Странное, незнакомое по прежним поездкам в Британию ощущение испытываешь, вернувшись домой, в редакцию, к своей обычной работе и ежедневной стопке зарубежных сообщений телеграфных агентств: будто отстал ты от международных дел и как бы утратил нити ведущих событий, будто сбился с ритма и возвращаешься к большим проблемам мировой политики… с острова.
Последняя фраза звучит, наверное, каламбуром, некоей перефразировкой знаменитого в прошлом заголовка в лондонской «Таймс» по случаю снежного шторма в Ла-Манше: «Континент отрезан от Британии». Но и со скидкой на субъективность личного ощущения, на возможную погрешность в оценках из-за краткости поездки, своя доля истины в этом наблюдении есть: пятый раз с 1958 года приезжаю в эту страну, и никогда еще не казалась она столь поглощенной своими внутренними заботами и бедами, как сейчас, в начале 1974-го. Нет, конечно, не отрезана она ни от континента, ни от мировых событий, и не может быть отрезана, хотя бы потому, что живет внешней торговлей, поставками почти из всех районов и почти всем районам земли, финансовыми операциями, намного превосходящими по размаху удельный вес страны в мировом хозяйстве. И порядочно еще зарубежной информации в так называемых «качественных» английских газетах - «Таймс», «Гардиан», «Файнэншл таймс». Но она словно съежилась в сравнении с временами, когда Великобритании «до всего в мире было дело». Съежилась настолько, что, скажем, американские корреспонденты в Лондоне не обходятся теперь без «Интернэшнл геральд трибюн», а французские - без «Монд». Британия и сейчас на одном из первых мест в мире по числу газет на душу населения. Но даже в «большой английской прессе», в передачах телевидения и радио появился какой-то налет пери-ферийности: местные новости местного значения доминируют в них неоспоримо.
Еще лет 12 - 14 назад темами, действительно достойными обсуждения джентльменами в палатах Вестминстерского дворца и в редакциях Флит-стрит, считались преимущественно проблемы имперской державы (имперской по существу, или уже и не по форме), проблемы британского Сообщества наций (больше 30 стран и едва ли не четверть населения земли), проблемы англосаксонского, а вернее - англо-американского мира и «особых отношений» с Соединенными Штатами. Теперь же…
Теперь, в 1974 году, в февральской предвыборной кампании, чуть ли не главной темой межпартийных споров была… кошелка с продуктами, та, что три с половиной года назад стоила 5 фунтов, а сейчас - 8. И, конечно, все производные от проблемы цен: зарплата, налоги, отношения в промышленности, социальные конфликты… Ни одна из внешнеполитических проблем так и не стала ведущей (или хотя бы одной из ведущих) в кампании, даже тема членства Британии в «Общем рынке», как ни пытались лейбористы заставить своих политических соперников заговорить о ней.
Британия и… кошелка с продуктами. Соседство этих понятий выглядит фельетонным. Только не спешите иронизировать, дорогой читатель, все это не так смешно, как может показаться.
Меньше всего хотелось бы мне пользоваться лишь серой краской и безнадежно мрачными тонами, рисуя положение страны, с которой знаком почти шестнадцать лет. Но дела-то и впрямь оборачиваются для нее очень серьезно.
Я застал Лондон, когда шла шестнадцатая неделя «чрезвычайного положения», третья неделя забастовки 270 тысяч шахтеров, восьмая трехдневная рабочая неделя и последняя неделя досрочной избирательной кампании. Напомню: «чрезвычайное положение» было введено консервативным правительством Э. Хита 13 ноября прошлого года в связи с отказом шахтеров, требовавших повышения зарплаты, работать сверхурочно и некоторым сокращением поставок арабской нефти после октябрьского вооруженного конфликта на Ближнем Востоке; шахтеры забастовали в ночь с 10 на 11 февраля; на трехдневную неделю промышленные предприятия были переведены с 1 января; королевская прокламация о роспуске парламента была объявлена и вывешена, как положено традицией, на Карлтон-хауз плейс (на дощатом щите под стеклом и замком) 8 февраля.
Словом, момент во многих отношениях был кульминационным, чтобы не сказать критическим. Ходовым выражением было «SOS», в новой расшифровке.
«SOS!» - «Спасите наши души!» - остряки с телевидения находчиво переиначили на призыв, соответствующий моменту: «SOS!» - «Выключите что-нибудь!» - лампу в прихожей, отопление, радио, что-нибудь, только выключите. И выключали, разумеется. В центральном лондонском аэропорту, куда мы прилетели вечером, царил, как в дорогом ресторане, уютный полумрак. С наступлением сумерек уличные фонари зажигались в лучшем случае через один. Управляющие банками, страховыми и прочими компаниями Сити обзавелись отменными керосиновыми лампами. Представьте: современный кабинет, великолепный стол, полдюжины телефонных аппаратов, сиюсекундные сводки с биржи на телеэкране, прямая связь с Франкфуртом и Нью-Йорком, селектор, диктофон, люминесцентное освещение и… керосиновая лампа. Электросвет? Любые три дня в неделю, но только три. В два оставшихся питание подавалось лишь для аппаратуры связи и банковых электронно-вычислительных машин.
Представьте: зеркальное, ограненное стекло витрин ювелирного магазина на изысканной Бонд-стрит, бриллиантовое колье, броши, золотые кольца, стерлинговое серебро; и все это при свечах, в буквальном смысле слова. При свечах, керосиновых или карбидных лампах, при «аварийном» освещении от портативных движков (японская фирма «Хонда» и здесь проявила завидную оперативность) торговали с наступлением темноты зеленщики и галантерейщики, и дорогие модные магазины Кнайтсбриджа, оповещая возможных клиентов крупными надписями на дверях и витринах: «Открыто, как обычно».
- Забавно, не правда ли? - с милой улыбкой реагировали на эти «неудобства» некоторые из моих старых лондонских знакомых. И спешили столь же непринужденно и почти беззаботно добавить какую-нибудь деталь: «Непонятно почему, но, знаете ли, исчезла туалетная бумага. У нас, кажется, и впрямь кризис»…
Что ж, «керосиновые неудобства» кое в чем, быть может, и забавны. Мерцание изумрудов при трепетном пламени свечей - это даже красиво.
Но шутки шутками, а два месяца трехдневной рабочей недели стоили Британии более двух миллиардов фунтов стерлингов, что, для сравнения, составляет примерно четверть государственного бюджета страны, или две трети ее военных расходов, или в двадцать с лишним раз больше, чем вся прибавка к зарплате шахтерам, на которую пришлось в конце концов согласиться правительству.
Словом, ущерб, нанесенный двухмесячной работой «на полставки», не исчерпывается одними «керосиновыми неудобствами», да и распределялся он, конечно, совсем не равным бременем по социальным ступеням британского общества. В особняках дорогих кварталов Лондона сетовали на то, что центральное отопление, следуя призыву «SOS», приходится выключать уже в 3 часа дня, что на дорогах нельзя превышать лимит скорости в 50 миль в час, а по поводу дороговизны усмехались: «Сэндвичи теперь дешевле делать из пятифунтовых банкнот». В рабочих семьях, в домах пенсионеров не было, конечно, проблемы с отключением центрального отопления (в большинстве английских домов оно отсутствует как таковое, и отапливается, как правило, лишь одна комната - камином). Но в этих семьях не было и пятифунтовых банкнот, чтобы делать из них «дешевые сэндвичи». Полтора миллиона безработных не испытывали, разумеется, особых неудобств из-за 50-мильного ограничения скорости на дорогах: им не к спеху. Не вряд ли это «утешение от противного» считали они достаточной компенсацией за принудительное вегетарианство ото дня ко дню.
Оговорюсь: чрезвычайное положение - не лучшее время, чтобы судить о реальном положении страны, да и не основание для «чрезвычайных заключений». В такой ситуации легко увлечься крайностями, принять временное за нечто долгосрочное, бросающиеся в глаза проблемы недели - за проблемы года, а в результате не понять толком сути дела. Отменено сейчас чрезвычайное положение, улажен конфликт с шахтерами (они добились удовлетворения почти всех своих требований), страна вернулась к нормальной рабочей неделе, «керосиновые неудобства» постепенно кончаются. И все-таки…
И все-таки многие в самой Британии оценивают положение страны, как… чрезвычайное. Лидер лейбористов Гарольд Виль-сон, выступая на митинге в своем округе дня за два до выборов, определил ситуацию в свойственной ему саркастической манере: «Я вновь листал недавно библию. Как все вы хорошо знаете, бог сотворил небо и землю из хаоса. Но сам хаос мог быть создан лишь правительством тори вроде нынешнего». Даже со скидкой на предвыборную полемику, это заключение было не лишено смысла. Как «самое тяжелое с 1946 года» характеризовал экономическое положение страны не кто-нибудь, а канцлер казначейства в правительстве консерваторов Антони Барбер. И не в предвыборную кампанию, когда тори пытались сделать бастующих шахтеров стадом козлов отпущения, а месяца за три до этой забастовки. Знал, надо думать, о нем говорил и президент Британской конфедерации промышленности Клэпхэм, когда заявил (уже в марте): «Мы находимся в отчаянной ситуации».
Нам придется еще вернуться к этим оценкам. А пока отметим: они очень схожи, хотя сделаны с трех независимых (ну, почти независимых) друг от друга позиций. Да и впрямь трудно интерпретировать нынешнее состояние дел британской экономики в оптимистическом духе. Огромный внешнеторговый дефицит за январь и февраль (около миллиарда фунтов стерлингов) можно еще в какой-то мере объяснить чрезвычайной обстановкой в стране: трехдневной рабочей неделей, конфликтом между правительством и шахтерами, энергетическим кризисом. Но как объяснить то, что в своем платежном балансе за 1973 год Британия не свела концы с концами на полтора миллиарда фунтов? Что Британии пришлось купить в 73-м у иностранных поставщиков товаров почти на 2,5 миллиарда фунтов больше, чем она сумела продать на заморских рынках?
Эти прорехи в британской казне тори объясняли прежде всего тремя причинами: общим повышением мировых цен на сырье и продовольствие, высокими издержками производства в стране и конфликтами, то есть забастовками в промышленности. Такое бесстрастно-академическое, на первый взгляд, объяснение должно было обелить правительство консерваторов (оно же не контролирует мировые цены на сырье и продовольствие) и взвалить все беды на организованное рабочее движение в стране (это-де безответственные профсоюзы взвинчивают зарплату, а стало быть, и издержки производства, не считаясь с интересами нации, это забастовки срывают выполнение заказов на экспорт).
В конечном счете это тенденциозное толкование положения в стране приняло форму вопроса: «Кто правит страной - правительство или профсоюзы?» С ним, напомню, консервативное правительство Эдварда Хита и вышло на выборы, потребовав от избирателей ясного мандата на проведение жесткой политики, жесткой по отношению к трудящимся. Так проблемы экономики были переведены в социально-политическую плоскость. Так была подготовлена почва для пробы классовых сил в Британии.
1974 г.