2 апреля 1941 г. Восточный пригород Берлина, секретный НИИ нацистов
Гольденцвайг осторожно набрал в пипетку находящееся в пробирке питательное вещество и аккуратно впрыснул его в колбу с бактериями-возбудителями лихорадки Эбола. Работа со смертельно опасными штаммами требовала ювелирных движений, что в защитном балахоне было сложно уже само по себе. Толстый прорезиненный материал балахона сильно затруднял мелкую моторику, делая движения неуклюжими, и за минувшие недели Йозеф изрядно наловчился орудовать пипеткой почти негнущимися пальцами. К слову сказать, не у всех его коллег это получалось так же виртуозно, как у него. Уже не раз бывало, что учёные роняли колбы или пипетки, те разбивались, и заразная субстанция оказывалась на полу. Приходилось срочно принимать меры по дезинфекции.
Звук бьющегося стекла за спиной возвестил об очередном таком происшествии, и Гольденцвайг недовольно скривился. Опять прекращать работу и заливать половину лаборатории дезинфицирующим раствором. Потом отмывать пол, обрабатывать балахоны, проводить индикаторные тесты и вновь отмывать что-либо, если тест выявит на поверхности следы бактериологической опасности. Короче говоря, криворукие уже изрядно достали. Гольденцвайг отложил пипетку, аккуратно закрыл колбу и вышел из-за стола. Но прежде, чем он обернулся к лабораторному столу незадачливого коллеги, рядом раздался ещё один звук бьющегося стекла, сопровождающийся глухим шлепком падения человеческого тела.
Торопливо обернувшись, Йозеф замер от неожиданности. Оба его коллеги, занимавшие лабораторные столы позади него, не подавали признаков жизни. Один ничком лежал на столе, второй на полу. Рядом лежали вдребезги разбитые пробирки, под которыми медленно расплывались лужи биологического материала. По инструкции он должен задраить лабораторию наглухо и включить сигнал тревоги, вколоть пострадавшим антидот и начать обеззараживание. Но зрелище неподвижных тел выбило его из колеи, и сознание стремительно заполняла мысль о том, что необходимо бежать из лаборатории прежде, чем он сам упадёт рядом с ними. Ведь на нём точно такой же защитный балахон, как у других! Если их балахоны не удержали заразу, значит, и его не удержит! И как только это станет понятно всем, его отсюда уже никто не выпустит!
Осознание этого ошпарило Гольденцвайга словно кипятком, и он ринулся к холодильнику с медицинскими препаратами. Надо вколоть себе антидот, покинуть лабораторию, задраить её снаружи, и только потом поднять тревогу! Его накажут за нарушение инструкций, но лучше быть живым наказанным, чем мёртвым героем! Йозеф рванул крышку холодильной установки и принялся лихорадочно извлекать оттуда ампулы с препаратами. Что именно уколоть?! Антидот против Эболы? А вдруг его коллеги работали не только с ней?!! Более того, наверняка не с ней! Иначе они бы не лежали сейчас в таком состоянии, с ним же ничего не случилось! Значит, им доверили нечто другое, что не доверили ему! Выходит, начальство всё ещё не считает его надёжность абсолютной! А это значит, что его точно не выпустят отсюда, если поднять тревогу!
Схватив несколько пузырьков, Гольденцвайг бросился к выходу из опасной зоны. Шприцы можно разыскать и снаружи, сначала нужно выбраться отсюда! Он добежал до массивных герметичных дверей и несколько секунд возился с пневматической системой герметичного запирания. От избытка адреналина руки сильно дрожали, и справиться с ней удалось не сразу. Каждую секунду он боялся, что кто-нибудь уже идёт сюда снаружи, заметит через дверной иллюминатор неподвижные тела и рвущегося прочь Гольденцвайга и заблокирует дверь.
Едва гермозатвор, шипя стравливаемым воздухом, поддался, Йозеф изо всех сил навалился на дверь и вырвался из опасной зоны. К счастью, в находящемся за дверью помещении для снятия балахонов никого не было. По инструкции здесь положено подвергнуть свой балахон дезинфекции, затем обработать его индикатором. И если угрозы нет, то снять балахон и выйти в безопасную зону. Но если сейчас он будет возиться с дезинфекцией, то сюда кто-то может войти! Если выйти прямо так, то все поймут, что он нарушил инструкции! А если снять балахон, выйти и сделать вид, что ничего не произошло, потом вернуться, увидеть через иллюминатор упавшие тела и поднять тревогу?!! Тогда его никто не заподозрит!
Обрабатывать балахон несколькими растворами было совсем не быстрой процедурой, и Гольденцвайг поставил рекорд по скорости обеззараживания снаряжения на самом себе. Это просто чудо, что за всё это время сюда никто не зашёл! Убедившись, что все процедуры завершены правильно, Йозеф сорвал с себя балахон, нервно запихнул его в сушильный шкаф и ринулся к дверям. Нельзя выходить отсюда в таком виде, он не должен вызвать подозрений! С огромным трудом Гольденцвайг заставил себя остановиться и отдышаться. Приняв выражение полного спокойствия, он открыл дверь и едва не заорал от мгновенно захлестнувшей его паники.
Всё вокруг было заполнено трупами сотрудников института. Их лица покрывали жуткие ядовито-коричневые пятна, остекленевшие глаза многих смотрели куда-то в пустоту. Судя по испуганным, удивлённым или озадаченным посмертным выражениям лиц покойников, они умерли очень быстро, но не мгновенно. Многие из них успели ощутить приближающуюся смерть. Несколько секунд остолбеневший Гольденцвайг стоял в дверях, не понимая, что делать. Первой мыслью было надеть защитный балахон. Но там, в лаборатории, он его коллегам ничем не помог. Может, это не заражение вовсе? Может, это яд, который шпионы Советов подмешали в пищу в местной столовой? Поэтому он жив: он сегодня с утра не покидал опасную зону и ещё не обедал! Необходимо срочно выбраться отсюда, найти живых и поднять тревогу! Йозеф бросился к выходу в центральный коридор, по пути забегая во все помещения шестого отдела.
Но во всём отделе в живых не осталось никого. В кабинете начальника отдела Гольденцвайг наткнулся на труп профессора Кляйна, на пороге лежало тело его секретарши. Видимо, ей стало плохо, но дойти до профессора она не успела. Весь шестой отдел стал мертвецами, включая охрану люка, ведущего в соседнее крыло института. К счастью, люки в переборках открывались изнутри, это снаружи сюда было не войти, здесь же располагались рычаги всех запоров, и Йозеф множество раз видел, как пользуется ими охрана. Разблокировав замок, он с трудом открыл толстостенный люк и бросился прочь.
И тут же замер. Соседнее крыло было заполнено мертвецами, и первый из трупов, который он сумел опознать через жуткие коричневые опухоли, принадлежал доктору Циммерману. Рядом лежали его ассистенты. Похоже, все они почувствовали угрозу и спешили покинуть этаж, но успели добраться лишь до центрального коридора. Йозеф бросился дальше, в ужасе мечась между трупами. Надо добраться до кабинета начальника НИИ! Там есть телефоны секретной связи с СС и РСХА! Нужно предупредить их о диверсии и запросить помощь! Эвакуация в секретные подземные заводы идёт четвёртые сутки, осталась ещё неделя, Шульца увезут за четыре дня до завершения эвакуации, так что он должен быть ещё здесь, в НИИ!
Йозеф не ошибся. Начальник НИИ действительно находился в своём кабинете. Его труп, покрытый коричневыми пятнами, сидел в кресле за рабочим столом с телефонной трубкой в руках. Похоже, Шульц умер прямо во время разговора. Секунду Гольденцвайг колебался, можно ли дотрагиваться до телефонной трубки в руках покойника. Если всех убил яд, то угрозы нет… На всякий случай Йозеф сперва принялся хватать трубки других телефонов, но ни один из коммутаторов не отвечал. Тогда Гольденцвайг выхватил трубку из руки мертвеца и поднёс её к уху. Судя по литерам на корпусе телефонного аппарата, это секретная линия связи СС, то есть там круглосуточно дежурят телефонистки. В трубке раздавались какие-то далёкие крики и приглушённые вопли, разобрать слов не получалось.
Несколько минут Йозеф кричал в трубку, надеясь привлечь чьё-нибудь внимание, но так и не преуспел. Далёкий шум в трубке сменился тишиной, и он понял, что из здания НИИ он помощь не вызовет. Необходимо выбираться отсюда, и как можно скорее. Возможно, в наземной части института есть те, кто тоже не был на отравленном обеде. Гольденцвайг побежал к главному выходу, перепрыгивая через трупы и громкими криками призывая на помощь. На его призывы никто не появился, охрана главного выхода тоже оказалась мертва, но самое жуткое ожидало его дальше.
Наземная часть НИИ превратилась в свалку мёртвых тел, основная масса которых лежала друг на друге в центральных коридорах. К счастью, ни одна из дверей на пропускных пунктах не была заблокирована до такой степени, чтобы открыть её стало невозможно. Через пятнадцать минут Гольденцвайг выбежал на улицу и вновь остолбенел от ужаса. Обезображенные коричневыми пятнами трупы лежали на мостовой, и мертвецы эти не были сотрудниками НИИ. Стало окончательно ясно, что никакого отравления не было. Значит, это всё-таки заражение. Неужели оно пошло из лабораторий его НИИ? Но почему так быстро?!! Что это вообще такое? Что за жуткие коричневые пятна, сожравшие лица покойников? Ни о чём подобном Гольденцвайг за время работы в НИИ не знал и даже не слышал!
И его защитный балахон остался там, внизу! Логика подсказывала, что балахон против этой заразы бесполезен, но без хотя бы какой-то защиты ему было ещё страшнее, и испытываемый ужас рисовал жуткие картины скорой смерти. Йозеф инстинктивно схватился за карман, в который затолкал ампулы с антидотом, и понял, что не взял шприцов. Мысль о возвращении вниз ужасала, и он поспешил прочь от здания НИИ, бросившись бегом по середине улицы. Там, дальше, в следующем квартале, есть опорный пункт полевой жандармерии, у них имеется телефонная связь с Берлином и армией.
До здания жандармерии Гольденцвайг добежал быстро, страх гнал его вперёд без передышки и остановки. Трупов на улицах было не много, но вокруг стояла гнетущая тишина, и он понял, что не слышит привычной канонады советских орудий, обстреливающих укрепрайоны вермахта. Впереди показался опорный пункт, и Йозеф остановился, тяжело дыша. Несколько мёртвых патрульных лежали прямо на ступенях крыльца, дверь в здание была распахнута и не могла закрыться из-за мертвеца, застывшего в нелепой позе поперёк порога. Чуть поодаль, в десятке метров вдаль по дороге, лежал ещё один мёртвый патруль, неподалёку вяло дымила капотом легковая автомашина, врезавшаяся в фонарный столб.
С трудом взяв себя в руки, Гольденцвайг собрал в кулак остатки воли и вошёл в здание опорного пункта. Живых внутри не оказалось, зато трупов было в избытке. Телефонные аппараты работали, но коммутаторы не отвечали, и найти помощь ему не удалось. Едва справляющееся с паникой сознание выдало идею: на стоянке опорного пункта есть несколько машин, нужно взять одну и срочно ехать в Берлин! Но водить Йозеф не умел, своего автомобиля у него никогда не было, и все его познания в этой области ограничивались наблюдениями за действиями штатных водителей НИИ. Нужно попытаться доехать всё равно! Пешком идти дольше, вдруг он заразится по дороге! Гольденцвайг бросился на улицу.
Машин на стоянке обнаружилось несколько, был даже военный грузовик, но ни одну из них завести не удалось. Ключей не было ни в бардачке, ни в солнцезащитных козырьках, и что делать в таких случаях, Гольденцвайг не знал. Единственной машиной с ключами в замке зажигания было авто возле крыльца, за рулём которого сидел мертвец. В конце концов Йозеф решился пойти на ещё больший риск, подобрал лежащую рядом с трупом жандарма винтовку и вытолкал ей мертвеца из машины. Усевшись на водительское сиденье, он завёл мотор и попытался включить передачу. Несколько раз машина глохла, потом он вроде разобрался со сцеплением, и авто, судорожно дернувшись со зловещим хрустом, помчалось по дороге.
Гольденцвайг лихорадочно орудовал рулевым колесом, изо всех сил пытаясь удержать петляющую по дороге машину от столкновения то с одной, то с другой стороной улицы. В эту секунду его взгляд упал в свернутое на бок зеркало заднего вида, и он с ужасом увидел в нём собственное лицо, покрытое коричневыми пятнами. От мгновенно захлестнувшего его жуткого страха Йозеф издал дикий вопль, судорожно вцепляясь в руль, рыскающая машина выскочила с дороги и врезалась в стену дома. Гольденцвайга бросило вперёд, его голова ударилась о лобовое стекло, брызнувшее блестящими трещинами, и он потерял сознание.