

— Не страшно, — неожиданно сказал он, и у Кребса отлегло от сердца, — эти «мышки» не примут участия в штурме Щедрино, мы их используем по-другому.

— Как именно, мой генерал? — спросил Кребс.

— Как долговременные огневые точки, — ответил Модель, — после захвата Щедрино мы выстроим мощные позиции на пересечении Ярославского и Костромского шоссе. Вот там-то «Маусы» нам и пригодятся.

— Отличная идея! — откликнулся начальник штаба, но мысленно добавил: если штурм Щедрино пойдет по плану. Говоров наверняка просчитает эти планы и предпримет встречные меры. Другое дело, его ресурсы ограничены. Что он может противопоставить ударной мощи двух батальонов тяжелых танков? Роту ИСов? Наверное, это максимум…

— Приступайте к планированию операции, Ганс, — распорядился Модель. — Не будем терять время.

Гюнтер Грасс, командующий гарнизоном Костромы, пребывал в недоумении. Еще вчера он направил докладную в штаб Моделю, где четко указал — русские готовятся к наступлению с плацдарма возле железнодорожного моста. Возможная цель наступления — вокзал Костромы, захват которого позволит русским контролировать железную дорогу на значительном протяжении. Нет, Грасс, конечно, понимал, что неудачные попытки отбить мост могли посеять сомнения в его способности дать отпор врагу, но распоряжение, полученное им утром, выходило за всякие рамки! Согласно приказу, Грасс должен был немедленно отправить третий гренадерский батальон — самая боеспособная часть гарнизона — в Ярославль! С кем, позвольте спросить, он будет оборонять Кострому? С тремя неполными ротами румынской пехоты, которая покинет позиции, едва завидев советские танки? А чем бороться с этими танками? 47-миллимитровыми пушками? Да они даже Т-34 не берут, не говоря уже о тяжелых ИСах! Да и этих пушек у Грасса было всего шесть — меньше, чем танков у противника.

Командир гарнизона связался со штабом Моделя и попытался, выключив эмоции, обрисовать ситуацию. Там его выслушали, заверили, что понимают возникшие проблемы, и приказали удерживать занимаемые позиции до особого приказа. Приказ последовал ближе к вечеру, и суть его была такова — во-первых, подкреплений не будет. Во-вторых — основной задачей Грасса объявлялось удержание железнодорожного вокзала Костромы. Сохранить над ним контроль следовало даже ценой потери части городской территории — если иного выхода не будет.

Что ж, подумал Грасс, пожалуй, эту задачу он выполнить сможет — даже с ослабленным гарнизоном.

Наступление, как и запланировали Орловский с Самониным, началось утром. Артиллерии у атакующих не было — кроме зенитных пушек, но их боезапас берегли для отражения воздушных атак на мост, — поэтому обошлось без артподготовки. Ночная разведка выявила позиции немецких противотанковых орудий, так что направления атаки тридцатьчетвёрок выбрали так, чтобы по возможности не подставляться под удар.

Задача, стоявшая перед Орловским, была проста — расширить плацдарм возле моста, чтобы обеспечить движение на восточный берег без угрозы артиллерийского поражения со стороны противника. Для этого следовало занять ближайшие к мосту улицы на восточном берегу — западный уже и так контролировался партизанами. Вся операция, к удивлению наступающих, заняла не больше часа — противник отступал практически без сопротивления, и потери сторон оказались минимальными. Самонин, расставив танки на отбитых позициях, вызвал по рации Орловского и предложил ему двинуться дальше — на железнодорожный вокзал.

— Не спеши, капитан, — ответил тот. Орловский, имевший богатый опыт обманных маневров, подозревал ловушку. — Мы не знаем, почему они так быстро отступили.

— Так давайте выясним, — предложил Самонин. Капитану, воодушевленному успехом, хотелось действовать дальше. Орловский мысленно вздохнул.

— У нас какой приказ? — спросил он.

— Обеспечить движение по мосту.

— Мы его обеспечили?

— Обеспечили, — признал капитан.

Орловский сделал небольшую паузу.

— Давай вот как, — сказал он. — Подготовь доклад для штаба о сегодняшнем бое и включи в него предложение по захвату вокзала. Посмотрим, что скажут у Говорова. Возможно, они поддержат нашу инициативу.

Самонин признал, что это разумный вариант. На том и порешили.

Первая встреча передовых отрядов Говорова и Тухачевского произошла чуть восточнее Судиславля, вечером того же дня, когда группа Орловского вывела из-под прямого артиллерийского обстрела железнодорожный мост через Волгу. Предложение о дальнейшем наступлении в Костроме для захвата железнодорожного вокзала в штабе Говорова отклонили, а вместо этого приказали сформировать отряд для дальнейшего движения на восток. Признаться, такой приказ Самонину был по душе — капитан не любил, когда его тридцатьчетверки стояли на одной позиции. Он считал, что это танк создан для движения — быстрого разящего удара в неожиданном месте, где враг не ждет.

Посовещавшись с Орловским, капитан оставил взвод Т-34 у моста — на тот случай, если опомнившиеся румыны решать контратаковать после поспешного отступления. С остальными пятью танками Самонин выдвинулся по Костромскому шоссе к Судиславлю.

Согласно оперативным данным, полученным от партизан, вражеских войск на этом отрезке не было — ни румын, ни немцев. Объяснялось это тем, что восток Костромской области оказался на стыке между зонами ответственности рейхскомиссариата Московия и Северным крылом Восточного фронта. Самонин двигался быстро, выжимая около сорока километров в час. У деревни Калинки остановились пополнить запасы воды. Несколько бревенчатых домов жались к дороге. Колодец — журавль стоял немного в стороне, на краю поля, заросшего густой травой. Пока танкисты запасались водой, из ближайшей избы вышла старуха. Постояла возле двери, глядя на солдат. Самонин приветственно помахал ей, но она никак не отреагировала.

— Не рады нам тут, что ли? — буркнул лейтенант Федоренко, командир первого взвода.

— Не суди строго, — ответил Самонин. — Вспомни лучше партизан. Они будь здоров, как нам помогают.

Федоренко почесал в затылке.

— А ведь верно, товарищ капитан, — сказал он, — спасибо, что напомнили.

Старуха, медленно развернувшись, ушла назад, в дом. «О чем она думала?» — мелькнула у Самонина мысль. За годы войны капитан много раз видел, как она бьет по тем, кто слабее остальных — по старым и малым. Как выживает здесь эта женщина, в такой глуши? Самонин не знал.

Колонна двинулась дальше. Вскоре показались дома — сначала низкие, в один этаж, стоящие отдельно, потом они пошли чаще, образовалась улица; забор стал сплошным. Это был Судиславль. Самонин сбавил ход до двадцати километров в час. Справа блеснуло — заходящее солнце отразилось в куполе Спасо-Преображенского собора, стоящего на возвышении. К собору вела улица — почти такая же широкая, как и шоссе. Самонин дал команду свернуть на нее. Танки один за другим с ревом выкатились на небольшую площадь перед собором и остановились.

У наполовину открытых ворот на каменных ступеньках сидел старик с седой бородой. Капитан, спрыгнув на землю, двинулся к нему. Старик поднялся. Самонин спросил, есть ли в городе румыны или немцы. Старик покачал головой.

— На колокольню как подняться? — спросил капитан.

Старик показал на дверь.

— Проводишь?

Пожевав губами, тот после паузы проронил в бороду:

— Старый я, куда мне наверх…

И сел обратно на ступеньки, дав понять: разговор окончен.

Самонин позвал своего механика-водителя, сказав, чтобы тот захватил бинокль. Капитан со скрипом открыл дверь, ведущую в колокольню. Внутри пахло деревом и голубиным пометом. По витой каменной лестнице с высокими щербатыми ступеньками капитан и механик поднялись к звоннице. Колокола, конечно, давно уже сняли.

Вид на окрестности открывался великолепный, но любоваться им не пришлось: по шоссе со стороны, противоположной той, откуда в город вошла боевая группа Самонина, шли три танка. Капитан, посмотрев в бинокль, передал его водителю:

— Что скажешь, Егор?

Тот, не отрываясь от окуляров, ответил:

— Это не «Тигры» и не «Пантеры».

— И не «четверки», — добавил капитан.

Водитель опустил бинокль.

— Похоже на «Льва». Тяжелый танк с той стороны.

Капитан, еще раз приложив бинокль к глазам и присмотревшись, подтвердил:

— Ты прав, Егор. Что ж, поехали им навстречу. Надеюсь, тридцатьчетверки они ни с чем не спутают.