Британия глазами русского

«УМНЫЕ» И «ГЛУПЫЕ»

Если кто-либо скажет вам, что он вполне разобрался в английской системе образования, отнеситесь к такому заявлению с недоверием. Во-первых, такой человек должен был бы сказать: в «английской системе английского образования». Во-вторых, сомневаюсь, что такие люди есть вообще даже в самой Британии, ибо представить себе что-то более сложное, запутанное и уникальное, чем эта система, трудно. И не пробуйте искать параллелей. Всякое сходство с другими системами образования в иных странах лишь частично и кончается, я бы сказал, на полуфразе. Максимум, на что я претендую в этой главе, - это дать очень приблизительную картину, как и чему учат английских ребят.

Всеобщее обязательное образование распространяется в Англии на детей от пяти до пятнадцати лет. Учебный год начинается в сентябре, но не 1 сентября, ибо это может быть понедельник, а в понедельник даже не все корабли рискуют покидать британские гавани. В большинстве случаев - в первый вторник сентября. Этот первый день английского учебного года, пожалуй, и есть самое близкое к тому, что можно видеть у наших школ 1 сентября. Девять из десяти английских малышей пяти лет - или близких к тому - идут в школы, которые так и называются - «инфант скулз», то есть школы для малышей. Сентябрь в Англии обычно теплый и светлый, солнечный. Малыши идут чистенькие, нарядные. Вернее, их ведут родители. Мамы обязательно. Папы - если сумели освободиться от работы, что они, во всяком случае, пытаются сделать. Эти без пяти минут ученики еще без портфельчиков, без книжек и без тетрадок. В первый день им это не понадобится. Ранец будет куплен много позже.

В такое вот утро и мы с женой проводили своих ребят в «Робинсфилд инфант скул» на Сэйнт-Джеймс Вуд парк. Школа почти новая. Ей и всего-то лет шесть-семь. Два этажа классных комнат, актовый зал, большая асфальтированная площадка, два больших специально привезенных откуда-то и положенных на землю сукастых дерева, отполированных руками и коленками ребят, небольшой зеленый загончик с кроликами и домиками для них. И толпа возбужденных родителей, которых по меньшей мере в полтора раза больше, чем самих учеников.

Потом все прошли в актовый зал, и директриса школы, уже знакомая вам миссис Филипс, приветствовала новых и старых учеников, их мам и пап и благодарила бога за то, что он даровал солнце, такое чудное утро и… школу. Ребята и взрослые слушали директрису не шелохнувшись. К половине четвертого мы снова отправились к школе, чтобы, встретить детей, и там, на площадке, снова была толпа родителей. У низких металлических ворот уже ждал своих маленьких клиентов голубой пикап «Тони Белл», на которых развозят мороженое по всей Англии. Свежеиспеченные ученики вылетали из школы, как пчелы из улья. И прямо в объятия родителей. И никому, конечно, в тот день не было отказано в шестипенсовике на порцию мороженого.

Ребятам понравилось в школе. Понравилось, что, как взрослые, они платят каждое утро по шиллингу за свой завтрак; что в 11 часов им дают стакан молока или стакан апельсинового сока, а в час - ланч - что-нибудь мясное, пудинг и снова сок; что на уроках они могут рисовать красками сколько угодно или смотреть, как плавают рыбки в аквариуме на первом этаже перед актовым и гимнастическим по совместительству залом, ухаживать за кроликами или возиться с хомяком, то и дело вытаскивая его из клетки; что на переменах они могут бегать по большому двору и лазить по двум сукастым деревьям. Их не спешили учить буквам и словам. Им давали время освоиться.

Как-то мы спросили дочку:

- Что вы делаете, придя к себе в класс?

- В классе мы рисуем, учимся различать деревья, цветы, животных. Рассказываем, что мы делали в уик-энд. Мисс Моузес читает нам сказки. Вчера она читала очень похожую на наш «Терем-теремок». А сегодня мы все читали «Грин бук».

- Как «читали»? Вы же и букв еще не знаете?

- Немножко букв мы знаем. А «Грин бук» мы повторяем за мисс Моузес.

В школах для малышей, действительно, начинают сначала «читать», повторяя за учительницей и запоминая целиком простейшие и самые короткие слова. Алфавит учат позже. Читают же не по единому для всех учеников первого класса букварю, а по отдельным книжкам: сначала первую зеленую, потом книжку номер два - красную, потом желтую, серую. Это маленькие книжки, и дети успевают запоминать их до того, как сама книжка успевает им надоесть. Но самое интересное не в этом, а как ребята переходят от одной книжки к другой. И здесь мы сталкиваемся едва ли не с основным отличием наших школ от школ английских. Детей не держат на зеленой книжке, пока весь класс не усвоит ее. Те, кто «прочел» ее, тут же, не дожидаясь остальных, принимаются за вторую, потом за третью и так далее. И этот принцип распространяется не только на чтение, но и на арифметику и другие дисциплины, не только на школы для малышей, но и на все другие учебные заведения, университеты включительно, хотя там, конечно, он несколько видоизменяется, ибо читать лекции небольшим группкам в отдельности - дело накладное. Так начинается дифференциация ребят на способных и менее способных.

На следующий год Алена уже не пошла в свою «Робинсфилд инфант скул». По мнению ее учительницы мисс Моузес, ей там больше нечего было делать, и миссис Филипс перевела ее в соседнюю «Бэрроу-хилл джуниор скул» - начальную школу, где у нее уже появились тетрадки, и в них - пометки учительницы, и, возвращаясь откуда, она говорила об уроках арифметики, английского языка, литературы, географии, истории. Проверяя время от времени ее знания, мы пытались вспомнить свои школьные годы, найти аналогию. И кое в чем находили, разумеется. Дважды два везде четыре. Но аналогии быстро обрывались. Обрывались, например, на том, что здесь ребятам старались дать как можно более широкое представление о мире, земле, ее истории, цивилизации. Самое элементарное представление, конечно. Но широкое. Через полгода Алена уже рассказывала Андрею, что давно-давно были греки и римляне, что у последних был великий Цезарь, что римляне завоевали многие страны Европы и приплыли на своих деревянных кораблях к Британским островам. У нее уже осталось что-то в голове о великих географических открытиях, сна называла Магеллана, Колумба и с хитрецой в глазах спрашивала мать: «Мама, а ты знаешь, кто первый сказал, что наша земля, хотя она кажется прямой, ну плоской такой, на самом деле круглая?» И здесь сохранял свою силу тот же принцип не задерживать всех ребят на «зеленой книжке», но давать каждому столько, сколько он может осилить в той или иной дисциплине, но и не торопя его.

Когда мы знакомились с директором этой школы, я просил его быть построже с Аленой, требовать с нее как можно больше. «Английский для нее не родной язык, и, чтобы не отставать, она должна заниматься усерднее своих подружек». «Да, да, я знаком с русской методикой, - ответил он, - но мы подходим к этому иначе. На наш взгляд, эти ребята еще слишком малы, чтобы понимать, что им нужно учиться. В этом возрасте им должно быть интересно учиться. Только так, нам кажется, и можно привить им вкус к знаниям, а стало быть, и вкус к занятиям. Еще раз прошу прощения, но в этой школе Хэлен будет учиться так, как мы считаем лучше».

Я не знаю, хорош такой подход или нет. Очевидно, в нем есть свои плюсы и минусы. Дело педагогов судить об этом. Но в английских школах, насколько я знаю, он общепринят.

Мне трудно судить, какой объем знаний получают дети до одиннадцати лет. Но в одиннадцать лет для них наступает «судный день» - страшный день, который определит многое в дальнейшей судьбе мальчика или девочки. Тогда ребята сдают так называемые «илевен-плас икзэмз» - экзамены для одиннадцатилетних. Тогда все они будут раз и в большинстве случаев навсегда поделены на «умных» и «глупых». Тогда «умные» смогут продолжать свое образование в «грэммар скул» - классической школе, окончание которой даст им возможность поступить в университет. А «глупые» пойдут либо в «модерн скул» - современную школу, либо в техническую, вроде нашего ремесленного училища, школу без каких-либо шансов на поступление в высшее учебное заведение, либо - это в лучшем случае - в общеобразовательную школу, которая тоже не оставляет практически никакой надежды на высшее образование, во всяком случае для подавляющего числа учащихся.

Экзамены для одиннадцатилетних - это не наши бывшие экзамены по окончании четвертого класса начальной школы. Последние представляли собой главным образом проверку суммы знаний ученика или ученицы. За бойкий ответ, что такое зона тундры, я получил отлично по географии. Экзамены «илевен-плас» тоже подразумевают сумму знаний. Но проверяют на них главным образом сообразительность ученика, его реакцию, способность думать, его смекалку, его интеллект. Его спрашивают, к примеру: «Представь себе, что ты машинист. Ты ведешь поезд из Глазго в Лондон. Его средняя скорость - пятьдесят миль в час. В составе шестнадцать вагонов. В десяти из них - мешки с цементом. В двух - лошади. Два последних вагона - почтовые. В пути поезд делает четыре остановки по четверть часа каждая. Общее расстояние между Глазго и Лондоном - четыреста миль. Скажи, пожалуйста, сколько лет машинисту? Только не спеши, подумай…» Если мальчишка не представил себе в самом начале, как ему и было предложено, что он машинист, его, конечно, запутают лошади с цементом и четыре остановки по четверть часа каждая. И тогда против одного из пунктов в его экзаменационном листке появится минус. Если же он провалит и другие задачки, мальчику в будущем придется работать руками, а не головой. Дорога в университет ему закрыта почти наглухо.

Это жестокая система. И это классовая система. Из каждых ста английских ребят, поступивших в школу, в университеты и высшие учебные заведения попадают лишь четыре. Двое, окончив классическую школу, двое - так называемые «паблик скулз» - «общественные школы», закрытые привилегированные школы, независимые ни от министерства просвещения, ни от местных властей, субсидирующих и контролирующих большинство других технических школ. Выпускники «современных» общеобразовательных и технических школ в университетах не набирают и десятой доли процента. Не раз в Англии поднимались кампании против экзаменов «илевен-плас». Но они существуют и по сей день, потому что у этой системы есть свои сильные сторонники и потому что она выгодна власть имущим.

Нет «мысла, говорят ее сторонники, сдерживать развитие наиболее способных ребят, продолжая их обучение вместе с остальными. Но есть-де прямой смысл как можно раньше отобрать «светлые головы», которые будут впоследствии «мозгом» страны и государства. Польза же давать всестороннее образование неспособным, которые заведомо «не годятся» для такой работы, сомнительна, во-первых, а во-вторых, она неадекватна расходуемым средствам. Этот «академический» аргумент на практике означает разделение детей не только по их способностям, но и по социальному положению. Формально, разумеется, все дети имеют равные шансы на экзаменах в одиннадцать лет: и дочь директора компании по производству холодильников, и сын слесаря ремонтной мастерской. Фактически же у первой куда больше возможностей подготовиться к таким экзаменам и сдать их, чем у второго, не говоря уже о многочисленных «привходящих» факторах, хотя бы таких, как физические условия для занятий, семейное воспитание, начитанность окружающих и финансовое положение семьи. Исследования на этот счет проводились в Англии неоднократно, и все они подтверждают явное неравенство шансов у детей из семей различного социального положения. Дж. Дуглас в своей работе «Дом и школа» приходит, например, к выводу, что среди обследованных им детей с одинаковыми способностями, достаточными для того, чтобы сдать «илевен-плас», из буржуазных семей в классические школы попало вдвое больше ребят, чем из семей рабочих.

Неравенство возможностей не кончается, однако, экзаменами для одиннадцатилетних. Они, в конце концов, не обязательны для всех. Но если сын слесаря не сдавал экзаменов и не был отнесен к разряду «глупых», он в лучшем случае может рассчитывать только на общеобразовательную школу, с последующими шансами попасть в университет, близкими нулю. Дочь или сын директора компании по производству холодильников могут еще вполне рассчитывать на «паблик скул» - привилегированную школу, которая «обеспечит им место в жизни».

Так или иначе, но после одиннадцати, двенадцати лет все ровесники в Британии будут разделены, расслоены, и их положение в обществе будет определено на много лет вперед, если не навсегда. 45 мальчиков и девочек из каждой тысячи сверстников пойдут в «паблик» - привилегированные школы, 190 - в классические, 570 - в современные, 120 - в общеобразовательные и близкие к ним, 20 - в технические, остальные - в другие средние школы, религиозные, языковые и прочие. Из первой группы и выйдет потом будущая элита Британии. Эти четыре с половиной процента всех английских учащихся дадут затем почти половину всех выпускников высших учебных заведений, университетов в первую очередь. Еще в школьном возрасте англичане будут разделены на тех, кто будет править, и тех, кем будут править.

С критикой «паблик скулз» я столкнулся, едва приехав в Лондон. Но 133 такие школы в Британии процветают и по сей день, как процветали несколько десятилетий назад. «Паблик скул» - в своем роде институт уникальный, в Англии - в высшей степени значительный. И о нем стоит рассказать особо.

Буквально «паблик скул» переводится как «общественная школа». Особенность Британии заключается, однако, в том, что сочетание некоторых слов здесь совершенно не соответствует своему лингвистическому значению. И «паблик скул» в таком ряду имеет все основания претендовать на первенство. Единственный общественный элемент в таких школах исчерпывается тем, что они находятся под наблюдением совета опекунов (в Итоне в такой совет входят лица, избранные университетами Оксфорда, Кембриджа, Королевским обществом и лордом-канцлером - верховным судьей). Остальные черты можно охарактеризовать эпитетами «частный», «привилегированный» «закрытый», но только не «общественный».

Почти все такие школы имеют вековую, точнее, многовековую историю и традиции. Это платные школы. В наиболее известных из них учебная плата превышает 500 фунтов стерлингов в год, или две трети годовой заработной платы рабочего средней квалификации. Их лаборатории обновляются за счет частных пожертвований со стороны крупных фирм и компаний. Они отвергают субсидии министерства просвещения или местных властей. Но они отвергают и всякое вмешательство в свои дела. За исключением мизерного числа стипендиатов - в каждой «паблик скул» для них выделяется пять-шесть мест - хэдма-стер (директор) и опекунский совет школы вправе сами решать, кого принять и кого не принять на воспитание. Спрос в данном случае превышает предложение, очередь страждущих растянута на несколько лет, и благородные родители записывают своих отпрысков чуть ли не на второй день после рождения ребенка. Сын королевы принц Эндрю был внесен в списки Итонской школы, когда ему было всего лишь два года. Между тем обучение в «паблик скул» начинается только с тринадцати лет. До этого будущие воспитанники Итона, Харроу или Винчестера занимаются в так называемых «преп скулз» - подготовительных школах (с семи-восьми лет), тоже частных и тоже неподвластных контролю органов просвещения и местной администрации. Да, в «паблик скулз» существуют приемные экзамены. И с годами, говорят, они становятся все строже, к чему их вынуждает конкуренция классических школ. Но сдают их дети на два года старшие по возрасту, чем те, что выходят один на один с «иле-вен-плас», и уже вышколенные в подготовительных школах, где один преподаватель приходится на двое меньшее количество учащихся, чем в обычных муниципальных школах.

Было подсчитано однажды, что из 830 епископов, настоятелей соборов, судей, председателей магистратур, высших государственных служащих и дипломатов, губернаторов доминионов, директоров банков и железнодорожных компаний три четверти вышли из «паблик скулз», и почти половина из них - из двенадцати наиболее известных.

За двумя исключениями все остальные «паблик скулз» - это школы-интернаты, вынесенные обычно подальше за город. Из виденных мною только Винчестер расположен в самом городке того же названия. Но это тоже провинция.

Эти школы наметанным глазом узнаются сразу: несколько древних в два, максимум в три этажа построек, напоминающих семинарские, огромное поместье с футбольными, крикетными и прочими спортивными площадками, и молодые обитатели в одинаковых костюмах, подчас чрезвычайно архаичных. (В Итоне, например, младшие носят короткие черные пиджачки и плоские соломенные шляпы - канотье, старшие - фрак, сорочку с высоким белым воротником и белый галстук.)

Они, разумеется, тоже разные, эти школы. У них своя иерархия. У каждой свое собственное имя, и у каждой свой контингент. Те, кто хорош для Шрюсбери «паблик скул», не могут претендовать на Харроу, а об Итоне - даже мечтать. Для первой достаточно богатства родителей, для второй во внимание будет принята родословная, в Итоне поинтересуются, учился ли здесь отец и принадлежит ли данная семья к кругу избранных. Да, бывают и исключения. Но исключения только.

Чартехауз, милях в пятидесяти от Лондона, не Итон и не Винчестер по своей знаменитости. Но она типична для «паблик скулз». Живописнейшее место. Поседевшие от времени учебные здания из желтого камня. Стриженые лужайки. Тишина.

Сотни похожих мест найдутся на Британских островах, но не по своей атмосфере. Через полчаса вы почувствуете ее исключительность, замкнутость, дух превосходства и самоуверенности. В Британии не играют с властью в бирюльки. Здесь знают, что ее надо держать, и держать цепко. Здесь готовят правящий класс с детства. И готовят в таких вот «паблик скулз».

Учебные программы Чартехауз и ей подобных включают те же дисциплины, что и средние школы в других странах. В той же примерно глубине и в том же объеме, если не считать упрямого сохранения в курсах латыни и греческого. Методика обучения аналогична общепринятой в английских школах. Я побывал в Чартехауз на уроках алгебры и истории. В первом случае я насчитал в классе шестнадцать мальчиков. Они решали задачи и уравнения, которые, насколько я помню с тех далеких лет, в мое время размещались где-то в последней трети учебника алгебры для шестого класса. Ребята - все в бежевых твидовых пиджаках и серых фланелевых брюках, белых рубашках с галстуком своей школы - были, однако, явно разного возраста.

- Почему так? - спросил я преподавателя по окончании урока.

- Потому, - ответил он, - что не все усваивают курс с одинаковой быстротой и легкостью, и те, кто опережает своих товарищей, переходят со ступени на ступень, не дожидаясь остальных.

- А если вместо положенных в вашей школе пяти лет они пройдут, скажем, курс математики в три года?

- Они начнут университетский курс. Наша академическая обязанность, как мы ее понимаем, в том и состоит, чтобы не только дать учащемуся какой-то минимум общих знаний, но быяеить способности каждого как можно раньше и как можно быстрее развить их. Поэтому мы и допускаем у себя для ребят большую факультативность в занятиях, чем это принято в ваших русских школах.

- Я уже который раз слышу ссылку на «русские школы». Вы не могли бы мне объяснить почему?

- Ваши ученые и инженеры удивили многих. Их ведь тоже кто-то учил. И нам в нашей профессии приходится, э-э, как бы это сказать… оглядываться.

На уроке истории картина была той же. Но там я уже не спрашивал, почему ребята в классе разного возраста.

Но не методикой преподавания отличны «паблик скулз» от других английских школ. Их основная цель - сделать человека, способного держать вожжи в руках, уверенного в своих силах и в том, что власть, малая или большая, принадлежит ему по праву: по праву крови, социального положения, подготовки и воспитания.

Здесь действительно воспитывают характер, и совершенно определенный - характер лидера. Но начинают это воспитание с того, что безжалостно уничтожают в мальчишке его врожденную человечность.

Хэдмастер - директор Чартехауз говорил нам:

- Мы воспитываем своих бойз - ребят по системе пяти ступеней. Каждый должен пройти по ним. Первая - послушание. Учащийся должен точно и быстро выполнить то, что ему приказано. Вторая - дисциплина. Он должен выполнять правила и уметь заставить себя работать, когда это нужно. Третья - организованность. Он должен научиться принимать участие в различных коллективных предприятиях четко и без суеты. Четвертая - инициативность. Он должен уметь проявить ее, когда в этом есть необходимость. Пятая - лидерство. Бой должен научиться принимать на себя руководство людьми и брать на себя ответственность за принятые им решения.

Пока директор говорил, я смотрел на сидящего рядом с ним красивого светловолосого парня лет восемнадцати. Это был хэд-бой - главный или первый бой школы, ее почти законченный продукт. В комнате было с дюжину корреспондентов ведущих западных газет и журналов. После краткого выступления директора посыпались вопросы, некоторые очень острые, каверзные, в том числе и этому красивому парню. При ответах выражение его лица менялось. Он то становился серьезным, то улыбался, то задумывался. Но ни разу не смутился, ни разу не покраснел. Он сохранял свою непринужденность и уверенность даже тогда, когда, прежде чем ответить, считал необходимым проконсультироваться с хэдмастером. Да, он прошел свою школу, которую начал пять лет назад в одном из домов Чартехауз.

Всего таких домов двенадцать или четырнадцать. Они расположены за пределами школьного поместья, но поблизости. В каждом живут по 50 - 60 ребят. Они спят здесь в больших комнатах, разгороженных на боксы, на два-три человека каждый; здесь едят, здесь готовятся к занятиям. Все они находятся под наблюдением хаузмастера - преподавателя, который тоже живет здесь с семьей, если она у него есть, в отдельной квартире. И есть в каждом таком доме префект из старших ребят, староста, которому обязаны подчиняться остальные ребята и выполнять его указания беспрекословно. Новенький, проявивший свой нрав, свой характер, малейшее непослушание, будет жестоко и безжалостно избит старшими ребятами. И его будут бить до тех пор, пока он не отучится воспринимать побои как личную обиду, пека в его собственном характере не отложится такая же безжалостность, какая была проявлена по отношению к нему. Так он переступит первую ступеньку в системе воспитания, принятой с теми или иными вариациями во всех «паблик скулз». Позже последует и четыре других. Плоды воспитания он будет пожинать потом. В школе ему нежиться не придется. Повторяю, из него готовят лидера, а те, кто сейчас держит власть в Британии, подходят к этому серьезно и сурово. Слюнтяи, мягкотелые гуманисты им не нужны. Они могут упустить вожжи, и без того туго натянутые.

По такой системе построены все «паблик скулз». И Чартехауз так же, как Итон, так же, как знаменитая теперь в Англии школа Гордонстаун, где с 1962 года учится Чарльз, принц Уэльский, сын королевы Великобритании. В последней ребят поднимают в семь утра, и ни минутой позже. За 30 минут они должны убрать постель, пробежать милю в трусах и тапочках (никаких маек), независимо от времени года или погоды, принять холодный душ, прибрать в комнате у своего места, переодеться. Каждое утро один из ребят дежурит по комнате. Весь день в школе расписан по минутам. Свободного времени - час-полтора, не больше. Раз в семестр - поход, когда с рюкзаками за спиной ребята проходят до 50 миль в день. Одно из наказаний - бег и ходьба по полумильному кругу - от получаса до четырех часов без остановки.

Словом, 133 «паблик скулз» выпустят тех, кто нужен, с точки зрения тех, кто правит Британией. Их воспитанники будут связаны единой выучкой, единой школой в прямом и переносном смысле. Они будут связаны круговой порукой. Джентльмены из «паблик скул» будут носить галстуки «своей» школы, отличные, разумеется, от галстуков другой школы, как отличны между собой цвета клетчатой материи шотландских кланов. Но косые полосы разных тонов этих галстуков будут достаточно характерны, чтобы признать в них общее, а именно принадлежность владельца к той или иной «паблик скул». И еще многие узы внешнего порядка будут объединять их. Членство в нужных клубах, игра в гольф на одних и тех же лужайках, акцент, манера держаться, непринужденность, знание этикета, охота на куропаток… Но прочнее всего их будет держать вместе внутреннее сознание принадлежности к одному кругу людей, призванных править. Выпускник Харроу может после школы служить в королевской гвардии, выйти в отставку и попасть в Оксфордский университет, окончить его и устроиться на работу в одну из страховых компаний Сити, стать членом парламента… При всех этих перемещениях он уже не выйдет из мира глубоких кожаных кресел в клубах, обедов при свечах, отличных сигар и выдержанного портвейна. Он не выйдет и из общества знакомых лиц. Его везде отныне будет окружать так называемая «олд бой нет» - «сеть старых приятелей», из которой и соткана верхняя часть политического, государственного, делового, пропагандистского и военного аппарата страны.

Но такие ли люди действительно нужны Британии? И какой Британии?

Эти вопросы слишком сложны для скоропалительных ответов. Для развернутых же нужно ближе познакомиться с нынешним положением Британии в целом.