Глава 75.КАПРИЗЫ ПОГОДЫ

Северное подразделение гидрометеорологической службы рейхскомиссариата Московия занимало двухэтажный особнячок на северной окраине Ярославля, и с самого утра там царила напряженная атмосфера. Штаб Моделя срочно требовал метеорологический прогноз на ближайшие двое суток. Для быстрой оценки погоды достаточно было выглянуть в окно: с вечера зарядил дождь, не прекращавшийся всю ночь. Эрих Гизе, руководитель службы, пребывал в непривычном для него стрессе: прямо скажем, после окончания активной фазы боевых действий в сорок втором, начальство не особенно беспокоило запросами его ведомство. С началом советского наступления на север ситуация изменилась, однако в первые недели погода стояла солнечная, так что к ведомству вопросов не возникало.

Все изменилось вчера. Кучевые облака, собиравшиеся обычно к полудню и таявшие к часам к шести, в этот раз таять не только не собирались, но наоборот — густели, тяжелели, наливались серым. И к вечеру ливануло, и весьма прилично. Через час в кабинете Гизе раздался звонок, и замначальника штаба Моделя потребовал прогноз на ближайшие два дня, прозрачно намекнув, что дальнейшая карьера главного метеоролога Ярославля напрямую зависит от исполнительности в этом вопросе.

Что мог сказать Гизе? Только одно: «Яволь!»

Положив трубку, он посмотрел на своего помощника — Якоба Штирнера, бороздившего когда-то северные моря в составе гидрометеорологических экспедиций. Теперь Якоб желал одного — покоя, и служба в этой Московии, где один год считался за два, приближала пенсию с двойной скоростью. К тому же жизнь здесь оказалась не такой уж плохой, как ее расписывали послужившие здесь раньше: надо только приспособиться. Эрих и Якоб приспособились неплохо — приходили на работу к десяти, уходили в начале пятого, а вечера проводили в пристанционном кабаке, открытым под покровительством начальника вокзала специально для немецкой диаспоры. Да, по хорошему пиву скучали все, но Якоб, довольно быстро пристрастившийся к русскому квасу, переносил отсутствие национального напитка легче остальных. В общем и целом, до нынешнего дня Якоб считал, что с этой службой он вытянул счастливый билет.

— Моделю нужен прогноз, — сказал, наконец, Эрих.

Якоб, скрестивший руки над выпирающим животом, картинно поднял бровь.

— Прогноз? — спросил он с иронией. — А в окно он выглянуть не может?

— Хватит! — гаркнул Гизе, и его товарищ вздрогнул от неожиданности. — Ты что, не понимаешь? Наступление на носу, им нужно знать, когда они могут поднять авиацию! Ты хочешь, чтобы нас расформировали? Хочешь лишиться пенсии?

Лицо Якоба вытянулось.

— Эрих, дорогой, но что же мы можем? — пробормотал он растерянно. — Ты ведь сам знаешь, станций у нас нет. Я ведь писал заявки, помнишь?

— Это не оправдание, — отрезал Гизе. — Нам скажут, что мы были недостаточно энергичны в отстаивании интересов службы.

Гизе встал и подошел к карте.

— Фронт шел с северо-запада, — проговорил он задумчиво. — У тебя есть знакомые в этом, как его… Вологда? — он с трудом выговорил русское название.

— Кажется, есть, — пробормотал Якоб.

— Звони и выясняй, как там с погодой.

— Куда звонить? У меня нет телефонов!

— Так найди, придумай что-нибудь!

— Послушай, Эрих, — Якобу показалось, что он нашел гениальное решение, — ведь у военных точно есть связь и с Вологдой, и с этим… Великим Новгородом. Может, попросить их связаться с ними?

— Да, действительно — саркастически ответил Гизе. — Модель приказывает мне составить прогноз, а я ему: ну, вы там позвоните своим, узнайте, светит ли у них солнышко, или дождик льет. Так ты это себе представляешь?

— Эрих, пожалуйста, успокойся! Речь не о Моделе, конечно, и просьба будет неофициальной. Помнишь того румынского капитана, с которым мы позавчера играли в покер в кабаке? Кажется, он из роты связи…

Гизе сел в кресло и вытер лоб платком — он вспотел, хотя в кабинете было не жарко.

— Ладно, — сказал он, наконец, — давай, действуй. Только, ради бога, будь осторожен. Если в штабе пронюхают, как мы делаем прогноз….

Якоб, на глазах обретая уверенность, расплылся в улыбке.

— Эрих, все будет хорошо. Поверь мне.


Модель расхаживал по кабинету — от двери к окнам и обратно, мимо карты севера европейской части России, занимавшей большую часть стены. Фельдмаршалу нужно было незамедлительно принять решение: начинать наступление на Щедрино, или отложить до прояснения погоды.

Каждый вариант имел плюсы и минусы. Теперь, когда все танки тяжелых батальонов, за исключением «Маусов», доставили в Ярославль и подготовили к бою, время работало на русских. Фельдмаршал не сомневался, что Говоров знает об ударе и готовится к нему, собирая все наличные силы. И чем больше пройдет времени, тем больше у русских появится возможностей навязать борьбу. Это с одной стороны. А с другой — в условиях полного господства люфтваффе в воздухе Модель отводил авиации большую роль в планируемом наступлении. «Юнкерсы» на бреющем полете, не опасаясь атаки вражеских истребителей, могли нанести серьезный ущерб советской обороне — причем не только пехоте и артиллерии, но и танкам.

Но не в такую погоду, не в проливной дождь.

В дверь кабинета постучали. Это был генерал Ганс Кребс — начальник штаба фельдмаршала.

— Что у тебя, Ганс? — спросил Модель.

— Прогноз погоды, как вы просили, — ответил тот.

Модель хмыкнул.

— Надо же, не ожидал такой оперативности, — сказал он. — Ну, и что тут у нас?

Кребс промолчал — ничего хорошего в прогнозе не было. Фельдмаршал положил бумагу на стол и вновь с хмурым видом повернулся к карте: прогноз явно не улучшил его настроение.

— Разрешите, мой генерал? — осторожно спросил Кребс.

— У тебя есть соображения?

— Если позволите.

— Ну, давай.

— Гизе обещает, что через три дня будет ясно. Думаю, надо подождать. Вряд ли Говоров сможет за это время собрать значительные силы.

— Почему?

— Его коммуникации сильно растянуты, а дождь размоет дороги и затруднит движение.

Модель усмехнулся.

— Грязь для танков не помеха.

— Это верно, — признал Кребс, — но с танками у него другая проблема: поломки ходовой части. В полевых условиях коробку передач не починишь, а стационарные ремонтные базы у русских только в Москве. В любом случае, три дня погоды не сделают.

Фельдмаршал вновь принялся расхаживать по кабинет.

— Хорошо, Ганс, — наконец, сказал он, — я подумаю.

— Разрешите идти?

— Иди.

Отпустив подчиненного, Модель глубоко вздохнул. Ему хотелось поскорее начать битву. Он хорошо знал это чувство — как и то, что его надо сдерживать, чтобы не наломать дров. Король обороны, фельдмаршал хорошо понимал цену терпению. Иногда ожидание — самое сложное. Но и самое правильное.

— Терпение, генерал, терпение, — пробормотал он, глядя в окно. Казалось, дождь еще усилился, по оконному стеклу текли струйки. Возможно, Кребс прав, мелькнула мысль, Говоров не сможет как следует воспользоваться отсрочкой. К тому же его люди тоже в напряжении, а долго в таком состоянии оставаться сложно, и бдительность притупляется.

Модель решился. Наступление откладывается. Но если этот Гизе напортачил, он у меня попляшет, решил фельдмаршал, разжалую весь отдел в рядовые…


Весь день капитан Самонин, несмотря на сильный дождь, носился по позициям, надзирая за тем, как готовят окопы для танков. В помощь экипажам тридцатьчетверок придали пехоту, и солдаты работали лопатами, зарываясь в землю, размокшую под дождем. На самом деле, дождь был в плюс — увлажненная земля, хотя и стала тяжелее, поддавалась легче.

Самонин, завершив инспекцию опорника, собирался двинутся дальше, к следующему, но тут его окликнули:

— Товарищ капитан!

Это был лейтенант Федоренко, командир танка из первого взвода. Шустрый, юркий, сообразительный лейтенант постоянно искрил идеями, как сделать солдатский быт лучше. Впрочем, иногда его энергия направлялась и на решение боевых задач.

— Разрешите обратиться? — Федоренко догнал командира.

— Что у тебя?

Лейтенант, оглянувшись, показал на танковый окоп, над которым трудился экипаж машины и отделение автоматчиков.

— Я вот что подумал, товарищ капитан, — начал Федоренко, — если окоп расширить, танк сможет в нем маневрировать, оставаясь защищенным…

Самонин усмехнулся.

— Это как же его надо расширить, чтобы тридцатьчетверка твоя могла в нем хотя бы развернуться?

— Раза в три в ширину и столько же в длину, — не моргнув глазом, ответил тот, — никак не меньше.

— В три раза? И сколько на это времени уйдет? А людей где взять?

— Товарищ капитан, — быстро заговорил Федоренко, — сейчас здесь работает только резерв, народу мало. Я думаю, немец в такую погоду в атаку не пойдет, можно кого-то и с передовой снять, что им там в окопах понапрасну сидеть? Лопат на всех хватит!

Самонин махнул рукой.

— Вот что, лейтенант, хватит прожекты строить. Иди лучше проследи, как там пехота работает.

Капитан двинулся к штабу. Дождь по-прежнему лил, не переставая, превращая почву под ногами, разбитую военными машинами, в грязь. Но был и плюс — немецкая авиация, безраздельно господствующая в небе последние два дня, сегодня осталась на аэродроме. Капитан подумал, что Федоренко прав — немец сегодня в атаку не пойдет: здесь, на земле, это чувствовалось особенно ясно.

— Как там работа идет? — поинтересовался у него Крутов в штабе.

— Движется, товарищ майор. Окопы почти для всех танков готовы.

— Давай посмотрим.

Офицеры поднялись на мансардный этаж. Из окна под треугольной крышей открывался просторный вид на поля между Щедрино и Ярославлем, где со дня на день начнется сражение. Как и доложил Самонин, работы по обустройству окопов для тридцатьчетверок подходили к концу. Скоро все четырнадцать танков займут позиции.

Всего четырнадцать… Крутов мысленно вздохнул: этого, конечно, мало. Эффективнее всего тридцатьчетверки действовали против «Тигров» из засад, кога появлялась возможность подпустить немецкие танки на близкое расстояние — метров четыреста-пятьсот. Но сейчас это было исключено — в чистом поле с редким лесом засаду не устроишь, к тому же у немцев авиация — сверху все просматривается. Преимущество тридцатьчетверок в мобильности тоже не особо используешь в условиях, когда противник может поразить тебя с полутора-двух километров. Единственно, что оставалось — зарыть танки поглубже, чтобы уменьшить профиль и затруднить прицельную стрельбу.

— Что скажешь, капитан, выстоим? — спросил майор.

— Товарищ майор, — решился Самонин, — у меня тут лейтенант один есть, командир танка. Вроде дельную мысль сказал, не знаю только, получится ли.

— Что за мысль?

Капитан объяснил в двух словах идею Федоренко. Майор, недолго подумав, ответил:

— Интересное предложение, — согласился Крутов, — но копать придется много… Где же людей взять, а?

— Может, местных привлечь? Кинуть клич по деревням? У них и лопаты свои есть.

— Тоже верно. Так, — сказал майор, — ты вот что, капитан, возвращайся на позиции, а я тут поговорю кое-с кем. Попробую людей достать. А Федоренко своему передай от меня благодарность — молодец, хорошо сообразил!


Уже через полчаса после этого разговора идея лейтенанта Федоренко достигла ушей высокого начальства — генерала Громова. Тот сразу оценил потенциал предложения, позволявшего резко увеличить мобильность тридцатьчетверок в обороне. Правда, так еще никто не делал, но все случается в первый раз.

— Предложение хорошее, но объем работ большой, а людей мало, — сказал начальник штаба.

— Не только людей, но и времени, — согласился Говоров. — Вряд ли Модель даст нам больше двух дней. Можно, конечно, пехоту еще привлечь…

— Больше роты вряд ли, — сказал начштаба, — резервы и так землю роют, а оголять первую линию нельзя.

— Да, ты прав, — задумчиво произнес Говоров. — Что же делать?

— Тут Крутов предложил мобилизовать местных. Может, и неплохая мысль…

Говоров усмехнулся.

— Мобилизовать местных… ты представляешь, сколько уйдет времени, чтобы все это организовать? И кто этим будет заниматься? У нас каждый человек на счету.

— А что, если попросить партизан?

— Партизан… — Генерал задумался, — партизан, говоришь… а мысль-то неплохая.

Говоров поднял трубку телефона и приказал соединить его с Орловским.

— Он ведь в Костроме сидит, мост охраняет, верно? — уточнил генерал у начальника штаба.

Тот подтвердил.

— Я поговорю с ним. Может, он сумеет по своим каналам организовать людей. Во всяком случае, попробовать стоит.


Орловский, по сути, создал партизанское движение на севере оккупированных территорий. Сейчас он выполнял задачу по охране железнодорожного моста через Кострому вместе с регулярными частями, но, разумеется, связи среди партизан и подпольщиков в Ярославской области у него остались.

И бывалый партизан, когда Говоров объяснил ему задачу, задействовал эти связи на всю катушку.

Спустя пару часов после разговора генерала с Орловским к позициям, где готовили окопы для тридцатьчетверок, начали выходить люди с лопатами — под одному, по двое, группами. Приходили в основном мужчины, но были и женщины. Шли не только из деревень, но и из самого Ярославля. Если бы в это ненастье комендант города решился прогуляться по его улицам, то мог бы заметить — редкие прохожие шли в основном на юг, и почему-то несли с собой лопаты. Это были не только подпольщики, но и сочувствующие им — те, кто все эти годы не решался взять в руки оружие, но согласился на лопату. И еще — не только военные понимали важность предстоящей битвы, но и рядовые жители. Наступление Говорова породило в сердцах жителей надежду на скорое освобождение, и многие не хотели ее терять. Битва за Щедрино могла стать прологом к новым победам советских войск — или наоборот, возвращением под власть оккупантов недавно освобожденной земли.

Дождь ненадолго стих, небо посветлело. Майор Крутов и капитан Самонин вертелись волчком, распределяя по танковым окопам прибывающих людей. Работа закипела с новой силой.

На окраине Щедрино показался штабной виллис — генерал Говоров решил лично ознакомиться с ходом работ. Он вышел из машины и направился к тем, кто откликнулся на призыв Орловского. Генерала тут же окружили и засыпали вопросами, на разный лад спрашивали одно и то же: выдержит ли армия удар немцев?

— Выдержим, — повторял Говоров, — выдержим, ребята, с вашей помощью… не можем не выдержать. Выдержим и победим… спасибо вам… спасибо…

Улучив момент, генерал подозвал начальника штаба, приехавшего вместе с ним, и сказал:

— Надо о людях позаботиться, решить вопрос с питанием. Посмотри, какие у нас есть возможности, и с Орловским тоже поговори.

Тот кивнул.

— Сделаем, товарищ генерал.

Поговорив с людьми, Говоров с сопровождающими направился в штаб, где сразу начал совещание. Майор Крутов рассказал о новой схеме оборонительных сооружений для танков, которую панировалось закончить в два дня с учетом помощи местных. Чувствовалось, что майор сам воодушевлен идеей широкого окопа, позволяющего танку маневрировать и наносить внезапные удары по наступающим.

— Может, нам и для ИСов сделать так же? — спросили у Крутова. Тот, однако, отрицательно мотнул головой.

— Я бы оставил тяжелые танки в маневренном резерве. Да, сейчас мы усилим оборону, но риск прорыва «Тигров» остается, мы должны иметь возможность контратаковать.

Говоров кивнул.

— Я согласен с майором Крутовым. Тяжелые танки останутся в резерве, их ставить в окопы не будем.

— А что с помощью от Тухачевского? Может, поставить в резерв «Львы»?

— На участие Восточного Союза в битве за Щедрино мы надеемся, но пока твердо рассчитывать на них не можем. Времени очень мало. По крайней мере начинать сражение мы теми силами, которые есть сейчас.

Вдали послышался разрыв снаряда — беспокоящий огонь, его вели обе стороны. Дождь пока еще скрывал от немцев масштаб работ в полосе обороны — генерал надеялся, что в ближайшие пару дней так и будет. А потом — что ж, потом станет ясно, удался ли план на сражение.

Загрузка...