Atomic Heart. Предыстория «Предприятия 3826»

В это же время, запад Германии, несколько километров южнее развалин города Падерборн

Пара потрёпанных бронетранспортёров вермахта, заполненных одетыми в форму парашютистов СС автоматчиками, ползла через бесконечный густой лес, и стоящий в кузове головного БТР рядом с пулемётом офицер-эсэсовец разглядывал в бинокль массивный разрушенный замок, возвышавшийся вдали за верхушками деревьев.

— Мы в заданном районе, — негромко произнёс офицер, опуская бинокль. — Где именно начинается тайная дорога, герр Миллер?

— Я не знаю точно, я же объяснял, — тихо ответил стоящий позади него немолодой чернявый мужчина в поношенном фермерском комбинезоне. — Нас везли туда с завязанными глазами. Я пытался подсматривать, когда делал вид, что сплю, сидя на лавке. Для этого мне удалось прокусить в надетом на голову мешке небольшое отверстие. Но видно через него было очень плохо.

— Но вы достаточно точно указали это место на карте, — нахмурился офицер.

— Да, конечно, это же замок Вевельсбург, тут сложно ошибиться! — всё также тихо воскликнул мужчина, невольно ёжась от страха. — Воистину жуткое место!

— Не такое уж и жуткое, — в голосе офицера мелькнула ирония. Он протянул мужчине бинокль: — Авиация союзников превратила его в руины. Взгляните, герр Миллер, возможно, вы увидите среди окрестностей что-нибудь знакомое.

— Спасибо, — мужчина поднёс бинокль к глазам. — Разбомбили его действительно сильно. Пожалуй, сейчас я впервые рад увидеть последствия бомбардировки. — Он бросил на офицера косой взгляд: — Неужели так необходимо было разрушать Падерборн до основания? Погибли тысячи ни в чём не повинных людей!

— Не знаю, герр Миллер. — Офицер неопределённо пожал плечами. — Мирные города бомбит авиация США, разместившаяся на английских и французских аэродромах. Этот вопрос нужно адресовать им. Вы узнаёте хоть что-нибудь?

— Нет, герр гауптштурмфюрер, — Миллер напряжённо всматривался в лес. — Но везли нас явно по этой дороге. Через прокушенную дыру я видел Вевельсбург именно с этой стороны. Секретный поворот к подземному лифту должен быть где-то дальше, вон за теми деревьями, что на пригорке вдали.

Бронетранспортёры проползли по лесной дороге пару километров, и всё это время находившиеся в них солдаты стояли спиной к спине, лицами к лесным обочинам, ощетинившись автоматными стволами. Никто не проронил ни звука, все сообщения передавались друг другу короткими заранее проработанными жестами.

— Это точно где-то здесь, герр гауптштурмфюрер, — шёпотом произнёс Миллер, в который раз прильнув к биноклю. — Я помню этот пригорок! Вот обломок сосны, в неё попала авиабомба! Грузовики остановились тут! Дальше я ничего не видел, нам надели на головы поверх мешков ещё что-то. Пропала не только видимость, но и слышимость. Мы были привязаны к общей верёвке и шли наугад. Люди часто падали. Я тоже споткнулся, за это меня ударили автоматным стволом в почку…

Миллер болезненно скривился. Офицер снял с плеча автомат и трижды коротко ударил рукоятью по кабине бронетранспортёра. Получив условный сигнал, водитель остановился, следом за ним замерла вторая машина, и офицер сделал жест своим солдатам. Автоматчики покинули бронетранспортёры, и оставшиеся в кузовах пулемётчики развернули пулемётные стволы в направлении леса, беря на прицел противоположные стороны лесной чащи.

— Странно, но здесь нет ни перекрёстка, ни даже тропинки, — Миллер сконфуженно разглядывал обочину дороги. — Я хорошо запомнил этот пригорок и обломок дерева, но я уверен, что нас не вели напролом через кусты… Как же это так…

— Не исключено, что не все из этих кустов или деревьев растут здесь по-настоящему, — офицер окинул окрестности внимательным взглядом. — Если это искусная маскировка, то дороги просто так не увидеть. Как долго вы сидели в машинах, прежде чем вас повели дальше?

— Точно не помню, — с сожалением вздохнул Миллер. — Я же говорил, нам сделали какие-то уколы перед погрузкой, всё было как в тумане, течение времени воспринималось как-то странно… Но выгрузили из машин нас не сразу, это точно. Но сказать, как долго мы сидели или шли потом, я не могу. Иногда мне кажется, что нас вели через лес часа два. Но в следующую секунду я уверен, что не более десяти минут. Я хорошо запомнил сам лифт, вот эти воспоминания сохранились очень отчётливо!

— Это когда с вас сняли мешки? — уточнил офицер.

— Да, совершенно верно! — Миллер невольно вздрогнул. — Это была совершенно жуткая стальная коробка! Очень большая, нас было не меньше сотни, и мы все в ней уместились! Освещения почти не было, лишь тусклый свет от едва светящих ламп, укреплённых на стенах лифтовой шахты. Лифт был открытым, он шёл вниз, лампы уплывали вверх, и мы то оказывались в кромешной тьме, то снова могли разглядеть стены. На них были изображены изуверские картины: черепа с костьми, какие-то чудовища с крыльями и оскаленными пастями, и от стен этих постоянно шёл какой-то низкий, едва слышный угрожающий рёв. Он словно в кости проникал, тело потряхивало мелкой дрожью, и люди испытывали сковывающий ужас! С тех пор этот кошмар преследует меня во сне!

— Как только мы найдём этот лифт, кошмарам придёт конец, — пообещал офицер. — Нам бы только туда попасть! Вы уверены, что проведёте нас от лифта к железнодорожной станции?

— Думаю, да, герр гауптштурмфюрер, — кивнул Миллер, тщетно пытаясь определить, какие же из окружающих деревьев являются маскировкой. — Этот путь я запомнил очень хорошо. Мы всегда ходили в кромешной темноте, не видно было ничего, даже идущего впереди. Двигаться было положено строго вдоль правой стороны лабиринта, положа руку на стену, где-то на уровне плеча. На стене было выбито больше десятка путеводных желобов, каждый из них различался наощупь. Время от времени стена прерывалась, образуя боковые ходы. Доходя до такого хода, желоб либо сворачивал в него, либо переходил в канат, пересекающий поворот, и продолжался на другой стороне. В случае, если путеводный желоб переходил в канат, надо было идти вдоль него дальше. Если же желоб сворачивал в проход, надлежало поднырнуть под другими канатами, зайти в проход, нащупать там на стене свой желоб и идти в новом направлении. Первую неделю у меня ныло плечо от постоянного хождения с поднятой рукой. Потом привык.

— Как-то всё это слишком сложно, — оценил офицер.

— Наоборот, — тихо возразил Миллер, — всё просто. Лабиринт большой, разные желоба ведут в разные его части. Работники идут в полной темноте, каждый знает только свой желоб, но ничего не видит, значит, рассказать ничего не сможет. Когда мы стали не нужны, желоба поменяли местами, и все сами пришли к пропасти и упали в неё. Я спасся лишь потому, что в тот день почувствовал, что мой желоб оказался на одну позицию выше, чем обычно. Я понял, что грязные работы завершены, и в чернорабочих подземный завод больше не нуждается. Накануне из Берлина как раз пришёл приказ провести очередную чистку. О шпионах, предателях и пятой колонне нам говорили постоянно, так что не удивлюсь, если уничтожили только таких, как я, плохо вписывающихся в расовые стандарты.

— Как вам удалось выжить? — офицер с интересом посмотрел на Миллера.

— Я понял, что мой желоб подменили, и попытался идти не вдоль него, а вдоль того, к которому я тактильно привык, — объяснил тот. — В результате я вышел к железнодорожной станции, там меня заметила охрана. Солдаты начали стрелять, пуля пробила меня насквозь, я упал и подумал, что умираю. Очнулся от того, что вдруг стало очень холодно и нечем дышать. Я открыл глаза и понял, что закопан заживо вместе с множеством трупов. Меня охватил панический ужас, и я забился от отчаяния. К счастью, захоронение оказалось неглубоким, трупы едва присыпали землёй. Я сумел выбраться и увидел, что вокруг горит лес, а сам я на дне оврага. Плохо помню, как добрёл до деревни. Оттуда меня отвезли в город, в больницу. Тогда его ещё не разбомбили полностью, и больница частично функционировала. Дальше вы знаете.

— Обе пули прошли навылет через мягкие ткани, — объяснил офицер. — Вам повезло, что охрана сочла вас мёртвым и не стала добивать. Видимо, они очень торопились. Трупы в овраге не столько хоронили, сколько прятали от посторонних глаз. Лес горел после бомбёжки, думаю, она-то их и спугнула. Всех ликвидированных, включая вас, просто наспех присыпали грунтом, чтобы не демаскировало, и всё.

— Наверное, вы правы, — вздохнул Миллер, беспомощно озираясь. — Как только мы попадём под землю, я выведу вас к станции. Но я решительно не понимаю, куда идти сейчас и в какой стороне находится лифт.

Несколько автоматчиков, углубившихся в лес, вернулись обратно, и офицер бросил на возглавляющего их солдата вопросительный взгляд. Тот отрицательно покачал головой. Спустя минуту вернулась вторая группа, осматривающая лес правее первой, и их старший повторил жест предшественника.

— Ничего? — понял Миллер, проследив взгляд офицера. — Что же делать?

— Проедем по дороге ещё километр, — решил офицер, — остановимся, развернёмся в цепь и двинемся через лес в обратную сторону. Будем осматривать каждый куст. Если ничего не найдём, зайдём глубже и повторим всё заново. Пока есть возможность, будем искать.

Он молча подал знак своим людям, и автоматчики погрузились на машины. Бронетранспортёры продолжили движение, но проехать запланированный километр не удалось. Метров через пятьсот дорога сделала очередной поворот, и головной бронетранспортёр остановился. Впереди, посреди дороги, закрывая проезд, стоял немецкий армейский грузовик со снятым передним колесом, возле которого возились несколько солдат со слесарным инструментом в руках. Рядом с ними стоял майор вермахта и с крайне недовольным видом требовал от солдат работать быстрее. Увидев останавливающиеся бронетранспортёры, он нашёл взглядом их командира и заторопился к нему.

— Господин гауптштурмфюрер! — требовательно произнёс майор. — Мне требуется срочная помощь! У меня секретный приказ командующего западной группировкой!

Майор извлёк из кармана сложенный вчетверо лист гербовой бумаги и вперил в офицера СС требовательный взгляд. Тот покинул бронетранспортёр, коротко отсалютовал майору и развернул протянутую бумагу. Приказ был подписан высокими чинами и предписывал всякому оказывать подателю сего любое содействие.

— Как я могу вам помочь, господин майор? — гауптштурмфюрер вернул ему бумагу.

— Я везу срочный груз на подземный завод! — раздражённо ответил майор. — Но мой болван-водитель умудрился угодить колесом в воронку на дороге! В результате повредилась колёсная ось. Я рассчитывал, что дотяну до лифта, но удача оказалась не на моей стороне. Ось всё-таки лопнула, и мы застряли на дороге, не дотянув до цели совсем немного! Вы должны помочь мне доставить груз на завод! Мы перегрузим ящик на ваш бронетранспортёр, и вы отвезёте нас к лифту!

— Яволь! — козырнул эсэсовец. — Грузите!

Майор отдал своим солдатам команду, те побросали инструмент и с виноватым видом принялись выволакивать из грузовика большой деревянный ящик с нацистскими эмблемами и штампами «Совершенно секретно», «Соблюдать осторожность» и «Не переворачивать». Солдаты майора, пыхтя и отдуваясь, вчетвером подтащили ящик к головному бронетранспортёру, автоматчики СС открыли створки заднего люка и загрузили его в десантное отделение. Майорские солдаты кое-как примостились на броне, сам майор следом за гауптштурмфюрером влез в бронетранспортёр и заявил:

— Мы можем оправляться! Грузовик останется здесь, мы заберем его позже!

— Как хотите, господин майор, — ответил гауптштурмфюрер. — Куда направляться?

— К подземному лифту! — скомандовал тот.

— Яволь! — невозмутимо ответил гауптштурмфюрер. — Указывайте дорогу, майор!

— Может быть, прикажете мне ещё за руль сесть?! — возмутился майор. — Начинайте движение, гауптштурмфюрер, мы теряем время! В любой момент в небе могут появиться бомбардировщики американцев!

— Подземный завод, — эсэсовец был по-прежнему невозмутим, — есть сверхсекретное предприятие, на котором куётся оружие возмездия. Это последняя надежда рейха и его величайший триумф. Поэтому мы будем оборонять его до последнего вздоха. Я не могу подвергать завод даже малейшему риску. Указывайте дорогу, господин майор! Если вы остались без транспорта, я довезу ваш груз до цели. Но я не имею права разглашать кому бы то ни было маршрут в святая святых нашей победы! Либо показывайте дорогу, либо вылезайте и оставайтесь здесь! Я доставлю ваш груз без вас и ваших людей! Таков приказ рейхсфюрера!

— Гауптштурмфюрер, — майор устало вздохнул, всем своим видом демонстрируя утомлённость от бесконечной твердолобости деревянных по пояс солдафонов из СС, — у меня есть абсолютно аналогичный приказ фельдмаршала. Но я не буду тратить время на соревнования в предъявлении полномочий. Не имею права подвергать сверхсекретный и сверхважный груз опасности попасть под бомбы американцев! Поэтому я остаюсь здесь. Главное — довезите груз как можно скорее. А сейчас прошу вас выйти из машины. Я должен объяснить вам, куда и кому именно отдать груз. Это совершенно секретная информация, её не должен слышать никто, кроме вас! — Он скользнул взглядом по своим людям: — Выходим!

С этими словами майор полез к выходу, и гауптштурмфюрер последовал за ним. Оба вылезли из БТР, майор отошёл подальше и поманил к себе эсэсовца. Эсэсовский офицер не стал спорить и подошёл к нему. Майор дождался, когда его люди отойдут от бронетранспортёров, оказываясь поблизости, и достал из кармана ещё один документ.

— Здесь указаны фамилии офицеров, которые имеют право принять груз! — Майор развернул бумагу и вручил её эсэсовцу: — Прочтите и запомните наизусть!

Эсэсовец взял документ, опуская взгляд на его строки, и в следующую секунду майор резким движением ударил его по голове зажатой в кулаке яварой. В этот же миг оставленный внутри БТР ящик взорвался, разлетаясь на куски и расшвыривая оставшихся в бронетранспортёре автоматчиков. Одновременно со взрывом майорские солдаты ринулись на гауптштурмфюрера, планируя схватить его за руки и за ноги.

Но неожиданно всё пошло иначе. В последний миг эсэсовский офицер выверенным боксёрским нырком избежал атаки яварой и на выходе из нырка нанёс майору точный боковой удар. Майор рухнул, теряя сознание, и гауптштурмфюрер резким прыжком ушёл от бросившихся на него майорских солдат. Эсэсовец отлетел в сторону, падая на спину, и, не обращая внимания на боль, рванул болтающийся на шее автомат. Очередь в упор срезала ближайшего майорского солдата, остальные попадали наземь, и один из них громко выкрикнул:

— Хэлп!

Из леса ударил ружейно-пулемётный огонь, и вокруг гауптштурмфюрера густо заплясали фонтанчики земли, выбиваемой десятками пуль. Кинжальный огонь прижал эсэсовца к земле, и он рывком перекатился за ближайший куст, быстро сползая в первую попавшуюся рытвину. Пока невидимая засада осыпала пулями бронетранспортёры, оставшаяся тройка майорских солдат не рискнула лезть за гауптштурмфюрером, схватила своего майора и бегом бросилась в лес. Второй БТР взревел двигателем, рванул вперёд и ударил по тормозам, останавливаясь между бьющими из леса очередями и залёгшим эсэсовским офицером. Укрывшиеся в десантном отделении автоматчики метнули в лес десяток гранат, и пулемётчик открыл подавляющий огонь, вспарывая лес длинными очередями. Автоматчики распахнули задние двери, прикрываясь их створками от пуль, покинули БТР и залегли под защитой обеих машин, переходя на прицельную стрельбу. Засада не стала рисковать, продолжая бой, и ведущийся из леса огонь прекратился.

На минуту в лесу воцарилась тишина, прерываемая испуганными криками испуганной стаи мелких птиц, и вскоре всё стихло окончательно. Эсэсовский офицер выбрался из своего нехитрого укрытия, перепаханного пулями вдоль и поперёк, и подошёл к убитому им майорскому солдату.

— Уроды! — процедил он сквозь зубы по-русски. — Поздно я догадался, мать вашу!

— Товарищ старший лейтенант! — От второго БТР к нему спешил немолодой солдат в форме обершарфюрера. — Александр Иванович! Вы целы?

— Цел я, Михалыч, что со мной будет, — раздосадованно поморщился офицер, стирая тонкую струйку крови, стекающую из царапины на виске в пересекающий щеку старый шрам. — Да только поздно сообразил, что не фашисты это! Какие у нас потери?

— Четверо убитых, шестеро раненых, — нахмурился Михалыч. — Миллер погиб, его снайпер снял, прицельно, в лоб. БТР на ходу, но приборную панель осколками побило сильно. — Он стёр со лба земляное крошево: — Я уж думал, не успею к вам! Или убьют вас, или утащат, супостаты заокеанские! Как вы их вычислили?

— Рожи у его солдат ни хрена не немецкие, — скривился Кузнецов, в сердцах пиная сапог американского диверсанта. — Союзнички, мать вашу! Столько людей погубили, и вся операция коту под хвост! Уходим, Михалыч, да поскорее, скоро здесь будут либо настоящие эсэсовцы, либо американские бомбардировщики.

— А эти как же? — Михалыч зло кивнул в сторону леса.

— Эти уже далеко, — вздохнул Кузнецов. — Уносят ноги подобру-поздорову. Не хуже нашего знают, что сейчас начнётся. — Он кивнул на труп американского диверсанта: — Этого — с собой. Сдадим командованию в своё оправдание. Не то ещё сделают виноватыми, у нас это запросто.