Время действия: десятое ноября
Место действия: воинская часть в которой служит ЮнМи
– Эй, предводитель! Скорей иди сюда! Твою Агдан арестовали!
– Это твоя неудачная шутка или ты реально смерти хочешь? – подходя к кричавшему, хмуро интересуется ЧжуВон.
– Ты чего, хён? Не веришь? Не только я видел! Военная полиция на джипе. Двое срочников с автоматами и вместе с ними капитан. Вывели Агдан из офицерской казармы, посадили в машину и увезли!
ЧжуВон с недовольным видом обдумывает полученную информацию.
– А за что? – пару секунд спустя спрашивает он у принёсшего нерадостную весть. – За что арестовали?
– Неизвестно. Но я слышал слухи, что она вчера на суде неправильно о Пукхан сказала.
– Щибаль! – одним словом высказывает ЧжуВон то, что думает о ситуации и возмущается. – Почему у неё язык за зубами не держится? Разве это сложно? Особенно для девушки?
– Хён, о чём ты говоришь? – удивляются его последнему вопросу. – Конечно, сложно! У девушек вообще рот не закрывается, постоянно болтают!
– Я не об этом. – недовольно отвечает ЧжуВон. – А о том, что девушки должны молчать в присутствии старших или незнакомых людей. Она же постоянно со всеми спорит!
– Аа-а, вот ты о чём! Ну не знаю, хён. Следует спрашивать у её семьи, почему они так воспитали свою дочь. Делать-то что будешь?
– Что делать?
– Ну полиция ведь увезла. Видно, дело серьёзное. Выручать будешь?
ЧжуВон задумывается над вопросом, вспоминая последнюю проказу ЮнМи с летающим чучелом. «А может, решили дать ход этой истории?» – приходит ему в голову мысль. – «Тогда даже не знаю, что можно будет сделать…».
– Посмотрим. – хмуро говорит он. – У неё постоянно проблемы. Может, в военной полиции её сумеют как следует напугать.
– Предводитель, у девушек всегда проблемы!
– Проблемы простых девушек решаются просто. Шоппингом. – отвечает ЧжуВон, одновременно думая о том, какое обвинение может быть предъявлено в «деле о летающем монстре». – А у этой, – они вечно такие, что постоянно удивляешься – «как она смогла их создать»?
– Но она же талантлива? Сам ведь говорил.
– Говорил. – не отрицает «предводитель». – Только к таланту бы ещё капельку мозга добавить. Вообще бы супер стало!
Время действия: десятое ноября
Место действия: здание службы военной полиции Республики Корея.
Сижу в коридоре на скамеечке, жду дальнейшего развития событий. Рядом топчутся два срочника в форме военной полиции и с оружием в руках. Приехали утром на машине вместе со своим старшим, – капитаном, показали командованию бумаги и забрали меня с собой. Проводить нас вышли сам командир и начальник штаба части. Возможно ошибаюсь, но, кажется, в этот миг на их лицах было выражение надежды на то, что я больше не вернусь. Однако это, как говорится, – «мы ещё посмотрим»!
Рядом открывается дверь и в коридор выглядывает капитан, который привёз меня сюда.
– Введите арестованную Пак ЮнМи! – требует он у моих конвоиров.
«Сейчас мы всё и узнаем» – думаю я, вставая со скамейки. – «Похоже, вчера на суде я таки всё же дотрынделся» …
(несколько позже)
– Прошу прощения, госпожа капитан, но я не согласна с вашей трактовкой событий и могу объяснить, почему. – возражаю я.
В общем, имеющиеся у меня предположения оказались верными. В вину мне вменяют статью 99 – «Оказание врагу помощи другими способами». Перед ней есть статьи с 92-ой по 98-ую, описывающие другие, различные виды помощи врагу, но если преступление не подходит ни под одну из них, – тогда в действие вступает девяноста девятая. Большая и всеобъемлющая, с весьма нечётко очерченными границами. В неё, кстати, можно засунуть и агитацию с пропагандой, наказание за которые предусмотрено в сто первой статье.
– Я не делала никаких публичных заявлений. – убеждённо говорю я – Вчера было слушание дела, судья делала свою работу – пыталась установить истину, чтобы вынести справедливое решение. Для этого она задавала вопросы всем участникам судебного процесса, они на них отвечали. Ко мне она тоже обращалась, я тоже отвечала. Однако, никаких публичных заявлений не делала.
– Журналисты, присутствовавшие в зале, зафиксировали и выложили в сеть в своих видеорепортажах всё, что было сказано вами на слушаниях. – сообщает капитанша. – В итоге это стало публичным заявлением.
– Вопрос не ко мне. – отрицательно крутя головой, решительно заявляю я. – Он к госпоже судье, разрешившей присутствие представителей средств массовой информации. Или к самим представителям СМИ, или к руководителям их агентств, решившим пустить эту информацию в эфир. Если они что-нибудь нарушили, то разбирайтесь с ними и наказывайте. Я не превращала своё выступление публичным. Не вставала на ящик, не кричала в мегафон, не приглашала журналистов, а просто делала то, что была обязана делать в суде – способствовала установлению истины.
Капитанша, без всякого удовольствия во взгляде, смотрит на меня.
– Сангса, но вы же видели, что в зале есть журналисты? – спрашивает она. – Разве вы не понимали, что всё сказанное вами станет достоянием общественности?
– Госпожа капитан. – терпеливо, с занудливыми нотками в голосе, повторяю ещё раз. – Я была основным участником судебного процесса и поэтому, для установления истины, – обязана была говорить честно. Госпожа судья тоже видела, что в зале есть журналисты, которым она же и разрешила в нём находиться. Поэтому – могла и не задавать мне тех вопросов, ответы на которые вызывают у вас неудовольствие. Но раз она их задавала, то значит, они были ей нужны для выполнения своих обязанностей. Если госпожа судья допустила ошибку, – пожалуйста, спрашивайте за это с неё, а не с меня. Я же никакой агитации не проводила, бежать через линию демаркации на Север никому не предлагала, а просто делала то, что была должна. Подтверждением этому являются видеозаписи, сделанные представителями СМИ.
– Вы не станете отрицать, что знали о существовании закона, налагающего запрет на любые положительные отзывы о деятельности Пукхан? – по новой повторяет свой вопрос капитан.
– В законе сказано о «публичном одобрении деятельности Пукхан». – снова стою я на своём. – Публично мною ничего не одобрялось. А с судьёй я всего лишь поделилась своими мыслями, причём заметьте, – по её требованию. Мысли законом не запрещены.
Капитан, глубоко вдохнув, делает длинный выдох, показывая, что уже утомлена моей упёртостью. Я же, – сижу и спокойно жду, что будет дальше. Не, ну а чего? Всё так и было. Очень нужно было мне тогда рот открывать, не будь такой отличнейшей «отмазки». Чёрта с два теперь меня станут держать в армии. Нервы, конечно, потреплют, но после такого скандала постараются избавиться от меня как можно быстрее. Судья вчера мне просто подарок сделала.
– Степень вашей вины будут определять другие люди. – сообщает мне моя собеседница.
Правда? К чему тогда был этот спич?
– Моя задача определить вас в камеру предварительного заключения.
Аджума со школы грезила о юридической карьере, но мозгов хватило только на армию? Это она меня сейчас «поюзала» в память о своей мечте? Оригинально…
– И сейчас мы этим займёмся. – сообщают мне.
Жду, прям весь чешусь от нетерпения!
(чат который никогда не спит)
[*.*] – Агдан в этот раз облажалась по полной!
[*.*] – Два раза облажалась! Когда она травила президента СанХёна и сейчас, когда сказала, что мы – проиграли Ибуку!
[*.*] – Интересно, а она серьёзно верит в это? Или просто дура?
[*.*] – Это на неё её самчон так повлиял. Он промыл ей мозги, оправдывая свой незаконный заработок.
[*.*] – Думаешь, – он её завербовал? Тогда получится целая преступная группа. За это срок в суде дают больше.
[*.*] – Агдан могла бы зарабатывать миллиарды вон в год. Почему она выбрала такую жизнь вместо того, чтобы быть благодарной за всё, что имеет?… Это так трудно? Просто живите доброй жизнью. Будьте уважительны и внимательны к другим.
[*.*] – Предлагаю бойкотировать любые товары, музыку или клипы, к которым Агдан имеет отношение! Мы должны убедиться, что она больше никогда не сможет вернуться в шоу-бизнес.
[*.*] – Интересно, она собирается извиняться или нет?
[*.*] – Вообще непонятно, как с такими убеждениями её взяли в армию.
[*.*] – Сейчас её с треском выгонят оттуда и, стопроцентно, – из агентства!
[*.*]– Скатертью дорога… Не могу поверить, что кому-то с таким плохим характером, как у неё, всё это время платили миллионы…
[*.*] – Заберите все деньги, которые она заработала и вышвырните её из шоу-бизнеса! Кто теперь будет утруждать себя просмотром проектов с ней после того, как предательница показала свой истинный характер!
(Дом семьи ЧжуВона)
Госпожа МуРан, сдвинув на кончик носа очки, внимательнейшим образом читает всё, что разгневанные пользователи написали и выложили в чат. Наконец, усталость берёт своё и она, откинувшись на спинку кресла, со вздохом снимает с себя натрудивший переносицу оптический прибор.
– Ох, – вздыхает она. – Почему мне вдруг вчера вспомнились слова мудан – «Может, она ещё спит?» Действительно, выглядит так, словно дух Мён СонХва только просыпается и смотрит, что происходит в стране. Неужели эта аджума была не шарлатанка?
Старушка задумывается на несколько секунд.
– Но находиться рядом с просыпающимся духом очень опасно. – уверенно произносит она. – Сейчас у ЮнМи будут очень большие проблемы и неизвестно, сможет ли она победить. ЧжуВон, внучок, как же мне тебя обезопасить?
МуРан вновь задумывается.
– А с другой стороны… – говорит она и делает паузу. – Победитель получает всё. Вот и выбирай… на какую сторону поставить…
Время действия: одиннадцатое ноября, вечер
Место действия: общежитие группы «Корона», столовая
– ЮнМи арестовали. – глядя в планшет, сообщает КюРи. – По обвинению в содействии врагу.
– У ЮнМи сейчас очень тяжёлый период в жизни. – печально вздыхает БоРам.
КюРи поднимает голову от планшета и, посмотрев на неё, насмешливо хмыкает.
– Каждый – творец своего будущего. – убеждённо приносит она. – Нужно думать, прежде чем делать. Вот зачем ей потребовалось ставить нацию в неудобное положение? Неужели нельзя было предугадать последствия?
БоРам ничего не отвечает, лишь снова вздыхает.
– Нужно заботиться о себе. – довольная тем, что её слова не оспариваются, говорит КюРи. – За вчерашний день в Японии вернули ещё три процента купленных билетов.
– Не понимаю, что там не так? – удивляется ДжиХён. – Продажи так хорошо стартовали, а теперь всё вдруг изменилось…
– Изменилось после шоу с госпожой ЫнДжу. – хмуро отвечает ей ИнЧжон. – После которого билеты и начали сдавать. Не могу понять, – зачем прямо перед концертом нужно было вытаскивать всё наружу?
Ответа ей не последовало и на некоторое время в кухне устанавливается тишина. Кюри возвращается к своему планшету, а девчонки, с задумчивым выражением на лицах, продолжают пить чай.
– Фанаты уже предлагают закрыть агентство, а нас – «расформировать». – делится очередной новостью КюРи.
Борам грустно вздыхает.
– Так жалко, что президент СанХён умер. – печально жалуется она. – Я, когда его увидела, – подумала, что теперь будет всё хорошо. А он…
Не договорив, БоРам замолкает.
– Не начинай. – просит её ХёМин. – И так настроения никакого нет. Жизнь, – это борьба. Сейчас ИнЧжон поедет в Японию и всё наладится. Да, ИнЧжон? Ты ведь хорошенько постараешься?
– Вообще не представляю, как я с этим справлюсь. – признаётся в ответ та. – Днём заниматься промоушеном в Японии, по ночам готовиться к концерту в Корее, а спать – в самолёте.
Она мотает головой, показывая, что подобный распорядок в ней вообще не укладывается.
– Ты сильная. – убеждённо произносит БоРам. – Ты справишься. СонЁн бы не справилась.
Взгляды группы скрещиваются на «Снежной королеве».
– У СонЁн муж есть. – сообщает давно известный факт КюРи. – Он её защищает.
– Причём тут это? – хмурится в ответ СонЁн. – Мой муж не глава компании «UMG» и не он принимает решения. А у компании есть утверждённое расписание и заключённые договора. Она не может менять их как по мановению волшебной палочки потому, что так захотелось госпоже ЫнЧжу.
– Поэтому страдать будут другие. – делает вывод БоРам и, обхватив руку сидящей рядом ИнЧжон, прижимается к ней. – Уу-у, бедная ИнЧжончик… тебе придётся так тяжело. Но мы все тебе будем очень благодарны. Ты ведь будешь страдать ради группы. Я каждый вечер буду делать тебе массаж. Плеч и ног. Ты будешь хорошо спать в самолёте.
– Правда? – слегка отодвинувшись, удивлённо спрашивает ИнЧжон, близко наклонившись к лицу БоРам.
– Клянусь! – обещает та.
– Я буду тебе помогать, БоРам. – тоже обещает СонЁн.
– Все будем помогать! – решает ДжиХён.
– Спасибо. – заблестев глазами, растроганно благодарит ИнЧжон, оглядывая сидящих за столом. – Это так… волнующе! Спасибо вам. Я постараюсь в Японии как можно лучше!
– Мы знаем. – говорит БоРам и, прижавшись ещё плотней, целует её в щёку.
– Фу…! Что за телячьи нежности?! – возмущается ХёМин. – Прекрати лизаться, РамБо! Фансервис сейчас не нужен!
– А это не фансервис! – отодвинувшись, чтобы посмотреть, какую реакцию вызвал её поцелуй, возражает БоРам. – Это выражение моих искренних чувств к подруге. Правда ведь?
Она снова прижимается к ИнЧжон, заглядывая ей в глаза. Та озадаченно смотрит в ответ, видимо, затрудняясь с выбором линии своего дальнейшего поведения.
– Фанаты предлагают бойкотировать группу «Кара». – между тем сообщает КюРи, не поднимая головы от планшета.
– «Кара»? – удивляется ДжиХён. – А кто это?
– «Нуги»[39]. – коротко, с оттенком презрения в голосе, отвечает КюРи.
– Зачем тогда их бойкотировать?
– ЮнМи как-то сказала, что они ей нравятся. – поясняет КюРи. – В чате сейчас наперегонки придумывают способы наказать Агдан.
– Вот ведь, ненормальные… – озадаченно произносит ХёМин.
– «Кара» уже до этого три раза флопнулись. – продолжает делиться информацией КюРи. – И новогоднее выступление для них – последний шанс. Предлагают их его лишить.
– …! – коротко высказывается об умственных способностях тех, кто это предлагает, БоРам.
– Да уж. – зябко поводит плечами ХёМин и спрашивает. – Про нас ничего не пишут?
– Пишут. – не «разочаровывает» её КюРи. – Я просто не успеваю читать вслух. Из последнего, запомнившегося, был вопрос – «Почему вы не убили эту сучку раньше»?
На некоторое время в столовой вновь устанавливается тишина.
– Пойду я спать! – решительно произносит ИнЧжон, отставляя от себя кружку. – Мне завтра рано вставать в аэропорт.
– Правильно! – одобряет её решение БоРам. – Нечего портить себе настроение ужасами, которые КюРи специально читает на ночь. Иди в душ, а я тебе пока приготовлю постель и хорошенько взобью подушку!
– Ой-ё-ёй, БоРам! – с ехидцей восклицает ХёМин. – Твой путь ведёт к опасности!
– Я знаю, каким курсом следую. – ни капли не смутившись, уверенно отвечает ей та и командует. – ИнЧжон, иди в душ! Кружку оставь, я вымою.
Время действия: двенадцатое ноября
Место действия: здание службы военной полиции Республики Корея.
Сижу, смотрю как члены комиссии неспешно раскладывают перед собою на столах буквально кучи каких-то документов. Откуда они их столько понабрали? Хотя, возможно, это является элементом психологического давления. Что-то вроде хирургических инструментов, которые торжественно выкладываются перед тобой на столик. Щаз мы всем этим в тебе ковыряться будем! Смотришь и невольно булки сжимаются. Так и с этими бумажками. Щаз мы тебя ими бить будем! Ладно, увидим, как у вас это получится.
Остаток вчерашнего дня и всю ночь я провёл, считаю, достаточно комфортно. Камера, в которой меня заперли, оказалась одноместной. Кровать – с хорошим матрацем. Санузел. Только не в отдельном помещении, а за невысокой перегородкой, из-за которой, когда сидишь на унитазе, видна голова. Всё-таки – специфика помещения свой отпечаток накладывает. Душевой, правда, нет. Туда водят. Но зато есть телевизор! И главное – на кровати можно валяться днём! А телик – можно смотреть, когда хочется! Думаю, такая лафа потому, что звание у меня почти офицерское, а статус – «обвинён, но не осужден». Типа, – может, завтра офицера выпускать придётся? Зачем ему тут краш-тест устраивать? Вот признают виновным, тогда и будем давить…
Пощёлкал вчера по программам, посмотрел, чего показывают. Ну что сказать? Историю, приключившуюся в суде, – на центральных каналах не увидел. У них всё чинно, благородно. Зато во всякой «мелочёвке», – усиленно раздувают скандал. По крайней мере, так показалось из-за частоты показов «моей» темы. На некоторых передачах задержался, посмотрел подольше, послушал. Впечатление, что в общем-то, у всех примерно одно и то же: так говорить – просто «предательство», неуважение памяти отдавших жизни в борьбе с «красной чумой», невероятно ужасное падение патриотического воспитания в школах, нужно гнать отовсюду таких, и правильно Чо СуМан объявил бойкот! «Должна стоя на коленях вымаливать прощение за свои слова», и, наконец, что мне больше всего понравилось – «почему она до сих пор в армии»? Там ещё, правда, дальше было – «ведь она может в любой момент ударить в спину?», но то, – «такое», как говорится. А вот вопрос мне очень даже понравился. С нетерпением жду на него ответа.
Ещё узнал, что ИнЧжон продолжит в Японии прерванный ранее промоушен с моим «Lеmon». И для этого сегодня вылетает в Страну восходящего солнца. Как я понимаю – в агентстве «решили сделать лимонад». Додавить оставшиеся капли. Единственно непонятно, – как ИнЧжон собирается готовиться к японскому туру, если уедет заниматься промоушеном? Правда, когда озвучивали новость, довольно ехидненько так сообщили, что у «Короны» появились проблемы с продажей билетов на концерт «Tokyo Dome». Их внезапно, как сказал диктор, начали сдавать обратно. Лично я не понял этого его «внезапно». Устроить на шоу такую подлянку группе своего агентства, прямо перед грандиозным концертом, – надо вообще мозгов никаких не иметь. А теперь сидеть и удивляться с вытаращенными глазами – «а нас за шо»? А за то! За пустоголовие! Там – это вам не тут! Вполне возможно, внезапный пинок, отправивший ИнЧжон в Японию – попытка агентства исправить ситуацию. Ну не знаю, насколько она удастся. Глядя на вытворяемое ЫнДжу, – у меня сильные сомнения, что от продолжения промоушена будет какой-то толк. Прокатят «Корону» с таким руководством, как пить дать, – прокатят! Не бывать им первой корейской женской группой, забабахавшей целиком концерт в «Tokyo dome». Ну и … фиг с ними, как говорится. Мне от этого только лучше. Я там первым забабахаю!
– Итак, начнём. – прочистив горло, произносит майор военной полиции, который, похоже, будет председательствовать. – Сангса Пак ЮнМи, прошу вас встать на это место…
«Блии-ин, чё так стоять придётся, что ли?» – недовольно думаю я, вылезая из-за стола и двигаясь к указанной точке на полу. – «Вот же придумали. Может, обморок изобразить? Месячные, волнения, то, да сё…, впрочем, не буду спешить, послушаю, что скажут. Посмотрим, как станут тянуть резину» …
(там же, позже)
– А сейчас мне вообще дали вместо адвоката какую-то девчонку, которая весь процесс просидела с открытым ртом. Впечатление, будто она судью в мантии первый раз в жизни увидела! В последний день подвели ко мне и сказали – «Вот твой адвокат». Словно не знают, что по закону защитник предоставляется за пять дней до проведения слушаний. За это время он, вместе обвиняемым должен обсудить нюансы и выработать стратегию поведения в суде. Соблюдение законов? Нет, в армии не слышали! В результате мне пришлось самой себя защищать, хоть я и не юрист по образованию. Итог – дело проиграно. Решением суда я обязана принести извинения педагогическому коллективу университета Ёнесай, возместить судебные издержки и выплатить штраф в размере два миллиона вон. Сумма штрафа не смертельная, но вместе с издержками получается пять с половиной миллионов вон! А это ощущается уже совсем иначе, господин генерал! И невольно заставляет думать, – будь у меня профессиональный адвокат, то вполне возможно этих потерь бы не было! Но армия не предоставила мне такого адвоката! Здесь она меня тоже «кинула», как и в случаях, которые были раньше! Хотя, повторяю, – я всегда шла навстречу её просьбам и честно не понимаю причин такого наплевательского отношения к моим проблемам.
– Так вот! Не желаю больше быть военнослужащей и требую немедленной демобилизации! – глядя в глаза Им ЧхеМу, заявляю я.
Генерал опоздал к началу заседания. Точнее – «задержался», ибо начальники не опаздывают, а «задерживаются», но его появление я счёл удачной возможностью высказать ему всё, что давно собирался. А то от разговоров со всякими чинами толку нет. Смотрят на тебя, а результат – как вода в песок!
Зато сейчас я выговорился. Перечислил всё, что сделал, выполняя свои обязательства перед армией и как в ответ она везде меня «прокатила», когда мне нужна была помощь. А в конце озвучил своё требование. Посмотрим, каков будет на него ответ.
Вижу, как майор косится на не спешащего открывать рот генерала. Им ЧхеМу сидит с непроницаемым выражением лица и смотрит на меня, как, наверное, сапёр – на мину. Вроде того, что враг, но которому уже не раз глядели в лицо. Сурово, в общем, если одним словом.
– Ваши претензии понятны. – наконец произносит генерал и, повернув голову, кивает председателю. – Продолжайте, господин майор.
Тот немного мешкает и, помявшись, задаёт вопрос, который я уже слышала сегодня раза три с начала заседания.
– То есть, – вы, госпожа Пак ЮнМи, утверждаете, что не считаете себя нарушившей закон Республики Кореи?
– Да, не считаю. – отвечаю я, крайне задетый поведением генерала.
Я, к нему как к человеку, ночей не спал, когда нужно было подготовить выступление, а он значит вот так вот?!
– Прошу прощения, господин майор. – говорю я, не дав тому успеть спросить что-нибудь ещё. – Считаю, что сказала по интересующей вас теме всё, что было необходимо. Поэтому далее я отказываюсь отвечать на вопросы. Бессмысленные повторения одного и того же не принесут к пониманию дела ничего нового. Если вы считаете мою вину очевидной, – передавайте дело в суд. А попусту болтать языком я больше не хочу. Извините, если моё поведение было недостаточно уважительна, господин майор.
Наклоняю голову, делаю поклон. Майор, некоторое время поизучав меня взглядом, кивает и поворачивает голову вправо, смотрит в ту сторону стола, за которой сидят его подчинённые. Потом поворачивает голову в другую сторону, смотрит на генерала.
– Думаю, мы достаточно услышали сегодня, чтобы сформировать мнение о случившемся. – говорит он, обращаясь к Им ЧхеМу.
– Согласен. – кивнув, коротко отвечает ему тот.
– И я требую адвоката! – заявляю я. – Нормального! А не такого, который ни разу судьи не видел!
Ответом мне служит общее молчание.
Время действия: пятнадцатое ноября
Место действия: здание службы военной полиции Республики Корея.
Лежу, телик смотрю. Чувствую, что начинаю опухать от безделья. После приснопамятного разговора с генералом заканчивается уже третий день – и ничего! Словно забыли. Кормят, бельё одежду свежую дают, но больше – всё! Ни адвоката, ни разговоров длинных, ни психологических исследований, с целью обнаружения у меня совести и определения её размеров. Единственно, когда я стал уже возмущаться, сообщили, что семья моя поставлена в известность и не считает меня сгинувшей в застенках Мордора. Точнее, в застенках контрразведки. И дома всё хорошо. А общение мне разрешат после, если будет РЕШЕНИЕ. Так прямо большими буквами и с придыханием. После этого я понял, что здесь какой-то треш с Сатанией и шлюхами, а не демократия с республикой, плюнул и решил немного подождать этого самого РЕШЕНИЯ. Выспаться пока…
Ну вот, – я это сделал, отлежал бока и чувствую себя готовым начать поиски этой той демократии, которая где-то затерялась. Башкой в дверь камеры долбить не собираюсь, буду объявлять голодовку. Бескровно и весьма перспективно для дальнейшей работы. Выпустят же когда-нибудь из этого застенка? Двери распахнутся, и на пороге – я! Стройный и красивый, стопроцентно готовый для рекламной деятельности и не только…
… Кстати, не настала ли пора начать узнавать, что там с роялти? Двенадцатый месяц года на носу, как говорится, – время «расплаты для агентства», они об этом что-нибудь думают или нет? Не удивлюсь, если в свете наших взаимоотношений они ничего не думают. Ладно, узнаем.
В теленовостях последние два дня показывают много интересного. Вчера была суббота, сегодня воскресенье и на выходные оппозиционная партия организовывает в Сеуле и Пусане акции протеста под лозунгом – «Объединение ради будущего!». Ну акция, да и акция, в странах такое порой бывает. Только весь прикол в том, что демонстранты таскали с собой мои портреты. И сами активисты, призывая с трибун, вкручивали в свои речи посыл типа – «даже корейские школьницы знают, до чего довёл страну этот проклятый фигляр ПэЖэ!»
Конечно, про «ПэЖе» ничего не было. Это я так, утрирую. Но, честно говоря, – я офигел, когда увидел свои фото на палках, вроде тех, с которыми мои родители ходили на первомайские демонстрации во времена СССР.
Потом выяснилось, в чём дело. Оказывается, в политической жизни Кореи начался сезон обострения – дан старт избирательной кампании по выборам в парламент. Вот заинтересованные люди и вышли на улицы, едва был открыт «сезон охоты». Я понимаю, что те, кто вышел, – умеют извлекать из этого вида деятельности прибыль. Но, прошу прощения за мой французский, – «я-то тут при чём»? Не спросив ни разрешения, ни согласия, приклеили мои фото к себе на плакаты и ходят, всем их показывая. Никогда серьёзно не задумывался о себе в роли корейской Жанны Д’Арк. И вполне возможно, что моё затянувшееся забвение как раз связано с этими «носителями портретов». Напрягшаяся власть изучает контакты между мною и своими конкурентами, а я – сижу, готовлюсь к голодовке.
Не, ну вообще, – у демонстрантов ни стыда, ни совести! Хотя бы хоть чё-нить дали за использование образа! Вот выйду на свободу, – пойду к их главному, потребую свой процент! Пусть не думает прокатиться «на шару».
Кроме бурления политической жизни, – по телику показывают всякие шоу с моим отсутствием, в ходе которых рассказывают про меня всякую чушь. Интересно, можно ли и у медиа-компаний потребовать долю того, что они на мне заработали? Использовали меня в качестве темы обсуждения? Использовали. Значит, – пусть платят.
Чуши про меня, похоже, произвели столько, что она переполнила собой местечковые каналы и вылезла на главные. Ещё один повод для гордости – в прайм-тайм про меня сообщили, – мол, в Корее вдруг выросло то, чего никак не ожидали и неплохо было бы поэтому проверить, – чем же занимается система образования, раз у неё получается выпускать такое. А какое – «такое»? Человек, можно сказать, – рискнул здоровьем, указал стране на явные «косяки», ведущие прямиком в ад. Теперь его за это всей нацией подвергают порицанию и обещают всякие «бяки» до конца дней. Ну и в чём смысл? Где отличие от КНДР, если нельзя критиковать? Демократия-то куда подевалась?
Кстати, свирепый вождь северокорейского народа, Пак ЧенЫн, тоже предпринял попытку примазаться к моей славе. Сделал заявление, в котором с явным злорадством сказал, – мол, даже школьницы уже понимают, что «Южный враг» зашёл в тупик. И только южнокорейские политики продолжают упорно валять дурака, пытаясь обмануть свой народ.
Радость ЧенЫнА, – мне понятна, как и негодование здешних, оскорбившихся на сомнения в их дееспособности. Единственно, что мне не понятно – почему все упорно называют меня «школьницей»? Сижу в офицерской камере-люкс, имею за собой приписное оружие, форму, паёк, денежное довольствие, льготный проезд в автобусе и все остальные дела, положенные военнослужащему … Но нет! Всё равно – «школьница»! Загадка, однако…
О! Мысль в голову пришла! А не накатать ли мне в полицию заявление о пропаже телефона? Пусть ищут. Вполне возможно, что этот документ сможет мне потом пригодиться. В судах любят всякие справки приобщать к материалам дела. Спросят, – а у меня есть! Я – молодец!
Впрочем, эта мысль – не из новых. Я уже как-то думал о доведении ситуации до точки абсолютного маразма, собирался подать заявления не только в полицию, но и в комиссию по делам несовершеннолетних, комиссию по контролю за выполнением закона о труде и… Куда я ещё собирался написать жалобу на жестокое обращение?
Задумываюсь, припоминая.
«Лигу сексуальных реформ» и «Спортлото», – откидываю. То не про это… О! В прокуратуру! Самому главному прокуратору с жалобой на армейский беспредел. Наверняка он скучает без работы, поскольку в Корее кругом тишь да гладь. А я ему помогу в борьбе со скукой. Осталось лишь придумать, что написать…
Время действия: пятнадцатое ноября, вечер
Место действия: кабинет генерала Им ЧхеМу
– Куда, вы говорите, она написала? – словно не расслышав или не поверив ушам, переспрашивает генерал у адъютанта.
– В комиссию по делам несовершеннолетних…
Им ЧхеМу хмыкает, делает паузу, потом хмыкает ещё раз и начинает смеяться. Адъютант вежливо улыбается.
– И что? – отсмеявшись спрашивает генерал. – Военная полиция зарегистрировала жалобу?
– Да. Оформили как положено.
– Они ненормальные?
– Не могу сказать, господин генерал. Только Агдан написала ещё жалобы генеральному прокурору страны, в Верховный и Конституционный суды…
– И их тоже зарегистрировали?!
– Да. Тоже.
– Они точно – ненормальные! – решает генерал. – Не понимают, что делают?
– По слухам, в случае отказа Агдан угрожала пожаловаться самой госпоже президенту. Когда та придёт провожать её к самолёту, на котором Агдан отправится в Америку получать премию Грэмми.
– Чёрт! – восклицает генерал. – Премия Грэмми!
«Я совсем об этом забыл!» – быстро думает он. – «И не отдал приказ готовиться. Поэтому, никто ничего не делал. Реально ли что-то успеть за оставшийся месяц? На определение статьи расходов в министерстве уйдёт не меньше месяца, с учётом того, что уже конец года, это наверняка будет вообще нереально. Какой необходим на это бюджет? Наверное, Агдан потребуются новые наряды. Стилисты, помощники, какая-то реклама… Что ещё?»
Генерал задумывается, перебирая в голове сведения о шоу-бизнесе, подчерпнутые им из просмотра тв-новостей и телесериалов. Спустя минуту он признаёт, что слабо разбирается в этой сфере деятельности и сказать, сколько это будет стоить, – не может.
«Доложить вышестоящему руководству о проблеме? Будет выглядеть, словно не справился. Там тоже с меня спросят план операции и оценку необходимого финансирования, а их как раз и нет! И в свете последнего заявления этой нахалки, – вряд ли можно рассчитывать на заинтересованное отношение к заявке. Все станут максимально дистанцироваться, а для отведения от себя обвинений – скажут, что запрос был подан слишком поздно, когда уже нельзя было ничего сделать. Вывод: – Виноват Им ЧхеМу!
Генерал хмурится, пытаясь найти выход.
«И просто проигнорировать поездку не получится. Международное мероприятие в Америке. Впервые в истории страны её гражданка получить такую высокую награду. Обязательно спросят – почему не организовал и не обеспечил? Вот чёрт, как я забыл про Грэмми?»
«Вдруг, поездку отменят из-за её неблагонадёжности?» – приходит ему в голову обещающая спасение мысль. – «Вряд ли. Кто возьмёт на себя ответственность? Если только Пак ГынХе. Но пока её отношения к происходящему не видно. Молчит. И, как обычно, будет молчать до последнего, а потом спросит. Поэтому нужно быть готовым. Если отменят, когда готов, – это ничего. А вот если не отменят, а готовности нет, – вот тут будут проблемы…»
«И ещё вопрос. Если Агдан не получит награды? Там же не всем подряд её дают? Чья в этом случае будет вина? Конечно, большей частью, – Агдан. Но и на меня ляжет тень поражения, как организатора и сопровождающего…»
Генералу приходит ясное понимание, что ехать на Грэмми ему не хочется. Как и заниматься подготовкой этого мероприятия с совершенно мутными, на его взгляд, перспективами. Лучше в этом совсем не участвовать.
«Куда бы её деть, эту ненормальную сангсу?» – спрашивает он у себя и тут же в голову приходит идея.
– А скажи, – обращается он к терпеливо ждущему адъютанту, – военная полиция выдвинула против Пак ЮнМи официальное обвинение?
– Насколько мне известно, – нет, господин генерал.
– Ага… – удовлетворённо кивает тот и задаёт следующий вопрос. – У нас ведь законодательством срок предъявления обвинения определён в трое суток. Так?
– Так точно, господин генерал!
«Однако три дня уже прошли, но обвинения нет. Почему? Скорее всего потому, что там тоже знают о «Грэмми» и не хотят брать на себя ответственности с этим арестом. Ждут указаний. Получается, у меня есть ещё возможность избавиться от Агдан. В чьих руках она окажется в момент, когда наверху примут решение, тот и будет отвечать за поездку. Значит, мне нужно поторопиться. …»
– Адъютант, необходимо подготовить несколько приказов. – с довольным видом от того, что он нашёл решение, решительно произносит Им ЧхеМу и тут ему приходит в голову ещё одна мысль.
«А чтобы больше себя обезопасить…» – думает он. – «Не попробовать ли каким-либо образом внушить президенту идею о том, что таким непатриотично настроенным гражданам, вроде Пак ЮнМи, – недостойно представлять страну на международной арене? И вопрос закроется сам собой. Идея выглядит перспективной»…
Время действия: шестнадцатое ноября, утро
Место действия: здание службы военной полиции Республики Корея.
– Правда?! – округлившимися глазами смотря на стоящего перед ней лейтенанта с документами в руках, изумлённо спрашивает ЮнМи.
– Так точно, санг-сии. – отвечает тот. – Вот приказ, подписанный командующим корпуса морской пехоты, генералом Им ЧхеМу. Вот подпись командира вашей части, принявшей его к исполнению… Вот командировочный лист. Ваш сопровождающий дополнительно проинструктирует о том, как правильно делать в нём отметки… Прошу подтвердить получение приказа, для этого нужно расписаться вот тут…
– Но… – уже с авторучкой в руке растерянно произносит ЮнМи. – У меня ведь исковое заявление в суде на агентство?
– Это вопрос вне моей компетенции. – отвечает лейтенант. – Я просто курьер. Если вам требуется дополнительная информация, обращайтесь за ней к своему вышестоящему командованию. Вот тут распишитесь, пожалуйста…
ЮнМи озадаченно-замедленно ставит подпись в указанном месте.
(там же, чуть позже)
Блин! Да это же настоящее восточное коварство! – ошалело думаю я, смотря на документы в своей руке. – Им ЧхеМу отправил меня в командировку! И не куда-нибудь, а в FAN! «Сроком на три месяца со дня издания приказа, с целью выполнения работ, определяемых руководством агентства «FAN Entertainment» …»
… Какие мне работы может «определить» ЫнДжу? Только отдать распоряжение – пойти и «самовыпилиться»! Пф…
Разглядываю документы, озадаченно соображая, что делать. Вспоминаю, как СынХён к военными ездил договариваться насчёт меня, – чтобы служил пореже. С перерывами на его концерты. Потом ЮСон руками размахивал. Хвастался, как зашёл с ноги и всё порешал. Вполне возможно, в данный момент я вижу воплощение этих устных договорённостей в виде командировки. Блин! И чё ж я делать буду в агентстве? Меня же тем сожрут!
(позже. Вопль по телефону)
– ЫнЧжу! Скорее приезжай! Тут военные вместе с ЮнМи! Они хотят, чтобы мы отправили её на «Грэмми»! Я не знаю, что делать!
Время действия: шестнадцатое ноября, послеобеденное время
Место действия: «FAN Entertainment»
– Да, было такое. – подтверждает ЫнДжу, грузно опустившись в кресло. – СанХён говорил, что в его агентстве первая в истории кореянка, номинированная на эту американскую премию.
– Я не знала. – признаётся БонСу.
ЫнЧжу кивает.
– Об это сообщали и писали, но, видимо, как-то позабылось. Впрочем, не удивительно, если брать в расчёт произошедшие события.
– И как теперь быть? – растеряно спрашивает директриса. – Это международное мероприятие высшего уровня. Сможем ли мы подготовиться за оставшийся месяц?
– А ты что, собралась её туда отправить? – с недобрым прищуром смотрит ЫнЧжу на родственницу.
– Ты против, да?
– Нечего ей там делать!
– Но, нуна, это же «Грэмми» … Это новые контракты и доходы…
– Очнись, какие контракты? Эта тварина подала в суд на родное агентство, которое вытащило её из грязи! Завтра Агдан может здесь уже не быть. Кто станет работать по твоим новым договорённостям?
– А, ну да… Конечно… Но, что же делать? Армия направила её к нам в командировку, с целью «проведения подготовки участия в мероприятии «Грэмми». В документе прямо так и написано. И ещё, – обещают своё содействие…
– «Содействие»! – насмешливо фыркает ЫнДжу. – Военные хитрецы попросту спихнули её нам, чтобы мы тратили деньги занимаясь этой ерундой, а не они. А потом генерал… Как его? Им ЧхеМу! Затем он сфотографируется рядом с Агдан на каком-нибудь мероприятии и пойдёт за новой наградой. А мы останемся неизвестно с чем!
БонСу встревоженно смотрит на онни, поняв коварный замысел, способный нанести финансовый ущерб руководимому ей агентству.
– И сейчас у людей очень много негатива, направленного в сторону Агдан. – говорит она. – После её слов о том, что мы проиграли Пукхан.
– Вот! – одобрительно кивает ЫнДжу. – Представь, как будет непросто готовить поездку в таких условиях.
– Как нам тогда быть, нуна?
– Нужен повод отказать ей в поездке. – отвечает ЫнДжу. – Лучше всего, чтобы это было решение правительства. Только вот как это сделать?
Интриганка задумывается. БонСу, задавив дыхание, ждёт рождения гениальной идеи.
– Используем имеющееся у людей негативное к ней отношение! – решив, произносит ЫнДжу. – Нужно его усилить, а потом провести опрос – «достойна ли она представлять страну»? Все скажут – «нет» и никто потом не сможет нас ни в чём обвинить.
– Здорово придумано! – сверкая глазами, восклицает БонСу и любопытствует. – А как усилить негативное отношение?
ЫнДжу вновь задумывается.
– Шоу. – говорит она, снова найдя решение. – Ты же говоришь, – в документах написано, что руководство агентства определяет, чем она будет заниматься. Так?
– Да. – кивает БонСу.
– Отлично. Отправь эту идиотку на шоу. Думаю, проблем с приглашениями от каналов не будет. Она сейчас очень популярна, правда, – со знаком «минус». Пусть её там на телекамеры доводят до слёз, обучая патриотизму. Нация будет смотреть на это с удовольствием …
БонСу согласно качает головой.
– Можно ещё подобрать соответствующие каналы. – развивает свою идею ЫнДжу. – Поскандальней, на которых любят «дикие шоу». И вопросы ведущего заранее с его руководством обговорить. Агдан и так в ответ молчать не станет, а с правильной подачей будет просто взрыв-шоу!
ЫнДжу хищно улыбается.
– И ещё! – восклицает она. – Я только что поняла, что за это мы можем не платить ей ни воны! Как она имела здесь наглость заявить – «я военнослужащая»! «Мой контракт заморожен»! Вот пусть ей армия и платит, раз он заморожен, а она в командировке!
ЫнДжу рассыпается смехом в котором звучит нескрываемое превосходство.
– А если Агдан в студии скажет что-нибудь плохое про агентство? – осторожно спрашивает БонСу. – Или про тебя, онни?
– Все шоу должны быть в записи. – отвечает ей та. – Никаких прямых эфиров. Их и так, собственно, никто не делает, но всё равно. И в контракте с каналом должно быть условие – «трансляция возможна только после согласования материала с агентством». В этом случае всё, что не понравится, – быстро вырезается.
– Онни, ты такая умная.
– Я же тебе сказала, – не первый год кручусь в сфере шоу-бизнеса.
Время действия: шестнадцатое ноября
Место действия: дом мамы ЮнМи
С Мульчой на пузе лежу, телик смотрю. Почти как в старые добрые времена. «Почти» – потому, что в воздухе чувствуется напряжённость, идущая от мамы и онни. СунОк порывалась начать «длинный разговор», но я сказал «стоп!». После долгого отсутствия я, наконец, дома и поэтому собираюсь прожить этот вечер так, как показывают в телевизоре: сытно, тихо и в компании с не взбешёнными родственниками. А если мы сейчас начнём выяснять, что и почему, – «бешенство» неизбежно. Давайте поговорим завтра. Ничего ужасного не происходит, никто от болезни и голода не умирает, поэтому можно сегодня вести себя так, словно ничего не случилось».
СунОк, конечно, начала фыркать, но мама взяла мою сторону. Поэтому, – рассказал лишь, по какой причине, – я дома и буду появляться в нём ещё три месяца. В полученных документах написано: «нахождение в воинской части во время действия командировочного удостоверения осуществляется по усмотрению командированного». Ну нет у меня сегодня такого «усмотрения» и вряд ли оно будет в следующие месяцы. Хоть какая-то компенсация. Может, ЧхеМу услышал шёпот своей совести, поэтому так и написал? Возможно. Но подставу он мне устроил мощную. Даже не знаю, чем закончится завтрашняя встреча с ЫнДжу. Сегодня меня, вместе с сопровождающим, после завершения официальной части беседы буквально выперли из агентства. Едва только подлинность переданных документов оказалась подтверждена, нам сказали – «ЫнДжу сегодня нет, завтра приходите»! Ладно, придём. Куда деваться? Как раз о роялти и поговорим. Прям чувствую, – в желудке кислота начинает выделяться, при попытке представить этот разговор. Поэтому пусть сегодня будет тихо и спокойно…
«…хочу спросить, – чем занято наше министерство культуры в то время, когда музыкальные агентства «выращивают» подобных мемберов, которые не имеют даже элементарных понятий о любви к родине! Это вообще – немыслимо! И ещё им позволяется представлять страну перед другими державами! Я думаю, что всё это, – последствия отсутствия контроля за деятельностью агентств…»
– Опять про тебя говорят. – злорадно произносит СунОк, взявшаяся «щёлкать» пультом по каналам. – С мамой только тебя и смотрим!
– Переключии-и… – тяну с пола я в ответ. – Дай умереть спокойноо-о…
Время действия: семнадцатое ноября, утро
Место действия: агентство «FAN Entertainment»
– Директор ЮСон получил от представителей контрразведки мой телефон. Прошу вернуть мою собственность.
– Откуда мне знать, где твой телефон? – презрительно отвечает мне ЫнДжу.
У нас с ней сейчас разговор тет-а-тет, который я решил начать с разминки – выяснения судьбы пропавшего смартфона.
– Его взял директор ЮСон.
– Я что, по-твоему, – директор ЮСон? – спрашивает ЫнДжу и начинает глумливо хихикать. – Или твой айкью не позволяет это понять?
– Контрразведка переписала содержимое телефона. – не обращая внимание на кривляние, сообщаю я факт, который на самом деле мне точно не известен, но вероятен. – У неё есть копии всех файлов с датами их создания. По запросу суда контрразведчики их предоставят.
Весёлость на лице моей собеседницы быстро увядает.
– К чему ты мне об этом говоришь?
– К тому, что если вы попытаетесь присвоить себе мои песни, госпожа ЫнДжу, то я подам в суд и докажу на них своё авторство. Доказательства хранятся в контрразведке.
ЫнДжу смотрит на меня и молчит. Похоже, упоминание армейской службы вызывает в её организме отрицательные вибрации. Хочется, чтобы это было так на самом деле.
– Кроме этого, я была вчера в полиции и написала заявление о пропаже телефона. В ближайшее время мне будет предоставлен трек отслеживания его перемещений между базовыми станциями. И если он будет перемещаться в одно время и по одному пути с телефоном господина ЮСона, то это будет доказательством кражи…
– Откуда у тебя взялся трек ЮСона? Как ты могла его получить? Это незаконно.
– Адвокат мой получит. – отвечаю я. – Когда я подам в суд, а тот обяжет полицию предоставить данные. А подам я в суд сразу же, едва услышав, как кто-то исполняет песни, которые были у меня в смартфоне. Это достаточно понятно?
– ЮСон – больной человек. – отвечает ЫнДжу. – Он собирался передать тебе телефон, но потерял его в момент твоего нападения…
Аджума делает паузу, в ходе которой мы смотрим в глаза друг другу.
– Я навестила своего несчастного брата в тюрьме, едва здоровье позволило принимать посетителей. Он рассказал, что ты пыталась его убить. Я проверила его слова и нашла подтверждающую видеозапись в агентстве…
Угу. Значит, ЮСон решил не молчать…
– Мои обвинения более серьёзные, чем твоя жалкая попытка придумать историю о воровстве. – говорит ЫнДжу, расширяя глаза. – Поэтому ты будешь делать то, что я скажу, если не хочешь оказаться в тюрьме… Понятно?!
– И что же я должна буду делать? – холодно интересуюсь я, никак не отреагировав на внезапный вопль.
– Нет никаких «твоих» песен. Все песни принадлежат агентству. Это тебе ясно?
– Допустим. – киваю я и с сарказмом спрашиваю. – Ещё что?
– Никаких – «допустим». Сегодня же сядешь и напишешь согласие на передачу всех прав на написанные произведения.
– А взамен?
– Взамен я не подам на тебя в суд за нападение на моего брата.
– У меня нет к вам никакого доверия. – отвечаю я. – Где гарантия того, что, получив желаемое, вы не захотите большего? Сколько вы будете шантажировать меня этой историей? Один бог знает.
– Поэтому я выбираю ужасный конец, чем ужас без конца. – говорю я смотрящей на меня собеседнице. – Ваш брат извращенец и наркоман. Он приставал к участницам «Короны», склоняя их к занятию проституций. Даже если они этого не подтвердят, я – несовершеннолетняя, заявлю, что посягнул на меня, а я защищалась. Неизвестно ещё, чем закончится расследование, которым вы мне тут угрожаете. Вполне возможно, что по его окончанию, к сроку вашего братца накинут ещё пару-тройку лет. Но даже если этого не случится, то я вам клятвенно обещаю, что двери дерьмохранилища будут мной распахнуты полностью. Все узнают, что ЮСон вытворял в агентстве. Вплоть до имён тех деятелей, под которых он пытался подкладывать «Корону». После этого будете таскать говно вёдрами и есть его ложками. А все станут радостно гадать, – как быстро флопнется ваше цирковое шапито!
– Только не нужно меня пугать рассказами про то, что моя карьера айдола в этой стране закончится. – предупреждаю я, видя, что ЫнДжу продолжает молчать. – Думаю, не ошибусь, если скажу, что вашими стараниями на ней поставлен крест. Имею в виду заявление господина Чо СуМаном на шоу. Без вашего участия там не обошлось? Ведь так?
ЫнДжу хранит безмолвие, изучая взглядом моё лицо.
– Раз вам нечего сказать по этому вопросу, тогда перейдём к другой теме. – предлагаю я. – Меня интересует дата выплаты моих роялти.
– Каких ещё – «роялти»? – разом оживает собеседница.
– Которые мне платил ваш муж, президент СанХён.
– Нет никаких твоих «роялти»!
– Возможно, именно сейчас, – их нет. Но есть контракт, в котором зафиксировано, что они должны быть. И существует бухгалтерская отчётность агентства, как доказательство, что мне их платили. Это на тот случай, если вам захочется заявить, будто ничего такого не было.
– Все права на песни принадлежат агентству. – твёрдо произносит ЫнДжу.
– Я поняла. – отвечаю я. – Значит, – идём в суд. Так?
– Тебе не выиграть. – зло оскаливаясь, заявляют мне.
– Собираюсь проверить ваше утверждение на практике. – улыбаюсь в ответ и сообщаю. – Вопросов больше не имею. Теперь, – ваша очередь говорить. Слушаю, что вы хотите мне сказать.
Конец двадцать девятой главы