15 сентября 1939 г. Москва, Кремль, правительственное совещание у Сталина

Массивный длинный стол, занимающий бо́льшую часть рабочего кабинета Сталина на втором этаже Сенатского дворца Кремля, был занят членами высшего партийного и политического руководства СССР. Все не сводили внимательных взглядов с наркома обороны Ворошилова, стоявшего возле настенной карты Европы со свеженанесёнными отметками. Ворошилов докладывал о ходе наступления Германии на Польшу, то и дело косясь на Сталина, слушающего с молчаливой задумчивостью:

— К настоящему времени германские войска добились решающих успехов. Противостоять на равных германской военной машине Польша оказалась не в силах. Основные силы Войска польского рассечены вермахтом на несколько очагов, окружены, дезорганизованы и будут окончательно разбиты в ближайшие дни.

Ворошилов, продолжая коситься на безмолвствующего Сталина, коснулся указкой основных областей идущей кампании, демонстрируя успехи вермахта:

— Германские войска вышли к Львову и осадили Брест. Единственное более-менее серьёзное сопротивление поляки оказывают в Варшаве, но к вчерашнему полудню окружение Варшавы германскими войсками было полностью завершено. Польские войска испытывают недостаток продовольствия, вооружения и боеприпасов, поэтому можно с уверенностью утверждать, что Варшава будет взята немцами максимум через две недели. Само Войско польское перестанет существовать ещё раньше. В связи с этим Наркомат обороны считает, что сейчас наиболее благоприятное время для введения в Польшу подразделений Красной Армии. Остатки Войска польского не в состоянии оказывать серьёзное сопротивление.

— А как же Англия и Франция? — поинтересовался Берия. — Они в военном союзе с Польшей и, согласно союзническим обязательствам, 3 сентября объявили Германии войну. Их войска начали наступление на Германию 7 сентября, если не ошибаюсь, в районе земли Саар?

— Союзники не заинтересованы в войне с Германией, — возразил Ворошилов. — Иначе они действовали бы более решительно. Однако на деле их войска даже не дошли до линии Зигфрида, являющейся цепью основных оборонительных сооружений Германии на западном направлении. Линия Зигфрида не достроена, сейчас лучшее время для её преодоления, но вместо этого войска союзников 12 сентября прекратили наступление. Наша разведка сообщает, что Англия и Франция считают дальнейшее продолжение боевых действий бессмысленным, потому что широкомасштабная война с Германией не оправдывает действия Гитлера в Польше.

— США, Англия и Франция в курсе основных положений секретного пакта, заключённого между СССР и Германией в ходе моих встреч с господином Риббентропом, — заявил Молотов. — Наши германские коллеги уведомили их об этом ещё 24 августа. Они не решаются продолжать войну против Германии прежде, чем поймут позицию СССР в этом вопросе. И уж точно они не станут воевать с Гитлером, если мы введём войска в Польшу ради обретения территорий согласно упомянутому пакту. Для союзников это не является секретом. Уверен, дальнейших боевых действий Англии и Франции в Сааре не последует.

Молотов тоже посмотрел на Сталина, ожидая реакции, однако тот продолжал пребывать в задумчивом молчании. Но внешне отрешённый вид вождя народов обманчив. Все, здесь находящиеся, отлично знают, что Сталин прекрасно слышит каждое слово и полностью владеет обстановкой.

— Кроме того, — осторожно продолжил Молотов, — как я уже докладывал, сегодня нам удалось заключить перемирие с Японией. Боевые действия в районе реки Халхин-Гол прекращены. Пакт о ненападении между СССР и Германией сильно повлиял на японцев. Поняв, что Гитлер не станет вступать в войну с Советским Союзом ради поддержки завоеваний Квантунской армии, Япония в некотором роде посчитала себя преданной. Уверен, они заключат с нами договор о нейтралитете в ближайшее время, если мы предпримем к этому активные дипломатические шаги.

— Наркомат обороны согласен с товарищем Молотовым! — поддержал его Ворошилов. — Продолжения войны союзников с Германией не будет. Опасность широкомасштабной войны с Японией ликвидирована. Польша фактически разгромлена. Самое время для нас забрать себе территории, утверждённые Советским Союзом и Германией в пакте товарища Молотова и господина Риббентропа!

Ворошилов замолчал, и все взгляды вновь обратились на Сталина. Тот продолжал безмолвствовать. Пауза затягивалась, и слово вновь взял Берия:

— Когда Наркомат обороны предлагает вводить войска в Польшу?

— Не позднее 17 сентября! — ответил Ворошилов. — Считаем целесообразным вступить на территорию Польши до того, как вермахт захватит Варшаву. Тем самым мы продемонстрируем Германии нашу солидарность. СССР не стал дожидаться, пока Германия сделает самую трудную работу в одиночку. Уродливая химера, созданная Версальским договором и сожравшая исконные земли Западной Украины и Западной Белоруссии, должна быть уничтожена нашим совместным ударом!

— Поддерживаю! — оценил Берия и в который раз перевёл взгляд на Сталина.

Тот, по своему обыкновению, потянулся за трубкой и некоторое время раскуривал её во всеобщей тишине. Сделав затяжку, Сталин задумчиво выдохнул дым и ответил в известной всем неторопливой манере:

— Советский Союз вступит в войну послезавтра, 17 сентября, как предлагает Наркомат обороны. — Он сделал ещё одну затяжку и добавил: — В войну с гитлеровской Германией.

Сказать, что слова вождя народов ошарашили всех, означало не сказать ничего.

— С Германией?! — Берия не стал скрывать своего изумления. — Коба, но зачем?! Мы же только что подписали с ними пакт о ненападении!

— Партия, — Сталин вновь приложился к трубке, — тщательно обдумала движущие Гитлером мотивы и пришла к неутешительному выводу. Если не сокрушить Гитлера сейчас, Советский Союз станет следующей жертвой его кровавой агрессии. Давайте внимательно посмотрим, что же декларирует Гитлер? В первую очередь борьбу с коммунизмом и инородцами. Едва ли не каждая его речь перед народом Германии прямо затрагивает эти темы. Коммунистическая партия в Германии запрещена, впрочем, как и все прочие партии, кроме НСДАП. Немецкие коммунисты подвергаются гонениям, арестам и террору. Еврейский народ в Германии также подвергается гонениям, это ни для кого не секрет. Но СССР — страна равных возможностей для любого коммуниста, вне зависимости от национальности. А едва ли не все остальные советские национальности гитлеризм именует дикими азиатами, находящимися на низшей ступени развития.

Сталин прервался на очередную затяжку, выдохнул дым и всё так же неторопливо продолжил:

— Нетрудно догадаться, каким жутким и уродливым монстром видимся мы Гитлеру, каково его истинное отношение и к СССР, и советскому народу. Мы олицетворяем всё то, что гитлеризм провозгласил своими непримиримыми врагами. Пакт о ненападении для Германии — это не более чем возможность оградить себя от войны на два фронта, разбить своих противников по одиночке, после чего собрать силы и утопить в крови наше советское государство. Гитлер провозгласил концепцию расширения жизненных территорий для германского народа и не отступится от своих планов. Первой его жертвой стала Австрия, потом немецкие войска были введены в Чехословакию, теперь Польша. Но фашистский спрут на этом не остановится. Его щупальца будут тянуться бесконечно, если их не отсечь! Война с Германией неизбежна, и партия считает, что сейчас лучший момент для её начала.

— Но, товарищ Сталин, — попытался возразить Ворошилов, — мы не готовы к настолько масштабным боевым действиям! Необходимо провести мобилизацию, обновить вооружение! Красная Армия нуждается в серьёзных реформах, война в Испании дала нам бесценный опыт, который теперь нужно внедрить в войска!

— Вот и внедряйте, товарищ нарком обороны, — невозмутимо ответил Сталин. — Привлеките в войска прошедших Испанию коммунистов, дайте дорогу офицерам с современным боевым опытом, обеспечьте правильную постановку задач Наркомату промышленности и так далее! Покажите, что партия не зря доверила вам этот пост! Мы не можем упустить столь благоприятный момент. Удар Советского Союза станет для Германии неожиданностью. К такому повороту событий Гитлер не готов.

Вождь народов прервался на следующую затяжку, но никто из присутствующих не рискнул вклиниваться в его монолог.

— Наша разведка, — Сталин бросил на Ворошилова внимательный взгляд, — заверяет партию, что главное для нас — это в первую очередь как можно быстрее захватить румынские нефтяные месторождения. Без румынской нефти люфтваффе и танковые армады вермахта быстро окажутся обескровлены. Собственного производства бензина Германии не хватит для удовлетворения нужд своих войск.

Сталин лениво указал на карту дымящейся трубкой:

— Партию это устраивает. Мы атакуем в двух направлениях: поддержим наших польских товарищей и лишим Гитлера румынской нефти. Заодно вернём Советскому Союзу Бессарабию и Северную Буковину, отнятые у России двадцать лет назад. Увидев наши действия, Англия и Франция возобновят наступление на Германию, и Гитлер окажется вынужден вести войну на два фронта. Таким образом, СССР лишит врага возможности совершить кровопролитие на советской земле. Фашистский спрут будет раздавлен быстро! До того, как станет чрезмерно силён.

Вождь народов сделал последнюю затяжку и закончил, поднимая руку и обводя присутствующих пристальным взглядом:

— Предлагаю поставить этот вопрос на голосование. Кто за?

Молотов торопливо поднял руку, стремясь не отстать от Сталина, и искоса оглядел остальных. Несогласных не оказалось.

— Партия проголосовала единогласно, — подытожил Сталин. — Товарищ Ворошилов, начинайте мобилизацию.

* * *

Склонившийся над микроскопом Сеченов отпрянул от окуляров и выдохнул, оборачиваясь к сидящему за приборным пультом Филимоненко:

— Пошла реакция! Алексей Петрович, что на амперметре?

— Есть ток! — Филимоненко возбуждённо вскочил со стула. — Есть напряжение! Она работает! Дмитрий Сергеевич, водородная ячейка работает!

— Наконец-то! — Сеченов рванулся к приборной доске, бросил взгляд на показания измерительного оборудования и тут же поспешил обратно к микроскопу. — Засеките продолжительность действия! Я знал, что волновая обработка германия катализирует процесс, я же говорил!

Он прильнул к окулярам и замер, наблюдая за протекающими на клеточном уровне процессами. Полимерно-водородная реакция проходила идеально, словно была вызвана не впервые, а являлась обыденностью. Разложенные на испытательном стенде сегменты водородной ячейки исполняли свои функции согласно теоретическим расчётам, приборы на выходе фиксировали наличие тока, и выходной каскад едва слышно шипел тёплым паром, сбрасывая в атмосферу отработанные отходы химического процесса — простой водяной пар молочно-белого цвета.

— Странно, что пар на выходе такой горячий. — Светящийся от счастья Филимоненко сверился с термометром, установленным прямо над выходным каскадом лабораторного стола. — Почти двести градусов! Я ожидал, что будет меньше.

— Лабораторному стенду не хватает теплоёмкости. — Сеченов с довольной улыбкой на лице не отрывался от микроскопа. — Радиаторов мало, всё-таки у нас тут в основном нейрохирургия! Как только доработаем ячейку, вся тепловая энергия будет попадать в поглотители и идти в дело! Пар на выходе будет иметь минимальную температуру, позволяющую ему оставаться паром и уходить в атмосферу, а не превращаться в испарину, закапывающую всё вокруг.

— Наша водородная ячейка по совместительству будет являться увлажнителем воздуха? — пошутил Филимоненко и тут же задумался. — Дмитрий Сергеевич! А ведь это мысль! Этому можно найти применение в народном хозяйстве и даже в быту! Особенно в жарких и засушливых районах земного шара!

— И не только земного шара, Алексей Петрович! — воодушевлённо подхватил Сеченов. — Настанет день, когда человек создаст дружелюбную атмосферу на Луне, Марсе, Венере и других планетах нашей Солнечной системы! Да что нашей! Мы доберёмся до самых дальних звёзд! И начало этому глобальному пути мы с вами закладываем сейчас! Надо немедленно сообщить нашим товарищам об успехе! Они будут весьма рады, ведь каждый приложил к этому толику усилий!

— Жаль, Фёдор Валентинович узнает об этом не скоро, — погрустнел Филимоненко.

— Это верно. — Сеченов невесело вздохнул.

Добиться освобождения Королёва и Вавилова из застенков НКВД не удалось, как не удалось ему попасть на приём к Сталину. Пришлось несколько месяцев ждать планового медицинского осмотра и прямо во время процедур просить вождя народов о снисхождении к арестованным учёным. Сталин просьбу выслушал и пообещал разобраться. Итогом разбирательств стало смягчение обвинения и тюремного режима. Вавилова и Королёва вычеркнули из расстрельных списков, их дела отправили на доследование, а самих учёных перевели из жутких условий ГУЛАГа в закрытую тюрьму НКВД под Москвой. По слухам, там содержались те научные специалисты, которые могли оказаться полезными советской власти. Что ж, и на том спасибо.

— Как они там, Дмитрий Сергеевич? — Филимоненко бросил на Сеченова хмурый взгляд. — Есть какие-нибудь известия?

— Так кто же скажет. — Второй вздох Сеченова был ещё более печальным. — Хорошо хоть, не расстреляли. Но мы будем бороться за их судьбу, Алексей Петрович, можете не сомневаться.

— Только будьте осторожны, Дмитрий Сергеевич, — покачал головой Филимоненко. — Как бы вам самим не навлечь на себя гнев…

Он запнулся, не решаясь произнести фамилию вождя народов вслух. Вообще, здесь, в НИИ мозга, секретных сотрудников НКВД быть не должно. Но кто может быть в этом уверен в наше время?! ГУЛАГ переполнен, страна разделилась на две половины: одна сидит, вторая её охраняет. Лучше не рисковать.

— Я попросил его о снисхождении всего один раз, — пожал плечами Сеченов. — Надеюсь, за вторую такую просьбу меня не признают врагом народа. Не настолько серьёзное это преступление.

— Сергей Николаевич тоже так считал, — уныло поморщился Филимоненко.

Сеченов мысленно скривился. Это правда. Вавилов, будучи на пике научной известности, неоднократно ходатайствовал об освобождении множества подвергшихся аресту учёных. Это ему вменили в вину одним из первых: поддержку врагов народа. Но раз Сталин позволил Вавилову и Королёву покинуть камеру смертников, значит шансы ещё есть. По крайней мере походатайствовать перед вождём ещё один раз Сеченов рискнёт. А там видно будет.

— Сделаю что смогу, — твёрдо заявил он. — Пока же давайте порадуемся за успех нашего эксперимента! Теперь водородная ячейка уже не предположение, а реальность! Возможно, это изобретение поможет нам вытащить из тюрьмы наших друзей и коллег. Посему нам предстоит доработать наше изобретение до стадии промышленного использования.

— Реакция протекает идеально! — Филимоненко, наблюдающий за происходящим на лабораторном стенде процессом, вновь просветлел. — Даже не верится! После года регулярных неудач я ожидал сегодня массы проблем! А она работает как часы!

— Нет таких преград, каких бы не могла преодолеть наука! — Сеченов подошёл к выходному каскаду стенда, к которому была подключена электрическая лампочка, и щелкнул тумблером. Лампочка не зажглась.

— Работы нам предстоит ещё немало, — констатировал он.

— Справимся! — Филимоненко решительно потянулся к лампочке и снял её со стендовых зажимов. — А если так?

Он присоединил к ней пару проводов и ткнул ими напрямую в клеммы выходного каскада, минуя электропроводку и тумблер. Нить накаливания лампы едва заметно покраснела.

— Сопротивление стенда пока что великовато для нашего чуда света, — улыбнулся он. — Но я уже вижу, что и как нужно доработать! Эх, нам бы финансирование! Я бы через год, максимум через два предоставил полноценный водородно-полимерный топливный элемент, выдающий десять киловатт, — ровно так, как мы замахивались с самого начала!

— Ничего, справимся сами. — Сеченов наклонился ближе и увлечённо разглядывал едва теплящуюся нить накаливания. — Давно я не видел более красивого зрелища! Так зарождается пламя глобального прогресса! Пусть небыстро, зато неуклонно!

Конечно, Филимоненко был прав. Без финансирования столь грандиозную область придётся развивать десятилетиями, хотя при наличии такового для достижения первых серьёзных успехов хватило бы и пяти лет. После того как Сталин отверг их проект год назад, все исследования, опыты и изыскания проводились на личные средства их могучей кучки: Сеченова, Павлова, Курчатова, Челомея, Филимоненко и Захарова. Не в последнюю очередь благодаря авторитету нобелевского лауреата Павлова и входящего в группу лечащих врачей Сталина Сеченова эти самые изыскания не запретили вообще. Обычно, если Сталин отвергал какой-либо проект лично, оный немедленно попадал в опалу целиком и полностью. Чиновники от Академии наук устремлялись бороться с ним с праведным усердием, уничтожая едва ли не на корню. Но когорту Сеченова научные функционеры трогать не стали. И на том спасибо.

Пусть без финансирования, пусть без серьёзных масштабов, пусть за год, а не за месяц, как должно было бы быть в идеале, но прототип водородной ячейки заработал.

— Это наша маленькая победа, Алексей Петрович. — Сеченов забрал у Филимоненко лампочку и осторожно уложил её прямо на клеммы выходного каскада лабораторного стола, следя за тем, чтобы едва тлеющая нить накаливания не прекратила гореть. — Давайте же грянем «ура»! Мы его заслужили!

Оба учёных, не сговариваясь, негромко, но воодушевлённо воскликнули:

— Ура! Ура! Ура!

— Чему это вы радуетесь, друзья? — Дверь лаборатории распахнулась, на пороге оказался Захаров в только надетом белом халате. Он смотрел на тихо ликующих Сеченова с Филимоненко с явным недоумением. — Уж не войне ли?!

— Какой ещё войне, Харитон! — отмахнулся Сеченов. — Победе! Иди скорей сюда, взгляни сам! Реакция пошла! Водородная ячейка работает!

— Да быть такого не может! — оживился Захаров, закрывая дверь и устремляясь к стенду. — Да чтоб меня! Лампочка светится! — Он быстрым движением взглянул на приборную доску. — Ток идёт! Как полимер? Не греется?

— Нет! — улыбался Сеченов. — Реакция протекает безошибочно, точно согласно всем нашим выкладкам! И скорость убывания полимера полностью соответствует расчётной! Вот увидишь, мы добьёмся очень серьёзной продолжительности работы водородной ячейки! Дайте только срок!

— Угу, — кивнул Филимоненко. — И финансирование бы ещё. Была бы возможность запустить полномасштабную научную программу, я бы не задумываясь замахнулся на полугодичную автономность водородной ячейки.

— Полгода работы без обслуживания? — уточнил Сеченов.

— Именно так, Дмитрий Сергеевич! — подтвердил тот. — В идеале для функционирования нашему топливному элементу требуется только полимер, который будет тратиться в ходе реакции. Если бы у меня была возможность выверить весь процесс с точностью до тысячной доли грамма, уверен, топливный элемент вполне реально сконструировать так, чтобы находящегося внутри него запаса полимера хватало бы на пять-шесть месяцев работы. При непрерывной эксплуатации этот срок бы несколько сократился, но не кардинально.

Он с досадой покачал головой:

— Где бы найти на всё это средства…

Захаров оторвал горящий взор от созерцания лабораторного процесса и посмотрел на друзей, принимая хмурое выражение:

— Возможно, у нас появился шанс. Похоже, фортуна улыбается нам только во времена немалых всеобщих бед.

— Что ты имеешь в виду? — Сеченов насторожился. — В Академии наук вновь прошли аресты?

— Нет, к сожалению! — усмехнулся Захаров. — Хотя кое-кого из тамошних бесполезных чинуш бы стоило! — Он спохватился: — Вы же не в курсе!

Захаров достал из объёмистого кармана лабораторного халата сложенную вчетверо «Правду» и протянул Сеченову:

— Война! Сегодня СССР вступил в войну с Германией. Партия приняла решение помочь братскому польскому народу отразить нашествие немецких войск и не позволить фашизму восторжествовать в Польше, как это случилось в Испании.

— Скверные новости, — помрачнел Сеченов. — Опять погибнет множество народа.

— Множество народа, к сожалению, на этой планете гибнет регулярно, — возразил Захаров. — Не здесь, так там. Не в нашей войне, так в чужой. Таково существующее общество, которое нам предстоит переделать во что-то гораздо более светлое и разумное. Зато сейчас у нас, не исключено, появился второй шанс заинтересовать Кремль в наших разработках. Топливный элемент открывает огромные перспективы: могучие танки с тяжёлыми орудиями и неуязвимой бронёй; мощные ракетопланы, несущие массу оружия высокой разрушительной силы; армии боевых роботов, сражающиеся на поле боя вместо людей. Надо только довести всё это до сведения товарища Сталина! Тем более теперь нам есть что им продемонстрировать!

— Идея поставить наше изобретение на службу кровопролитию очень меня удручает, друзья… — Сеченов болезненно поморщился. — Но, полагаю, ты прав, Харитон. Это наш шанс вновь привлечь внимание Кремля к ведущимся разработкам. Без масштабного финансирования мы будем продвигаться к цели микроскопическими шагами не один десяток лет. Сейчас же пойду напишу письмо в Академию наук. И ещё одно товарищу Молотову лично. Быть может, дойдёт…

Сеченов мгновение смотрел на едва тлеющую нить накаливания тестовой лампочки, после чего печально вздохнул и направился прочь из лаборатории, тихо шепча себе под нос:

— Когда же настанут те блаженные времена, когда учёные смогут заниматься одной лишь наукой…

Загрузка...