14-я колония

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ

Стефани вошла в Министерство юстиции, у ночных дверей стояли обычные службы безопасности. Она приходила и уходила тысячу раз в любое время, и персонал знал ее с первого взгляда. Она интересовалась Литчфилдом. SOB сидел самодовольно во время президентского саммита, разговаривая только тогда, когда к нему обращались, но демонстрируя, в чем именно заключается его преданность. Дэнни, хотя и был хромой уткой, четко определил, кто по-прежнему главный. После того, как Коттон и Кассиопея ушли, она спросила его, почему он просто не уволил Личфилда и не покончил с этим.

Его ответ был торговой маркой Дэнни Дэниэлс.

«Всегда лучше, чтобы ваш враг мочился в палатке, чем на улице».

Через два часа, когда из Литчфилда позвонили и попросили встретиться с ним, она начала понимать эту мудрость. Что он мог хотеть? Но Дэнни настоял на том, чтобы она ушла, сказав: «Не спорь с идиотом, он победит тебя только с опытом». Так или иначе, в данный момент мало что происходило. Коттон и Кассиопея отправились в Вирджинию, чтобы разобраться с Зорином, а Люк был где-то, она не знала, где, поскольку он не сообщил. Однажды она попыталась связаться с ним, но звонок был немедленно переведен на голосовую почту. Ей было любопытно, что сказал генеральный президент Общества Цинциннати. Вопрос Дэнни об интересе группы к бывшему Советскому Союзу был правильным.

Она застала Литчфилда в своем офисе, в одиночестве, работающего перед скоплением книг и бумаг. Интересно, что здесь он носил очки без оправы, которые придавали его глазам более необычный, насыщенный вид.

«Пожалуйста, присаживайтесь», — сказал он ей заметно другим тоном.

Она приняла его предложение.

«Я хочу извиниться», — сказал он. «Я был ослом. Я это понимаю. Президент ударил меня на моем месте в Белом доме, и это правильно».

Она посмотрела на часы. «В 10:00 вечера. В субботу вечером, в последний день администрации, вы наконец поняли, кто главный?»

«Президент Фокс тоже залез мне в задницу. Он сказал: либо работать с командой, либо уходить. И в команде по-прежнему есть Дэниелс».

«Итак, тебе было навязано раскаяние».

«Хорошо, Стефани, я тоже этого заслуживаю. Я понял. Я был с тобой грубо. Но у нас здесь серьезная проблема, с которой, я думаю, я могу помочь. В конце концов, мы на одной стороне».

Вы могли бы ее одурачить. Но Дэнни также сказал ей: «Включите пылесос, втягивая гораздо больше информации, чем вы сообщаете».

«Я читал о 20-й поправке и Законе о наследовании 1947 года, — сказал он. «Если избранный президент и вице-президент оба умрут до того, как будут приведены к присяге, а в Сенате нет спикера палаты или временного президента, это определенно может породить множество новых проблем. Я не осознавал, но я даже нахожусь в очереди на престол. Я не являюсь действующим генеральным директором, но когда меня назначили заместителем генерального директора, я был назначен президентом и утвержден сенатом, поэтому в соответствии с законом 1947 года, как исполняющий обязанности генерального директора, я имею право быть президентом при условии, конечно, шести других, люди мертвы».

«Что здесь вполне возможно, благодаря отказу Фокса сгибаться».

«Он сказал мне после того, как мы уехали, что, если будут материализованы убедительные доказательства неминуемой угрозы, он внесет изменения в инаугурацию. Он просто не собирался признаваться в этом Дэниелсу. Он хочет, чтобы мы с вами оценили ситуацию и определили, реальна ли угроза».

Теперь она это получила. Это был способ втянуть ее в их палатку. «Вы знаете все, что знаю я. Никаких секретов».

Это было не совсем так, поскольку она все еще не знала, чему Люк смог научиться, и утаивала от Фокса любое упоминание о том, что вот-вот должно было произойти в Москве.

«Мне нужно у вас кое-что спросить», — сказал он.

Она ждала.

«Вы бы хотели поговорить с кем-нибудь?»

Она чуть не улыбнулась, но схватила себя. Дэнни сказал ей ожидать разделения и победы. Один из старейших политических приемов, который, как ни удивительно, никогда не выходил из моды. И не зря. Это сработало. Люди, которые добрались до самых высоких правительственных уровней, по большей части были очень амбициозными. В тот момент те же самые люди тоже были обеспокоены. Хотя многие из них были госслужащими и юридически неуязвимы для увольнений или сокращения заработной платы новой администрацией, это не означало, что они сохранят ту же работу или те же обязанности. Переназначения были обычным делом и вызывали ужас. Для политических деятелей вроде Личфилда дела обстояли еще хуже. Их работа полностью зависела от новых людей, которые хотели их. Никакой страховки не существовало. Их работа закончилась в полдень 20 января, если на нее не вернутся новые люди. Дэнни заставил ее вернуться на работу. Теперь другая сторона хотела узнать, как сильно она хотела сохранить его.

«Конечно», — сказала она.

«Только не веди себя слишком любезно», — предупредил Дэнни.

Поэтому она добавила: «Вы знаете, мне наплевать, останусь я или нет».

«Я понимаю. Вы верны Дэниелсу. Фоксу это нравится».

Литчфилд быстро работал с клавиатурой на ноутбуке перед ним. Она услышала характерные звуки активации Skype, а затем его фирменный вращающийся звуковой эффект в виде звонка линии. Он постучал по сенсорной панели, затем повернул машину так, чтобы она смотрела в ее сторону. Экран мигнул, и она увидела назначенного генерального прокурора.

«Стефани, я хочу искренне извиниться за свой предыдущий комментарий. Это было не в порядке. Да, вы были непослушны, и я согласился с вашим увольнением, но ваши извинения тоже могли бы кое-что решить».

Она поняла это. Ее черед быть поставленным на ее место. Мелкая, но она знала, что нужно делать. Поэтому она повернулась к Литчфилду и сказала: «Он прав. Я был неправ, делая то, что сделал. Это было в высшей степени непрофессионально».

Он кивнул и принял этот жест.

«Я рад, что мы можем избавиться от всего этого», — сказал AG. «Важно, чтобы мы работали вместе».

Она хотела сказать, что он понятия не имел, что нужно для проведения текущей разведывательной операции, особенно той, которая связана с чем-то столь же нестабильным, как новая Россия. Что бы этот человек ни узнал в своей нью-йоркской юридической фирме, ничто из этого не помогло бы в том, что ему предстояло испытать. Вот почему AG нужны были такие люди, как она. Но она держала свои мысли при себе и сказала только: «Я не подчинилась прямому приказу. Брюс был оправдан в том, что он сделал. Я бы сделал то же самое с одним из моих людей». Ее живот бурлил. «Разобравшись с этим, могу я спросить, почему вы попросили поговорить со мной?»

«Я хочу, чтобы ты остался и работал с нами».

«Что делать? Magellan Billet больше нет».

«Мы вернем его».

Сделайте еще одно предчувствие для Дэнни.

«Я начинаю понимать, что это подразделение необходимо Министерству юстиции», — сказал АГ. «Но, Стефани, мне нужно кое-что от тебя».

Наконец, суть.

«Мы не хотим, чтобы нас ошарашили. Мы хотим услышать это от вас, человека, который планирует работать в следующие четыре года. Эта угроза реальна?»

«Это. Но президент Фокс был прав: у нас нет всех деталей. Это много домыслов. Однако, пока мы говорим, эти недостающие части собираются».

«Как я и предполагал, так оно и было. Мы хотим, чтобы нас всегда информировали о событиях. Никаких фильтров. Прямая информация. Вы сделаете это для нас?»

Она кивнула. «Я могу держать глаза и уши открытыми и сообщать о том, что происходит».

«Речь идет не о том, чтобы кого-либо предать», — заявила AG. «Речь идет лишь о том, чтобы получить наилучшую информацию для принятия обоснованных решений. Все, что хочет из нас, — это быть правым в этом».

Интересно, как он сделал обман таким разумным.

«Общайтесь напрямую с Брюсом. Он передаст вещи мне и избранному президенту. Это убережет вас от неприятностей. Фокс не безрассуден. Он сделает то, что необходимо, но только это. Администрация Дэниэлса закончилась. Важно, чтобы завтра мы начали с чистого листа, все мы шагали в такт новой мелодии. Не более того. Но мы также не хотим совершить глупую ошибку».

«Это никому не пойдет на пользу».

«Я хотел, чтобы вы услышали это прямо от меня», — сказал он. «Таким образом, нельзя неправильно истолковать сказанное. Вы на борту?

Внезапно она перестала беспокоиться о том, что Magellan Billet исчез — и исчез, что бы ни говорил этот адвокат. Этот человек не собирался делать что-то большее или меньшее, чем то, что уже было сделано. Чего ему не хватало, так это надежного шпиона изнутри, и, по его мнению, он только что завербовал его. Неужели они думали, что она такая слабая и поверхностная? Ясно, что это описание подходило Брюсу Литчфилду. И следующему генеральному прокурору это, очевидно, подошло и ей.

Памятка себе.

Выйти завтра в 12:01.

Но сейчас.

«Ты можешь рассчитывать на меня. Я позабочусь, чтобы ты не ошеломлен.