Благая весть, которую мы почти забыли

Вопрос 128. Как заканчивается молитва?

Ответ. «Ибо Твое есть Царство, и сила, и слава вовеки». Это значит: мы просим Тебя обо всех этих благах потому, что Ты, наш Царь, обладаешь властью над всем, хочешь и можешь дать нам их. И пусть не мы, но Твое святое имя вечно прославится в этом.

Вопрос 129. Что означает слово «аминь»?

Ответ. Слово «аминь» означает: истинно будет так! Ведь Бог желает дать просимое в этой молитве даже больше, чем мы сами хотим получить в ответ на наши прошения.

Да будет так!

Иисус дал Своим ученикам несколько уроков касательно молитвы. Но самый главный и в то же время самый простой — молитесь. Может быть, нам хочется, чтобы Иисус оставил больше примеров молитв, таких как молитва Господня, которую мы сейчас изучаем, или чтобы получше объяснил, как сочетается молитва и Божье всевластие, или чтобы Он дал пару советов о том, как же молиться дисциплинированнее. Но Его главная мысль — просто молитесь! «Придите ко Мне. Поговорите. Попросите. Просто попросите Меня».

Да, есть неправильные способы молиться, но самая важная часть молитвы — это сама молитва. Богу нравится, когда мы молимся, потому что искренняя, честная молитва во имя Иисуса проявляет две самые важные добродетели христианина: смирение и доверие. Когда мы просим Бога о помощи, мы выражаем такую мысль: «Боже, я не могу спастись самостоятельно. Помоги же мне. Ты можешь все изменить. Ты можешь спасти меня». Молитва зрелого христианина всегда прославляет Бога, потому что в ней есть смирение и уверенность. Такой христианин осознает, что битва не его, а Божья (2 Пар. 20:15).

Шестое прошение молитвы Господней напоминает нам, что жизнь — это духовная борьба. По тому, насколько часто мы возносим к Богу это прошение, можно судить, насколько мы беспечны. (На самом деле, молиться молитвой «Отче наш» каждый день — это хорошая идея. По крайней мере, наша духовная жизнь весьма обогатилась бы, если бы содержание ее прошений стало нашими личными просьбами.) Мало кто из нас встречает новый день мыслями о своих врагах. Если бы мы вели физическую войну, мы бы каждое утро пытались разведать диспозицию неприятеля, тщательно планировали возможные атаки и контратаки. Но когда дело доходит до духовной битвы, мы становимся слишком самоуверенными. Наши заклятые враги — плоть, мир и дьявол — не спят, так что и нам спать нельзя. Сегодня будет множество искушений: поддаться давлению сверстников, перейти по этой заманчивой ссылке в интернете, поругаться с родителями, разочароваться в вере. Нам от всего сердца нужно молиться о защите от наших мыслей, мирской лжи и дьявольских козней.

У христианина в жизни нет круиз-контроля. Каждый день — это борьба. Каждый день мы должны уповать на милость Господа — только Он может сохранить себя в Божьей любви (Иуд. 21).

Мы ревностно молимся тогда, когда понимаем, что от этого зависит наше выживание, а Господь должен быть прославлен. Я часто думаю о том, что я мог нанести катастрофический урон славе Господа. Но думаю я об этом не с болезненным страхом, а со здоровым чувством собственной греховности и осознанием своей нужды в ежедневной Божьей благодати. Я хочу, чтобы моя жизнь подсвечивала Бога так, чтобы Он выглядел совершенным, могущественным и чистым, а не слабым, двуличным и ничтожным. И здесь заключительные слова молитвы Господней очень полезны. Конечно, ее последняя строка не встречается в более новых английских переводах, потому что не во всех рукописях содержится. Но все равно мы можем уверенно произносить эти слова, потому что в них эхом отзывается молитва Давида из 1 Пар. 29:11. Окончание молитвы «Отче наш» напоминает нам, что Бог — всемогущий царь, способный помочь нам, Он всеславный царь, который заслуживает нашей вечной хвалы.

Последний вопрос-ответ удивительно прост. Катехизис объясняет, что «аминь» означает не ‘молитва закончена’, а ‘истинно!’ или ‘да будет так!’. В университете у меня был один знакомый, который, в порыве юношеского бунта, вместо «аминь» говорил «класс». Меня это жутко раздражало. К счастью, большинство людей согласилось, что его нововведение несерьезно, поэтому мир пока еще использует традиционное слово. Но есть здесь еще один важный момент. Мне очень нравится, что катехизис говорит об обещании, которое содержится в слове «аминь»: «Ведь Бог желает дать просимое в этой молитве даже больше, чем мы сами хотим получить в ответ на наши прошения». Вспомните об этом, когда в следующий раз скажете «аминь» в конце молитвы. Бог настолько милостив, что желания ответить вам у Него больше, чем у вас желания и уверенности об этом попросить.

Какая сладостная свобода! Так идите и молитесь вопреки своим чувствам, и может так статься, что вы обретете милость Божью вопреки своим проступкам.

Эпилог. Убеждения и снобизм

Это книга о богословии, о знании богословия и любви к богословию. Но если мне удалось передать характер Гейдельбергского катехизиса, то она также должна быть книгой об искренней вере, проявляющейся плодами. Собственно говоря, знание богословской истины и любовь к ней рождают искреннюю веру, приносящую плод.

К сожалению, очень часто христиан заставляют выбирать между богословием и практической жизнью, между умом и сердцем, между правильной верой и добротой. Но ведь это ложные дихотомии, не надо выбирать между одним и другим! Мы должны любить Господа Иисуса всем своим естеством — и сердцем, и душой, и силой, и разумом (Лк. 10:27). Мы должны ценить богословов — людей, осененных неизменными благодатью и истиной. Можно сказать иначе: если мы хотим приносить плод и быть благочестивыми, у нас должны быть богословские убеждения, которые тем не менее не превращают нас в снобов.

Когда я говорю, что богословские убеждения должны быть, я не имею в виду, что все христиане без исключения должны быть книжниками и заниматься только лишь интеллектуальными упражнениями. Я имею в виду, что каждый христианин должен четко представлять себе, кто есть Бог и что Он сделал в Иисусе Христе. Нас, христиан, должны воодушевлять и побуждать к действию богословские истины: 1) Бог есть Бог любящий, всевластный и святой; 2) Бог создал мир и создал его хорошим; 3) из-за греха Адама люди стали склонны ко злу; 4) Иисус Христос — Сын Божий, рожденный, а не сотворенный; 5) Иисус страдал, умер на кресте за грехи и воскрес на третий день; 6) Святой Дух есть Бог; Он наполняет нас силой, дает веру, наделяет дарами и приносит плоды в нашей жизни. К этим основным истинам стоит добавить еще три: Библия есть Слово Божье; Иисус снова придет, чтобы судить живых и мертвых; человек оправдывается только верой.

Эти истины должны быть не просто набором убеждений. Нам нужно смотреть на себя и на мир вокруг нас через них, как через очки. Есть много христиан и церквей, которые не отрицают ни одной основополагающей доктрины христианской веры, но происходит это потому, что у них нет убеждений. У них есть какой-то старый свод вероисповедных правил, суть которых они едва понимают, с трудом могут принять и не осмеливаются проповедовать. Их воодушевляют темы политики и церковного развития, проблема взаимоотношений и так далее, а к Евангелию они относятся как к чему-то само собой разумеющемуся. «Да, да, а как же, мы верим в непорочное зачатие, искупление, воскресение, рай и ад», — говорят они. Но мысли об этом находятся где-то на периферии их сознания, они не формируют их личность. Они вроде бы соглашаются с учением, но не живут им.

Пасторы и общины, не ориентированные на богословие, могут думать, что они передадут Евангелие следующему поколению, но истина в том, что мы передаем лишь то, во что страстно верим. Новообращенные и наши дети не будут думать, жить и любить как зрелые христиане, а тем более не смогут выразить христианскую веру, если наши богословские убеждения находятся на церковном сайте, а не в нашем сердце.

Я и не подумаю извиняться за то, что моя церковь — богословски ориентированная. Церковь должна быть сосредоточена на Евангелии, а Евангелие — это весть об исторических событиях плюс их данная Богом интерпретация. А это и есть богословие. И надеюсь, никто не думает, что быть «богословской» церковью — значит читать серьезные книги и слушать длинные, сложные проповеди. «Богословская» — значит стремящаяся к преображению посредством обновления ума, преображению длиною в жизнь. Мы хотим быть думающими христианами: знать, во что мы верим, почему мы так верим, жить и умирать, утешаясь своими верованиями.

Если у нас есть богословские убеждения, значит, и единство наше будет иметь богословское основание. Конечно, мы тоже хотим быть едины в любви и стремлении к одной цели. Но какие бы действия мы ни совершали совместно, какие бы чувства вместе ни испытывали, все они должны зиждиться на фундаменте одинаковых богословских убеждений. В церкви в целом очень много говорят о том, что христиане должны проповедовать Евангелие, поэтому часто создается впечатление, будто миссия — центр христианской жизни. И в каком-то смысле так оно и есть. Однако миссионерство само по себе не может быть основанием для единства. Только когда мы четко определяем, что мы проповедуем и почему, только тогда мы можем понастоящему сплотиться вокруг миссионерской работы.

Я хочу сказать, что мы в первую очередь должны быть христоцентричны, то есть сосредоточены на кресте Христовом. Христос — это наша идентичность, наша любовь, наша надежда. И именно потому, что у нас такая идентичность, любовь и надежда, мы молимся, проповедуем Евангелие, занимаемся миссионерским трудом. Но миссия — это не основание. Основание — Христос, именно Он определяет миссию и начинает ее. Как сказал Джон Пайпер, «миссия — это не конечная цель церкви. Конечная цель — это поклонение». Миссионерская настроенность не может быть твердой основой для единства. Во первых, потому, что точно определить это понятие весьма затруднительно. Во вторых, потому, что источник христианской идентичности, любви и надежды — это не наши дела во имя Иисуса, хотя, конечно, и они должны иметь место. Этот источник — в деле Бога, которое Он уже совершил для нас в Христе. Об этом всегда нужно отчетливо говорить, именно этому радоваться, а не просто иметь в виду.

И здесь я возвращаюсь к главному вопросу. Нам отчаянно нужны христиане, и пасторы, и миссионеры, и церкви, и деноминации, и движения, и институты, которые являются богословскими в своем основании. Доктрины не должны вычеркиваться из ассортиментного перечня христианской жизни, их надо достать с церковного чердака и вытереть с них пыль. Мы все должны быть богословами, потому что, если мы называем себя христианами, значит, мы принимаем весть о том, кто такой Иисус и какую победу Он одержал ради нас. Это и есть богословие.

Итак, убеждения? Да! Снобизм? Нет!

Пожалуйста, не пропустите эту последнюю часть, особенно если вам понравилась первая. Потому что, если не проявлять бдительность, очень легко можно превратиться в христианина-сноба.

Откуда берется этот христианский снобизм и высокомерие? Назову несколько источников. Для начала это отношение. Это такая особая манера поведения: ты считаешь себя кальвинистом, принимаешь крещение детей и учение о безошибочности Писания (кстати, я все это тоже принимаю) и ходишь в этих убеждениях как в доспехах или размахиваешь ими как мечом, хотя на самом деле они предназначены для того, чтобы ты мог излучать любовь к Христу и Евангелию. Я признаю, что богословские различия существуют, и существуют к нашему благу, но если цветы этих различий не расцветают, питаясь соком евангельского корня, им даже не стоит выпускать бутоны.

Второй признак высокомерных христиан — это их недоступность. Некоторые богословствующие типы на поверку оказываются непростыми для общения людьми. Они умны, имеют свое мнение, обладают хорошим аналитическим мышлением. При этом они все вокруг воспринимают крайне критично. С высокомерными христианами трудно быть рядом. Они пугают, а не привлекают; рычат, а не принимают. Они слишком охотно делятся своим мнением обо всем на свете, но совершенно неспособны вычеркнуть какую=нибудь доктрину из категории «абсолютно необходимая».

Если богословские убеждения приводят к снобизму, то проблема заключается не в том, что мы слишком серьезно относимся к правильному богословию, а в том, что мы не ценим другие такие же важные вещи. Из-за этого мы высокомерно и пренебрежительно относимся к молящемуся, приносящему плод, доброму и благочестивому пастору с арминианскими убеждениями. Конечно, я могу считать, что он молится, приносит плод, что он добрый и благочестивый вопреки своей вере в свободную волю, но при этому я буду от всего сердца благодарен Богу за его молитвы, плоды, доброту и благочестие. Для некоторых христиан главное — евангелизация, все остальное кажется им несущественным. Другие оценивают собратьевхристиан по тому, как они борются за социальную справедливость, но немало и тех, кто пользуется богословским критерием. Если богословие кажется правильным, отсутствие миссионерского видения, молитвы и сострадания не имеет большого значения. Но если вдруг несколько богословских кусочков вставляются в пазл неправильно, мы говорим «прощай», расставаясь с Гименеем и Филетом без сожаления (1 Тим. 1:19–20; 2 Тим. 2:16–18).

Найти баланс непросто. Но давайте изо всех сил стараться быть мудрыми. Может быть, не стоит всякий раз спорить с друзьями и родственниками из-за их ошибочных богословских взглядов и выискивать теологические неточности в песнях? Надо научиться отличать заплутавших овец от лжеучителей. Надо уметь различать, когда человек неправильно формулирует учение изза своей неосведомленности, а когда из-за отказа от истины. Мы должны любить Писание и стремиться быть ему верными, но при этом добавлять ему привлекательности, которая подсластит и без того медоподобные капли Слова Божьего. Давайте будем похожи на покрытый шоколадом изюм, с приятной оболочкой и полезной внутренностью, а не на чупа-чупс с начинкой, добраться до которой можно только с риском сломать зуб.

Наше богословие как сердце: оно пульсирует, а кровь доктрины течет по всему духовному телу, давая нам способность больше молиться, совершать больше добрых дел, больше любить Библию, погибающих людей и окружающий мир. У нас будут убеждения, но не будет снобизма. Как в Гейдельбергском катехизисе. Как у Иисуса.

Приложение. Запрещает ли Гейдельбергский катехизис гомосексуализм?

Большинство христиан не будут искать ответ на вопрос, допустим ли гомосексуализм, в вероисповедном документе XVI века. Отрывки из Рим. 1; 1 Кор. 6; 1 Тим. 1; Лев. 18 и 20 и Послания Иуды передают позицию любого еврея I века: однополые отношения являются нарушением седьмой заповеди и оскорбительны в глазах Бога. Но поскольку греховность гомосексуализма в Реформатской церкви Америки (и других деноминациях, похожих на мою) теперь поставлена под вопрос, важно посмотреть, что же на эту актуальную нынче тему говорят наши исповедания веры.

Анализ авторского замысла вопроса-ответа 87 заставляет нас сделать вывод, что почти наверняка катехизис запрещает гомосексуальные практики. Любопытно, но не удивительно, что Пресвитерианская церковь (США) недавно проголосовала за изменение формулировки вопроса-ответа 87 с целью удалить прежнюю ссылку на гомосексуализм в переводе катехизиса. Перевод катехизиса, сделанный в 1962 году Алленом Миллером и Юджином Остерхейвеном (профессора в Западной теологической семинарии), включает «гомосексуальное извращение» в список грехов, упомянутых в ответе на вопрос 87. В новом переводе Христианской реформатской церкви вместо выражения «гомосексуальное извращение» стало использоваться слово «непристойность». Дело в том, что Остерхейвен и Миллер, правильно предположив, что ответ на вопрос 87 является парафразом 1 Кор. 6:9–10, включили в свой перевод полный текст отрывка, как он был переведен в версии NIV (Новой английской Библии). Все были согласны с тем, что такая практика перевода малопохвальна, поэтому в новом переводе Христианской реформатской церкви немецкое слово unkeuscher передали похожим словом unchaste, ‘непристойный’. Новый перевод лучше. Но Остерхейвен и Миллер, как они сами и отмечали, пытались уловить авторский замысел, стоящий за текстом. Перевод они сделали плохой, но значение передали правильно. Резюмируя 1 Кор. 6:9–10, Урсин (главный автор Гейдельберга) не перечисляет все пороки. Он неспроста опускает несколько терминов, связанных с сексуальной безнравственностью. И делает это не потому, что он сам и другие реформаторы гомосексуализм оценивали неоднозначно. Причина, по которой в ответе на вопрос 87 последний прямо не упоминается, заключается в том, что в XVI веке считалось неуместным и непристойным даже упоминать такие деяния. Вот почему в катехизисе есть фраза «и им подобные»: предполагалось, что читатель сам заполнит пробел той частью текста, которая была непечатной в то время.

Роберт Ганьон (вероятно, самый крупный специалист по теме гомосексуализма в Библии) отмечает, что, когда Кальвин комментирует Рим. 1:26–27; 1 Кор. 6:9 и Иуд. 7, он упоминает гомосексуализм лишь косвенно, называя такие действия и желания «чудовищными», «грязными», «поскудными», «отвратительными». Ганьон также отмечает, что еще в начале ХХ века в стандартных изданиях древнегреческих текстов «было принято отрывки, в которых давалась положительная оценка гомосексуальным практикам, переводить на латынь, а не на английский»⁵⁰. Открыто говорить или писать о гомосексуале для многих было просто невежливо.